Когда Рой Каллоуэй был помоложе, то любил говорить, что он «крепче, чем двухдолларовый стейк». Он мог спать лишь по нескольку часов в сутки и взял день по болезни лишь один раз за тридцать с лишним лет. В шестьдесят два года становилось тяжелее продолжать такую жизнь или убеждать себя, что ему это нравится. За последний год его дважды свалил грипп – первый раз на неделю, второй на три дня. В эти дни на месте шерифа его замещал Финлей, и жена Каллоуэя не преминула указать мужу, что город в его отсутствие не сгорел дотла и не подвергся валу преступности.

Каллоуэй повесил пальто на крючок за дверью и позволил себе полюбоваться радужной форелью, которую когда-то выловил на реке Якима. Рыбина была прекрасна – двадцати трех дюймов в длину и чуть меньше четырех фунтов весом, с ярким подбрюшьем. Нора в его отсутствие набила ее и повесила на стене у него в кабинете. Последнее время она пилила его, чтобы вышел на пенсию, и рыба была необходима, чтобы ежедневно напоминать ему: он может выловить еще одну такую же. Жена была тонкой натурой. Каллоуэй говорил ей, что город еще нуждается в нем, что Финлей еще не готов. Он не говорил о том, что сам нуждается в городе и в работе. Мужчина не может заниматься только рыбалкой и гольфом, всему есть мера, а к путешествиям он никогда не был склонен. Шериф терпеть не мог мысли о том, что станет одним из «тех парней», которые на борту круизного лайнера носят белые ортопедические ботинки с мягкой подошвой, делая вид, будто имеют с остальными еще что-то общее кроме того, что находятся в шаге от могилы.

– Шеф? – раздался голос в динамике.

– Я здесь.

– Мне показалось, что вы прокрались в кабинет. К вам пришел Вэнс Кларк.

Каллоуэй посмотрел на часы. 6:37. Не он один работал допоздна. Шериф ожидал встречи с седар-гроувским окружным прокурором, но думал, что тот не появится до утра.

– Шеф?

– Пошли его ко мне.

Каллоуэй сел за стол под плакатом, который сотрудники подарили ему, когда он стал шерифом.

Он задумался.

Силуэт Кларка прошел за дымчатыми стеклянными панелями к двери кабинета Каллоуэя. Прокурор один раз постучал и вошел, прихрамывая. Годы занятий бегом взяли свою дань с коленей Кларка. Каллоуэй откинулся в кресле и положил ноги в ботинках на угол стола.

– Беспокоит колено?

– Болит, когда холодает.

Кларк закрыл дверь. У него был виноватый вид, но это не было необычно. Монашеский кружок волос открывал весь лоб, который как будто постоянно морщился.

– Может быть, пора бросить бег, – сказал Каллоуэй, хотя и знал, что Кларк не бросит бег по той же причине, по которой он сам не уходит с места шерифа. Что еще ему останется делать?

– Может быть. – Кларк сел. Над головой гудели флуоресцентные лампы. У одной был раздражающий тик, она то и дело мигала, будто собираясь выйти из строя. – Я слышал известие.

– Да, это Сара.

– И что нам теперь делать?

– Ничего.

Кларк наморщил лоб.

– А если они найдут в могиле что-нибудь противоречащее показаниям?

Каллоуэй опустил ноги на пол.

– Это случилось двадцать лет назад, Вэнс. Я постараюсь убедить ее, что теперь, когда мы нашли Сару, пусть мертвые хоронят мертвецов.

– А если не сможешь?

– Смогу.

– Раньше не смог.

Каллоуэй качнул голову куклы Феликса Эрнандеса, которую ему подарил на Рождество внук, и посмотрел, как она кивает и вздрагивает.

– Ну, на этот раз я просто поработаю лучше.

Кларк словно глубоко задумался, потом сказал:

– Поедешь на вскрытие?

– Я послал Финлея. Это он нашел тело.

Кларк выдохнул и тихо выругался.

– Мы все договорились, Вэнс. Что сделано, то сделано. Если сидеть здесь и волноваться о том, что, может быть, никогда и не случится, ничего не изменится.

– Уже изменилось, Рой.