Глава 39
Сандра выглядела встревоженной.
И виноватой.
– Он… ты пойми, что он меня очень любит. – Она повторяла эту фразу снова и снова, и Тельма не могла понять, кого именно Сандра пытается убедить, ее или же себя. – Да, он совершал ошибки…
Маленькая кухонька больше не выглядела уютной. Что исчезло? Салфетки на месте. И скатерть. И снимки. И даже кружки в вязанных крючком чехольчиках. Лампа.
Абажур.
Сонная осенняя муха, которая металась, то и дело о ударяясь об абажур с неприятным тяжелым звуком. И бледные руки Сандры с красными ноготками.
– Все совершают ошибки…
– Он тебя убьет. – Тельма уже жалела, что пришла сюда, на эту кухоньку, и принесла бумаги, которые разрушили прежний уют.
– Ты этого не знаешь! – вскинулась Сандра. – Он… он милый… он меня любит! Нет, ничего не говори!
Руки взметнулись.
И бумаги полетели на пол.
– Я… я понимаю, что ты хочешь, как лучше… ты за меня беспокоишься. Но я уже не маленькая! А он… он мне цветы принес… и конфеты.
Коробка стояла на столе. И следовало признать, что конфеты в ней были отнюдь не из местной лавочки. Благородные трюфеля, настоящий шоколад, пропитка коньяком и белоснежные бумажные стаканчики для каждой конфеты. Сахарный жемчуг, в котором больше красоты, чем вкуса.
Звездочка из корицы.
Элегантно.
Изысканно даже, как и белоснежные розы, которые заняли место не в вазе, но в огромном тазу. Конечно, в вазу такой букет не поставишь.
– И все вот это, – дрожащий пальчик Сандры указал на бумаги. – Ничего ведь не доказали! Обвиняли… но любого можно обвинить! Тебя, меня…
– Я поняла.
– Нет. – Сандра тряхнула головой, и белые кудряшки ее заплясали. – Не поняла. Ты… ты как мама… она всегда пыталась контролировать, что я делаю… с кем хожу. С кем дружу. Этот плохой… тот нехороший… репутация. Если бы ты знала, как в маленьких городках трясутся над репутацией! И мама свою погубила. Она не желала, чтобы и я тоже оказалась… чтобы оказалось, что меня использовали и бросили. Как лучше хотела, а выходило… она запирала меня. Представляешь? И порой являлась… на вечеринки являлась… все смеялись.
– Я не смеюсь.
– И я не смеюсь! – выкрикнула Сандра.
– Успокойся.
На бледной коже ее проступили алые пятна. Губы тряслись. А в синих глазах затаились озера слез. Что ей было сказать? Наверное, если бы у Тельмы раньше случались друзья, она бы умела разговаривать на такие вот неудобные темы. Но друзей не было.
Кроме Сандры.
Кроме влюбленной, и потому ослепшей Сандры.
– Я ему верю! Слышишь?
– Слышу.
– И он… он меня любит! Сейчас… я тебе принесу… покажу… – Она метнулась из кухни, едва не сбив Тельму, чтобы спустя минуту вернуться с футляром. – Вот. Посмотри.
Футляр этот Сандра сунула в руки Тельмы.
Узкий.
Тяжелый. Основа – благородное дерево. И бархатная шкурка. Крохотный серебряный замок.
Внутри – широкая полоса браслета.
– Видишь?! Ты видишь? – Сандра приплясывала от нетерпения. – Это он принес.
– Можно?
Тельма не спешила прикасаться. А вещица не из дешевых, даже если не принимать во внимание работу – а работа была отменной, – все одно не из дешевых. Белое золото. Алмазы мелкие, но много, в сумме карат на пять наберется.
– Думаешь, он его с трупа снял? – с вызовом поинтересовалась Сандра.
Неплохо бы… получилась бы улика, которой, глядишь, и хватило б, чтобы отправить героя-влюбленного за решетку. Сандра бы тогда… что, смертельно обиделась? Отказала бы в дружбе?
Но осталась бы живой.
– Смотри, конечно. И давай, если ты ничего не увидишь, просто закроем эту тему. И приятелю своему скажи… не надо сюда ходить.
Это она про кого?
Кохэн… конечно… тоже предупредить пытался? Бесполезно. Не послушает она.
– Донни… он хороший парень.
Наверное. Когда-то был. Все подонки, как подсказывал опыт, когда-то были или хотя бы казались хорошими парнями.
Тельма провела кончиками пальцев по холодной россыпи алмазов.
Драгоценные камни – это не плоть, это память воплощенная, исправить которую не так и просто. Потому-то и хранят родовые драгоценности, потому-то и бояться замарать их. А уж о проклятиях, на камнях сделанных, не один учебник написан.
И если хотя бы капля крови коснулась алмазов…
Камни молчали.
Нет, они помнили многое. Темную утробу горы. И столетия роста. Голоса вулканов. Удары кирки. Шорох воды, летящей по желобу. Унылую песню заключенных. Тельма могла бы рассказать, что добыли их на Кармейнской каторге. Камни помнили людей и руки, через которые прошли. Толстые пальцы оценщика. И ювелира, что долго возился, выбирая из груды подходящие…
…они помнили, как менялись, как роднились с металлом, преображаясь в браслет. И как лежали, дожидаясь своего часа.
– …выбирай. Эй ты, покажи нам что-то достойное этой красавицы… – Мужской голос доносился издали. – А ты, крошка, не стесняйся…
– Донни…
– Вот, глянь, какой браслетик… покажь его нам. Нет, не так. Сандра, примерь… тебе нравится?
И восторженный вздох. У нее никогда не было ничего подобного.
Алмазы!
Настоящие алмазы! Девчонки слюной захлебнутся. Нет, вовсе не зависть нужна Сандре, но затаенный восторг и подтверждение тем самым, что она сделала правильный выбор.
Донни ее любит!
Конечно, любит… вот он, вытащил бумажник и отсчитывает сотенные купюры.
Две тысячи триста!
Безумие! Да Сандра в жизни столько денег не держала…
– Крошка, ты прелестна… поцелуешь?
Поцелует.
И снова.
И будет целовать, не за браслет, он, конечно, красив, но Сандра ведь не шлюшка какая-нибудь, чтобы за цацку запродаться. Нет, она будет целовать, потому что любит его. Как иначе она докажет свою любовь?
Алмазам смешно.
И Тельма с сожалением вынуждена браслет вернуть.
– В нем нет ничего криминального. Чистый. – Она не привыкла лгать, и хотя, наверное, постаравшись смогла бы устроить ложное воспоминание, но… разве это убедило бы Сандру?
– Вот видишь! – Она вздохнула с немалым облегчением. – Я же тебе говорила…
– И обещала познакомить.
Браслет лежал. И Сандра не спешила его примерить, держала на вытянутых руках, любовалась, а примерить не спешила. Почему? Ей ведь нравится эта вещь. Или Тельма опять чего-то недопоняла?
– К-конечно, но… ты не обижайся только, ладно? – Сандра закрыла футляр и коробочку поставила на стол. – Я говорила с Донни и он…
…не пришел в восторг от идеи. Странно, с чего бы это?
– Видишь ли… ты все-таки в полиции работаешь… и чтица… и ты можешь увидеть что-то…
…за что дорогого Донни спровадят на виселицу.
– Я понимаю, что в его прошлом было много… всякого. Кое о чем он мне рассказывал… это тяжело… ему столько всего пришлось пережить…
– Сандра!
– Ты ничего о нем не знаешь! – с жаром воскликнула она. – Донни изменился. У него свой бизнес! Законный… он теперь антиквариатом занимается… и еще он квартиру в Первом округе снял. Для меня. Хочет, чтобы я переехала…
– И ты переедешь.
Сандра потупилась.
Переедет. Конечно. Зачем ей отказывать, ведь Донни чудесен. Да и Первый округ от Третьего отличается. И квартира та, в которой Сандра побывала, не чета нынешней. Она чиста и просторна. Окна ее выходят на залив, и, быть может, в хорошую погоду из них видны небоскребы Острова.
Под этой квартирой расположено кафе.
Или два.
Полосатые навесы. Прозрачные витрины. Мебель плетеная, и утренний кофе со свежайшими булочками. Нет, Тельма не завидует.
Нечему.
– Я… не знаю… он хочет, чтобы у нас была семья…
– Неужели.
– Почему ты не веришь? Да, семья! И дети! Трое! Но сначала он мне прослушивание устроит… или два… или даже купит роль. Представляешь? Донни считает, что я талантлива!
– Ты талантлива, – подтвердила Тельма.
…и в той сказке, которую Сандра сама для себя сочинила, ее талант не останется незамеченным. В этой сказке будет место и гениальному режиссеру, который совершенно случайно откроет для себя Сандру. И премьере. И оглушительному успеху. Все светлячки мечтают не просто гореть, а пылать сверхновой звездой.
– Я бросила клуб… – Сандра все же присела. – Послушай, я… я понимаю, что тебе нелегко признать, но у меня есть своя жизнь. И у тебя своя. И то, что я перееду, это ведь не означает, что мы не будем видеться.
Она говорила с Тельмой, как с ребенком.
– Я… я буду звонить тебе… Донни, конечно, не одобрит…
…уж кто бы сомневался.
– …но я обещаю, что буду звонить каждый день. И он поймет, что нечего бояться. И ты поймешь. Вот увидишь, вы еще станете друзьями.
Вот в этом Тельма всерьез сомневалась. Сандра же, присев на корточки, обняла руку Тельмы, поднесла ладонь к губам.
– Все будет хорошо… просто надо поверить в это…
Ах, если бы вера что-то да значила.
А под дверью Тельму ждали.
Мэйнфорд устроился прямо на грязных ступеньках. Он вытянул ноги, перегородив лестничный пролет, а бритым затылком прислонился к двери. И Тельме показалось сперва, что он спит, но стоило ей появиться, и Мэйнфорд открыл глаза.
Желтые.
Снова желтые.
Это ведь ненормально, иметь желтые глаза, как ненормально видеть самого Мэйнфорда здесь.
– Чего тебе надо? – Она была не в настроении.
Не в том настроении, чтобы любезничать. И если бы Мэйнфорд сказал хоть слово, Тельма не сдержалась бы. Он же молча поднялся, заставляя ее попятиться. Но отступать было некуда. И дверь, та самая дверь, которую только сегодня починили, послушно открылась, впуская хозяйку.
И того, другого, кем бы он ни был.
– Что ты творишь? – Тельма выставила руку, пытаясь оттолкнуть… и ладонь провалилась в пламя.
Горячее.
Не обжигающее, нет. Ласковое домашнее пламя, языки которого обвили запястье, поползли выше, под растянутый рукав свитера. И кажется, запахло паленым.
– Мэйни, ты… ты в норме?
В желтые глаза не стоит смотреть долго.
И в конце концов, сегодня Тельма в здравом уме. И в отвратном настроении. Сегодня она потеряла друга, кто знал, что друзья – это так… ненадежно. То ли дело враги. Они – величина постоянная.
Огонь дразнился.
Щекотал.
И отступал.
Покусывал кончики пальцев и обжигал ладонь. Почти поцелуй… и надо прекратить это безобразие. Надо… и Тельма прекратит.
Наверное.
Тельма прикасается к лицу своего – своего ли? – голема, чтобы он очнулся. А он, вместо этого лишь урчит и трется колючей щекой о ладонь.
– Ты пьян.
Целовать его Тельма не собиралась. Само как-то вышло…
Пьян.
И это все объясняет.
– Завтра жалеть станешь…
Сказал бы хоть слово… а и в Бездну слова. Лишние сейчас. А завтра… завтра все равно наступит, вне зависимости от желания Тельмы. Пока же у нее есть вечер. И мужчина есть. И быть может, не самое плохое сочетание. В конце концов, в прошлый раз ей ведь понравилось.
– Только, – Тельма сама толкнула его к спальне. – Квартиру не спали, ладно?
Зверь, который притворялся Мэйнфордом, согласно заурчал.
Конец первой части
Назад: Глава 38
На главную: Предисловие
