Двадцатое ноября

Мама стояла в ванной перед зеркалом и плакала.

– Неужели я настолько ужасная, что со мной нельзя общаться? – спросила она.

– Что?

– Должна же быть причина, по которой обе мои дочери ненавидят меня, – сказала она, вытирая слезы насквозь промокшим платком.

Либо у мамы начинается менопауза, или что-то очень плохое случилось опять.

– В чем дело?

– Бетти не приедет на День благодарения, – захныкала мама, осушая слезы. – Они с Грантом собираются на деловую вечеринку с какими-то партнерами, устраиваемую интернет-компаниями «.com».

Мама любит такие слова, как «точка-com». Это дает ей возможность чувствовать, что она идет в ногу со временем, что, впрочем, печально, учитывая, что технократия теперь пошла на спад. Бетани и Г-кошелек к этому отрицательно относятся.

– Полагаю, что деньги для нее важнее, чем семья. Думаю, там будет ресторанное обслуживание. Посмотрим, приготовят ли они пюре из сладкого картофеля – любимое блюдо Бетани.

Я просто поверить не могла, что сестра может оказаться такой суперсволочью. Мне, конечно, совершенно не хотелось ее видеть, но это уже в третий раз, когда она прокатывает маму, с тех пор как переехала в Калифорнию.

– Как будто то, что тебе исполнится сорок семь, уже само по себе недостаточно плохо, – сказала она, разглаживая кожу вокруг век. – Я – старая, и мои дочери ненавидят меня.

Ради бога. Двадцать четвертого день рождения мамы. В пятницу, следующую за Днем благодарения. Я совершенно забыла.

– Мамочка, мы, я не испытываю к тебе ненависти.

– Ты никогда не говоришь со мной, – возразила она. – Поэтому и я не чувствую потребности, поэтому… – Она остановилась, не договорив начатого предложения, повернула кран и побрызгала водой лицо.

Я посмотрела на маму: вода стекала с носа, тушь потекла по лицу, оставляя темные следы на щеках, светлые волосы прилипли ко лбу И в первый раз в жизни увидела не только маму, но и реально существующего человека. Человека из крови и плоти, расстроенного отказом дочери приехать к ней, чувствующего то, что чувствовал бы любой другой на ее месте.

Внезапно испытала такое чувство вины за все те неприятности, которые когда-либо доставляла ей. Я – не Бетани. Я лучше ее.

– Мама, послушай, – сказала я. – Почему бы нам куда-нибудь не сходить в твой день рождения?

Она выглядела озадаченной.

– Разве в пятницу не вечер встречи выпускников и бал по этому случаю?

Это, конечно, мамино дело, что она у себя в карманном календаре отмечает день проведения бала и встречи выпускников в Пайнвилльской школе.

– Да.

– Итак, ты, и правда, не собираешься идти на бал?

Зачем ей надо все так усложнять, когда мне хочется быть с ней любезной?

– Думаю, мы уже прояснили этот вопрос, я в самом деле не собираюсь идти на бал, – произнесла я, точно имитируя интонацию мамы, используя при этом слова Маркуса. Его точная копия – Бизарро, анти-Маркус.

– Почему ты не идешь? – спросила мама. – Тебе следовало бы пойти на бал, вместо того чтобы околачиваться около старой матери.

– Ты только что жаловалась, что я провожу недостаточно времени с тобой.

– Но мне хочется, чтобы потом тебе было что вспомнить о школе.

Заявления, подобные этому, заставляют меня сомневаться, правда ли я вышла из ее чрева.

– Мам! Я никуда не иду.

– Почему?

– Ну мне не с кем.

– Ты не смогла найти себе сопровождающего?

Прорычав, я схватила полотенце для рук и закусила его.

– Маааааааааааааааааамм, – выла я сквозь сжатые зубы.

– Мне просто трудно поверить, что ты не нашла себе сопровождающего, вот и все, – сказала она, взбивая челку кончиками пальцев.

– Не могла бы ты оставить эту тему?

– Хорошо, – сказала она. – Извини.

Я разжала зубы и сделала маме предложение, от которого она точно бы не отказалась.

– Почему бы нам ни пройти по магазинам, а потом где-нибудь пообедать?

– Только мы вдвоем, – сказала она, ее лицо при этом прояснилось.

– Только мы вдвоем, – подтвердила я.

– Мне бы очень этого хотелось, – улыбнулась мама. – Пойти с тобой за покупками.

– Да, – сказала я. – Мы поищем антибальное платье.