ФЕВРАЛЬ
Пятое февраля
Если бы Бетани ходила бы в среднюю школу со мной, я бы ненавидела ее, а для нее я была бы глупой сестрой, а она слишком «классной», чтобы замечать меня в коридорах школы. Следовательно, разница в одиннадцать лет между нами – настоящее благо.
Я провела целый день в магазине, выбирая платье ко дню ее свадьбы. Невесты – это зло. Они настолько одержимы идеей выглядеть лучше других, что выбирают для подружек невесты такие платья, в которых и красавица будет выглядеть чудовищем. То платье, которое должна была надеть я, было длинным до пола, без бретелек, противного желтого цвета («цвета спелой кукурузы!» – хором поправляли меня мама с Бетани не менее тысячи раз). Я выглядела в нем как банан. Кроме того, оно было велико в груди, и пришлось ушивать на столько, что оставшегося материала хватило бы не только на сумочку в тон платья, но и на целый набор дорожных сумок!
Я стояла посередине магазина в нижнем белье, когда Бетани начала говорить, что она не хочет, чтобы я подстригалась до свадьбы. Пусть, мол, мои волосы отрастут, и тогда можно будет сделать какую-нибудь сногсшибательную высокую прическу.
– Но я никогда не носила высоких причесок, – запротестовала я.
– Ну вот на моей свадьбе и попробуешь, – ответила Бетани.
– Но с такой прической я буду выглядеть ужасно.
– Да, это плохо, потому что всем подружкам невесты обычно делают такие прически.
– Ну почему у нас у всех волосы должны быть причесаны одинаково?
Она тяжело вздохнула:
– Потому что тогда фотографии получаются хорошими.
– Ну почему надо выглядеть одинаково, чтобы фотографии получились хорошими?
Не выдержав, Бетани закатила глаза и скривила рот.
– Мама?! Ты слышишь, что она говорит?
Мама не замедлила вмешаться:
– Когда у тебя будет свадьба, тогда ты скажешь своим подружкам, какую прическу им сделать. Но сейчас не ты выходишь замуж, поэтому слушай сестру.
Я сказала, что, учитывая тот факт, что у меня нет даже парня, с которым я могу прийти на свадьбу Бетани, вряд ли я могу планировать свою в ближайшее время. Это было неразумно с моей стороны.
Потому что тотчас же мама и Бетани по очереди стали набрасываться на меня, расспрашивая про Скотти. Почему я, глупая, не приглашу Скотти на свадьбу? Ведь он такой красавчик и милашка, и я по-настоящему пожалею, если он заведет себе другую девушку. Затем они перестали говорить со мной и стали говорить обо мне, словно меня здесь не было.
– Не понимаю ее, Бетти. Твоя сестра собирается всю молодость хандрить, вместо того чтобы встречаться с таким крутым парнем.
– Она обожает хандрить, мама. Ей надо взбодриться.
– Знаешь, что ей нужно по-настоящему?
– Что, мама?
– Ей нужна небольшая перспектива.
– Точно.
– Полагаю, что самое плохое в твоей жизни – это пытаться решить, следует ли пригласить классного парня-футболиста на свадьбу сестры…
Я давно поняла, что мама и Бетани связаны своими «блондиновыми» узами, и мне туда не прорваться. Лучше буду держаться в стороне и не пытаться установить с ними контакт.
– Боже мой! Свадьба через четыре месяца, – взвизгнула я. – Неужели вы думаете, что я смогу найти себе парня за это время?
Две пары одинаковых голубых глаз буквально буравили меня насквозь и словно говорили, что они на это и не надеются.
Какая-то древняя старушка продолжала делать примерку, закалывая на мне ткань в разных местах, то подтягивая, то отпуская ее. Думаю, в этой примерочной она слышала кое-что похуже. Например, невеста, в день первой примерки слезливым голосом признающаяся в своей беременности от друга жениха, или стервозные подружки невесты, размышляющие о том, когда же молодые разведутся, или мать жениха, подозревающая, что ее сынок – голубой.
Неужели я единственное существо женского пола, считающая свадебные церемонии смешными. Лично я собираюсь сбежать: лишь я, муженек и священник где-нибудь на побережье Ямайки. Намного лучше, чем свадьба Бетани в церкви, полной народа. Невеста, претворяющаяся, что она девственница, с отцом, волочащим ее по проходу к алтарю, словно она мешок с поношенной одеждой. Будучи подружкой невесты (сомнительная честь), я не смогу скучать где-нибудь на задних рядах, мне придется быть в центре внимания на всеобщем обозрении.
Честно говоря, не понимаю, что Бетани и ее жених, Грант, нашли друг в друге. Весь прикол в том, что их нельзя разделить, как игрушечных Барби и Кена на верхушке свадебного торта. И еще он делает супербольшие деньги, проворачивая сделки на Уолл-стрит. (Отсюда его прозвище Г-кошелек.) Уже несколько лет он мечется между Силиконовой Долиной в Калифорнии и Силиконовой Аллеей в Нью-Йорке. После свадьбы счастливая парочка продолжит золотую техно-лихорадку и прочно обоснуется где-нибудь в районе Бей – Клондайк для желающих разбогатеть, вкладывая деньги в рискованные предприятия.
Да, сомнительные причины для заключения брачного союза. Все же мои отец и мать вместе уже двадцать восемь лет, потому что мама была капитаном студенческой команды, а папа судил все матчи с ее участием. Вот так.
Бетани и Г-кошелек напрочь лишены сексуального влечения друг к другу. Между ними никогда не пробегала искра. Конечно, я не хочу сказать, что им следует тереться язычками двадцать четыре с половиной часа в сутки. Но когда они входят вдвоем в комнату, ни за что не скажешь, что это влюбленные. Никогда не слышала, чтобы они сказали друг другу: «Я люблю тебя» или что-то в этом роде. Вот пример их тупого диалога:
Бетани: Надеюсь, хорошая погода продержится до вечера.
Г-кошелек: Я тоже.
Бетани: Не хочу, чтобы было слишком жарко.
Г-кошелек: И я.
С тех пор как два с половиной года назад они объявили о своей помолвке, они больше уже не обсуждали текущие события. Все, о чем они говорили, так это о свадьбе.
Бетани: Надеюсь, в день свадьбы погода будет хорошей.
Г-кошелек: Я тоже.
Бетани: Не хочу, чтобы было слишком жарко.
Г-кошелек: И я.
Если у меня будет муж, черт, сначала если у меня будет парень – я не хочу вести с ним подобных разговоров. Вот почему я не встречаюсь со Скотти. Мне нужен парень – мужской эквивалент моей подруги Хоуп, чтобы с ним я могла бы обсуждать все темы, как с Хоуп, чтобы мы понимали друг друга, как понимаем мы с Хоуп, тогда у нас был бы хороший, много значащий для нас обоих секс. И это было бы просто супер. Но возможно ли это, не знаю.
– Кого бы ты ни пригласила, – сказала Бетани, прерывая молчание, – тебе лучше подумать не о высокой прическе, а о том, чтобы хотя бы пробор на волосах был бы ровный.
– Что ты имеешь в виду? У меня хороший пробор, – ответила я, немедленно взглянув на себя в зеркало, чтобы убедиться в своих словах. Волосы были зачесаны назад, завивались у мочек ушей, серебряная заколка была приколота справа, чтобы волосы не спадали мне на глаза. Так я причесывалась всегда.
– Хорошо, я дам тебе еще одно зеркало, и ты увидишь.
– Да я и так знаю, что все в порядке, я всегда так выгляжу.
– Нет, не всегда, – возразила Бетани, язвительно улыбаясь.
Ее лицо исказилось гримасой старшей сестры-мученицы, годами терпевшей от меня лишения.
Я знала, что буквы и цифры отражаются в зеркале наоборот, но никогда не думала, что и лица тоже. До сих пор не осознавала, что вижу лишь зеркальное отражение своего лица. Бетани посадила меня между двумя зеркалами, для того чтобы я могла увидеть себя со спины.
Я испытала настоящий шок. Пробор в самом деле оказался кривым. Но это еще не самое плохое. Вдруг из зеркала на меня взглянули мои ноздри – совершенно непропорциональные: левая была прямой и маленькой, а правая – большей по размеру и сильно оттопыренной в сторону. Я всегда думала, что дело в плохих фотографиях, но это не так: я на самом деле так выгляжу.
Стоя в ванной, высоко подняв маленькое зеркало и смотрясь в большое, я, перед тем как пойти в школу, пыталась исправить этот недостаток, используя грим, тампоны, ватные палочки и даже фен. Но я ничего не могла поделать с ноздрями: они оставались разными. Этому дефекту уже шестнадцать лет, и вряд ли его можно исправить.
