ДЕВУШКА уставилась на осколки бесценных флаконов на полу; ноги у нее подгибались от внезапно нахлынувшей слабости и дурноты. Прижав руку к горящей щеке, она с отчаяньем думала о том, что стражу звать бессмысленно. Уж скорее стражники расправят крылья и поднимутся в небо, чем арестуют эту троицу… Сын высокородной госпожи Сайланы, безусловно, выше жалоб каких-то горожан. И прежде бывали случаи, когда молодые лорды, напившись, развлекались за счет лавочников и торговцев; самое большее, на что могли рассчитывать последние, так это на то, чтобы получить мизерную компенсацию от магистрата или от кого-нибудь из членов семьи молодых негодяев. А в этом случае — Уилладен нисколько не сомневалась — даже и компенсации не будет. Девушка взяла ведро, веник и принялась за работу. Самые большие куски стекла она брала руками, с грустью любуясь изгибами крыла теперь, увы, безголового лебедя, нежными переливами раздавленных лепестков… На то, чтобы вымыть пол, ушло немало времени, но ни один покупатель ей не помешал. Сначала девушка радовалась этому, потом поняла, что жители соседних домов и хозяева лавок узнали тех, кто напал на нее, и теперь просто боялись связываться с жертвой. Когда высокородные хотят кому-то устроить неприятности, лучше смотреть в другую сторону.

Уилладен в третий раз протерла пол, стараясь собрать мельчайшие осколки разбитого стекла, когда чья-то тень загородила дверной проем. Девушка поспешно подняла голову.

Халвайс в своем темном дорожном плаще и с сумкой в руках стояла на пороге. Было ясно, что от ее глаз не скрылись осколки разбитого стекла и фарфора в ведре, равно как и пустые полки в витрине. Уилладен почувствовала себя виноватой, несмотря на то что она все равно не смогла бы сохранить или защитить эти драгоценные сосуды.

— Принеси влажную тряпку, — Халвайс говорила спокойно, словно произошедшее для нее привычное дело. — Расстели ее на полу и слегка прижми к доскам. Осколки останутся на тряпке; только смотри, береги руки. Кому же мы обязаны этим нападением — и почему?

Она сняла плащ и поставила сумку на прилавок; Уилладен поспешила в комнату за тряпкой, намочила и отжала ее, и только потом, вернувшись в лавку, ответила на вопрос:

— Милорд Барбрик, госпожа. Он выпил много вина; с ним были еще двое, тоже знатные господа — мне так показалось.

— Подойди сюда, дитя мое, — Халвайс протянула руку, взяла Уилладен за подбородок и повернула ее лицо к свету.

— Этот след на твоем лице — тоже его рук дело? Что ему было нужно?

— Госпожа, он говорил о Сердцецвете. А когда я объяснила, что это только легенда…

— Так вот что он ищет? — Халвайс нахмурилась. — Он… или, скорее, та, что послала его, становится все более дерзкой. Интересно: то ли они стали так сильны, то ли их время на исходе?

Уилладен нечего было ответить на эти вопросы; да она и не поняла их. Все еще держа девушку за подбородок, госпожа Травница потянулась другой рукой к горшочку, стоявшему на ближайшей полке. Набрав на палец густую мазь, она смазала ею щеку Уилладен. Девушка дернулась от боли, хотя прикосновение было очень легким и осторожным.

— Хорошо, что тебя здесь не будет! — задумчиво произнесла Халвайс. — Брось тряпку и иди сюда…

Уилладен быстро повиновалась, последовав за своей хозяйкой в жилую комнату.

— Сядь — и слушай меня внимательно, — приказала госпожа Травница. — Есть одно дело, которое можешь сделать только ты.

Опустившись на колени возле сундука, она извлекла оттуда ворох простынь и платьев гораздо более ярких цветов, чем Уилладен видела на ней; казалось, эти платья попали сюда из платяного шкафа какой-то знатной госпожи. Не переставая возиться с содержимым сундука, Халвайс заговорила, и Уилладен пододвинулась поближе.

— Нужна ты, моя девочка, возможно, твой дар окажется просто необходим. Во дворце затаилась беда, которую надо выследить, — беда, запах которой тебе уже знаком. У герцога есть свои тайны; одну из них ты видела во плоти — человека, который хорошо служил ему и едва не заплатил за это жизнью.

— Николас? — спросила Уилладен, когда госпожа умолкла.

— Николас, — подтвердила Халвайс, — и мы должны благодарить Звезду за то, что нашли его вовремя. Но есть еще одно дело. Герцог ищет новый способ защитить высокородную госпожу Махарт. Возможно, она находится в серьезной опасности, и только человек, наделенный таким даром, как ты, может эту опасность предотвратить, вовремя почуяв ее запах. Его светлость желает, чтобы ты временно не оставляла без внимания его дочь. Всем, кто будет спрашивать о причинах этого, будет сказано, что ты доставляешь ей новые средства для лица, волос и тела и что необходимо обучить ее горничных обращению с ними, а также тому, как сочетать различные ароматы, какой из них к какому платью подходит, и тому подобным вещам; все это для того, чтобы достойно подготовиться к встрече принца Лориэна, к большому балу по поводу его победы и прочим празднествам. Ты достаточно обучена для того, чтобы сделать это. Если это окажется возможным, постарайся заслужить доверие Махарт, хотя бы в малой степени. Но важнее всего вот что: ты должна всегда быть наготове использовать свой талант, чтобы никакое зло не приблизилось к ней, — не только потому, что она — дочь своего отца и будущая герцогиня, но и потому, что она следует путем Звезды и, надеюсь, в будущем принесет много добра этой земле и своему народу.

Уилладен вспомнила о зеленой светящейся змее и невольно потянулась к своему амулету. Халвайс словно бы прочитала ее мысли:

— Ты получишь все возможные средства защиты — не только для тебя самой, но и для нее. Ты должна запомнить запах — ее собственный, не только те ароматы, которыми она предпочитает пользоваться, — чтобы ты всегда могла узнать Махарт тем способом, который дозволяет нам наш талант. А теперь…

Она извлекла из глубин сундука последний плоский сверток, положила его на постель и принялась извлекать оттуда свернутую ткань, переливавшуюся разными оттенками зеленого цвета — от зелени трав до зелени листвы. От ткани исходил запах лаванды и иной аромат — драгоценного сандалового дерева.

Когда все содержимое было извлечено из свертка, оказалось, что в нем находится одежда: две бледно-зеленые нижние сорочки из мягкого и тонкого полотна, две нижние юбки более темного оттенка и, наконец, два темно-зеленых платья, как сначала показалось девушке, безо всяких украшений. Однако когда Халвайс подняла то, что лежало ближе, на ткани блеснуло потускневшее от времени серебро: слева на груди шнурованного корсажа, почти у плеча, был вышит венок из темно-фиолетовых и пурпурных фиалок с серебряными листьями.

Эти платья не подходили Халвайс по росту, да и юбки навряд ли сошлись бы на ней. Госпожа Травница, встряхнув одежду, критически осмотрела ее и, видимо не найдя никаких недостатков, заговорила снова:

— В прежние времена те, кто принадлежал к нашей Гильдии (а тогда нас было гораздо больше), надевали на собрания и праздники особенные одежды. А теперь, — она пожала плечами, — меня знают и так: зачем мне носить что-то необыкновенное, желая отличаться от других? Но это когда-то были мои платья — платья мастера Гильдии, так что ты сможешь с гордостью носить их в замке, не боясь, что кто-то будет презрительно фыркать, глядя на тебя.

— Это мне?.. — Уилладен протянула руку, но так и не решилась коснуться платья, которое все еще держала в руках Халвайс.

— Тебе — носи их с честью и с гордостью. Вот, — она указала на венок из фиалок, — цеховой знак, так что никто не сможет обвинить тебя в том, что ты не по праву занимаешь свое место. А теперь давай посмотрим, как все это будет на тебе сидеть.

Но госпожа Травница не просто помогла Уилладен облачиться в роскошные, с точки зрения девушки, одежды: взяв нитку и иголку, она подогнала платья так, что они казались сшитыми точно по мерке. Их работу время от времени прерывал приход посетителей; Уилладен слышала, как Халвайс объясняет, что неприятности, произошедшие сегодня утром, были результатом пьяной выходки. Посетители соглашались с тем, что власти Кроненгреда должны что-то предпринять, дабы предотвратить подобные безобразия, но в их речах проскальзывала некая недоговоренность: наверняка им казалось, что герцог не способен установить порядок в своем городе.

Оставив Уилладен подворачивать край юбки (по счастью, ночные кремы достаточно смягчили кожу рук девушки, чтобы она могла сделать это без риска повредить тонкую ткань), Халвайс вытащила из дальнего шкафа сумку, похожую на ту, с которой ходила сама, когда ее вызывали к больному, только несколько большего размера. Внутри ее обнаружилось множество внутренних кармашков; в каждый госпожа Травница положила маленькую баночку, сверток из промасленной кожи или бутылочку из толстого стекла; одно из отделений предназначалось для сменной одежды. Заполняя сумку, она продолжала говорить; девушка внимательно слушала ее — все это предназначалось для высокородной госпожи Махарт и должно было доставить ей удовольствие.

Под первым рядом кармашков находился второй; сюда Халвайс положила лекарства от легких недомоганий — головной боли, бессонницы, и тому подобного. Уилладен сама готовила такие лекарства и была хорошо знакома с ними.

Потянувшись за пакетом сухих листьев, Халвайс едва не уронила со стола книгу; пристально посмотрев на тяжелый фолиант, она бросила острый внимательный взгляд на девушку.

— Ты искала?.. — Это звучало скорее как вопрос, а не как обвинение.

— Да, госпожа. История Сердцецвета… о нем столько говорят, что мне захотелось узнать побольше.

Халвайс улыбнулась:

— Думаю, в сердце каждой Травницы с тех самых пор, когда Сердцецвет был найден впервые, живет слабая надежда на то, что Звезда благословит ее и ей удастся отыскать это сокровище. Возьми книгу с собой; может быть, ты найдешь в ней что-нибудь, что заинтересует дочь герцога. Говорят, она любит книги и провела много часов за чтением. И древний фолиант аккуратно лег на дно сумки — к немалому облегчению Уилладен, которая боялась, что Халвайс выбранит ее за то, что она сует нос не в свое дело.

На этот раз Уилладен вошла в замок не тайным путем, под покровом ночной тени; сейчас ее сопровождал один из старших пажей в парадном облачении. Впрочем, свою драгоценную сумку девушка ему не доверила, зная, что Халвайс также не сделала бы этого. Однако то, что шла она в красивом платье, отданном ей Халвайс и указывавшем на ее принадлежность к Гильдии, заставляло ее высоко держать голову, а глаза девушки горели гордостью. Доверие Халвайс было, в отличие от платья, незримой вещью, однако вселяло в Уилладен уверенность и спокойствие.

Когда подъем по склону холма к замку окончился и девушка прошла через ворота во двор перед замком, память о прошлом визите всколыхнулась в ней, и она внимательно огляделась по сторонам, ища глазами ту башню, о которой ходило так много мрачных историй. Казалось, Уилладен и ее спутник направляются именно к ней; эта мысль заставила девушку крепче прижать к себе сумку. Она была так сосредоточена на цели их пути, что не замечала ни тех, кто проходил мимо, ни взглядов, которые бросали на нее, ни шепотков, тянувшихся за ней следом наподобие шлейфа.

Как бы то ни было, их целью оказалась не Черная Башня: сопровождающий подвел девушку к другой. Та, рядом с которой оказалась Уилладен, была выстроена из более светлого камня, ее окна были распахнуты, впуская воздух и солнце, а на крыше ворковали голуби. Эта башня казалась наполненной жизнью, в то время как соседняя вздымалась в небо воплощением мрачного уныния.

Сначала девушку провели в нижние покои, где суетились слуги, а потом по лестнице — в апартаменты дочери герцога. Здесь звучала маленькая арфа — правда, играли на ней не слишком хорошо, в воздухе витал еле заметный запах ароматных составов, очищавших воздух, — из тех, которые умела готовить и сама Уилладен. Здесь были открыты окна, так что комнату заливал солнечный свет; между окнами стены украшали яркие ленты, переплетенные таким образом, что они походили на цветы.

Когда Уилладен вошла, разговор в комнате умолк и четыре девушки повернулись к ней. Она присела в глубоком реверансе, как научила ее Халвайс, боясь потерять равновесие из-за тяжелой сумки. Теперь следовало подождать: первой должна заговорить высокородная госпожа Махарт — так объяснила ей Халвайс.

— Ты — ученица госпожи Травницы? — спросила девушка, сидевшая неподалеку от того места, куда ярким потоком падал солнечный свет. Ее волосы, отливавшие золотом в лучах солнца, были заплетены в косы и уложены в плотно закрученные раковины по обе стороны головы; прическу скрепляли и удерживали многочисленные шпильки с головками из драгоценных камней.

— Да, ваша милость, — к счастью, голос Уилладен прозвучал как всегда спокойно. — Мое имя — Уилладен, и я к вашим услугам.

Высокородная госпожа Махарт выглядела не такой ошеломляюще красивой, как черноволосая девушка, сидевшая неподалеку от нее на табурете, однако она, несомненно, намного превосходила красотой остальных двух девиц, одна из которых была тощей как жердь, с кислым выражением лица, а пышные формы второй прямо-таки выпирали из слишком яркого платья.

— Можешь сесть — вот сюда, — дочь герцога указала ей на подушку, лежавшую прямо на полу неподалеку от ее собственного кресла.

Уилладен снова сделала реверанс и заняла предложенное ей место со всем изяществом, на которое была способна.

— Я давно и с удовольствием пользуюсь всем тем, что готовит твоя госпожа, — продолжала Махарт. — Леди Фамина, леди Джеверир, — обратилась она к двум девушкам; полная уже успела отложить в сторону свою арфу, — мы пообещали Обители новый покров на алтарь до того, как прибудет принц Лориэн. Несомненно, он направится к Сестрам, дабы вознести благодарность Звезде за свою победу. Поскольку все знают, как вы искусны во владении иглой, можете заняться покровом.

Она указала туда, где на деревянной раме было натянуто тонкое серебристое полотно. Две упомянутых леди присели в подчеркнуто почтительных и изысканных реверансах; судя по всему, между ними и высокородной госпожой не было ни любви, ни особой приязни. Тем временем Махарт уже подозвала черноволосую девушку, жестом предложив ей пододвинуться поближе. Уилладен видела, что дочь герцога полна того радостного нетерпения, которое испытывает ребенок, оказавшийся перед множеством игрушек, среди которых ему предстоит выбрать для себя подарок.

— Что нового предложит нам прославленное мастерство Халвайс?

Уилладен открыла сумку. Теперь она чувствовала себя увереннее и спокойнее: она хорошо знала те составы, что принесла с собой, и умела ими пользоваться.

Из первого кармашка девушка достала небольшую коробочку из полупрозрачного стекла в форме колокольчика: коробочка как раз умещалась в ее ладони. Одно движение — и она распалась на две половинки, в одной из которых была розовая мазь изысканно-бледного оттенка, а во второй — нежнейший крем, белый, как лепестки лилий.

— Здесь еще не наступил сезон цветов, ваша милость, однако моей госпоже доставляют ароматические вещества из других земель. Вот этот, — она продемонстрировала розовый состав, — родом из дальних южных земель: аромат этому крему придают высушенные цветочные лепестки, но пользоваться им нужно, когда солнце стоит высоко — для того, чтобы его лучи не сожгли кожу. Тот крем, который ему сопутствует, предназначен для того, чтобы накладывать его на ночь: тогда кожа лица и рук становится чистой и гладкой…

Она показывала дочери герцога и ее фрейлине результаты труда госпожи Травницы, объясняя состав того или иного средства и как им следует пользоваться. Последним из сумки взорам восхищенных девушек предстал небольшой флакон в форме раскрытого веера (один из тех, которым, по счастью, удалось уцелеть после нападения на лавку).

— Вот, — Уилладен подняла флакон. — Смотрите!

Она нажала украшенную жемчужиной крышечку, и из-под нее вырвалось маленькое облачко духов. Аромат оказался очень легким, в отличие от более густых запахов, источаемых содержимым других бутылочек и баночек. Даже Уилладен не могла определить все составляющие духов, хотя различала каждый из них по отдельности.

Высокородная госпожа Махарт глубоко вдохнула:

— Это… Что это может быть? Цветы… — ее глаза были полузакрыты, — свежий ветер…

Казалось, она видит что-то вдалеке, сквозь стены комнаты, унесясь мыслями в непостижимую даль.

— Это «Бархатная лоза», ваша милость. Ее привозят из-за моря, и очень редко; Халвайс говорила, что получила последнюю порцию пять лет назад. Лоза цветет раз в три года; цветы нужно собрать в утренние часы, прежде чем ночная роса успеет высохнуть на их лепестках. И, ваша милость, для того чтобы получить несколько капель масла, требуется целая телега цветов.

Махарт нетерпеливо схватила флакон, который протягивала ей Уилладен. Все прочее, несомненно, доставило дочери герцога огромное удовольствие, но «Бархатная лоза» вызвала у нее подлинный восторг. Однако вторая леди, до того рассматривавшая новые товары госпожи Травницы с явным интересом, пристально изучая каждый флакончик и каждую коробочку, сейчас глядела на флакон-веер в руках своей госпожи с легким удивлением.

— Этот аромат — очень слабый, его быстро заглушат другие запахи, — заметила она непринужденным тоном. Уилладен отметила про себя: фрейлина пользуется благоволением дочери герцога — по крайней мере, отчасти.

— Ты так думаешь? — Махарт не скрывала своего удивления. — Но…

Она держала маленький флакон в своих руках так, словно тепло ее ладоней могло усилить такой желанный для нее аромат.

— Но мне… — она решительно тряхнула головой. — Я не могу согласиться с тобой, Зута. Девочка… тебя ведь зовут Уилладен, верно? Не могла бы ты рассказать мне побольше об этих духах?

— Не больше того, что рассказала мне самой моя госпожа: что цветы «Бархатной лозы» могут сочетаться с разными маслами и ароматами. Другого такого в лавке моей госпожи нет…

Махарт смотрела на флакон молча, почти мечтательно; Зута пододвинулась поближе.

— Но есть ведь еще один аромат, еще более редкий, — в ее голосе звучали нетерпеливые нотки. — Что ты слышала о Сердцецвете?

В комнате наступило странное молчание, словно слова Зуты прозвучали достаточно громко для того, чтобы привлечь внимание двоих девиц, занятых вышиванием, — хотя черноволосая и говорила, не повышая тона.

— Сердцецвет? — Махарт рассмеялась. — Легенда…

Внезапно она остановилась, бросив быстрый внимательный взгляд на Уилладен.

— Ведь это легенда, — повторила она, видимо, ожидая, что с ней согласятся.

Уилладен заколебалась:

— Ваша милость, то, что известно мне о ремесле, так хорошо изученном моей госпожой, я узнала, усердно занимаясь и учась. И одно мне совершенно ясно: в основе каждой часто рассказываемой легенды есть зерно истины. Но… — она вспомнила о древней книге, лежавшей на дне сумки. Незачем показывать высокородной госпоже рассказ, который повторял все ту же старинную легенду. — Любой, кто занимается травами, в глубине сердца хранит мечту найти сокровище, создать благодаря своему искусству новое чудо и явить его миру. История Сердцецвета вполне могла родиться из такой мечты.

Леди Зута решила вставить свое слово:

— Говорят, в древние времена цветок стоял на алтаре в Обители Ибаркуан. Для северных варваров — они тогда перешли границу — цветок не имел никакого значения; они могли только уничтожить его.

— Так утверждает легенда, — согласилась Уилладен. — И теперь Сердцецвет — недостижимая мечта, к которой всегда будут стремиться.

Высокородная госпожа Махарт поднесла похожий на веер флакон к лицу. Сейчас, подумалось Уилладен, дочь герцога напоминала человека, который спит и видит чудесный сон — или погружен в свои мечты; однако когда прозвучала первая фраза, произнесенная тихим, мягким голосом, стало ясно, что она прекрасно знает, о чем говорит.

— Кто сможет удержать сердце, — казалось, Махарт размышляет вслух, — столь непрочным средством, как аромат? Сердце можно удержать только тем, что в нем самом. Но, — она взглянула на Уилладен, словно только сейчас внезапно поняла, что девушка находится рядом с ней, — то, что прислала нам госпожа Травница, воистину сокровище, и это — более всего остального, — она не выпускала из рук флакон-веер. — Зута, если ты позовешь Джулту, я бы хотела, чтобы все было перенесено в мою спальню; а ты, — тут она улыбнулась Уилладен, — покажешь нам, когда и как их нужно использовать наилучшим образом.

Уилладен поспешно убрала коробочки, баночки и бутылочки в карманы сумки. Эта часть ее миссии была исполнена. Однако когда девушка протянула руку за флаконом-веером, Махарт покачала головой:

— Нет, не сейчас. Я хочу пока оставить его у себя.

Она осторожно нажала указательным пальцем на жемчужину и глубоко вдохнула, когда ароматное облачко поднялось в воздух, смочив ткань ее платья у горла.

— Скажи мне, — продолжала она, — где вы собираете травы? В полях за стенами Кроненгреда достаточно цветов и трав для ваших нужд?

— Этого, ваша милость, я не могу вам сказать. Сезон цветения еще не наступил, а я нахожусь в услужении Халвайс совсем недолго. Я не знаю, что и где она собирает, когда приходит время. За лавкой есть маленький садик, но те травы, которые выращивают там, предназначены для лечения и для приготовления приправ; когда я наблюдала, как госпожа Травница создает духи и составы, подобные этому, — она продемонстрировала последний флакон, который собиралась убрать в сумку, — то видела, что она всегда берет травы и масла из своих запасов. Некоторые растения сушат прямо на стебле и не размалывают, пока в этом нет нужды, другие сохраняют в масле, некоторые превращают в порошок и помещают в особые пакетики. Как они растут и как выглядят, я видела только на картинках в книгах моей госпожи. Я никогда не выходила за стены Кроненгреда.

— И я тоже, — вздохнула Махарт. — Скажи мне… ты давно знаешь Халвайс? Говорят, ваше ремесло передается по наследству. С тобой тоже так было?

Казалось, она искренне заинтересовалась прошлым Уилладен. Возможно, подумала девушка, будет лучше, если она сразу расскажет об этом, изложив свою историю, которую легко можно проверить.

— Нет, я не родня госпоже Халвайс, хотя она и знала мою мать: та была повитухой… Еще когда я была маленькой, мне приходилось слышать рассказы о ее чудесных снадобьях и мастерстве целительницы. Но это было до чумы…

— Да, чума, — Махарт кивнула. — Она изменила многие жизни, и не к лучшему. И твою тоже?

Уилладен разгладила складку на самом чудесном платье, какое она когда-либо носила в своей жизни. Неужели совсем недавно она одевалась в тряпье и засаленные обноски?

— Мой отец — Хакройн из Первого Егерского полка. Его не было в городе; мать ухаживала за больными, пока не заболела сама. Потом мне сказали, что отца убили разбойники и у меня больше нет семьи. Магистрат отдал меня… — Она умолкла; ей не хотелось вспоминать то, что было дальше.

— Госпоже Травнице? Уилладен покачала головой:

— Таких, как я, было тогда очень много, и у магистрата хватало забот и без нас. Сирот отдавали по первому требованию любому, кому только требовались наши услуги. Меня забрала к себе в служанки наша дальняя родственница Джакоба, хозяйка постоялого двора «Приют странников»…

Она снова умолкла. Как может дочь герцога, понять, что собой представляла Джакоба и какой грязной дырой был ее постоялый двор? Девушка посмотрела на свои руки, на сумку, которую она закончила укладывать. Что делает здесь она, замарашка из жалкой харчевни? Как могло случиться, что она говорит с высокородной госпожой, словно бы они — соседи?.. Однако вид сумки придал ей уверенность. Да, в прошлом все это было так; но теперь все изменилось. Теперь она — ученица Халвайс, которой доверяют настолько, что даже послали ее сюда, поручив важное дело.

— Но госпожа Травница высоко ценит тебя, и сейчас ты — ее правая рука, — снова заговорила Махарт. — И значит, твое положение изменилось к лучшему… как и мое, — уже тише закончила она.

— Ваша милость, — леди Зута уже стояла за креслом Махарт, — Джулта хочет показать этой… девочке, где она будет спать.

В словах фрейлины чувствовались холодность и неприязнь; Уилладен видела, что Зута хмурится. Несомненно, то, что она так свободно разговаривала с дочерью герцога, не понравилось ее приближенной… но ведь Уилладен только отвечала на те вопросы, которые задавала Махарт!

Поднявшись с подушки, девушка снова присела в реверансе. Зута могла хмуриться и выказывать недовольство, сколько ей будет угодно: госпожа Махарт улыбалась — и ее лицо, озаренное улыбкой, казалось сейчас гораздо красивее, чем лицо стоявшей за ее спиной мрачноватой красавицы.

— Ты должна рассказать мне еще о травах и о том, как из них приготовляют такие чудесные средства, — объявила Махарт. — Я не вправе требовать присутствия здесь твоей госпожи, в особенности сейчас, когда ее таланты так нужны канцлеру; но ты можешь поделиться со мной тем, что знаешь, и это само по себе станет новым способом обучения.

Как выяснила Уилладен, она должна была делить комнату с Джултой; здесь было холодно, несмотря на тяжелые занавеси на окнах и ковровую дорожку, постеленную между кроватями. Над одной из них висела полочка, из которой был устроен небольшой алтарь с украшенным блестками символом Звезды — из тех, что продают, чтобы выручить деньги для помощи бедным.

Джулта показала девушке таз и кувшин для умывания, стоявший на маленьком столике, а также место, где можно было справить нужду. Потом, вместе с Уилладен, все еще не выпускавшей из рук сумку с флаконами и кремами, они спустились в комнату, находившуюся прямо под их собственной. Это оказалась спальня Махарт.

Сейчас тут царил беспорядок. Кровать и большая часть мебели были закрыты полотном, чтобы предохранить ценное дерево, великолепный полог и не менее великолепную обивку; в воздухе висела пыль и раздавались звуки, которые Уилладен никак не ожидала услышать в личных покоях высокородной госпожи.

У дальней стены, с которой были сняты гобелены, работали двое, покрывавшие стену толстым слоем штукатурки прямо поверх старинных деревянных панелей. Пыль забилась в нос Уилладен; девушка чихнула.

— Ваша госпожа больше не простудится, ни щелочки не оставим, — тот рабочий, что был постарше, шлепнул очередную порцию раствора прямо на деревянную панель. — Тут работенки хватает, это точно; надо следить, чтобы эта груда старых камней не рассыпалась… Эй, ты, криворукий! Девушка вовсе не хочет, чтобы ты этой дрянью ей юбки заляпал, — верно, красавица?

Уилладен аккуратно обошла второго работника: подмастерье слишком уж размахался руками, так что предостережение старшего было отнюдь не лишним. Девушка заметила, что их появление отвлекло младшего от работы; он покраснел, поймав ее взгляд, и полез мастерком в бадью за очередной порцией жидкой штукатурки.

— Это же надо, что вы тут устроили, Джонас! — фыркнула Джулта. — Сколько времени понадобится, чтобы все тут проветрить и отмыть! А вы, госпожа, — обратилась она к Уилладен, — поставьте свою сумку в этот шкаф, чтобы никто из этих неуклюжих увальней ее не сшиб.

Уилладен подчинилась. Разумеется, сейчас и речи быть не могло о том, чтобы распаковать все то, что она принесла с собой. Потом… едва успев выпрямиться, она замерла.

Зло! Сначала ей казалось, что этот запах идет из глубины шкафа, — но нет, его источник был где-то за ее спиной. Она повернулась, чтобы закрыть дверцу шкафа, и заодно быстро оглядела комнату.

Комната… нет, запах исходил от… Девушка заставила себя вопросительно посмотреть на Джулту, словно бы она ожидала от служанки дальнейших указаний. Нет, никаких сомнений! Точно так же зло коснулось Фигиса, служившего на постоялом дворе, пропитав его своим неуловимым запахом, и сейчас сквозь запах пота и разгоряченного работой тела краснолицего парня, помогавшего штукатуру, пробивался тот же запах зла.