Долгое время у меня была привычка сидеть, задрав ноги на стол, чтобы расслабиться, а заодно разогнать кровь и усилить ее приток к мозгу, но теперь мне все чаще, особенно вечером, особенно вечером пятницы, случается опускать на него голову. Я складываю руки поверх раскрытой рукописи и склоняюсь к ней, лбом утыкаясь в предплечье, а щекой касаясь свежеотпечатанного текста. Ребро столешницы упирается мне в грудь, заставляя сердце колотиться быстрее. Старый письменный стол в стиле ар-деко — отличный проводник эмоций, в том числе отрицательных. Рульманн? Лелё? Он много чего перевидал. Я слушаю, как в тишине опустевшего издательства стучит мое сердце, мое усталое пятничное сердце. К этому часу все уже разошлись, на борту я один, выжатый как лимон и не способный даже собрать рукописи, которые должен взять на выходные домой. Как всегда по пятницам.
Сейчас у меня под щекой любовный роман: история парня, который знакомится с девушкой; он женат, у нее — бойфренд… Я одолел семь страниц, но наизусть знаю, что будет дальше. Меня ничем не удивишь. Я уже многие годы не читаю, а перечитываю. Жую одну и ту же жвачку, из которой мы лепим свои «новинки», объявляем их гвоздем сезона, выставляем на салонах, зарабатываем кучу денег и несем жуткие убытки. Машины перемалывают макулатуру, грузовики поутру мчатся в типографию, чтобы к вечеру вернуться с грузом «новинок», устаревших еще до своего появления.
Сколько лет назад я перестал прыгать от радости при мысли о том, что вот-вот открою шедевр и в понедельник войду к себе в кабинет новым человеком? Двадцать? Тридцать? Не люблю заниматься такими подсчетами — от них слишком явственно веет смертью. Стоит мне закрыть глаза и мягкий желтый свет настольной лампы, проникая сквозь веки, заполняется уродливыми черными фигурами, что громоздятся друг на друга, как на рисунках Виктора Гюго. Дыхание выравнивается, пульс замедляется — я вот-вот усну. Или умру. Смерть у штурвала. «Он умер, как жил, — скажут про меня, — среди книг, за чтением!» — хотя на самом деле я умру, мечтая ни о чем. Я уже давно не читаю по-настоящему. Может, я разучился читать — в общепринятом смысле слова? Может, я уже утратил эту способность? Если я поверну голову набок, сердце плотнее прижмется к столешнице, сообщая ей свои вибрации…
Здание погружено в бумажный кокон тишины. Подобно снегу, книги поглощают звуки. У моего ремесла — свой собственный удушливый запах. В тишине я чувствую его особенно остро. Возвращение к шуму внешнего мира дается мне с трудом.
Стучат в дверь? Кто бы это мог быть? Я не узнаю этот стук — легкий, чуть слышный, робкий. Стук тоненькой руки.
— Войдите.
Она вошла. Я ее раньше не видел. На мгновение меня охватила тоска по тем временам, когда издательство было таким маленьким, что по стуку каблуков в коридоре я узнавал каждую сотрудницу. У девушки приятное лицо. Судя по ее удивленному взгляду, мое собственное выглядит слегка помятым. Должно быть, на щеке отпечатались полосы от пиджачного рукава.
— Я вам не помешала?
— Как-нибудь переживу, мадемуазель. Вы кто?
— Я? Я тут на практике.
— В каком отделе?
— Понятия не имею. Знаете, на практикантов чего только не наваливают. Приходится везде поспевать.
— И вы хотите прибавки?
— Да нет, я вообще работаю без зарплаты.
Мне показалось, что она слегка растрепана. Одета в драные джинсы и еще во что-то пестрое. Невысокого роста, темноглазая, симпатичная — но вот сказать, красивая она или нет, я бы не смог. Читать девушек я тоже разучился. Во всяком случае, шустрая. Студентка «Эколь Нормаль»? Гуманитарные университеты — чем не машина, производящая тысячу Гастонов Галлимаров в год и в том же ритме их перемалывающая?
— Нет, я учусь менеджменту в сфере культуры.
— Вот как? И вы хотите руководить издательством? Что ж, желаю вам удачи.
— Я бы предпочла заниматься организацией концертов.
— Присаживайтесь.
— Вообще-то мне пора бежать… Пятница, уже поздно…
— Пять минут. Итак, вы хотите организовывать концерты?
— Да. Музыка — это здорово.
— Тогда что же вы делаете здесь?
— Ну, я и книги тоже люблю! И потом, здесь была вакансия. Мы должны пройти практику в компании. Это обязательно.
— А что вас привело ко мне в кабинет, если не секрет?
— Главный начальник, месье Менье, сказал, чтобы я…
— Главный начальник? Менье?
— Разве вы его не знаете?
— Знаю-знаю. Даже слишком хорошо.
— Значит, знаете? Так вот, он попросил принести вам вот это.
— Что «это»?
— Ну это просто читалка. Электронная книга, вроде айпада, что ли… Он сказал, что загрузил в нее все рукописи, которые вам нужно прочитать за выходные, чтобы не таскать тяжести. Хотите, покажу, как ею пользоваться? Вот, смотрите, это экран, а на нем — все ваши рукописи. Они хранятся на виртуальных книжных полках. Дотрагиваетесь до какой-нибудь одной, и она тут же открывается. Ух ты, да их тут целая куча. Не представляю, как вы все это прочтете за два дня. Вот, глядите, текст открывается.
— А как же их перелистывать?
— Нажмите пальцем вот здесь, в нижнем углу, и появится следующая страница.
— Как в настоящей книге?
— Ну да, это специально так придумали. Пошли навстречу старичкам. Когда все забудут, что на свете были бумажные книги, еще удивятся, зачем эта опция. Можно же проматывать текст по вертикали. Скроллингом. Так гораздо удобнее…
— То-то Керуак обрадуется.
Это имя не вызвало у нее никакой реакции.
— Простите, месье, но мне надо бежать. У меня сегодня самолет. Не читайте слишком много!
— В мои-то годы…
Она поднялась и ровно через секунду исчезла за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой, а я попытался приручить читалку. Она была черная, холодная, враждебная. Я ей не нравился. На гладкой поверхности не торчало ни одной кнопки. Ни ручки, ни петли, чтобы носить в руке, как папку или портфель, — только хайтековский шик, стильный, как загорелый швед. Черный матовый или блестящий — по выбору — экран. Все обтекаемое, тонкое, стеклянное, невесомое (я прикинул на ладони).
Я положил читалку на стол и прилег на нее щекой. Она не шелестела, не сминалась, не пачкала. Ничто не наводило на мысль о том, что у нее внутри хранится множество книг. Но главное — она была жутко неудобной: в портфеле потеряется, слишком мала; в кармане не поместится, слишком велика.
Если честно, больше всего она напоминала Менье. «Главного начальника». С такими невозможно найти общий язык.
Так что там эта девчонка говорила насчет книг и концертов? Похоже, мне придется расстаться со своим объемистым портфелем. Я таскаю его со студенческой поры, и развод будет трудным. Мы с ним любили друг друга, хотя никогда не высказывали своих чувств вслух. Доверху набитый вечером пятницы, он с точностью показывал, сколько весит моя работа. Из-за него мое левое плечо опущено чуть ниже правого. Профессиональная деформация. Квазимодо.
Теперь мне понадобится специальный футляр для читалки. Только с ручкой, пожалуйста. Я уверен, что такой уже лежит у Менье в ящике стола и в понедельник утром он торжественно вручит его мне, потребовав поделиться впечатлениями о своем подарке. «Надо идти в ногу со временем, Гастон!» Это его любимая шутка — называть меня Гастоном. Наверное, он думает, что доставляет мне удовольствие. А может, просто пытается блеснуть остроумием. Никаких иллюзий я не питаю — футляр, конечно, будет не от «Эрме» и даже не от «Лоншана», скорее всего, синтетическая подделка под крокодиловую кожу с противоударной прокладкой внутри. Вылитый Менье.
Пора домой, давно пора. Но мне хочется задержаться еще на минуту, полежать щекой на бумажных листах, — всего одну минуту, чтобы напоследок принюхаться к рукописи. Почувствуй, чем пахнет страница, и считай, ты ее прочитал.
