2
Как и все обреченные на неудачу служебные романы, наш с Майком начался на корпоративной вечеринке. Эту вечеринку обычно проводили в ноябре, но перенесли на начало сентября: мы отмечали успешный финансовый год. Она проходила в «Черном дрозде», одном из тех перворазрядных заведений, где одинокую креветку, поданную на блюде с молодой зеленью, называют главным блюдом. Премии получили все. Даже мне дали лишние 300 долларов, хотя моя зарплата не зависела от прибыли.
Я сидела в баре с сигаретой (пусть я и бросила курить, но корпоративные мероприятия — особый случай, это все знают) и смотрела, как Дэйв Недлз из бухгалтерии, опрокинув два клюквенных мартини подряд, делает неловкие попытки подцепить симпатичную длинноногую официантку. Он причмокивал губами и вытягивал их, словно большая мокрая рыба. Терпеть не могу Дэйва. Он из тех парней, которые снимают обручальное кольцо, когда идут в бар. Он думает, никто ничего не знает. Считает себя большим хитрецом.
Как раз тогда из дыма и полумрака возник босс моего босса, Майк. Все женщины в конторе обращали внимание на красивого Майка. Секретарши дрались за право отнести ему почту.
Он сказал:
— Кажется, тебе не очень весело.
А я ответила:
— Я и не рассчитывала, что здесь будет весело.
Майк засмеялся и наклонился ближе. Он умел превратить любой разговор в шутку, понятную только вам двоим.
— Может, я не должен так говорить, но я скажу, потому что принял четыре рюмки для храбрости, — заявил он. — По-моему, ты невероятно сексуальная. Но у тебя, конечно, есть парень, да? У таких девушек всегда есть парень.
И все, я сдалась. Вот как легко было меня подцепить.
Мы с ним переспали по пьянке — неуклюже, ничего не соображая. Обычно о таком стараются не вспоминать, но через два дня он позвонил и пригласил меня на настоящее свидание. Следующие семь месяцев мы были неразлучны. Он говорил, что любит меня. Я говорила, что люблю его. Потом он меня уволил. Вот сокращенный вариант.
Такое чувство, будто я своими руками и без посторонней помощи отбросила феминистское движение на тридцать лет назад. Если в 1972-м вице-президенту нравилась секретарша, ее повышали. В 2002-м ее увольняют. Проще простого: кто тебя повысит, если ты стала обузой?
Майк забыл у меня четыре вещи: зубную щетку, одноразовую бритву, трусы и футболку. Вот и все, что осталось от семимесячных отношений. Вот и все свидетельства, что он здесь вообще был.
Я раскладываю его вещи, одну за другой, на полу в гостиной и принимаюсь их изучать. Выкуриваю несколько сигарет подряд, последнюю гашу, ткнув в его трусы.
Зубная щетка. Бритва. Трусы. Футболка.
Если понять, почему ему надоели эти вещи, возможно, станет понятно, почему ему надоела я.
Он называл меня Огоньком. Говорил, что я волнующая, возбуждающая, сексуальная. Я не успевала войти в собственную квартиру, как он запускал мне руки под юбку. Он был ненасытен. Не сводил с меня глаз, звонил каждую ночь и требовал встреч.
Попользовался — и выбросил. Как зубную щетку или бритву.
В глубине души я надеюсь, что он вернется за ними. Но этого не будет. Он бросил здесь то, что ему не интересно. Оставил то, что не жалко. Похоже, он с самого начала планировал бегство.
Я понимаю, все кончено, но все-таки по-прежнему надеюсь, что он позвонит.
— Без него тебе лучше, — внушает мне Стеф по телефону.
— Мне хуже, — возражаю я.
— Во-первых, у него смешная походка.
— Не смешная.
— Смешная.Он ходит… как утка!
— И вовсе не как утка.
— Джейн, ты просто идеализируешь недосягаемое, но это пройдет. Поверь мне, он ходит, как утка.
— Мне нравится, как он ходит.
— Еще три месяца — и это начало бы тебя бесить. Ты бы увидела, как он идет по улице, и подумала: «Почему я с мужчиной, который ходит, как утка?»
— Это чепуха, — говорю я.
— Это не чепуха, а генетика. Ты хочешь, чтобы твои дети ходили, как утята?
Нет, со Стеф спорить бесполезно, особенно когда ее понесло.
— Тогда что можно сказать обо мне, если меня не хочет мужчина, который ходит, как утка?
— Тяжелый случай, — шумно выдыхает Стеф.
— А что ты посоветуешь?
— Давай пропустим ту часть, где ты страдаешь по Майку и думаешь, чем ты его оттолкнула, хотя всем ясно, что ты здесь ни при чем, потому что промахнулся он.
— Хорошо бы, — вздыхаю я. — Но, боюсь, никуда не деться: я должна немного поныть.
— Ладно, но только при одном условии. Сначала расскажи мне что-нибудь, что не связано с Майком.
Я задумываюсь.
— На бирже труда я столкнулась с Мисси, системной администраторшей.
— Это не та Мисси, которая вроде бы стащила два ноутбука, степлер и эргономичное кресло директора?
— Неужели? Если бы я знала, какой террор она устроила в «Максимум Офисе», то вряд ли дала бы ей такой энергичный отпор.
— Так говорят. Но не мне тебе объяснять, как рождаются слухи. Может, она взяла только степлер.
— Хочешь верь, хочешь нет, но она всего лишь ищет себе соседку. А теперь можно снова про Майка?
— Нет, — выразительно отвечает Стеф. — Расскажи, что там происходит в «Мнении».
Стар Джоунз исповедуется в пристрастии к туфлям. Кажется, у нее их слишком много (как будто туфель может быть слишком много — абсурдная мысль).
— Стар Джоунз говорит, у нее слишком много туфель, — докладываю я Стеф.
— Идиотизм! — фыркает Стеф. — Что за кощунство. Ты так тоже могла бы. Не хочешь попробовать?
— У меня жирная кожа. Чтобы не блестел лоб, понадобится столько пудры, что я стану тяжелее вдвое.
В «Мнении» у всех совсем матовый макияж. А я временно перестала краситься. Косметика не сочетается с фланелевыми пижамами. К тому же ее нужно смывать, а в последние дни душ вообще не входит в число моих приоритетов: не вижу в нем смысла. Я втайне прикидываю, скоро ли начну пахнуть, как истинный европеец.
— Так какие у тебя на сегодня планы? Не считая сожжения его портрета?
— Есть дела поконструктивнее. Буду молиться, чтобы небеса послали мне немножко денег на квартплату.
— Можешь заодно вымолить мне задницу поменьше?
— Попробую, — обещаю я. — Кстати, ты не знакома с иллинойсским жилищным кодексом? Через какое время хозяин имеет право выселить неплательщика?
— Если тебе нужно взаймы, ты знаешь, что я всегда с радостью.
Заманчиво, но я не могу взять деньги у Стеф. У нее такой же долг по кредитной карточке, как у меня.
— Нет, все нормально, спасибо. Просто буду тянуть до последнего.
Хозяин квартиры — француз по имени Боб. У него такой сильный акцент, что он не говорит, а скорее плюется. А еще он всегда кричит, но я не вздрагиваю и не пугаюсь: однажды, после приличной дозы водки, он признался мне, что просто не любит, когда его просят повторить, что он сказал. Боб неизменно ходит в халате и моется примерно раз в квартал. У него вечная щетина, даже по утрам. Раньше он питал слабость к моей бывшей соседке Карен, которая покинула меня четыре месяца назад и переехала к своему почти жениху, оставив меня один на один с квартплатой.
Боб живет на последнем этаже и редко спускается вниз, поскольку избегает физической нагрузки. Остается надеяться, что этот лодырь наведается за деньгами не раньше чем через неделю.
День проходит за всевозможными ток-шоу — от элитных, вроде «Мнения», куда приглашают второразрядных актеров, и до низкопробного цирка.
Я понимаю, что не вставала с дивана уже много часов. Интересно, скоро ли у меня появятся пролежни, а мышцы атрофируются настолько, что я не смогу без посторонней помощи дойти до туалета? Тогда, может, меня пригласят в «Шоу Мори Повича»: Лежебока, изуродованная невероятной, безумной ленью.
Может, это мое призвание — гость ток-шоу. Я представляю себе футболки с эмблемой «Лежебока» и бестселлер о том, как я впала в бездеятельную спячку. Так и вижу, как мой братец Тодд дает интервью: «Я говорил ей, чтобы она устроилась на работу, но она не слушала — и вот, посмотрите на нее: прикована к дивану по гроб жизни».
Осознав, что нужно метить повыше, чем «Мори Пович», я решаю заняться чем-нибудь конструктивным и разобрать счета за прошлый месяц. Раскладываю их в три стопки: 1) счета, которые я никогда не оплачу; 2) счета, которые оплатила бы, будь у меня деньги; 3) счета, которые я как бы и не получала.
Придется потратить немало времени, выбирая, от чего отказаться. Это меня не радует. Я чувствую себя нищей.
Цифровое кабельное телевидение. Журнал «В стиле». Мобильный телефон. Журнал «Пипл». Прощайте.
Хуже всего с кабельным ТВ. Чтобы отменить услугу, я полчаса просидела с трубкой в руке, дожидаясь разговора с живым человеком.
Это оскорбительно. Они считают, что бедным больше и заняться нечем — сиди и слушай попсовую мелодию для флейты. Время бедных ничего не стоит. Состоятельные люди не стали бы ждать двадцать восемь минут, пока им отключат канал. На это и рассчитано.
От нечего делать я смотрю в окно. Старушка с первого этажа выходит со своим песиком, белым и пушистым существом размером с грейпфрут. Официально я с ней не знакома, но на ее почтовом ящике написано «Слэттер». Кучки за своей собакой она не убирает. Я видела, как она нагребает на них грязный снег и идет дальше.
Старушка бесстрашно семенит прямо по обледенелому тротуару — похоже, правительственная программа по страхованию здоровья престарелых добавляет ей уверенности.
Я отрываюсь от окна и с трубкой в руке иду к холодильнику. Никогда не считала себя обжорой, но свои деликатесы я уничтожила моментально. Осталось несколько бутылок диетической кока-колы, увядшие овощи, которые я так и не приготовила, немного сыра бри, давно скисшее молоко и две банки дорогих оливок.
Наконец отзывается представитель кабельного ТВ. У него скучающий голос. Интересно, сколько он зарабатывает. Представляю, как я сидела бы в безжизненно-серой кабинке, в наушниках, и зачитывала клиентам речи по ламинированной карточке. На такой работе мне сразу захотелось бы изобразить жуткий венгерский акцент или притвориться, что не знаю английского.
Мой собеседник таким творческим подходом не отличается. Он заявляет, что не смог бы оставить за мной каналы бесплатно, даже в обмен на сексуальные услуги. Похоже, ни один из парней на кабельном телевидении не поддается на подкуп. Катастрофически не везет.
Я рыдаю по поводу утраты любимого канала, но для него, наверное, это не редкость — люди, плачущие из-за потери кабельного ТВ.
— Спасибо, что позвонили, — благодарит он. По-моему, неискренне.
* * *
Кабельное ТВ отключается незамедлительно, так что приходится, порывшись в шкафу, откопать телеантенну. Я устанавливаю ее — изображение прыгает. Ловится четыре канала: CBS, NBC, АБС и общественный некоммерческий — но только если обмотать концы антенны толстенным слоем фольги. Я выгибаю ее в виде профиля Джералда Форда, но картинка все равно раздваивается и скачет как помешанная. Я горячо клянусь, словно Скарлетт О'Хара, что когда найду работу, то больше никогда не останусь без кабельного телевидения. Я потрясаю кулаками — и тут звонит телефон.
Это Тодд.
— Я послал тебе объявление о ярмарке вакансий. Ты получила? Пойдешь?
Если измерять состояние Тодда по шкале от одного до десяти, данная напряженность и настойчивость в голосе соответствует всего лишь тройке.
— А клоуны там будут? А сладкая вата?
Тодду не смешно. У него отсутствует ген юмора. Он не знает, что такое шутка. В кино или на деловой встрече он осторожно ждет, когда засмеются другие, и тогда присоединяется. Это очень грустно.
— Нет,Джейн. Там будут кадровые агенты и специалисты.
Он всерьез думает, что я впервые слышу о ярмарках вакансий.
— Пожалуй, там так же весело, как на съезде гробовщиков.
— Джейн. Не дури. Сходи. А потом пообедаем вместе. Давай. За мой счет.
Я делаю вид, что задыхаюсь от изумления:
— За твой счет? Это что, седьмой знак апокалипсиса?
Тодд известен своей прижимистостью, как и мой папа. Когда приносят счет, с ним всегда приключается внезапный приступ «крокодиловых лапок» — руки оказываются слишком коротки, чтобы дотянуться до счета.
— Очень смешно, — возмущается Тодд.
Это здорово. Я на седьмом небе. Любой повод выбраться из квартиры для меня праздник.
— Но, — весьма строго заявляет Тодд в трубку, — я заплачу только при условии, что ты обновишь свое резюме.
— Тодд! — кричу я. Радостная картина окружающего мира омрачена: обед нужно заработать. — Это шантаж.
— Я знаю, что без взятки ты этого не сделаешь.
И это правда.
— Я уже обновила резюме, — вру я.
— Содрать чужое резюме из Интернета и выдать за свое — совсем не то.
Проклятый Тодд. Он умнее, чем кажется.
Итак. Резюме.
Резюме писать сложно потому, что это требует богатого воображения, творческого подхода и способности к неслыханной, чудовищной лжи. Чем крупнее ложь, тем скорее ей поверят. Мелкое вранье сразу бросается в глаза.
Я включаю компьютер и исправляю резюме. Вообще-то последняя моя должность перед «Максимум Офисом» называлась «графический дизайнер на полставки с обязанностью отвечать на телефонные звонки». Однако в резюме я пишу: «Директор графического маркетинга и главный координатор по связям, подразделение Среднего Запада».
Разглядываю свое резюме и думаю, что сказать о «Максимум». Официально я значилась «специалистом по дизайну». Звучит эффектно, но «специалист» подразумевает «дешевую и не слишком опытную рабочую силу». Другими словами, пешка. Или плебей. Или слуга-подмастерье. Или, точнее, допустимые потери.
Ну. И. Что. Мне. Написать.
Вот:
Великая Герцогиня, Повелительница Мира, достойная много большего, чем когда-либо получала, Несравненная Художница со сверхъестественным интеллектом и творческими способностями, созданная для всемирной славы и богатства.
Нет, наверное, это слишком.
Я удаляю «достойная много большего, чем когда-либо получала» — а то выходит, я довольствуюсь меньшим, чем заслуживаю. Генеральные директора и королевская семья не довольствуются. И я не буду.
Потратив на это еще полчаса, я снова уступаю соблазну и включаю дневное телевидение. Мори в который раз говорит о тестах по установлению отцовства. Кажется, он в одиночку пытается финансировать национальные лаборатории ДНК.
Эти тесты — пустая трата времени.
Отец никогда не бывает аккуратным человеком с регулярным окладом, в приличной одежде и с безупречной гигиеной полости рта. Это всегда сутенер с выбитыми зубами, который чешет задницу и издевается над аудиторией.
Это как несмешная комедия положений.
Финал всегда один и тот же.
Как обычно, телевидение засасывает время, словно черная дыра. Все, что в его непосредственной сфере, движется очень медленно. Все, что снаружи, летит с сумасшедшей скоростью. Мне приятно думать, что если бы я никогда не вставала с дивана, то жила бы вечно. Я бы наблюдала, как все за окном стареет, а сама всегда оставалась такой же, не меняясь с годами, словно Горец.
Когда я снова отрываю глаза от неандертальца, хватающего себя за промежность, то обнаруживается, что в душ я уже не успеваю. А хоть бы и успевала, мотивации все равно нет. Это всего лишь Тодд.
И ярмарка вакансий.
Я прячу лоснящиеся грязные волосы под бандану и влезаю в сравнительно чистые мятые брюки, которые раскопала в ворохе вещей на дне шкафа.
— Что, черт побери, ты на себя напялила? — приветствует меня братец.
Естественно, Тодд явился на обед не один. С ним его закадычный дружок, Кайл Бертон. В детстве мы с Кайлом жили по соседству, так что он знает меня с тех дней, когда я бегала в одних трусах. Не то чтобы я больше так не делаю, но теперь для этого требуется значительная доза спиртного.
— У меня нет денег на химчистку, — защищаюсь я. И только сейчас замечаю, что к краю штанины прицепился порядочный комок пыли.
— Симпатичная бандана, — Кайл показывает на мою голову. — Любишь жить в стиле?
— Подумываю, не стоит ли сколотить собственную банду.
— «Грозные покемоны», — предлагает он.
— Ага, или «Стервы Барби».
— Джейн, — вздыхает Тодд, медленно покачивая головой, — Джейн, ты не можешь пойти на ярмарку вакансий в таком виде.
— Тодд, это не твои проблемы.
Я уже начинаю сомневаться, стоит ли бесплатный обед всех этих мучений. Официант швыряет на стол передо мной меню, и я вспоминаю, что весь день жила на одних оливках.
Кайл смотрит на меня и ухмыляется. Я в ответ окидываю его неприязненным взглядом:
— В чем дело?
— Ну, э-э, — Кайл пытается сдержать улыбку, — у тебя, м-м, бандана съехала. Опасно сползла влево.
Я поднимаю руку и поправляю бандану.
— Лево с другой стороны, — замечает он.
Я не обращаю внимания на его наглость.
Кайл — успешный адвокат в крупной компании — недавно пережил крах в личной жизни и поэтому получает утешительный приз зрительских симпатий.
Еще год назад у Кайла была подружка, почти невеста, Кэролайн. Мне она никогда не нравилась, но у нее были очевидные плюсы (самый очевидный заключался в том, что она была похожа на Кэтрин Зету Джонс). Но однажды Кэролайн решила перебраться в Сидней. Без Кайла. С тех пор он пребывает в хронической депрессии и вместе с Тоддом гоняется за ненатуральными блондинками вдвое моложе себя.
В этой охоте на женщин с IQ ниже среднего уровня Кайл, неотразимый и, на свою беду, слишком умный, да еще обладатель черного «БМВ», имеет колоссальный успех.
Приятно думать, что я одна из двух людей, знающих, что как-то раз девятилетний Кайл на спор засунул себе в нос одиннадцать горошин.
— Ну? — Тодд протягивает руку ладонью кверху.
Я приветственно хлопаю по ней.
— Резюмегде? — рычит он, закатывая глаза.
Тем временем Кайл выдергивает резюме из другой моей руки.
— Эй, — слабо протестую я и раздумываю, прилично ли будет выпить два мартини.
— С каких это пор ты окончила Гарвард? — интересуется Кайл.
— Давайте заказывать, — предлагаю я, прячась за меню.
Весь обед Тодд мучает меня вопросами на манер кадровика — они с Кайлом от души посмеялись, читая резюме. Ничего они не понимают в творчестве; я ставлю на них крест.
— Не стану я устраиваться на новую работу. Ты знаешь, за сколько можно продать почку? — спрашиваю я Тодда.
— Тысяч за двести пятьдесят на черном рынке, — серьезно отвечает он. Тодд работает статистиком в страховой компании и поэтому знает, что почем. Шутка до него не дошла.
— Рано тебе думать о продаже органов, — вмешивается Кайл. — Ты просидела без работы всего пару недель.
— Можно подумать, ты считаешь меня финансово вменяемым человеком.
— Не забывай, Кайл, что это девчонка, которая шесть недель не заглядывала в почтовый ящик — боялась увидеть счет по кредитной карточке. И это в двадцать два года! — не ко времени вспоминает Тодд.
— Не боялась я счета. Просто пыталась заработать алиби.
— Правильно. Ты думала, раз ты не видела счет, то и платить не придется, — одобряет Тодд, нежно двигая мне в бок.
— Не знаю, что тут такого, — говорю я. — А если в ближайшие дни не получу пособие, план игнорирования счетов придется возродить.
— А как же твой Таинственный Друг? Уж у него-то точно можно занять, — напоминает Кайл.
Таинственным Другом они называют Майка, потому что я отказалась их знакомить. Во-первых, знала, что они не одобрят. От нашей связи за версту несло «Джерри Спрингером» . Если бы Тодд узнал подробности, он бы поднял на ноги всю семью, а тогда мне пришлось бы выслушивать нотации о сексуальных домогательствах и о том, почему нельзя встречаться с коллегами, особенно с начальниками. Тодд чрезмерно меня опекает. Это здорово, когда тебе девять и за тобой гонится семидесятикилограммовая забияка из шестого класса, но совсем не так приятно, когда тебе двадцать восемь и ты стараешься заниматься сексом чаще, чем раз в десять лет.
— Таинственный Друг меня бросил, — объявляю я, — так что не хочется мне о нем говорить.
— Ой, — качает головой Тодд.
— Жалко, — добавляет Кайл.
— Ничего, — беззаботно отмахиваюсь я. — Если так подумать — осталась без работы, почему бы не расстаться и с другом? Одним разом избавилась от всех, кто меня бесил.
Когда приносят счет, руку за ним протягивает Кайл. Естественно, Тодд — как и папа в таких случаях — не против, чтобы заплатил кто-то другой.
И спасибо Тодду за то, что он выпил половину моей «Водки-мартини» под тем предлогом, что на ярмарке вакансий от меня не должно нести спиртным.
Я не очень ходкий товар. Это мне и самой известно. Я — творческая личность с художественным дипломом, которая занималась всевозможной неблагодарной работой, а художниками даже в лучшие времена никто не дорожит. На прошлой неделе я ходила в кадровое агентство, и там эта нахалка читала мое резюме и хихикалачуть не мне в глаза. Для кадровика четыре самых страшных слова — это «безработный выпускник художественного колледжа».
Тодд и Кайл прямиком ведут меня на ярмарку вакансий. Они слишком хорошо меня знают. И понимают, что я удеру домой, как только останусь одна.
Ярмарка вакансий производит убогое, тягостное впечатление: картонные стенды и армия скучающих кадровиков в бежевых униформах.
— Я пошла, — заявляю я, разворачиваясь кругом.
Тодд и Кайл хватают меня за плечи и тащат обратно.
— Давай посмотрим, что здесь есть. — Кайл тянет меня за руку в сторону стенда «Жареные цыплята из Кентукки».
— Вас интересуют позиции в менеджменте? — спрашивает человек в бежевом галстуке.
— Я тебя ненавижу, — шиплю я Кайлу, который громко кашляет, чтобы подавить глупое хихиканье.
Мы идем дальше; ко мне прицепляется мужчина с прямым пробором и кустистыми усами.
— У вас целеустремленный вид, — заявляет он. Это единственный здесь человек не в бежевом. На нем черный деловой костюм и красный галстук. Смотрится слишком нарядно. — Расскажите о себе!
— Дизайн. Творческая работа, — отвечаю я.
— Как раз такие нам и нужны, — кивает он.
Вряд ли такие, как я, могут быть кому-то нужны. Я оглядываюсь на Кайла, тот пожимает плечами.
— У нас головокружительные возможности для людей с вашей квалификацией.
— Правда?
Я оживляюсь. Обычно мой опыт работы не называют «квалификацией».
— Вы не думали перейти в сферу финансов?
Финансы? Э-э?
— Я из «АмериВижн». — Человек вручает мне визитку. Его зовут Энди Орган. Я еле сдерживаю смех.
Кайл уже тянет меня за руку к другому стенду.
— Приходите на наши встречи! Первого числа каждого месяца! — кричит нам вслед мистер Орган.
— Лучшее предложение за весь день, — говорю я, — хотя здорово смахивает на секту.
— Это надувательство, — отвечает Кайл. — С тем же успехом ты могла бы устроиться в «Амвэй» .
— Лично мне симпатичнее «Мэри Кэй» .
Кайл фыркает. Я стараюсь не обижаться.
Всего я пожала пятнадцать рук, раздала двадцать резюме и в итоге убедилась, что поиск работы — безнадежное дело и что в конце концов моя участь — стоять у конвейера и упаковывать пластиковые пакеты в пластиковые пакеты.
— Не грусти. — Заметив мой несчастный вид, Тодд по-братски, покровительственно обнимает меня одной рукой. У Тодда необыкновенно веселое настроение — надо полагать, потому, что ему в кои-то веки удалось сподвигнуть меня на конструктивные шаги в поисках работы. — Что-нибудь найдешь.
Я вяло улыбаюсь.
На следующее утро я обещаю себе провести день с пользой. Я занимаюсь уборкой. Я переставляю посуду в кухонных шкафчиках. Потом решаю вымыть пол. И протереть пыль. И все пропылесосить. Два часа я разбираю вещи, скребу и дезинфицирую, после чего заваливаюсь на диван посмотреть местные новости, думая о том, как остальные люди едут домой с настоящей работы.
В итоге моя квартира начинает как-то странно пахнуть. Точно. Что-то такое в воздухе… Заглядываю в мусорные ведра, но там все пусто. Раньше, когда мне было некогда их выносить, из них всегда вываливались банки из-под диетической колы и скомканные бумажные полотенца, но теперь у меня со свободным временем полный порядок. Мусор я иду выкидывать, когда в ведре хоть что-то болтается на дне. Получается четыре похода на помойку в день. В некотором роде дополнительная физическая нагрузка.
Может, газ течет? Смотрю на сигнальные лампочки — вроде все в порядке.
Только через четыре часа я понимаю, что это просто сосновая отдушка. В кои-то веки моя квартира пахнет чистотой.
В дверь стучат. Я замираю.
Подкравшись к глазку, вижу Боба, хозяина квартиры, в грязном розовом махровом халате. В панике припадаю к полу, надеясь, что он ничего не слышал. Правило номер один при нелегальном проживании: во что бы то ни стало избегайте встреч с хозяином.
— ДЖЕЙН, Я ЗНАЮ, ЧТО ТИ ЗДЕСЬ! ЭЙ, Я СЛИШУ, ТИ ДЫШИШЬ!
Черт бы побрал эту звукоизоляцию и эти картонные стены.
Я открываю дверь.
— Боб! Оказывается, это ты. Я думала, что какой-нибудь бывший дружок, которому я отказала от дома.
— Я НЕ ПОНИМАЮ НИ СЛОВА, — орет на меня Боб, мотая башкой. — Я ПГИШЕЛ ЗА ДЕНЬГАМИ, ЯСНО?
— Но ведь срок завтра.
— Срок был пять дней назад.
Я изображаю искреннее удивление:
— Неужели?
— ДЖЕЙНЗ, ПОЖАЛУЙСТА. У МЕНЯ ВЕДЬ ТОЖЕ СЧЕТА, ДА?
— Я просто жду пособие по безработице. Ты будешь первым, кому я заплачу, — уверяю я.
— КАК ЭТО У ВАС НАЗИВАЕТСЯ, Э, БУКМЕКЕГ? Я ПГОИГГАЛ КУЧУ ДЕНЕГ ИЗ-ЗА «ЧЕГНИХ ЯСТГЕБОВ», А? МНЕ НУЖНА ПЛАТА ЗА ЭТОТ МЕСЯЦ И ЕЩЕ ЗАДАТОК ЗА СЛЕДУЮЩИЙ.
— Боб… но это плата за ДВА месяца! — восклицаю я. — Ты не имеешь права. Почти три тысячи триста долларов! Ничего себе!
— ЗАГЛЯНИ В ДОГОВОГ ОБ АГЕНДЕ, Э? ОБ ОТКАЗЕ ОТ ЗАДАТКА НИТШЕГО НЕ СКАЗАНО.
— Но ты же говорил, что задаток не нужен.
— НИТШЕГО ТАМ НЕ ПГОПИСАНО.
У Боба на руках все козыри. А у меня, строго говоря, кроме устного соглашения — ничего. Не надо быть экспертом в жилищном законодательстве, чтобы понять — крыть мне нечем.
Отказаться от квартиры — тоже не вариант. Она мне роднее родительского дома: пережила двух домашних животных, трех дружков и двух соседок. От мысли о переезде у меня темнеет в глазах.
— У меня просто нет таких денег, — умоляю я.
— ДЖЕЙНЗ, Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИСЕЛЯТЬ, ЗНАЕШЬ? ТИ ХОГОШИЙ ЖИЛЕЦ. НО ЕСЛИ ЗАВТГА У МЕНЯ НЕ БУДЕТ ДЕНЕГ — ЧАО, ПОНЯЛ? (Он почему-то думает, что «понимать» употребляется только в мужском роде.) СДАМ КВАГТИГУ КУЗЕНУ, ОН ВСЕГДА МНЕ ПЛАТИТ ЗАГАНЕЕ.
— Ты хочешь выселить меня за четырехдневную просрочку с оплатой? Боб, послушай, я ведь всегда была хорошим жильцом. Я еще ни разу не задерживала оплату.
— ДЖЕЙНЗ, НЕ МОИ ПГОБЛЕМИ. Я НЕ СОБИГАЮСЬ ЛОМАТЬ СЕБЕ НОГИ, ДА? ОПЛАТА ЧЕРЕЗ ТГИ ДНЯ, ПОНЯЛ?
Тема: Ваша старая работа
Дата: 6 марта 2002, 15:15
Уважаемая Джейн,
Мы получили Вашу просьбу вернуть Вас на прежнюю работу и, к сожалению, вынуждены сообщить, что восстановить Вас в должности невозможно. Хотя прошло несколько недель, финансовые достижения компании пока недостаточны, чтобы начать восстановление сотрудников.
Нам очень жаль, что Вы рискуете потерять квартиру и превратиться (как Вы выразились) в «вонючую побирушку», но мы действительно ничем не можем помочь. Мы не «холодное, бессердечное дьявольское отродье», имеющее целью, как Вы полагаете, Вашу «погибель». Мы просто выполняем свои должностные обязанности. Надеемся на Ваше понимание.
Удачи Вам.
Дакетт Уайт,
помощник директора по кадрам
«Максимум Офис Саплайз».
P. S. К сожалению, мы не можем утвердить увеличение выходного пособия задним числом. А поскольку Вы больше у нас не работаете, мы не можем выдать Вам аванс в счет предстоящей зарплаты.
