Среда, 17 сентября
Вчера был самый худший день в моей жизни. Я так никуда и не пошла в понедельник. Мы с отцом сидели и смотрели телевизор, что случается крайне редко. Это было странное чувство, потому что впервые, с тех пор как умерла мама, я почувствовала, что мы действительно близки с ним. Даже в отпуске я не ощущала такого родства. Мы ничего особенного не делали, чтобы отметить результаты моих экзаменов, просто в одиннадцать приготовили чай и достали печенье с имбирем. Мы размачивали его в чае, и вскоре нам пришлось заваривать свежий чай, потому что от размокших кусков чай стал таким мутным, что его невозможно стало пить. Потом мы смотрели какой-то фильм, который начался около полуночи. Отец пил коктейль, а я принесла из столовой банку кока-колы. Конечно, это вам не вечеринка с шампанским, но я абсолютно ничего не имею против кока-колы.
Может, кола так повлияла, хотя не думаю, что от нее может быть плохо, но наутро я чувствовала себя неважно. Отец позвал меня, когда я не спустилась к завтраку. Он постучался в дверь и, заглянув, спросил, собираюсь ли я вставать. Едва взглянув на меня, он сразу же сказал, что мне не стоит сегодня идти в школу. Потом он исчез и вернулся с чашкой кофе в руках. Я только едва вдохнула запах, как у меня в желудке все перевернулось и тело покрылось потом. Отец снова вышел и вернулся уже с чашкой чая, очень горячего и слабо заваренного, но очень сладкого, и я решилась сделать маленький глоток. Он присел на край кровати и посмотрел на меня. Допив чай, я слабо улыбнулась ему.
— Моя девочка, — сказал он, а затем принес мне таз и полотенце, на всякий случай, а еще пузырек с лосьоном и пообещал, что придет домой к ланчу, проведать меня. Он был очень заботлив, и я подумала, что, наверное, стоило заболеть, чтобы почувствовать, как он внимателен ко мне. Иногда он может быть очень хорошим, несмотря ни на что. Мне так приятно признавать это, особенно если учесть, что произошло дальше.
Он ушел, а я спала до полудня, встала, приняла душ, и мне заметно полегчало. Вытираясь полотенцем, я размышляла, что надеть. Почти вся моя повседневная одежда в стирке. И тут у меня возникла отличная мысль. Не знаю, почему никогда раньше это не приходило мне в голову. Мамина одежда все еще висела в гардеробе и оставалась в комоде. Когда я увидела аккуратно сложенные вещи на полках в шкафу, у меня сжалось сердце. Нужно будет как-нибудь заняться ее вещами и решить, что оставить, а что сдать в «секонд-хенд». Кстати, я обнаружила классный спортивный костюм ярко-розового цвета, который она очень любила. Открыв дверцу одной из секций, я услышала запах ее духов, правда очень слабый. У меня по телу пробежали мурашки.
Затем я спустилась в кухню, чтобы накрыть стол для ланча. Меня все еще продолжало тошнить, но я вспомнила, что в холодильнике стоит картофельный суп, и поставила его разогревать. Холодный суп всегда так долго разогревается, что скорее приготовить новый, если под рукой есть все необходимые продукты, чем ждать. Я стояла у плиты, бесконечно помешивая этот суп-айсберг деревянной ложкой, чтобы размешать самую густоту на дне кастрюли, и в этот момент услышала, как отец повернул ключ в двери.
— Привет! — крикнула я бодрым голосом открытую кухонную дверь и увидела, что он встал как вкопанный посреди коридора. — Что с тобой?
Он встряхнулся, освобождаясь от оцепенения, повесил ключи на крючок перед входной дверью и вошел в кухню. Бесшумно сел за стол и произнес:
— В первую минуту мне показалось, что это не ты стоишь, а мама.
Это был напряженный момент, ведь я надела ее спортивный костюм, но у меня совершенно другая фигура, и я брюнетка, а у нее были светлые волосы.
— У меня для тебя есть новости, Синди, — сказал он низким, каким-то чужим голосом. Я перестала мешать суп, отошла от плиты и села напротив него. Волна тошноты снова подступила к горлу.
Я поставила локти на стол и уперлась подбородком в ладони так, чтобы в любой момент закрыть лицо пальцами, если услышу что-нибудь страшное, или разозлюсь, или покраснеюот смущения. Я чувствовала, что нужно быть готовой к любому повороту. Он говорил серьезно, и я подумала, что он снова хочет обсудить тему переезда Маргарет к нам или наоборот. Но он сказал, что Маргарет беременна и по этой причине они решили пожениться в следующем месяце. Я была так ошарашена, что даже не вспылила, а когда немного отошла, было уже поздно. Момент прошел. Я просто сидела на месте, и мои пальцы потянулись к глазам. Но слез не было, не было ни гнева, ни досады. Просто шок. Я смотрела в одну точку, и у меня затекли веки. Тогда я медленно моргнула несколько раз. Не знаю, сколько я так просидела, закрывая и открывая глаза, но, должно быть, прошло немало времени, потому что очнулась я, когда почувствовала, что суп начал пригорать.
Не знаю, почему он выбрал именно этот момент, чтобы сказать мне новость. Но меня действительно убивает, что он ведь знал все это, когда мы ели печенье и вместе смотрели кино. Навряд ли он впервые услышал об этом сегодня утром и сразу прибежал домой, чтобы сообщить мне. Кстати, с этого момента во мне словно что-то оборвалось. Как будто кто-то развязал воздушный шарик и выпустил из него воздух.