Глава 5
Он добросовестно отбыл рабочее время в отведенном ему кабинете, умоляя судьбу, прости господи, чтобы произошло в их тихом городе ну хоть что-нибудь! Хоть какой-нибудь дебош или кража со взломом. Или пацаны, что ли, подрались бы на детской площадке, не поделив перекладину. Была бы причина выйти из кабинета, размяться. Приложить усилия. Использовать знания.
Когда его направляли на работу в этот городок, то предлагали наработать там опыт. Сначала поработай на земле, наберись опыта, говорили ему, а потом уже…
Какой, к черту, опыт, если город будто уснул. Участковому не досаждали даже приезжие строители, разомлевшие от последней августовской жары, сменившейся ливнями, и расползшиеся по съемным квартирам.
Может, тихо так перед бурей? Саша в надежде глянул за окно. Небо удивительно чистое, безоблачное. Ветра нет. Деревья неизвестной ему породы, окольцевавшие дворик их полицейского участка, уныло свесили мокрые от утреннего дождя ветки до земли. Тишина…
– Ты идешь? – в его кабинет заглянул участковый Валера и выразительно глянул на часы. – Шестой час уже.
– Иду, – кивнул Саша и полез из-за стола.
Идти домой с Валерой ему не очень хотелось. И честно, он ждал, пока тот уйдет. Валера любил поговорить, любил, чтобы с ним разговаривали. А Саша, убей, не понимал, как можно без конца обсуждать местную жизнь, если ее вообще – на его взгляд – не существовало. И он почти всю дорогу молчал, а Валера обижался. И считал его заносчивым.
Они вышли на крыльцо, Валера с хрустом потянулся, блаженно выдохнул:
– Хорошо-то как!
– Что именно? – поинтересовался Саша.
Он – честно – не понял, что может быть хорошего в мокрой безлюдной улице, простирающейся перед ними, бездарно прожитом дне, проведенном за пустым столом в рабочем кабинете, и в перспективе одинокого вечера.
Хотя…
Это ему предстоящий вечер обещал одиночество. У Валеры молодая жена имелась. И отсюда – милые семейные хлопоты на вечер, супружеские отношения чуть позже. Не заскучаешь!
Может, стоило прислушаться к советам Марины Ивановны и приглядеться к девушке Лизе, живущей в доме напротив того, в котором квартировал Саша?
Лиза была невысокой крепенькой брюнеткой, хохотушкой, черноглазенькой симпатяшкой – это Валера так ее характеризовал. С великоватой, на Сашин взгляд, для ее роста грудью.
– Извини, Сашок, но ты дурак! – щелкал Валера языком и, растопырив пальцы, выразительно тряс ими перед своей грудью. – Этого добра бабе много не бывает! Поверь мне, чем больше, тем лучше!..
Может, все же стоило к ней присмотреться, а? Может, что-нибудь и вышло бы у них?
– Что хорошо-то? – переспросил Саша, отвлекаясь от мыслей о Лизе.
– Рабочий день закончился, домой иду, – недоуменно вытаращился Валера. – Чего плохого-то?
– А-а, только это.
– А этого мало? – Валера свойски положил ему руку на плечо, проникновенно глянул в глаза, сдувая со лба длинную неуставную челку. – Поверь мне, Санек, иногда это все, что нужно человеку для полного счастья.
– Что именно? – он незаметно дернул плечом, сбрасывая с себя руку участкового.
– Рабочий день, который прошел спокойно, – кивнул себе за спину Валера. – Тихий семейный вечер с любимой женщиной. Ты чё, в самом деле этого не понимаешь?
– У каждого свое представление о счастье, знаешь! – фыркнул Саня и тут же угадал, что скажет сейчас Валера. – И не думаю, что Лиза способна сделать меня счастливым.
– А кто? Кто тогда? – Глаза участкового наполнились нездоровым любопытством, он даже приостановился. – Ты, случайно, не из этих?..
– Нет. Не из них, – сдержанно улыбнулся Саша. – Я традиционен, Валер. Просто… Просто в моей жизни десять лет назад произошла трагедия.
И тут же пожалел, что сказал. У Валеры даже дыхание сбилось. Сейчас начнется!
– Да ладно! – ахнул он, снова ровно задышав. – И что? Что случилось? Тебя девушка бросила? К другому ушла, да?
– Она погибла, – коротко обронил Саша.
– Поги-ибла-а? – трагическим шепотом просвистел участковый и вцепился в его локоть. – Слушай, идем к нам, а? Идем! Жена ужином вкусным накормит. Она знаешь как у меня готовит! Посидим у прудика. У меня через улицу прудик знатный. Там карась с полметра! Посидим с удочками на вечерней зорьке, поговорим. Надо же! Девушка погибла… Обалдеть! Любил ее, да?
– Да.
Саша поморщился. Зачем сказал? Он ведь теперь будет при каждом удобном случае об этом вспоминать. И растрещит всем. И если до Марины Ивановны слух дойдет, то все – съезжать надо будет немедленно. Она зажалеет его насмерть.
– А как ее звали?
– Настя.
– Анастасия, значит… Прямо как мою двоюродную сестру, надо же!
Саша ускорился. Валера, сбившись с шага, тут же перестроился и заспешил с ним рядом.
– Слышь, Санек, а может, я тебя со своей сестрой двоюродной познакомлю, а? Тоже Настя. Чё ты… Идем к нам на ужин, а?
– Извини. – Саша остановился на перекрестке, где они обычно расходились, протянул руку. – Ну, до завтра?
– Ну чё ты, Санек? – Валера явно обиделся и руку пожимать не спешил, кивнул в проулок, в который обычно сворачивал Саша. – Ты не очень-то туда спеши. Там тебе с ужином сегодня сто процентов не повезет.
И Саша вдруг обеспокоился. И вспомнил, что пару дней назад у Марины Ивановны прихватывало сердце, и он сам лично капал ей сердечные капли, отыскав в ее аптечке.
– Что случилось?! Марина Ивановна слегла?!
– Да нет, чего ты побледнел-то? – удивленно воскликнул Валера. – Гости у нее. Полный дом гостей. Сначала внук приехал. Потом сын с охраной. Там у нее дым коромыслом. Ей сегодня не до тебя. Так что мое предложение в силе. Идем к нам?
– Валера… Извини… Ничего личного. Устал.
– Ну гляди.
Валера вяло ответил на рукопожатие, буркнул «пока» и ушел. А Саша снова почувствовал раздражение. И зачем он рассказал ему про Настю? Чего вырвалось? Станет теперь языком молоть направо и налево. А если дойдет до Марины Ивановны…
Странно, но Валерины прогнозы не сбылись. Саша не остался без ужина. Стоило ему подойти к своей калитке, как из дверей соседского дома выглянул невысокий неприметный мужчина в холщовой кепке с козырьком и призывно замахал ему рукой.
– Вы мне? – Саша ткнул себя пальцем в грудь.
– Если ты Говоров, то тебе, – кивнул мужчина, спускаясь со ступенек крыльца и подходя к забору, разделяющему их два участка.
– Я Говоров. – Саша пожал протянутую руку.
– Я Вова. – Мелкие серого цвета глаза Вовы тщательно ощупали лицо соседа. – Не удивляйся, зови так. Все меня так зовут. Просто Вова. Идем, Говоров.
– Куда?
– За стол. Хозяйка дома зовет. Мой хозяин зовет.
– А ваш хозяин?
– Ее сын. Ганьшин Виктор Егорович. Влиятельный мужик. Злить не рекомендую. Раздражать тоже. Отказы не принимаются.
– Ладно. Сейчас я. Руки только помою, умоюсь. Да и переодеться надо. – Саша был в форме.
– Пять минут тебе, – согласно кивнул Вова и ткнул пальцев в забор. – Я тебя тут подожду.
Саша вошел в дом, Спиридон привычно сидел у порога, теперь возле его тапок. Верный кот. Умница. Ужин, невзирая на приглашение, Марина Ивановна все равно приготовила и оставила на столе под белым полотенцем. Валера снова оказался не прав. И записка на клочке тетрадного листка в клеточку. Неровным почерком Марина Ивановна оставила ему приглашение. И в суровой форме добавила приписку, что если не придет, она обидится насмерть. Так и написала – насмерть.
Саша улыбнулся, убрал еду в холодильник. Над умывальником умылся, быстро переоделся в серые джинсы, черную футболку, надел сандалии, забыв про носки, и пошел из дома. Вова стоял все там же у забора, внимательно рассматривая небосвод, чуть сдвинув кепку со лба.
– Славные деньки устанавливаются, да, Говоров? Дождей больше не будет.
– Да, тихо, тепло. – Саша глянул на Вовин профиль. И добавил зачем-то: – Главное, тихо…
– Ну да, ну да, тихо. Идем, – и, не глянув в его сторону, зашагал к дому Марины Ивановны.
В комнате соседки был накрыт к обеду большой стол. В центре стола, застеленного накрахмаленной льняной скатертью, стояла громадная, с полведра, глиняная супница с торчащим из нее половником. Вокруг супницы груда тарелок с холодцом, салатами, блинами, жареной рыбой, тушеной кабанятиной. Прямо напротив входа сидел сын Марины Ивановны – Ганьшин Виктор Егорович. Высокий, крепкий, черноволосый, черноглазый. Рядом с ним, по левую руку, его мать – Марина Ивановна, не сводившая обожающего взгляда с сына и внука. Внук сидел справа от отца и был почти его точной копией. Исключение составляли вес, рост, взгляд, выражение лица.
Егор? Да, точно, Егор, вспомнил Саша рассказы соседки о талантливом внуке.
Егор был выше отца, тоньше в талии, шире в плечах. Спокойный, лишенный отцовской настороженности взгляд. Выражение лица умиротворенное, никакой тебе папиной брюзгливости, надменности. Одет просто. И наверное, очень дорого. Хотя он не мог судить. Он в этом не разбирался.
Неплохой парень, сразу сделал вывод Саша. Его учили, как по физиономическим подробностям построить выводы о личностных пристрастиях.
Он поздоровался, представился, пожал по очереди руки отцу и сыну.
– Вот, Сашенька, дождалась! – похвасталась раскрасневшаяся и принарядившаяся Марина Ивановна. – И не думала, что так скоро приедут мои любимые! Ты присаживайся, присаживайся, я уже тебе и тарелочку поставила.
Саша присел к тому месту, где стояла чистая тарелка. Марина Ивановна тут же принялась наваливать ему еду.
– Кушай, кушай, – приговаривала она. – С работы, чай, не со свадьбы…
Он вежливо благодарил. Понемногу всего пробовал. Поддерживал вежливую беседу. Делился скупыми местными новостями, интересовался столичными. От выпивки отказался. Старший Ганьшин и Вова стремительно переглянулись. Вова едва заметно кивнул, то ли одобрил, то ли осудил, черт его знает. Потом Марина Ивановна принялась убирать со стола, Егор вызвался ей помогать, а папаша с Вовой решили перебраться в сад.
– Мне, наверное, пора, – неуверенно обронил Саша, стоя у задних дверей, ведущих в сад.
– Нет, – категорично заявил Вова и подтолкнул его в спину между лопаток не очень вежливо. – Идем. Есть разговор.
Крохотный садик из трех чахлых яблонек и дюжины смородиновых и малиновых кустов. Тропинка к небольшой обветшалой беседке. Там дощатый стол, две скамьи. Ганьшин-старший сел, кивком указал Саше место напротив. Он сел, куда указали. Вова остался стоять на тропинке, ворочая по сторонам головой на тощей морщинистой шее, будто с минуты на минуту ожидал нападения.
– Есть разговор, – напомнил Ганьшин, полез в карман тонких серых брюк, достал фотографию и запустил ее в сторону Саши через стол. Приказал: – Взгляни!
Саша осторожно взял в руки снимок. На нем была запечатлена девушка. Очень красивая девушка. Фотографировали в полный рост. Высокая, прекрасная фигура, длинные русые волосы, голубые глаза, высокие скулы, пухлый рот.
– Что скажешь? – внезапно поинтересовался Ганьшин, наблюдая за Сашей с непроходящим раздраженным выражением лица.
– Красивая, – осторожно заметил он и положил снимок на стол ровно посередине.
– Да, красивая. Даже слишком! – фыркнул Ганьшин недобро и замолчал.
– И? – Саша вопросительно выгнул брови. – Вы позвали меня за тем, чтобы я засвидетельствовал этот факт?
Непроницаемо-черные глаза Ганьшина внезапно наполнились весельем.
– А дерзкий, Вова, пацан-то! – оживился он, шлепнув себя ладонями по ляжкам. – Страсть какой дерзкий! Он мне нравится, Вова!
Вова сдержанно кивнул, чуть тронув тонкие губы улыбкой, могущей означать: а я что говорил.
– Ты мне должен узнать об этой девке все! – неожиданно проговорил Ганьшин, прекратив веселиться и снова сделавшись раздраженным. И добавил: – Все и даже больше! Давай задавай свои вопросы. Только быстро, я устал!
Вова коротко кивнул, как кнутом щелкнул.
– Вопрос первый – кто она? – спросил Саша.
– Сафронова Эльза Ильинична, – проговорил Вова, оставляя свой наблюдательный пункт и входя в беседку. – Двадцати пяти лет от роду. Незамужняя, несудимая. Единственная дочь Сафронова Ильи Гавриловича.
– Речь идет именно о том Сафронове, о котором я думаю?
Фамилия местного миллиардера была на слуху. Саша много о нем читал в Интернете. И хорошего, и гадкого. Знал, что после смерти жены он так и не женился второй раз. Знал, что тот потерял в горах старшую дочь во время семейного похода. Оставшуюся в живых холил, по слухам, и лелеял. Было в его прошлом много темных пятен, но, опять же по слухам, Сафронов их тщательно отбелил.
Зачем Ганьшиным его дочь?
– Да, о нем, – кратко обронил Вова и сел рядом с хозяином.
– Что я могу о ней узнать, чего не знаете вы? – усмехнулся Саша недоверчиво.
– Ты местный. Ты в приоритете, – выдал Вова заранее заготовленную фразу. – Мы побыли и в Москву свалили. А ты тут, на месте.
– И что я могу? Опер из районного отдела? Опять же у меня служба. Я не могу посреди рабочего дня сорваться и…
– Сможешь, – прервал его Ганьшин, лениво поведя пальцами в воздухе. – Решим.
– Допустим. Но в дом-то к Сафронову я не вхож.
– Решим, – снова обронил Ганьшин.
– Угу… – Саша задумался на минуту, потом помотал головой со вздохом. – Сафронов серьезный мужик. Он через полчаса будет знать обо мне все.
– Согласен!
Вова погасил одобрительную улыбку. Парень нравился ему все больше и больше. И даже несколько жаль будет пускать его в расход, заставляя заниматься сбором информации. Но другого выхода не было. Они еще в дороге с хозяином решили, что самим светиться не стоит. Сафронов оскорбиться может, если они станут слишком глубоко копать. Чужого человека со стороны нанимать? Тоже не выход. Услуги, купленные за деньги, весьма ненадежны.
Неожиданный выход подсказала мать хозяина – Марина Ивановна. Вспомнила про своего соседа и авторитетно заявила, что парень необыкновенно порядочный. Ганьшин прислушался и, посоветовавшись с Вовой, решил, что лучшей кандидатуры им не найти.
– Так как вы меня ему отрекомендуете?
– Как давнего друга моего сына, – пожевав губами, обронил Ганьшин.
– Но этого быть не может. Я издалека. Здесь недавно. Мы не могли быть знакомы с вашим сыном. И об этом узнать легко.
– Знаем мы, откуда ты! – резко встрял Вова. – Виктор Егорович долгие лета возил в те края своего Егорку на охоту. И на оленях катал. И на прииски возил. То, что вы не встретились ни разу, просто случайность.
Случайность как раз то, что они тут пересеклись, подумал вдруг Саша. И неожиданно внутри все напряглось, как часто случалось перед опасностью. В последние десять лет это ощущение посещало его раз пять, когда тело его сковывало судорогой, лишающей движения. Он замирал на минуту-другую, потом его бросало в пот, и сердце принималось бешено биться о ребра. Это дважды спасло ему жизнь. Однажды, когда он, служа в армии, едва не наступил на оголенные провода, оставленные пьяными электриками в кустах. Второй раз, когда ему сделалось дурно на трапе учебного самолета, его отправили в санчасть и прыжок с парашютом так и не состоялся. При повторной проверке оказалось, что его парашют был сложен неверно. И не раскрылся бы ни за что, прыгни он в тот день.
Саша тогда долго думал, прежде чем рассказать о своем состоянии доктору из санчасти. А когда рассказал, то боялся на него глаза поднять. Но доктор неожиданно хлопнул его по плечу и сказал:
– У тебя серьезный ангел-хранитель, Говоров. Всегда его слушайся.
Глаза его при этом и не думали смеяться.
Чего же сейчас? О чем сейчас сигналит его ангел-хранитель? Куда хотят втянуть его эти двое? И ради чего?
– Ради кого, точнее, – прокашлялся Ганьшин. И требовательно глянул на помощника. – Вова?
– Такое дело, Говоров… – Вова вдруг стянул с башки холщовую кепку, обнажая невероятно пушистые белокурые волосы, просто как у ребенка. – Егорка наш жениться на ней собирается. И сам понимаешь…
– Нет. Не понимаю. – Саша ткнул пальцем в портрет девушки. – Что я должен знать? О чем вы умалчиваете? В чем подвох?
– О господи! – Ганьшин закатил глаза в бешенстве, покусал губы, резво поднялся и полез из-за хлипкого стола со словами: – Вова, разрули тут все. Я устал. Пойду, подремлю, с матерью пообщаюсь.
После его ухода повисла тишина. В яблоневых ветках жужжали осы, в мокрой траве стрекотали насекомые. Пахло яблоками и подсыхающими на солнце листьями.
В беседке было тихо.
Вова задумчиво рассматривал Сашу, размышляя, как много он может и должен ему рассказать.
Саша задумчиво рассматривал Вову, размышляя, куда пытаются втянуть его, в какую нехорошую историю? Надо ли ему это? Он отбудет в этом сонном районном захолустье год и уедет. Навсегда уедет. И вряд ли часто будет вспоминать здешние места и местных обитателей. Он уже решил, он вернется домой. И плевать ему на ненависть Игнатьева Сергея Ивановича. Он давно уже не работает в их городе, в областном УВД занимает какой-то крупный пост. Он наверняка и не посмотрит в сторону бывшего парня своей пропавшей без вести дочери. Правильнее, погибшей дочери. Он вряд ли вообще о нем помнит!
Саша вернется домой и…
– Ты должен сейчас принять решение, – разлепил тонкие губы Вова, рассматривая парня из-под низко надвинутого козырька. – Если да, значит, да. Нет, значит, нет.
– Мой ответ будет зависеть от того, что вы мне расскажете.
– Нет! Так не годится! – Вова вспорол ладонью воздух. – Информация, которую я до тебя доведу… Короче, ты узнаешь слишком много, чтобы соскочить. Понял?
– Понял, – кивнул Саша.
И, черт, он забыл о предостережении, сжимающем его внутренности десять минут назад. Забыл совет доктора из войсковой медсанчасти слушаться голоса своего ангела-хранителя. Он проговорил:
– Я согласен. Что я должен знать и делать?
– Хорошо. – Вова заметно расслабился, сграбастал фотографию со стола, убрал в задний карман джинсов. – В общем, так… Истории этой лет десять с небольшим. Сафронов с дочерьми отправился в горы в поход.
– Я об этом знаю, – перебил его Саша. – И там одна из дочерей сорвалась в пропасть и погибла.
– Старшая… Ольга… Любимая дочь.
– А младшую, что же, он не любил?
– Трудно утверждать. Но, говорят, он лет до восьми на нее вообще внимания не обращал. Его жена умерла, ее рожая.
– А-а, ничего себе! И он что же, младенца обвинил в ее смерти?
– Уж не знаю, что там у него в башке было, но дочь росла в доме сиротой при живом отце.
– А старшая?
– Старшей доставалось все: любовь, забота, внимание. Понятно, что выросла она избалованной. Сестру не любила по примеру отца. Унижала всячески. Та платила ей взаимностью.
– То есть они не ладили?
– Мягко сказано. Одно из приближенных к Сафронову лиц утверждает, что девки грызлись при каждом удобном случае.
– То есть не дружили?
– Какое там! По слухам, кроме ненависти, ничего не было между ними. А когда папаша спохватился и начал младшую дочь приближать к себе, то еще и ревность в доме поселилась. Стало вообще невыносимо.
– Инцест? Вы на это намекаете?
– Исключено! Сафронов старомодный нормальный мужик. Не извращенец! – Вова брезгливо передернулся. – Просто дочки не могли выносить присутствия друг друга. И потом этот поход в горы… Он так был некстати…
– Что там случилось?
Ему вдруг сделалось душно в саду, пропахшем подсыхающими на солнце травой и листьями. Футболка на спине промокла. Захотелось окунуться с головой в ледяную воду, чтобы остыть и чтобы не слышать, как Вова скажет:
– Подозревают, что в горах не было несчастного случая. Там было убийство!
– Господи! Нет! – Он мотнул головой, и капля пота со лба шлепнулась на доски старого стола. – Младшая сестра столкнула в пропасть старшую?! Так?!
Вова коротко кивнул и со вздохом вытер лоб ладонью, приподняв козырек.
– Понятно, все это лишь слухи. Но сам понимаешь, мы не можем рисковать Егоркой и не можем женить его на убийце.
– Если это на самом деле так, – вставил Саша.
И вспомнил глаза девушки с фотографии. Нежный, мягкий, немного рассеянный взгляд.
– Никто этого не знает наверняка, кроме отца и дочери, – согласно кивнул Вова. – Но отец, понятное дело, будет молчать. А дочь…
– Что?
– Дочь после той трагедии целый год провела в одной из закрытых клиник Швейцарии. Понимаешь, о какой клинике речь?
– Догадываюсь.
– Так вот, она пробыла там год. Когда вернулась, была тихой, подавленной, и ничего… Слышишь, ничего не помнила из своего прошлого! Вообще ничего!
– Следствие стресса?
– А что еще? – фыркнул Вова и шлепнул себя ладонью по заднему карману штанов, где была спрятана фотография девушки. – Мало этого… К ней приставлен личный доктор, некто Ерофеев Андрей Сергеевич. И он пичкает ее таблетками, а раз в месяц ставит капельницу, после которой она сутки сама не своя.
– То есть?
– Не разговаривает, спит все время. Если не спит, то лежит с открытыми глазами и таращится в потолок. В общем… Тебе надо будет покрутиться в этом доме, разузнать все.
– Что конкретно? И как конкретно я там смогу крутиться? – уставился Саша на Вову, колупающего длинным ногтем мизинца трухлявые доски стола.
– Узнать ты должен все! – резко вскинул голову Вова, оставляя свое занятие. – Чем дышит, о чем думает, что читает, что по ящику смотрит, какое белье предпочитает…
– Ничего себе! Я что же, должен к ней под юбку заглянуть?!
– Только попробуй, – криво ухмыльнулся Вова. – Девка для Егорки. Она для тебя – работа. И не вздумай влюбиться в нее, башку сам откручу этими вот руками.
Он выразительно потряс растопыренными пальцами у Саши перед носом.
– Я понял. Как я туда попаду?
– Это не проблема. – Его тонкие бесцветные губы растянулись в беспечной ухмылке. – Завтра хозяева приглашены на ужин. Смотрины, типа. Знакомить будут Егорку и девку эту. Ты поедешь с нами.
– В роли друга жениха?
– И друга, и телохранителя. Мы с хозяином после ужина уедем. Егор останется на неделю. Такова задумка. Ты будешь при нем.
– А работа?
– Что ты заладил: работа, работа?! Сказано же – решим. Все понял?
– Ну да…
С языка просилась еще уйма вопросов. Например, зачем такая невеста сыну Ганьшина? Они, кажется, даже незнакомы! Ну красивая, и что? В Москве красивых девушек на каждый квадратный километр знаете сколько? Зачем такая нужна? С таким шлейфом проблем? В чем интерес?
Вова его невысказанные вопросы, взбороздившие Саше лоб морщинами, понял по-своему.
– О деньгах не беспокойся. Как только все закончится, заплатим щедро.
– А когда это должно закончиться?
Саша встал следом за ним, уставился в сутулую спину. Вова обернулся и оскалился в улыбке, ничуть не напоминающей радостную. И пробормотал сквозь зубы:
– А закончиться это должно свадьбой, мой друг! Только так! А как еще…
