ЗАДОЛГО ДО ТОГО, как прозвучал Первый Утренний Колокол, когда ночь еще скрывала все четыре дороги, ведущие в Кроненгред, к северным воротам приблизились двое, явно ничем не напоминавшие ни мирных купцов, ни вестников с важным сообщением. Между ними, понурив голову, брел конь, шкура на его тощих боках была исчерчена дорожками высохшего пота. Справа от измученного животного с трудом передвигался человек в кольчуге и шлеме пограничной стражи: рука, в которой он держал обернутые вокруг луки седла поводья, была перевязана окровавленной тряпкой. Его спутник выглядел гораздо хуже: голова то и дело падала на грудь, куртку из провощенной кожи покрывали бурые пятна крови, дышал он с трудом из-за перебитого носа. Ни меча, ни какого-либо иного оружия при нем не было — в отличие от стражника, о бедро которого при каждом шаге бился длинный меч в ножнах. Свалявшиеся волосы казались седыми от запорошившей их пыли; только то, что его руки были привязаны веревкой к седлу коня, не давало ему упасть, когда он спотыкался.

— Эй, на воротах! — голос прозвучал хрипло, однако стражнику удалось привлечь к себе внимание.

— Кто идет?

— Вачер с Ястребиной границы — с пленником.

Наверху приглушенно переговаривались; последовало долгое ожидание, во время которого пленник хотел было опуститься на колени, но ему помешали веревки. Затем сверху донесся голос:

— Точно, это Вачер, я с ним служил на Главной дороге, было дело. Впустите его — не видите, что ли, он еле на ногах держится?

Ворота не распахнулись, но сбоку от них вспыхнул луч света. Вачер увидел двоих с фонарем, шлем одного из них украшала офицерская кокарда. Нож рассек путы, поддерживавшие пленника, и тот упал лицом вниз, в то время как в руку того, кто его поймал, сунули фляжку.

— Кого это ты сюда приволок? — Офицер толкнул неподвижное тело носком сапога.

Пограничный страж сделал несколько жадных глотков, потом ответил:

— Он может порадовать капитана. Разбойник…

Двое приблизившихся к ним стражников оскалились, один даже потянул меч из ножен.

— Разбойник, — продолжал Вачер, — который наверняка знает кое-что, чем надо бы поделиться с честными людьми, — например, почему это меня, Самнела и Джаса поджидали на дороге, словно им было известно, что мы едем. Хокер-Ястреб не мог послать со мной еще людей, но он знал, что я служил лесничим у лорда Джерориджиуса, пока тот был жив, и что у меня больше всего шансов добраться сюда. Поэтому я здесь — да еще и с этим типом в придачу!

Внезапно он покачнулся и едва не упал, но его вовремя подхватил стражник, стоявший рядом.

— Займитесь им, — скомандовал офицер, — да посмотрите, чтобы этого вот тоже хорошенько перевязали, — он снова пнул безвольное тело. — Я к капитану — надеюсь, он вернулся из патруля. Вчера в городе большая гулянка была, так что нам велели выставить двойные патрули.

Стража повиновалась с быстротой хорошо обученных людей. Однако они так сосредоточились на выполнении приказа, что не заметили человека, тенью припавшего к земле. Один из стражников схватил пленника за волосы и вздернул вверх его голову, в то время как другой поднес фонарь поближе к его окровавленному лицу; человек-тень напрягся, но не двинулся с места, оставшись там, где затаился при приближении солдата пограничной стражи и его пленника. Он продолжал лежать без движения, пока небольшая группа не скрылась из виду, и еще некоторое время спустя. Затем шпион прополз на животе вдоль стены несколько шагов до телеги, чтобы укрыться под ней. До него доносился храп спавшего на телеге фермера: тот отказался от более удобной постели, желая первым успеть на завтрашнюю ярмарку.

Человеку-тени не были нужны ворота для того, чтобы войти в город. За телегой он поднялся на ноги и скользнул прочь от стены, направляясь к огромному подгнившему пню; раздался скребущий звук — и шпион исчез.

Когда зазвонил Первый Колокол, тот же человек, чье тощее тело теперь было закутано в рванье, появился снова — на этот раз не за воротами, а в комнате, словно бы просочившись сквозь старые доски.

— Хобберт, — это имя, произнесенное вкрадчивым голосом, было единственным приветствием. — Чего это ради ты на этот раз выполз из своей дыры?

Человек в лохмотьях почтительно поклонился, словно бы приветствовал самого герцога Уттобрика:

— У меня есть новости, Уайч.

— И?..

— Один из Горных Ястребов только что появился в городе. Он поймал Рэнни — и, привязав его к седлу, притащил сюда.

— Если так, значит, этот безмозглый все еще жив…

Хобберт подошел ближе и даже осмелился взглянуть на высокую пивную кружку, стоявшую так, чтобы Уайч мог до нее дотянуться.

— Ему что-то известно…

Багровое лицо Уайча исказила злобная гримаса:

— Знания могут принести несчастье, Хобберт. Вот так…. — Указав на большого таракана, который рискнул среди бела дня добраться до столешницы, он с силой опустил свою кружку на злосчастное насекомое.

— Я ничего не знаю, — поспешно забормотал Хобберт. — Только то, что я рассказал вам, господин Уайч.

Его собеседник фыркнул:

— Ты был лжецом с тех самых пор, когда сделал свой первый вдох, Хобберт. Но рано или поздно… — он оглядел тощего оборванца с ног до головы презрительным взглядом. — Рано или поздно придется платить по счетам. Однако на этот раз ты сделал все, на что способны твои мышиные мозги. — Его усмешка выглядела не лучше, чем гримаса ярости несколько мгновений назад. — Убирайся на кухню и скажи этой старой свинье Джакобе, что я велел накормить тебя: сегодня ты заслужил того, чтобы набить брюхо.

Хобберт исчез — на этот раз обычным путем, через дверь. Несмотря на всю свою массивность, кресло заскрипело, когда Уайч пошевелился в нем. Сейчас он не усмехался и не хмурился. Тому, кто вмешивается в интриги знати, редко везет. С другой стороны… пусть в городе начнется заваруха и сосед сцепится с соседом — он славно погреет руки. Пусть другие льют кровь — он соберет свой урожай. То, что Рэнни попался, представляет опасность для тех, с кем Уайч, пусть временно, заключил союз. Но у такой старой кучи камней, как Кроненград, есть свои секреты, а человеку вполне могут перерезать горло раньше, чем он начнет молоть языком…

Уайч сделал хороший глоток из кружки. Если сейчас он сообщит кому надо новости, принесенные Хоббертом, это может принести ему пользу. Он побарабанил толстыми мягкими пальцами по грязной столешнице. Как передать их и кто это сделает — вот вопросы, над которыми стоит подумать…

Среди вещей, находившихся в комнате, где лежал Николас и где, судя по всему, ей предстояло провести в заточении некоторое время, Уилладен обнаружила сундук. Должно быть, некогда в нем хранились парадные одежды. Подняв тяжелую крышку, она ощутила запах кедрового дерева — однако камзолы и платья слишком давно лежали здесь, и под ее руками когда-то роскошные ткани рвались и расползались. Тем не менее девушке удалось найти несколько более-менее сохранившихся вещей для того, чтобы устроить себе подобие постели неподалеку от ложа молодого человека. Судя по заметкам Халвайс, последняя порция лекарства, которую она дала больному, должна была подарить ему несколько часов сна. Уилладен с жадностью доела еду, оставшуюся на подносе, — булочки с мясом, конечно, уже остыли, но от этого они не стали менее вкусными и сытными. Девушка закончила свою трапезу стаканом воды из кувшина, отодвинув в сторону бутылочку с вином.

Некоторое время она сидела на устроенной ею постели и смотрела на Николаса. Судя по его ровному дыханию, опасность миновала; легко коснувшись его лба рукой, Уилладен не ощутила такого сильного жара, как прежде. По правде сказать, сейчас Уилладен интересовал не Николас-больной, а, скорее, Николас как личность. Она не умела определять возраст, однако чувствовала, что он не намного старше ее. По тому, как с ним обращались Халвайс и канцлер, можно было догадаться, что он причастен ко множеству тайн. И… если госпожа Травница сочтет нужным, она сама все расскажет своей подопечной.

Разумеется, Николас, Уилладен нисколько в этом не сомневалась, был шпионом — глазами и ушами канцлера, а также герцога. Только тот, чьи нервы достаточно крепки, а разум изворотлив, мог долго играть такую роль.

Вдруг девушка резко повернулась к двери, которая была надежно заперта, если не считать панели внизу — отодвинув ее, в комнату проталкивали поднос. Эта панель… Уилладен внимательно пригляделась, насколько позволял неяркий свет. Но ведь она слишком узка, чтобы человек мог проникнуть сюда?

Удушливый запах, настолько исполненный зла, что девушка вскинула руку к лицу, зажимая нос, заполнял комнату. Сейчас там, за дверью, прятался кто-то, пришедший сюда с недобрыми помыслами. Да, у нее на поясе был небольшой нож, но она слишком слаба, чтобы справиться с убийцей.

Времени на то, чтобы погасить лампы, не было. Любой, кто наклонится или встанет на колени под дверью, сможет заглянуть в комнату и удостовериться, что добыча внутри. Однако…

Под рукой у Уилладен не было лекарской сумки Халвайс, но на подносе перед ней стояла перечница, словно бы ждавшая, когда ее возьмут в руки. Одним движением девушка схватила это жалкое «оружие», стараясь не дышать глубоко, чтобы не поддаться отвратительному запаху, тянувшемуся от двери. Она быстро завертела ручку перечницы, стараясь делать это бесшумно, чтобы случайный звук не выдал ее. Потом…

Панель начала подниматься! К счастью, кровать больного нельзя было разглядеть от двери. Тому — или той, — кто притаился за дверью, пришлось бы принять очень неудобную позу, чтобы разглядеть того, кто лежал на кровати.

Тут Уилладен увидела протянувшуюся в комнату руку — и была поражена. Сначала холеные пальцы — и единственное кольцо, украшенное красным камнем, вспыхнуло огнем от света ламп, — потом рука, затянутая в рубиновый шелк, плечо, густые волосы, которые, должно быть, были уложены в какую-то причудливую прическу, но сейчас волнистые пряди скрывали лицо.

К счастью, тому оружию, которое держала сейчас в руках Уилладен, эти пряди помехой не были. Девушка выбрала, как ей казалось, наилучший момент и, зажав свободной рукой нос, дунула на толстый слой перца с ладони прямо в полускрытое лицо. В ответ раздалось чихание, похожее на взрыв: как только нос от такого не отвалился!.. Женщина дернулась назад, скрывшись из виду; панель хлопнула, вставая на место, за дверью послышалось чихание и сдавленный крик боли. Возможно, часть перца попала неудавшейся убийце в глаза.

И все-таки Уилладен по-прежнему ощущала запах зла: как бы скверно ни приходилось женщине, притаившейся за дверью, она явно не желала отступить.

— В чем дело? — Голос был еле слышен, но Уилладен поняла вопрос и повернулась к постели.

Ее подопечный открыл глаза и смотрел на девушку, сдвинув брови. Она подползла к нему на четвереньках и зажала его рот рукой, кивком указав на дверь. Снаружи все еще доносились неясные, приглушенные звуки. Николас, похоже, понял предупреждение Уилладен, так что девушка смогла убрать руку, скользнув пальцами по небритому подбородку молодого человека. Распластавшись рядом с раненым, она зашептала ему в ухо-

— Пытались пробраться внизу под откидной панелью…

— Кто?

Уилладен покачала головой: не знаю. Ей только было известно, что женщина, прятавшаяся за дверью, принесла с собой тот же запах, от которого к горлу подкатывала тошнота, когда Уайч мучил ее своим присутствием и вниманием, — но непрошеная гостья вовсе не принадлежала к числу завсегдатаев постоялого двора.

Если бы здесь находились специальные снадобья из лавки и, в придачу к этому, хотя бы немного времени, Уилладен смогла бы найти защиту! Повинуясь внезапному порыву, девушка сняла с шеи шнурок, на котором висел ее амулет. Она, по крайней мере, могла двигаться, но Николас совершенно беспомощен! А в этом крохотном мешочке, тщательно прошитом особым швом всего две недели назад, хранился очень древний состав, предохранявший от зла.

Даже Халвайс признавала, что в прежние времена люди знали много больше о силе и могуществе растений, чем любой травник теперь. Увидев, что Уилладен привлекают самые старые записи из тех, что хранились у госпожи Травницы, Халвайс начала поощрять девушку в ее поисках рецептов. Сердцецвет наверняка не был единственным чудесным даром Звезды людям — хотя знания о многих подобных вещах были утрачены.

Николас изумленно уставился на девушку, но та, приподняв его голову, надела ему на шею амулет. Однако, едва только Уилладен выпустила мешочек из рук, она ощутила страшную боль в желудке и согнулась пополам; к горлу подкатила тошнота. Отвратительный, почти физически ощутимый запах сгустился вокруг нее. На лице молодого человека, наблюдавшего за ней, удивление сменилось тревогой; слабо шевельнув рукой, он указал на дверь, под которой разгоралась полоска мертвенного зеленоватого света.

Крепко зажав нос, Уилладен потянулась за лекарствами, оставленными госпожой Травницей, — одно из них было ее последней надеждой. Девушка схватила бутылку, но сделать глоток не решилась, так как могла потерять сознание от слишком большой дозы. Набрав в рот зелья, Уилладен замерла на месте. Казалось, ее рот полон горящих углей; больше всего на свете ей хотелось выплюнуть жгучую жидкость. Она уже не ощущала ничего, кроме боли, но Николас оставался странно-безучастным к происходившему. Тем временем зеленоватый свет уже просочился в комнату, постепенно обретая форму змеи. Девушка снова заставила себя сделать несколько шагов, одной рукой зажимая рот. Ей казалось — она не идет, а ползет по полу, как эта зеленая светящаяся змея, которая, приподняв «голову», начала раскачиваться взад и вперед, словно у нее были глаза и волшебная тварь пыталась отыскать свою добычу. Больше терпеть Уилладен не могла. Заставив себя наклониться к этому порождению зла, она выплюнула на нее всю жидкость, которую держала во рту!

Это выглядело так, словно она обрушила на злую тварь полную жаровню горящих углей: та задергалась, свиваясь в узлы, а потом исчезла.

Девушка сжалась в комок. Ее рот был обожжен, она не чувствовала собственного языка — но теперь запах зла, который так мучил ее, бесследно исчез. Уилладен мысленно поблагодарила Звезду за посланную ей мысль: зелье, которое составила Халвайс для того, чтобы предотвратить загнивание раны, оказалось могущественным средством против неизвестного врага.

Снаружи не доносилось ни всхлипов, ни чихания — вообще ни звука. Но ей и без того было ясно, что незваная гостья ушла — отвратительный смрад больше не ощущался в воздухе.

Чувствуя невероятную слабость, девушка мечтала только об одном: сделать хотя бы один глоток какого-нибудь из успокоительных средств Халвайс. Скорчившись на полу, она обхватила себя руками, уткнувшись лицом в колени. За ее спиной раздался голос, и Уилладен с трудом разобрала слова:

— Что это было? Что приходило сюда? — Николас говорил непривычно мягким тоном.

Она чуть повернула голову, чтобы видеть его. Молодой человек, приподнявшись на локте, уставился на нее так, словно перед ним вдруг оказался один из ночных гоблинов, которыми пугают детей, чтобы они не шалили.

Несмотря на то что горло у девушки пересохло и казалось обожженным, она все-таки сумела отдать раненому приказ:

— Ложись… ты же не хочешь… чтобы рана… открылась снова?

Ей удалось собраться с силами и сделать последнее, что она еще могла, чтобы защитить себя и своего подопечного: придвинуть скамеечку для ног так, чтобы она закрыла панель под дверью. Это совершенно лишило Уилладен сил. С трудом она подползла к раненому.

— Амулет… — она говорила, останавливаясь после каждого слова. — Дай…

Рука Николаса коснулась шнурка на шее. Он сумел стянуть шнурок с амулетом через голову и протянул его хозяйке.

— Чем ты плюнула в эту тварь? — Юноша выглядел сейчас гораздо более оживленным, словно то, что ему довелось увидеть, само по себе сыграло какую-то роль в его исцелении.

Уилладен намочила водой какую-то тряпку и принялась вытирать лицо. Онемение, вызванное лекарством, прошло; теперь она чувствовала только слабый привкус снадобья во рту.

— Халвайс оставила средство против воспаления в ране… Думаю, именно доза лекарства, приготовленного моей госпожой, покончила с этой тварью. Только вот… кто обладает такими извращенными знаниями, чтобы создать подобное?

— Вазул… позови его. Он должен знать о том, что здесь произошло.

Оказывается, у нее уже есть силы подняться на ноги! Держась за спинку стула и толкая его перед собой, Уилладен направилась к шнуру звонка.

— … Вот и все, — сказал Вазул. — Разум парня был закрыт.

Герцог пошевелился в своем кресле: он почувствовал себя неуютно.

— У кого есть такая власть — кроме как у Звезды? Но никто из Ордена не предаст свою веру и не свершит такого. Значит… — Уттобрик потер подбородок и устремил пронзительный взгляд на своего канцлера, — мы имеем дело с тем, что находится за пределами нашего понимания. Что сказала настоятельница?

— Сегодня вечером, ваша светлость, она бросит кристаллы. Но не забывайте: те, кто служит Звезде, не подчиняются никаким земным владыкам. Они стоят в стороне от всех наших мирских раздоров — хотя, полагаю, настоятельница была потрясена, когда узнала об этом разбойнике, чья сила…

— Надеюсь, — сухо прервал его герцог, — она достаточно потрясена для того, чтобы найти этому какое-то разумное объяснение, — и, обнаружив его, поделится с нами. Нетопырь…

— Не знаю, когда он сможет приступить к своим обязанностям. Впрочем, Халвайс уверяет, что он уже вне опасности.

— А эта ее девушка…

— Она может догадываться, что находится в замке, но это все, что ей известно, — помимо ее обязанностей. Однако, ваша светлость, до нас дошли сведения — судя по всему, Нетопырь добился успеха, несмотря на то что был ранен.

— Но одно мы все-таки упустили, — Уттобрик покачал головой. — Того, кто покинул город, — его Волк может признать своим хозяином.

— Уже не признает. Прекрасно организованная ночная атака — неудивительно, что принца считают настоящим знатоком военного искусства. Теперь, ваша светлость, мы можем перейти к следующей части нашей игры.

— Никакой игры не будет, — мрачно заметил герцог, — если наш герольд и его эскорт попадут в засаду.

— С границы сообщают, что за северной дорогой будут наблюдать. Хокнер направит для этого основные свои силы. Он, как и принц, понимает, в чем суть дела. Вот, — откуда-то из складок своего облачения канцлер извлек печать на цепочке, — официальная печать Кронена. Это, а также ваше послание с поздравлениями и приглашением, доставленное герольдом, несомненно, привлечет внимание принца. С вашей стороны было мастерским ходом так ненавязчиво намекнуть принцу Лориэну, что мы будем рады принять его совет. Уттобрик поднял бровь:

— Что ж, Вазул, иногда и мне в голову приходят одна-две верные мысли. И если Лориэн примет наше приглашение на праздник в честь его победы…

— Когда он его примет, — спокойно поправил канцлер, — будет праздник, турнир — принцу нравятся такие развлечения — и, разумеется, бал, на котором ее милость Махарт встретит принца и от вашего имени поднесет ему Звездный венец победителя.

Уттобрик капризно надул губы:

— Опять эти балы!..

— Как известно вашей светлости, госпожа Махарт сейчас в расцвете юности. Может быть, других и считают более красивыми, но она обладает врожденным обаянием и грацией женщины, которая не останется незамеченной в любом обществе. А балы — подходящее место встреч для девушек и их будущих супругов.

Канцлер улыбнулся, но его губы сжались в тонкую линию, когда, появившись неведомо откуда, словно из стены, перед ним возникла Сссааа. Она свернулась на плече у канцлера и зашипела ему в ухо, словно сообщала какие-то очень важные и срочные новости. Вазул вскочил на ноги, и Уттобрик ошеломленно уставился на него.

— В башне случилась беда! Нет, — жестом он остановил герцога, собиравшегося позвонить в колокольчик, чтобы вызвать подмогу. — Вы же не хотите всполошить весь замок? Я пойду другим ходом, как всегда.

Он исчез за ширмой, которая разделяла комнату почти пополам. Уттобрик остался один, грызя ногти и размышляя обо всех несчастьях, какие только могли еще с ним приключиться.