Тем временем, Дайбуцу Саданао, губернатор провинции Муцу, держал оборону упираясь в выемку дороги к Гокуракудзи, храму Крайней радости, однако в сегодняшнем сражении на побережье больше трёхсот всадников погибли от стрел, и они потеряли представление о том, куда податься, отрезанные сзади ещё большим числом врагов. Тут стало видно, что палаты господ Камакура охватило огнём, и больше тридцати человек его слуг подумали то ли, что пришёл всему конец, то ли, что их хозяина вынудили покончить с собой, только сбросили на песок свои боевые доспехи, выстроились в ряд и разрезали себе животы.

Видя это, Саданао воскликнул:

— Так ведут себя самые презренные в Японии люди! Одному всаднику, в котором воплотилась тысяча, уничтожить противника и оставить своё имя грядущим поколениям — это истинное желание героя. Значит, нужно вызвать противника на последний бой и выполнить долг воина!

За ним последовали двести с лишним всадников, которые врезались в более чем шеститысячное войско обороны во главе с Осима, Сатоми, Нукада и Момонои и самозабвенно сражались с ним, побили множество врагов, проскакали одним духом насквозь, и осталось у них всего шестьдесят с лишним всадников. Саданао подозвал к себе этих воинов и сказал:

— Сейчас сражаться в конном строю с простолюдинами бесполезно.

Потом врезался в самую гущу подобного облаку и туману державшего оборону войска Вакия Ёсисукэ, так что погибли все до одного, оставив на поле боя свои тела.

Губернатор провинции Мусаси Канадзава Садамаса тоже потерял в сражении среди гор убитыми больше восьмисот своих воинов, сам был ранен местах в семи и возвратился в Тосёдзи, храм Победы Востока, где пребывал Вступивший на Путь из Сагами. Вступивший на Путь, благодарный необычайно, написал послание о назначении его наместником и изволил передать его губернатору Сагами.

Хотя Садамаса и подумал, что ещё не прошёл тот день, когда погибли его родичи, он взял послание с мыслью: «Это моя многолетняя мечта. Эта должность составит честь нашему роду, а потому теперь будет, о чём вспоминать на путях мира тьмы», — и опять отправился к месту сражения, написав на обороте послания крупными знаками: «Сто лет моей жизни не стоят одного дня милостей господина», — поместил его себе на доспехи, врезался в гущу вражеского войска и в конце концов погиб в бою. Ни среди своих, ни среди чужих не было никого, кто бы не растрогался.