Глава 46
Буря не коснулась Седар-Гроува. На этот раз синоптики оказались правы. Это не означало, что погода улучшилась. Утром температура опустилась до минус тринадцати – один из самых холодных дней в истории округа Каскейд. И все же это не удержало зрителей от того, чтобы в третий день слушаний набиться в зал суда. Трейси была в черной юбке и пиджаке, она называла это своим судебным костюмом. Она принесла с собой в портфеле туфли на каблуках и, войдя в зал, сняла свои зимние сапоги и переобулась.
Узнав из прогнозов, что буря все еще надвигается на регион, судья Мейерс еще более укрепился в своей решимости продолжать слушания. Едва сев на свое место, он сказал:
– Мистер О’Лири, вызовите своего следующего свидетеля.
– Защита вызывает Трейси Кроссуайт, – проговорил Дэн.
Направляясь к креслу свидетеля и принося клятву говорить правду, Трейси ощущала на себе взгляд Эдмунда Хауза. Ее охватила слабость от сознания, что она представляет собой для него реальный шанс выйти на свободу. Она подумала о том, что сказал Джордж Боувайн, когда Хауза приговорили, и что он повторил, когда приехал из Юрики, чтобы встретиться с Дэном: что для таких, как Эдмунд Хауз, единственное место – тюрьма. Трейси не сомневалась в этом, но они уже прошли точку невозврата.
Дэн успокоил ее перед дачей показаний, и судья Мейерс, возможно способный ощутить эмоциональный аспект этой процедуры, не стал его торопить. После предварительных формальностей Дэн спросил:
– Ее прозвали вашей тенью, не так ли?
– Похоже, она всегда была рядом со мной.
О’Лири подошел к окнам. По зловещему темному небу протянулись лапы туч. Снова начался снегопад, хотя и легкий.
– Можете описать физическое расположение спален, когда вы росли?
Кларк встал. Он больше возражал против прямого допроса Трейси, чем раньше против вопросов Дэна к другим свидетелям.
– Протестую, ваша честь. Это не относится к делу.
– Это для общей картины, – сказал О’Лири.
– Я позволяю это, но давайте побыстрее, адвокат.
– Сарина спальня была по соседству с моей, но на самом деле это не имело значения. По большей части она спала у меня в постели. Она боялась темноты.
– У вас была общая умывальная комната?
– Да, между нашими комнатами.
– И как сестры, вы одалживали друг другу вещи?
– Иногда чаще, чем мне хотелось, – сказала Кроссуайт, пытаясь выдавить улыбку. – У нас с ней был примерно один размер. И схожие вкусы.
– Включая одинаковые вкусы к украшениям?
– Да.
– Детектив Кроссуайт, не опишете ли вы суду события, имевшие место двадцать первого августа 1993 года?
Трейси ощутила, как ее переполняют эмоции, и помолчала, чтобы собраться. Через несколько минут ее рассказа Дэн прервал ее вопросом:
– За победу на соревнованиях полагался приз?
– Серебряная пряжка для ремня.
О’Лири взял со стола с вещественными доказательствами оловянного цвета пряжку с идентификационным номером и протянул ей.
– Медицинский эксперт утверждает, что она нашла эту пряжку в могиле с останками Сары. Можете объяснить, как она могла оказаться там, учитывая, что в тот день пряжку выиграли вы?
– Я отдала пряжку Саре.
– Почему вы это сделали?
– Сара позволила мне выиграть. Я знала это, и она знала. Поэтому перед расставанием я отдала пряжку ей.
– И с тех пор вы больше эту пряжку не видели?
Трейси кивнула, вспомнив тот последний день, когда не могла подумать, что в последний раз видит свою сестру. Она думала об этом на протяжении всех этих лет, о скоротечности жизни и непредсказуемости даже самого ближайшего будущего. Она сожалела, что сердилась на Сару в тот день за то, что та дала ей победить. Она позволила своему самолюбию взять верх, не зная, что Сарины намерения были альтруистическими – она не хотела, чтобы сестра уехала в величайший вечер в своей жизни огорченная проигрышем. Как ни крепилась Трейси, из уголка ее глаза скатилась слеза. Она взяла лоскуток ткани из ящика на боковом столе и вытерла ее. Некоторые на галерее тоже вытирали слезы и сморкались.
Дэн дал Трейси время собраться, притворившись, что ищет свои записи. Снова выйдя на возвышение, он спросил:
– Детектив Кроссуайт, не расскажете ли вы суду, как была одета ваша сестра, когда вы видели ее двадцать первого августа 1993 года?
Кларк неожиданно встал и вышел из-за своего стола.
– Ваша честь, обвинение возражает против этого вопроса, который по самой своей природе предлагает свидетелю строить домыслы, и потому показания не заслуживают доверия.
Дэн встретил Кларка перед скамьей судьи.
– Возражение преждевременно, ваша честь. Обвинение определенно может возразить против любого вопроса, заданного на перекрестном допросе детективу Кроссуайт касательно ее воспоминаний. Но это не причина отвергать все ее показания.
Кларк возмущенно ответил:
– При всем уважении к праву вашей чести отмести это свидетельство, штат Вашингтон беспокоит апелляционная запись, которая будет содержать спекуляции и предположения.
– И штат Вашингтон свободен озвучить эти возражения здесь, чтобы не включать в апелляционную запись, – сказал Дэн.
– Я согласен, мистер О’Лири, – сказал судья Мейерс, – но все мы знаем, что это дело освещается в СМИ гораздо шире, чем я бы предпочел, и я понимаю обеспокоенность обвинения апелляционной записью.
Кларк вмешался:
– Ваша честь, обвинение просит возможности для voir dire, чтобы выяснить, независимо от того, какие показания она даст на этих слушаниях, можно ли полагаться на ее воспоминания спустя двадцать лет, а особенно в том, что было на ее сестре в тот конкретный день в августе 1993 года.
Заинтригованно прищурившись, Мейерс покачался в своем кресле, и Трейси не удивилась, когда он сказал:
– Я позволяю обвинению провести voir dire свидетельницы.
По своему опыту Трейси знала, что когда судья предполагал направление материалов слушаний в апелляционный суд, он грешил тем, что, оставаясь консервативным в своих правилах, ограничивал почву для апелляции. Позволив Кларку проверить память Трейси, он уничтожал для штата Вашингтон основание заявить в апелляционный суд, что якобы судья был не прав, и это, возможно, могло бы вернуть дело на повторные слушания, снова к нему.
Дэн вернулся на свое место рядом с Хаузом, который нагнулся к нему и что-то шепнул. О’Лири никак не ответил на это.
Разглаживая свой галстук с ромбовидным узором, Кларк подошел к возвышению.
– Мисс Кроссуайт, помните ли вы, что было на вас двадцать первого августа 1993 года?
– Я могу обоснованно предположить.
– Предположить? – Кларк взглянул на Мейерса.
– Я была суеверна и всегда на соревнования надевала красный шейный платок, бирюзовый галстук боло и черный стетсон. А также длинную замшевую куртку.
– Понятно. А ваша сестра была суеверна?
– Сара стреляла слишком хорошо, чтобы быть суеверной.
– Так что мы не можем предположить, что на ней было в тот день, так?
– Только что она предпочитала выглядеть лучше всех.
На лицах некоторых на галерее появились улыбки.
– Но у нее не было особой рубашки, которую она надевала на соревнования?
– Она носила рубашку фирмы «Scully». Это особый бренд. Она любила вышивку.
– Сколько у нее было рубашек фирмы «Scully»?
– Думаю, с десяток.
– Десять, – сказал Кларк. – И никаких особых сапог или шляпы?
– У нее было несколько пар сапог, и я помню полдюжины шляп.
Кларк повернулся к загородке присяжных. Видимо осознав, что там никого нет и играть не перед кем, он расположился у перил, отгораживающих галерею.
– Значит, у вас нет оснований заявлять с какой-либо уверенностью, что было надето на вашей сестре двадцать первого августа 1993 года; через двадцать лет вы можете только предполагать, или вы могли это услышать на настоящих слушаниях, правильно?
– Нет, неправильно.
Кларк изобразил удивление. Мейерс покачивался в своем кресле, задумчиво глядя перед собой, и кресло поскрипывало. Галерея затихла. Кларк подошел к креслу свидетеля, несомненно решая дилемму всякого юриста на перекрестном допросе: или задать следующий вопрос и, возможно, открыть ящик Пандоры, не имея представления, что там внутри, или перейти к другой теме. Трейси понимала затруднения прокурора. Бывая свидетелем на судебных разбирательствах дел об убийствах, она знала, что раз допрос уже начался, то если Кларк не станет задавать вопросов, вопросы начнет задавать Дэн. Вальяжности у Кларка поубавилось, прибавилось осторожности.
– Вы не помните определенно, что на ней было надето.
– Нет. С определенностью не помню.
– А мы установили, что она не имела суеверных предрассудков в одежде.
– Не имела.
– Значит… – Кларк вдруг замолк.
Трейси не стала ждать, пока он решит, заканчивать ли вопрос.
– Но есть фотография, – сказала она.
Кларк вздрогнул:
– Но, конечно, сделанная не в тот день.
– Именно в тот, – спокойно сказала Трейси. – Устроители соревнований сделали моментальный снимок занявших первые три места. Сара заняла второе.
Прокурор прокашлялся.
– И вы случайно сохранили эту фотографию, сделанную двадцать лет назад?
– Конечно, сохранила. Ведь это последняя фотография Сары.
Поскольку Трейси забрала эту фотографию из своей тележки в то утро, когда встретилась с Каллоуэем, чтобы заглянуть в синий «Форд», эта фотография нигде не была зарегистрирована и не была приобщена к заведенному полицией делу.
Кларк посмотрел на Мейерса.
– Ваша честь, обвинение просит совещания в кабинете судьи.
– Отказать. Вы закончили ваш voir dir?
– Ваша честь, у обвинения возражение. Эта фотография не была приобщена к делу. Мы впервые о ней слышим.
– Мистер О’Лири? – спросил Мейерс.
Дэн встал.
– Насколько я знаю, ваша честь, обвинение не ошибается. Эта фотография определенно не принадлежит защите, и защита никоим образом не предъявила бы ее, даже если бы был сделан такой запрос. Обвинение явно может получить ее у детектива Кроссуайт.
– Возражение отклоняется, – сказал Мейерс. – Мистер О’Лири, можете продолжить ваш допрос.
Дэн снова подошел к кафедре.
– Детектив Кроссуайт, у вас эта фотография сегодня с собой?
Трейси полезла в портфель и достала фотокарточку в рамке. Шум с галереи заставил судью Мейерса стукнуть молотком. Когда фотография была зарегистрирована и приобщена к вещественным доказательствам, Дэн попросил Трейси описать, что было надето на Саре, и та описала. Потом Дэн спросил:
– Можете вы описать серьги и бусы вашей сестры на этой фотографии?
– Серьги нефритовые в форме капли. Бусы серебряные.
– Вы узнаете их? – О’Лири протянул ей нефритовые сережки, которые Роза нашла в Сариной могиле.
– Да, эти самые сережки у Сары на фотографии.
Дэн взял миниатюрные сережки в виде пистолетов «Кольт», которые предъявлялись на первоначальном суде. Галерея зашевелилась.
– А эти, – сказал он, назвав их по зарегистрированному номеру. – Вы узнаете эти серьги?
– Да, это тоже Сарины.
– Она надевала их в день своего похищения?
Кларк вскочил со своего места.
– Протестую, ваша честь. Свидетельница сказала, что не помнит с определенностью, что было в тот день на ее сестре. Свидетельница может лишь ответить, похожи ли эти серьги на те, что на фотографии.
– Я снимаю свой вопрос, – сказал Дэн. – Детектив Кроссуайт, те ли это серьги, которые на вашей сестре на фотографии?
– Нет, – ответила Трейси, – это не они.
Дэн положил серьги на стол с вещественными доказательствами и сел. Гул в зале достиг такого уровня громкости, что Мейерс стукнул молотком.
– Напоминаю сидящим в зале, чтобы соблюдали правила поведения, о чем я говорил при открытии слушаний.
Кларк встал и подошел к креслу свидетеля с явной торопливостью, его голос звучал вызывающе:
– Вы заявили, что ваша сестра следовала моде, правильно?
– Да, это так.
– Вы сказали, что на эти соревнования она надевала разные костюмы, разные рубашки, брюки и шляпы, так?
– Да.
– Она брала с собой на соревнования дополнительные наряды и меняла решения, что надеть?
– Не раз, – сказала Трейси. – Меня раздражала эта ее привычка.
– В том числе она меняла украшения, – сказал Кларк.
– Я могу вспомнить случаи, когда она делала это, тем более что соревнования продолжались не один день.
– Спасибо.
С отчасти удовлетворенным видом Кларк быстро сел.
Встал Дэн.
– Коротко, ваша честь. – Он подошел к кафедре. – Детектив Кроссуайт, среди случаев, когда на вашей памяти ваша сестра меняла украшения, бывало ли, что она надевала серьги, представленные на первоначальном суде над Эдмундом Хаузом, в форме пистолетов, зарегистрированные как вещественные доказательства под номерами тридцать четыре и тридцать четыре «B»?
– Нет, я никогда такого не видела.
Дэн сделал жест в сторону Кларка.
– Вопрос обвинения подразумевал, что существует такая возможность. Могла ли быть такая возможность?
Кларк запротестовал:
– И снова вопрос просит свидетеля строить предположения. Она может давать показания лишь касательно того, что на фотографии.
– Вопрос действительно просит строить предположения, мистер О’Лири, – сказад Мейерс.
– С позволения суда, ваша честь, я полагаю, детектив Кроссуайт объяснит, почему это было невозможно.
– Даю вам задать вопрос, но быстро.
– Возможно ли, что на вашей сестре были эти серьги в форме пистолетов? – спросил Дэн.
– Нет.
– Как вы можете быть так категоричны, учитывая ваши показания, что ваша сестра имела привычку менять свои решения?
– Эти серьги в форме револьверов и бусы отец подарил Саре, когда она выиграла чемпионат штата по ковбойской стрельбе в 1992 году. Эта дата выгравирована на внутренней стороне каждой сережки. Сара надевала их лишь один раз, и они вызвали у нее тяжелую аллергию. Она не могла носить ничего, кроме чистого золота и серебра высшей пробы. Отец думал, что эти сережки из чистого серебра, но оказалось, что это не так. Сара не хотела его расстраивать и ничего ему не сказала. И никогда больше их не надевала на моей памяти.
– Где она их хранила?
– В шкатулке на своем комоде у себя в спальне.
Мейерс перестал покачиваться. Галерея тоже замерла. За окном призрачные темные пальцы опустились еще ниже, и снегопад усилился.
– Спасибо, – сказал Дэн и тихо вернулся на свое место.
Кларк сидел, водя пальцем по губам, а Трейси отошла от кафедры. Ее каблуки цокали по мраморному полу, когда она шла к галерее. В это время внезапный порыв ветра сотряс окна, напугав сидевших рядом. Одна женщина вскрикнула и отшатнулась. Но остальные не шевелились. Даже Мария Ванпельт, выглядевшая роскошно в своем ярко-синем брючном костюме от «Сент-Джона», неподвижно сидела в задумчивости.
Лишь один человек явно наслаждался событиями этого утра. Эдмунд Хауз качался на задних ножках своего стула и улыбался, будто сидел в шикарном ресторане и смаковал каждую крошку.