Глава 20
Вторник, 1 июля – среда, 2 июля
Вернувшись в Хедестад, Микаэль прямо с утра отправился к Дирку Фруде, чтобы справиться о состоянии Хенрика Вангера. Он очень обрадовался, узнав, что за прошедшую неделю старику стало значительно лучше. Конечно, Хенрик был по-прежнему слаб и не в лучшей своей форме, но уже мог сидеть в постели. Доктора считали, что опасность миновала.
– Слава богу, – сказал Микаэль. – Я ведь действительно привязался к нему.
Адвокат кивнул:
– Я это знаю. Хенрик вас тоже полюбил. Как ваша поездка в Норрланд?
– Поездка оказалась успешной, но нерезультативной. Я отчитаюсь перед вами попозже. А сейчас у меня есть один вопрос.
– Пожалуйста.
– Что случится с «Миллениумом», если Хенрик вдруг умрет?
– Ничего. Его место в правлении займет Мартин.
– А не может ли оказаться так, чисто теоретически, что Мартин начнет вставлять палки в колеса «Миллениуму», если я не прекращу расследовать обстоятельства исчезновения Харриет?
Дирк Фруде вдруг испуганно посмотрел на Микаэля:
– Что-то случилось?
– Да, собственно говоря, ничего не случилось…
Микаэль пересказал ему их беседу с Мартином Вангером в праздничный вечер.
– Когда я возвращался домой из Нуршё, мне позвонила Эрика. Она сказала, что Мартин в беседе с нею подчеркнул, что мое присутствие в редакции просто необходимо.
– Понимаю. Могу предположить, что на него надавила Сесилия. Но я не верю, что Мартин начнет вас шантажировать. Он для этого слишком порядочен. И не забудьте, что я тоже вхожу в правление маленькой дочерней компании, которую мы образовали, когда приобретали акции «Миллениума».
– А если ситуация осложнится, какова будет ваша позиция?
– Я буду выполнять условия контракта и прослежу, чтобы все остальные делали то же самое. Я работаю на Хенрика. Мы с ним дружим сорок пять лет и в подобных ситуациях действуем единым фронтом. Если Хенрик умрет, то его долю в дочерней компании унаследую я, а не Мартин. У нас подписан контракт, согласно которому мы обязаны поддерживать «Миллениум» в течение четырех лет. Если Мартин захочет что-нибудь предпринять против вас – но это исключено, с моей точки зрения, – он сможет, например, отсечь небольшую часть новых рекламодателей.
– Но «Миллениум» жив благодаря рекламе и рекламодателям…
– Подумайте, чтобы вам навредить, нужно потратить уйму времени. Мартин сейчас борется за выживание своих предприятий и вкалывает по четырнадцать часов в сутки. Ни на что другое у него просто не остается времени.
Микаэль задумался.
– Знаю, что это не мое дело, но могу ли я спросить – как обстоят дела в концерне?
Дирк Фруде посерьезнел:
– У нас, конечно, есть масса проблем.
– Ну, это понятно даже такому простому смертному из числа экономических обозревателей, как я. Я имею в виду, насколько они серьезны?
– Между нами?
– Сугубо между нами.
– За последние недели мы лишились двух крупных заказов в электронной промышленности. К тому же нас пытаются вытеснить с российского рынка. В сентябре нам придется уволить тысячу шестьсот рабочих и служащих работников в Эребру и Тролльхеттане. Люди, проработавшие в концерне много лет, воспримут увольнение очень болезненно. Каждый раз, когда мы закрываем какую-нибудь фабрику или какой-нибудь цех, это бьет по репутации концерна.
– Да уж, Мартину Вангеру не позавидуешь…
– Он настоящий трудоголик. Но все время ходит по тонкому льду.
Микаэль пошел к себе домой и позвонил Эрике. Он не застал ее в редакции и поговорил с Кристером Мальмом.
– Видишь ли, вчера, когда я возвращался из Нуршё, мне позвонила Эрика. Мартин Вангер общался с нею и, как бы это выразиться, высказал пожелание, чтобы она заставила меня более активно участвовать в жизни редакции.
– Я тоже думаю, что тебе следовало бы держаться к нам поближе, – сказал Кристер.
– Понимаю. Но дело в том, что я подписал контракт с Хенриком Вангером и не могу его нарушить. А Мартин действует по поручению кое-кого из местных… Кое-кому хочется, чтобы я прекратил копаться в архивах их семьи и уехал. То есть фактически Мартин пытается меня отсюда выпихнуть.
– Понятно.
– Передай Эрике, что я вернусь в Стокгольм, как только закончу тут все дела. Не раньше.
– Ясно. Ты окончательно свихнулся. Я так и передам.
– Послушай, Кристер. Здесь происходит что-то непонятное, и я вовсе не намерен отступать.
Мальм тяжело вздохнул.
Микаэль отправился к Мартину Вангеру. Дверь открыла Эва Хассель и с улыбкой поприветствовала его.
– Здравствуйте. Мартин дома?
Тут же откуда-то вынырнул Мартин Вангер с портфелем в руке. Он поцеловал Эву в щеку и поприветствовал Микаэля.
– Я еду в офис. Вы хотите со мной поговорить?
– Если вы спешите, то это может подождать.
– Выкладывайте.
– Я не уеду и не начну работать в «Миллениуме», пока не выполню задание, которое поручил мне Хенрик. Я информирую вас об этом сейчас, чтобы вы не рассчитывали на мое участие в делах правления до конца года.
Мартин Вангер опешил.
– Ясно. Вы считаете, что я хочу от вас отделаться? – Пауза. – Микаэль, давайте поговорим об этом позже. У меня и в самом деле нет времени на посторонние хобби вроде «Миллениума», и я уже жалею, что согласился на предложение Хенрика войти в правление. Но поверьте мне – я сделаю все, что смогу, чтобы журнал выжил.
– Я в этом никогда и не сомневался, – вежливо ответил Микаэль.
– Давайте на следующей неделе выкроим время, чтобы рассмотреть финансовые вопросы, и я изложу свою позицию. Мой главный аргумент заключается в следующем: я считаю, что «Миллениум» не может себе позволить, чтобы один из его ведущих сотрудников сидел в Хедебю и бил баклуши. Лично мне журнал нравится, и я уверен, что вместе мы сможем усилить его позиции, но для пользы дела вы должны находиться в стенах редакции. Я оказался перед моральным выбором: либо угодить Хенрику, либо стать образцовым членом правления «Миллениума».
Микаэль переоделся в спортивный костюм и пробежался по пересеченной местности до Форта и домика Готфрида, а потом почти пешком не спеша вернулся обратно вдоль берега. За садовым столиком сидел Дирк Фруде. Он терпеливо ждал, пока Микаэль выпьет бутылку воды и переведет дыхание.
– Едва ли полезно бегать в такую жару…
– Ух, – отозвался Микаэль.
– Я ошибался. Больше всего на Мартина давит не Сесилия. Это Изабелла мобилизует весь клан Вангеров, чтобы окунуть вас в смолу и перья, а может, еще и сжечь на костре. Ее поддерживает Биргер.
– Изабелла?..
– Она мелочная и склочная ведьма и по большому счету никого не любит. Сейчас она, видимо, особенно возненавидела именно вас. Распространяет слухи о том, что вы махинатор, и сначала склонили Хенрика нанять вас на работу, а потом расстроили его до такой степени, что у него случился инфаркт.
– И кто-нибудь этому верит?
– Всегда найдутся люди, которые охотно верят злым языкам.
– Но ведь я пытаюсь выяснить, что произошло с ее дочерью, а она меня ненавидит… Если бы такое случилось с моей дочерью, я бы реагировал иначе.
Около двух часов у Микаэля зазвонил мобильник.
– Привет! Меня зовут Конни Турссон, я корреспондент газеты «Хедестадс-курирен». Не могли бы вы найти время ответить на мои вопросы? До нас дошли сведения, что вы поселились в Хедебю.
– Да уж, сведения доходят до вас с большим опозданием… Я живу здесь уже с Нового года.
– Я не знал. А что вы делаете в Хедестаде?
– Пишу. Я здесь нахожусь вроде как в творческом отпуске на год.
– Над чем работаете?
– Извините, но вы узнаете об этом, когда книга будет опубликована.
– Вас только что выпустили из тюрьмы…
– Неужели?
– Как вы относитесь к журналистам, которые фальсифицируют материал?
– Журналисты, которые фальсифицируют материал, придурки.
– Вы хотите сказать, что вы придурок?
– При чем здесь я? Я не занимаюсь фальсификацией материала.
– Но ведь именно вас осудили за клевету.
– И что из этого?
Репортер Конни Турссон замолчал, и так надолго, что Микаэлю пришлось немного ему помочь:
– Меня осудили за клевету, а не за фальсификацию материала.
– Но вы ведь опубликовали эти материалы.
– Если вы звоните, чтобы обсуждать со мной приговор, тогда – без комментариев.
– Я хотел бы приехать и взять у вас интервью.
– Сожалею, но мне нечего сказать по этому поводу.
– Значит, вы не хотите обсуждать судебный процесс?
– Совершенно верно, – ответил Микаэль и прекратил разговор.
Он довольно долго сидел в раздумьях, а потом вернулся к компьютеру.
Согласно полученным инструкциям, Лисбет Саландер отправилась на своем «Кавасаки» через мост, к островной части Хедебю, и остановилась возле первого домика на левой стороне. Здесь было захолустье, но пока работодатель платит, она отправится хоть на Северный полюс. К тому же мчаться на большой скорости по дороге Е-4 – настоящее удовольствие. Саландер припарковала мотоцикл и отстегнула от багажника сумку с вещами для ночевки.
Микаэль Блумквист открыл дверь и помахал ей рукой. Потом вышел и начал с откровенным восхищением изучать ее «агрегат».
– Круто. Значит, ты байкер.
Лисбет ничего не ответила, но бдительно следила за тем, как он осматривает руль и трогает регулятор газа. Она вообще не любила, когда кто-нибудь прикасался к ее вещам. Но увидев его мальчишескую улыбку, она смягчилась. Обычно реальные байкеры пренебрежительно фыркали при виде ее маломощного «Кавасаки».
– У меня был мотоцикл, когда мне было девятнадцать лет, – сказал он, обернувшись к ней. – Молодец, что приехала. Заходи, будем с тобой обустраиваться.
Микаэль одолжил раскладушку у Нильссонов, живших через дорогу, и постелил Лисбет в кабинете. Она с подозрением прошлась по дому, но не обнаружила никаких признаков коварной ловушки и вроде как расслабилась. Микаэль показал, где находится ванная комната.
– Если хочешь, можешь принять душ и освежиться.
– Я должна переодеться. Я не собираюсь ходить тут в кожаном комбинезоне.
– Тогда давай, а я займусь ужином.
Микаэль приготовил бараньи отбивные в винном соусе и, пока Лисбет Саландер принимала душ и переодевалась, накрыл стол на улице, под лучами вечернего солнца. Девушка вышла босиком, в черной майке и короткой потертой джинсовой юбке. Еда пахла очень аппетитно, и она проглотила две большие порции. Микаэль разглядывал татуировки у нее на спине.
– Пять плюс три, – сказала Лисбет Саландер. – Пять случаев из списка твоей Харриет, и три, которые, по-моему, тоже могли туда попасть.
– Рассказывай.
– Я работала над этим только одиннадцать дней и попросту не успела раскопать обстоятельства всех дел. Какие-то материалы уже сданы в городские архивы, другие по-прежнему находятся в полицейском округе. Я три дня ездила по округа́м, но не успела объехать все. Однако пять нужных случаев идентифицированы.
Лисбет Саландер выложила на стол внушительную пачку бумаг, около пятисот листов формата А4, и быстро рассортировала материал по разным стопкам.
– Я буду показывать в хронологическом порядке.
И она протянула Микаэлю список.
1949 – Ребекка Якобссон, Хедестад (30112)
1954 – Мари Хольмберг, Кальмар (32018)
1957 – Ракель Лунде, Ландскруна (32027)
1960 – (Магда) Лувиса Шёберг, Карлстад (32016)
1960 – Лив Густавссон, Стокгольм (32016)
1962 – Лия Перссон, Уддевалла (31208)
1964 – Сара Витт, Роннебю (32109)
1966 – Лена Андерссон, Уппсала (30112)
– Первой в этой серии, похоже, оказалась Ребекка Якобссон, про которую тебе уже все известно, в деталях, – сорок девятый год. Потом я нашла Мари Хольмберг, тридцатидвухлетнюю проститутку из Кальмара, которую убили у нее дома в октябре пятьдесят четвертого. Точная дата ее смерти неизвестна, поскольку она какое-то время пролежала, прежде чем ее обнаружили. Вероятно, дней девять или десять.
– А почему ты решила, что она могла попасть в список Харриет?
– Она была связана и страшно избита, но причина смерти – удушение. Убийца засунул ей в горло гигиеническую прокладку.
После короткой паузы Микаэль открыл указанную под шифром страницу Библии – 20-ю главу, 18-й стих Третьей книги Моисеевой:
«Если кто ляжет с женою во время болезни кровеочищения и откроет наготу ее, то он обнажил истечения ее, и она открыла течение кровей своих: оба они да будут истреблены из народа своего».
Лисбет кивнула.
– Харриет Вангер понимала это так же, – сказал Микаэль. – Хорошо. Следующая.
– Май пятьдесят седьмого года, Ракель Лунде, сорока пяти лет. Она работала уборщицей и слыла большой чудачкой. Например, увлекалась гаданием на картах, по руке и так далее. Ракель жила под Ландскруной, в доме на отшибе. И там же ее, одним ранним утром, и убили. Ее обнаружили голую, привязанную к сушилке на заднем дворе, с заклеенным скотчем ртом. Смерть наступила в результате того, что ее забросали тяжелыми камнями. У нее было множество ссадин и переломов.
– Черт подери, Лисбет, какой ужас.
– Дальше будет хуже. Инициалы «РЛ» соответствуют – видишь цитату?
– Конечно, вижу.
«Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них».
– Дальше следует Лувиса Шёберг из Ранму, под Карлстадом. Ее Харриет обозначила как Магду. Ее полное имя Магда Лувиса, но звали ее просто Лувисой.
Микаэль внимательно слушал, пока Лисбет рассказывала об убийстве в Карлстаде, со всеми страшными подробностями. Когда она закурила, он взглядом указал на пачку. Она подтолкнула пачку к нему.
– Значит, убийца напал и на животное?
– Библейская цитата звучит так: если женщина занимается сексом с животным, то следует убить обоих.
– Вероятность того, что эта женщина занималась сексом с коровой, равна нулю.
– Возможно, библейская цитата была истолкована буквально. Ведь любая фермерша, безусловно, ежедневно тесно общается с животными.
– Ладно. Давай дальше.
– Следующим в списке Харриет обозначено имя Сара. По моим сведениям, имеется в виду Сара Витт, тридцати семи лет, проживавшая в Роннебю. Ее убили в январе шестьдесят четвертого года. Она была найдена связанной в собственной постели. Ее подвергли грубому сексуальному насилию, но причина смерти – удушение. Задушили, то есть. Убийца также совершил поджог. Он, вероятно, хотел спалить весь дом дотла, но огонь отчасти погас сам по себе, да и пожарные приехали очень быстро.
– А она как связана со списком?
– А вот послушай. Сара Витт была дочерью пастора и женой пастора. В те выходные ее муж куда-то уехал.
«Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит отца своего: огнем должно сжечь ее».
– Согласен. Похоже, что этот случай из нашего списка. Ты сказала, что обнаружила и другие совпадения.
– Я нашла еще трех женщин, которых убили при столь загадочных обстоятельствах, что они должны были бы присутствовать в списке Харриет. Первый случай – это женщина по имени Лив Густавссон. Ей было двадцать два, и она жила в стокгольмском районе Фарста. Она была наездницей – участвовала в соревнованиях и, скорее всего, у нее были все шансы преуспеть на этом поприще. Они с сестрой держали также небольшой зоомагазин.
– И что же?
– Именно в магазине ее и нашли. Она осталась там после работы с бухгалтерскими отчетами и была одна. Убийцу она, вероятно, впустила добровольно. Ее изнасиловали и задушили.
– Но этот случай не вполне типичен для списка Харриет?
– Не совсем, но есть одна деталь. Убийца под конец засунул ей во влагалище попугая и выпустил всех имевшихся в магазине животных. Кошек, черепах, белых мышей, кроликов, птиц… Даже рыбок из аквариума вытащил. Так что утром ее сестра обнаружила просто зловещую картину.
Микаэль кивнул.
– Ее убили в августе шестидесятого года, через четыре месяца после убийства фермерши Магды Лувисы из Карлстада. В обоих случаях женщины тесно общались с животными, и в обоих случаях жертвами стали также животные. Корова из Карлстада выжила, но мне кажется, что корову не так-то легко убить колющим оружием. С попугаем, конечно же, проще. Кроме того, в качестве жертвы возникает еще одно животное.
– Какое?
Лисбет рассказала о странном «Убийстве голубки» – о деле Лии Перссон из Уддеваллы. Микаэль замолчал так надолго, что даже Саландер начала терять терпение.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я могу согласиться с твоей теорией. Но остается еще один случай.
– Еще один из тех, которые я раскопала. Даже не знаю, сколько случаев я упустила.
– Расскажи об этом.
– Февраль шестьдесят шестого года, Уппсала. Самой молодой жертвой оказалась семнадцатилетняя гимназистка Лена Андерссон. Она пропала после вечеринки с одноклассниками. Ее обнаружили только через три дня – она лежала в канаве на Уппсальской равнине, на приличном удалении от города. Ее убили где-то в другом месте, а потом перетащили туда.
Микаэль кивнул.
– Об этом убийстве очень и очень много писали, но нигде не сообщалось о точных обстоятельствах смерти. Девушку чудовищно истязали. Я читала отчет патологоанатома. Ее пытали огнем. У нее были сильно обожжены руки и грудь, и все тело раз за разом прижигали в самых разных местах. На ней обнаружили пятна стеарина, то есть убийца явно использовал свечу, но руки у нее были настолько обуглены, что их, несомненно, держали на более сильном огне. Под конец убийца отпилил ей голову и бросил ее рядом с телом.
Микаэль побледнел.
– О господи, – произнес он.
– Я так и не нашла подходящей к этому случаю цитаты, но во многих главах говорится о сожжении и о жертвоприношении за грех, а в нескольких местах предписывается расчленять жертвенное животное – чаще всего тельца, – отделяя голову от туловища. А то, что убийца использовал огонь, напоминает также о первом убийстве – смерти Ребекки в Хедестаде.
Когда ближе к вечеру их начали атаковать комары, Микаэль с Лисбет убрали еду и напитки с садового столика и перебрались на кухню.
– То, что точно подходящие к случаю цитаты отсутствуют, особого значения не имеет, цитаты тут – не главное. Эта чудовищная пародия на библейский текст – скорее попытка вызвать ассоциации с отдельными постулатами.
– Вот именно. Тут даже логика хромает. Взять хотя бы цитату о том, что если кто-то занимается сексом с девушкой, у которой месячные, то надо уничтожить обоих. Если толковать ее буквально, то преступнику следовало бы покончить с собой.
– Но что же, по-твоему, из этого следует? – поинтересовался Микаэль.
– Либо у твоей Харриет было единственное в своем роде хобби – подбирать подходящие цитаты из Библии к убийствам, о которых ей доводилось слышать… Либо ей было известно, что все эти убийства как-то связаны между собой.
– Все эти убийства совершены между сорок девятым и шестьдесят шестым годами, но, возможно, были и другие случаи – и до, и после. Получается, что как минимум семнадцать лет по Швеции гастролировал серийный убийца и маньяк, садист с Библией под мышкой, и истреблял женщин, и никому не пришло в голову как-то связать эти преступления между собой. В это просто невозможно поверить.
Лисбет задвинула стул и принесла с плиты еще кофе для них обоих. Затем закурила, и дым окутал ее. Блумквист мысленно молча обругал себя и стрельнул у нее еще одну сигарету.
– Да нет, в принципе, это не так уж невероятно, – сказала девушка и подняла палец. – За двадцатый век в Швеции не раскрыты убийства нескольких десятков женщин. Профессор криминологии Перссон, который ведет по телевидению программу «Разыскивается», однажды сказал, что серийные убийцы – большая редкость для Швеции, но при этом некоторые из них наверняка просто не попались в руки правосудия.
Микаэль кивнул. Лисбет подняла второй палец.
– Эти убийства совершались на протяжении очень долгого времени и в самых разных местах страны. Два убийства произошли одно за другим в шестидесятом году, но обстоятельства преступления были достаточно разными – фермерша в Карлстаде и тридцатидвухлетняя женщина в Стокгольме.
Она подняла третий палец.
– Отсутствует четкая схема. Убийства совершались разными способами, и единый почерк не прослеживается, однако повторяющиеся детали все же наблюдаются. Животные. Огонь. Грубое сексуальное насилие. И, как ты верно отметил, намеки на библейский текст. Но никто из полицейских и следователей попросту не пытался истолковывать смысл действий, опираясь на Библию.
Микаэль кивнул и взглянул на свою напарницу. Лисбет Саландер, с ее хрупким телосложением, в черной майке, с татуировками и кольцами на лице, смотрелась в гостевом домике Хедебю по крайней мере не очень органично. Когда за обедом Блумквист попытался вовлечь ее в беседу на свободные темы, она отвечала односложно и почти не поддерживала разговор. Но о делах, связанных с работой, говорила как заядлый профессионал. Ее квартира в Стокгольме выглядела так, словно ее только что разбомбили, но Микаэль пришел к выводу, что с головой у Лисбет Саландер, безусловно, все нормально… Вот так парадокс!
– Вряд ли легко проследить связь между проституткой из Уддеваллы, убитой за контейнером на пустыре, и женой пастора из Роннебю, которую задушили и пытались сжечь. Если, конечно, не иметь в виду ключ, который нам дала Харриет.
– Но в связи с этим возникает следующий вопрос, – заметила Лисбет.
– Каким образом, черт возьми, Харриет оказалась втянутой в эту авантюру? Шестнадцатилетняя барышня, которая обитала во вполне благополучной среде…
– Есть только один ответ, – произнесла Саландер.
Микаэль снова кивнул:
– Эти убийства имеют какое-то отношение к семейству Вангеров.
К одиннадцати вечера они уже так детально вникли в серию убийств, обсудили связь между ними и отметили разные отдельные подробности, что мысли в голове у Микаэля начали путаться. Он потер глаза, потянулся и спросил, не хочет ли Лисбет Саландер пойти прогуляться. Судя по ее виду, она считала подобные променады пустым времяпрепровождением, но после некоторых колебаний согласилась. Поскольку комары вечерами активизировались, Микаэль предложил ей надеть длинные брюки.
Они сделали крюк, прошли под мостом, мимо лодочной гавани, и направились в сторону мыса Мартина Вангера. Микаэль показывал по пути разные дома, рассказывая, кто в них живет. У дома Сесилии Вангер он начал запинаться, и Лисбет покосилась на него.
Они миновали роскошную яхту Мартина, вышли на мыс, уселись на камень и выкурили одну сигарету на двоих.
– У всех убитых женщин есть еще кое-что общее, – внезапно сказал Микаэль. – Возможно, ты уже об этом думала.
– И что же?
– Имена.
Лисбет Саландер задумалась, потом покачала головой.
– Все имена – библейские, – подсказал Микаэль.
– Это не так, – сразу откликнулась Лисбет. – Лив и Лена в Библии не упоминаются.
Микаэль покачал головой:
– На самом деле они там есть. Лив означает «жить», а библейское имя Ева означает «жизнь». А теперь подумай, Салли: Лена – сокращенная версия какого имени?
Лисбет Саландер чуть не поперхнулась от досады и выругалась про себя. Микаэль опередил ее по части сообразительности, а она не могла с этим смириться.
– Магдалена.
– Блудница, первая женщина, Дева Мария… И вот уже все героини Библии в сборе. Эти задачки даже психологу окажутся не по плечам. Вообще-то я сейчас подумал о другом, вспоминая об этих именах.
Лисбет терпеливо ждала.
– Это еще и традиционные еврейские имена. В семье Вангеров хватает антисемитов, нацистов и теоретиков конспирологии. Харальд Вангер, который живет здесь и которому сейчас за девяносто, находился в шестидесятые годы в расцвете сил. Единственный раз, когда я его видел, он прошипел, что его собственная дочь – шлюха. Без сомнения, он – женоненавистник.
Вернувшись домой, они сделали бутерброды, чтобы перекусить на ночь, и разогрели кофе. Микаэль с ужасом взирал на те пятьсот страниц, которые ему подготовила любимая сотрудница Драгана Арманского.
– Ты выполнила колоссальную работу за рекордно короткий срок, – сказал он. – Спасибо тебе. И спасибо за то, что ты так любезно согласилась приехать сюда и отчитаться.
– А что теперь будет? – спросила Лисбет.
– Завтра я поговорю с Дирком Фруде, и мы с тобой рассчитаемся.
– Я не это имела в виду.
Микаэль посмотрел на нее.
– Ну, то, что я просил тебя раскопать, ты вроде бы уже сделала, – осторожно сказал он.
– Еще не сделала.
Микаэль откинулся на спинку кухонного дивана и посмотрел ей в глаза. Но прочитать что-либо в ее взгляде он не смог. Полгода журналист размышлял над исчезновением Харриет в одиночку. И вдруг неожиданно появился кто-то другой – опытный поисковик, настоящий профессионал. И Блумквист принял решение, поддавшись порыву.
– Я знаю. Меня эта ситуация тоже напрягает. Я поговорю завтра с Дирком Фруде. Мы наймем тебя еще на пару недель в качестве… ассистента исследователя. Не уверен, что он захочет платить по тем же расценкам, что платит Арманскому, но приличную месячную зарплату мы, пожалуй, из него вытянем.
Лисбет Саландер внезапно растаяла и улыбнулась. На самом деле ей совершенно не хотелось, чтобы ее отстранили, и она была готова продолжать работать даже бесплатно.
– Меня клонит в сон, – заявила девушка и сразу ушла к себе, закрыв за собой дверь.
Через две минуты она открыла дверь и высунула голову:
– Думаю, ты ошибаешься. Это не серийный убийца-психопат, начитавшийся Библии. Это самый заурядный подонок, который ненавидит женщин.
