Глава 7
Кофе вдвоем
– Здесь, – сказала она. – Мы пришли.
Шибаев с удивлением понял, что это офис, и назывался он «Фотогалерея Яна», а в витрине помещалась выставка фотографий. Женщина нашарила в кармане ключ, попыталась отпереть дверь, но не сумела, так дрожали руки. Шибаев взял ключ у нее из рук. Толкнул дверь, звякнули китайские колокольчики. Они вошли. Женщина щелкнула выключателем; постепенно накаляясь, зажглась люстра.
– Пожалуйста, располагайтесь. Хотите кофе?
Она смотрела на него все так же пристально и очень серьезно. Шибаев кивнул. Только сейчас он разглядел ее. Бледное лицо, серые глаза с необычным перламутровым отливом – он подумал, что это такая косметика или линзы, – узкий рот и острый подбородок. Подобные лица создают впечатление хрупкости и беззащитности. У нее были темные волосы, забранные на затылке в хвостик. Она отвела взгляд первой.
– Без сахара, – сказал он ей в спину. Она не оглянулась.
Он расстегнул куртку и уселся на диван. Большая комната была почти пуста. Письменный стол, плоский монитор компьютера, дерево с мелкими листьями в мозаичном керамическом горшке у окна. На полу – багрового цвета плитка с вкрапленными меж крупных квадратов маленькими тускло-золотыми кружками, похожими на старинные монеты. Как застывшая кровь, подумал Шибаев, чье ассоциативное мышление отличалось скорее пессимистичностью, чем оптимизмом, на что ему неоднократно пенял записной оптимист Алик. Стены были увешаны черно-белыми и цветными фотографиями. Шибаев подошел рассмотреть. Женщины, мужчины, дети, кошки, собаки, птицы. Смеющиеся, плачущие, радостные, хмурые, в дождь и солнце, зимой и летом. Больше всего детей и собак…
Женщина возникла перед ним бесшумно, и Шибаев вздрогнул. Она протянула ему чашку кофе:
– У меня есть сыр и хлеб, хотите?
Она, не мигая, всматривалась в него своими перламутровыми глазами, и в лице ее было что-то птичье. Она была дробной и изящной, и походила на… цаплю! Правда, нос был короткий. Цапля с коротким носом.
– Не нужно, только кофе. Вы здесь работаете? – спросил он.
– Это моя галерея.
– Значит, вы Яна?
Она кивнула.
– А вы…
– Александр Шибаев. Отличные фотографии! Неужели это все вы?
Она снова кивнула. Вообще говорила она скупо, но мимика была удивительно выразительной. Полуулыбка, приподнятая бровь, склоненная к плечу голова. Даже то, как она встряхивала головой, убирая со лба прядку…
– А вы… – снова спросила она, и Шибаев ответил: – Частный детектив.
– Как? – удивилась она. – Частный детектив? Настоящий?
Шибаев рассмеялся и отхлебнул кофе. Напиток был крепок и очень сладок. Вообще-то Шибаев пил без сахара. Он взглянул на женщину. Она уже пришла в себя, на скулах появился румянец. Женщина в ответ продолжала рассматривать его; ее взгляд был странно напряженным, она словно боялась упустить что-то важное.
– Спасибо, – сказал Шибаев. – Хороший кофе.
– Правда? – обрадовалась она. – Я не знала, сколько сахара. Нормально?
Озадаченный, он кивнул. Спросил:
– А себе кофе? Или вы только травяные чаи?
Она рассмеялась.
– Нет! Я сегодня уже выпила две чашки, сердце так и колотится. Вот и под машину побежала… Спешила. Холодно! – Она потерла руки. – Все время мерзну.
– Это не вы, это он спешил… дундук! – Шибаев собирался сказать «козел» или даже покрепче, но постеснялся и в последний момент вывернул на «дундука».
– Вы спасли мне жизнь, – заметила она, серьезно глядя на Шибаева. Ему показалось, он стал привыкать к ее пристальному взгляду. Даже в этом было что-то птичье.
– Ну что вы, все не так… плохо. Я думаю, он бы затормозил… – Шибаев так не думал и с удовольствием набил бы этому козлу морду, но ему хотелось успокоить ее. – Погода… да, не радует, скользко, сыро…
– Да нет же! – живо возразила она. – Вы когда-нибудь были в лесу или… или за рекой в такую погоду?
– В лесу? – удивился Шибаев. Он и в хорошую погоду бывал в лесу крайне редко, никогда, можно сказать. Разве что в ранней молодости. – Что ж там хорошего в такую погоду?
– Межвременье чувствуется, переход, понимаете? Ускользание! И ничего нельзя сделать, только надеяться… Стоишь и смотришь: от реки парок поднимается, у берега – тонкий первый лед, мокрый песок, жухлая трава… Черные прутики ракит торчат. Холодно и печально. У меня есть фотографии, я вам покажу. Такая безнадежность, такая тоска, просто за душу берет. И вместе с тем – надежда, понимаете?
– На что? – по-дурацки спросил Шибаев.
– На что? – повторила она, улыбаясь, глядя ему в лицо.
– Юнкер Шмидт, честно́е слово, лето возвратится! – брякнул он, недолго думая. Любимое присловье записного оптимиста Алика из глубоко почитаемого Козьмы Пруткова.
– Да, – она кивнула. – Вы извините, я вас совсем в тоску вогнала. Я оптимистка, честное слово! Сегодня мне сказочно повезло: жива-здорова… Еще кофе?
– Спасибо, Яна. Только без сахара, – сказал Шибаев, глядя ей в глаза.
Она вспыхнула. Легко поднялась и вышла.
– Вы одна тут? – спросил он, когда девушка вернулась с новой чашкой кофе.
– У меня есть тетя Галя, подруга мамы. Она на заказах и еще бухгалтер. И Лесик, фотограф. Это постоянные, а когда много работы, помогают еще двое. Сегодня понедельник, выходной, никого нет. Сейчас работы немного, под Новый год будет больше. Я живу на втором этаже в этом же доме, вход прямо отсюда.
– Удобно, – сказал Шибаев.
– Удобно. После смерти мамы я продала дом в пригороде и купила квартиру. Сначала галерею, а потом квартиру.
«Не замужем, – решил Шибаев. – Все «я»: я сделала, я купила, я, я, я… Прогулки по осенним полям в дождь… Замужние дамы гуляют в других местах. Конечно, одна. Сколько ей может быть? Двадцать три? Двадцать пять? Свой бизнес, в хорошем месте, квартира тоже. А на вид… цапля».
– У вас опасная работа, – вдруг сказала Яна.
– Опасная? – удивился он. Даже в ее манере вдруг перескакивать с темы на тему было что-то птичье. – Не очень… опасная.
– Всякие убийства, преступники… – Она поежилась.
Шибаев рассмеялся.
– Да нет, никаких перестрелок и убийств. Одна проза. Найти человека, должника… Охрана иногда. Любите детективы?
– Читаю иногда. Только без крови, классику. Старых авторов.
– Понятно. Как там дождь? – Он подошел к окну. Сказал, не поворачиваясь: – Яна, вы замужем?
Ответа он не получил…
– И тогда я понял, что она не слышит, – рассказывал Шибаев Алику вечером за ужином, отчитываясь о новом знакомстве.
– Она глухая? – поразился Алик. – Совсем?
– Совсем или не совсем – не знаю! Мне сразу показалось: что-то не так… Понимаешь, она смотрит тебе в лицо, как будто читает. Я сначала не врубился, а потом… Она читает по губам, понимаешь?
– Хорошая девушка?
– Нормальная. – Шибаев пожал плечами. – У нее фотостудия, она фотограф. И квартира наверху.
– Ты был у нее в квартире?
– Нет, я был в студии, то есть в галерее. Наверх она меня не позвала.
– Могла бы позвать, – заметил Алик. – Ты же ей жизнь спас. Такое не каждый день… Повезло!
– Кому?
Алик задумался.
– Ну, ей! И тебе, я думаю: интересная встреча, глухая девушка. Что она снимает?
– Все. Людей, собак, свадьбы, похороны.
– Глухая девушка, надо же! – повторил Алик и хихикнул.
– Не вижу ничего смешного, – одернул его Шибаев.
– А как же в постели? – хотел сказать Алик, но, посмотрев в хмурое лицо приятеля, передумал. – Красивая?
Шибаев отложил вилку, пожал плечами:
– Обыкновенная.
– Обыкновенная? – Алик был разочарован, ему хотелось романтики. – А глаза какого цвета?
– Серые… кажется.
– Тебя Жанна искала, – вспомнил вдруг Алик. – Ты свой мобильник забыл.
Шибаев смотрел в тарелку. Молчал. Алик открыл рот, но ничего не сказал, почувствовав «нутром», что это именно тот случай, когда молчание – золото.
– Что сказала? – спросил наконец Шибаев.
– Ничего, спросила, как ты. Вы что… насовсем разбежались?
– Она вернулась к мужу, сам знаешь.
– Она бы не вернулась, если бы ты не…
– Хватит! – рявкнул Шибаев. – Сколько можно?
Алик демонстративно положил себе картошки, громко звякнув вилкой.
– Подумаешь! И не надо! – говорил его вид.
– Она звонила неделю назад, – сказал Шибаев.
– Правда? И вы… что?
Шибаев пожал плечами и промолчал.
– А муж?
– Они, кажется, разбежались.
– Опять?! – не поверил Алик. – И что? Она зовет тебя обратно?
– А что бы ты сделал на моем месте?
– Я? – Алик задумался, посмотрел на потолок, перевел взгляд на Шибаева и спросил: – Может, им нужен дельный адвокат по бракоразводным делам?
– Надо было спросить.
– Я же не знал, что они разбежались. У него что, опять новая подруга? Вообще Жанна мне нравилась. Сильная личность. И умная… – Он задумался и добавил: – Правда, для женщины не это главное.
– А что, по-твоему, главное?
– Женственность, нежность, слабость… А Жанна, бывало, как посмотрит, так сразу чувствуешь себя последним ботаником. Поверишь, на меня ступор находил и развивался комплекс неполноценности, сижу дурак дураком, мыслей никаких, молчу как пень. С такой феминой любой мужик – ботаник. Если хочешь знать мое мнение, она улучшенный вариант твоей бывшей, только Вера попроще, а Жанна – экспортное исполнение…
Алика понесло. О женщинах он мог говорить долго, с придыханием, с дурацкими байками из собственного сомнительного житейского опыта, который Шибаев ни в грош не ставил.
– Ну, это как, к примеру, прапорщик и верховный главнокомандующий. Твоя Вера – прапорщик, а Жанна – верховный главнокомандующий. Стройся и шагом марш! Раз-два, левой! Или крась забор, и разговорчики в строю! И в банк заставляла идти охранником, не нравилось ей, видите ли, что ты детектив и свободный художник, рылом не вышел, караул, что люди скажут! То ли дело охранник! Твоя бывшая тоже пихала тебя в охранники, я же прекрасно помню! Бравые ребята и бабки хорошие. Ну почему, почему у них руки чешутся нас исправить? Любите меня, какой есть! Это же любовь, а не исправительная колония! – Алик раскраснелся, протыкал вилкой воздух, даже слегка заикался от распиравшего чувства праведного возмущения. – И что самое главное, – он поднял указательный палец. – Эта тоже меня не одобряла! В смысле, какого расшибена я тут с тобой. Как сговорились. Да какое ваше дело! Помню, как она на меня смотрела… И я сразу понял, что ты опять на те же грабли, извини за выражение. Я понимаю, сильная подруга в мифологии, у какого-нибудь Ахиллеса или Аякса, Зена с мечом, но в наше время… Да к ней подойти страшно – женщина-воин для экстремальных ситуаций, лошадь на ходу остановит и все такое. Знаешь, Ши-Бон, если честно, я даже прикидывал, сколько вы… это самое, ну, продержитесь. Даже сотню поставил, что недолго, а потом…
– И кто выиграл? – сдержанно спросил Шибаев.
– Ха, кто! Конечно, я! Ну, в том смысле, что я оказался прав. У меня опыт, я такого в жизни насмотрелся! Обливают друг дружку дерьмом, бьют морды, одна корова порезала ножницами дорогущие костюмы супруга, он ее чуть не прибил, с синяками месяц ходила. Скандалят даже в суде, угрожают… И что в итоге? Что в итоге, я тебя спрашиваю?
– Что?
– А то. Развелись, проходит месяц-другой – и снова вместе! Уму непостижимо. И твоя Жанна тоже… Разбежались они! И сразу тебе звонить, умная какая нашлась! А если у тебя другая женщина, она не подумала?
– Но у меня же нет никого, – возразил Шибаев на диво миролюбиво.
– Но она же этого не знает!
– Ладно, Дрючин, не бери в голову. Как ты себя чувствуешь? Как здоровье? Работа? Как спишь по ночам? Бессонница не мучает?
Тон у Шибаева был подозрительно мягок, и Алик прикусил язык, заподозрив неладное.
– Э-э-э… нормально… Ты чего, Ши-Бон, обиделся?
– Да нет, какие обиды, я же понимаю, у тебя душа за друга болит, ты же не просто так топчешься по его хребту и портишь ему аппетит. Ты с умыслом и лучшими намерениями, тебе же дать хороший совет – это как два пальца, да, Дрючин? Даже если никто твоего гребаного совета не просит?
– Да у тебя все время какие-то идиотские истории с ними! – закричал обиженный Алик. – Ты же романтик, они же тебе на голову садятся, у тебя же все время до гроба! Я же все вижу! И Жанна… А ведь она тебе даже не нравилась сначала. А теперь что? С ума сходишь, не спишь, депрессия заела. Ревность! Сколько можно? Запомни, Ши-Бон, к мужьям не ревнуют. И главное – все молчком, все в себе… как не знаю кто! Поделись, выплесни, тебе же легче станет! Ты недооцениваешь силу участия, все психиатры говорят, надо выплеснуть. О чем вы говорили? – он смотрел на Шибаева круглыми любопытными глазами.
– Ну, все, Дрючин! Ты меня достал! – Шибаев отшвырнул вилку и поднялся. – Я тебе сейчас все выплесну!
Он бросился в спальню, распахнул шкаф и выволок Аликовы вещи. Достал дорожную сумку, запихал туда барахло.
Алик, стоявший на пороге, издевательски захлопал в ладоши:
– Браво! В театре себя не пробовал?
– Вызвать такси или на троллейбусе? – зарычал Шибаев.
– Конечно, вызывай такси. Спасибо.
– Сам вызывай!
Шибаев хлопнул дверью, влетел в ванную, сунул голову под струю холодной воды. Яростно растерся полотенцем. Вышел из ванной. Алик демонстративно громко одевался в прихожей, стучал сапогами, с шумом выдвигал ящики шкафчика в поисках перчаток; нечаянно поддал ногой дорожную сумку. Шибаев, стоя на пороге гостиной, молча наблюдал. Алик делал вид, что не замечает его.
Наконец тянуть дальше стало просто некуда, Алик поднял сумку и пошел к двери.
– Я купил коньяк, – сказал Шибаев. – Будешь?
Алик уронил сумку на пол и спросил, не поворачиваясь:
– Какой?
– Хороший. Допускаю, я был не прав, – проговорил Шибаев.
– Да ладно, – с готовностью отвечал Алик. – Я тоже был не прав. Но я же хотел как лучше, у меня же душа разрывается! Ты же знаешь… – Он махнул рукой. – Доставай рюмки! Я сейчас! – Он схватил сумку и побежал в спальню. – За любовь! – провозгласил Алик, поднимая рюмку.
Шибаев кивнул. Они выпили. Алик закашлялся и схватил кусок хлеба.
– Так чего же она хочет? Жанна, в смысле, – спросил, прокашлявшись. Была в нем этакая въедливая настырность, от которой не увернуться было, которая создавала ему реноме опытного адвоката и крутого профи.
– Не знаю, мы не виделись, – буркнул Шибаев.
– Почему?
– По кочану.
– Душа не лежит? – догадался Алик, сгоравший от любопытства. – Не можешь простить?
Шибаев только вздохнул…
