Глава 18
Среда, 18 июня
Лисбет с трудом отходила после тяжелого забытья. Ее подташнивало. И даже не обязательно было поворачивать голову, чтобы понять: Мимми уже ушла на работу. Но ее запах все еще чувствовался в спертом воздухе спальни. Накануне в кафе, на еженедельной встрече с «Перстами дьявола», которые устраивались по вторникам, Лисбет выпила слишком много пива. Мимми появилась перед самым закрытием, и потом они вместе отправились домой – и в койку.
В отличие от Мимми, Лисбет Саландер никогда всерьез не считала себя лесбиянкой. И не задумывалась над тем, к какому клану себя причислить: к гетеросексуалам, гомосексуалам или, возможно, к бисексуалам. Вопросы этикета нисколько не занимали ее, и она считала, что никого не касается, с кем она спит ночью. Если бы все же ей пришлось заявить о своих сексуальных преференциях, то она отдала бы предпочтение парням – во всяком случае, они лидировали в ее рейтинге. Но проблема заключалась лишь в том, чтобы найти парня, который не был бы недоумком, но при этом годился бы на что-нибудь в постели. А Мимми удавалось ее зажечь, и отношения с ней Лисбет считала весьма недурным компромиссным вариантом. Она встретила Мимми год назад в пивном павильоне на «Европрайде», фестивале секс-меньшинств, и только ее единственную Лисбет сама привела к «Перстам дьявола». В прошлом году они встречались время от времени, но их отношения по-прежнему оставались для обеих лишь приятным времяпрепровождением. К теплому и мягкому телу Мимми было так здорово прижиматься. К тому же Лисбет нравилось просыпаться и завтракать вместе с нею.
Часы на ночном столике показывали половину десятого утра. Лисбет все еще пыталась понять, что же ее разбудило, как в дверь снова позвонили. Девушка озадаченно села. Обычно никто не посещал ее в такое время суток. Да и вообще в ее дверь звонили редко. Наполовину сонная, Саландер завернулась в простыню, слегка покачиваясь, направилась в прихожую и открыла дверь.
И встретилась взглядом с Микаэлем Блумквистом.
Почему-то ее охватила паника, и она инстинктивно отступила назад.
– Доброе утро, фрёкен Саландер, – дружелюбно поздоровался тот. – Я понимаю, что вчера вы поздно пришли домой. Могу я войти?
Не дождавшись разрешения, журналист переступил через порог и закрыл за собой дверь. Пока он с любопытством разглядывал сложенную на полу прихожей кучу одежды и горы пакетов с газетами, параллельно косясь на дверь спальни, Лисбет Саландер никак не могла сообразить – как, что, кто? Блумквист с улыбкой смотрел на ее широко открытый рот.
– Кажется, ты еще не завтракала, поэтому я прихватил с собой бейглы. Один с ростбифом, один с индейкой и дижонской горчицей и один вегетарианский, с авокадо. Я не знаю, что ты любишь. Ростбиф?
Он исчез на кухне, с ходу нашел ее кофеварку и крикнул:
– Где у тебя тут кофе?
Саландер стояла в прихожей как парализованная, пока не услышала звук льющейся воды, и в три шага оказалась на кухне.
– Стой!
Она почувствовала, что кричит, и понизила голос.
– Ты врываешься сюда и распоряжаешься так, словно живешь тут, черт бы тебя побрал! А ведь мы даже не знакомы.
Микаэль остановился, держа кувшин над кофеваркой, и, повернув к ней голову, ответил без всякого юмора в голосе:
– Неправда. Ты знаешь меня лучше, чем большинство других людей. Не отпирайся!
Он повернулся к ней спиной, долил воду в кувшин, а затем начал открывать банки на кухонном столе.
– Кстати, я знаю, как и чем ты занимаешься. Я узнал твои тайны.
Лисбет Саландер прикрыла глаза. Ей очень хотелось бы, чтобы пол перестал раскачиваться у нее под ногами. Она находилась в состоянии интеллектуального паралича, никак не могла отойти от похмелья. Ситуация была совершенно нереальной, и ее мозг отказывался работать. Раньше она никогда не сталкивалась ни с кем из своих объектов лицом к лицу.
Он знает, где я живу!
Он стоит посреди ее кухни. Это невозможно. Такого просто не может быть.
Он знает, кто я!
Лисбет обнаружила, что простыня сползла, и обмотала ее потуже. Блумквист что-то сказал, но она не сразу его поняла.
– Нам надо поговорить, – повторил он. – Но думаю, ты сперва захочешь принять душ.
Она решила действовать напрямую.
– Слышь, если ты явился сюда, чтобы устроить скандал, то обратился не по адресу. Я только выполняла поручение. Тебе нужно поговорить с моим шефом.
Микаэль встал перед ней и поднял руки ладонями вперед. Я безоружен. Универсальный жест доброй воли.
– С Драганом Арманским я уже побеседовал. Он, кстати, просил, чтобы ты ему позвонила, а то вчера вечером твой мобильник не отвечал.
Блумквист приблизился к ней. Никакой угрозы он для нее не представлял, она это сразу почувствовала, но все же отступила на несколько сантиметров, когда он коснулся ее руки и указал на дверь ванной. Ей не нравится, когда ее трогают без ее разрешения, пусть даже и с дружескими намерениями.
– Я не собираюсь устраивать никаких скандалов, – сказал он спокойно. – Но я очень хотел бы с тобой поговорить. Когда ты, конечно, проснешься. Пока ты будешь одеваться, кофе как раз подоспеет. Так что марш в душ! Бегом!
Она безвольно подчинилась.
«Лисбет Саландер никогда не бывает безвольной», – тут же подумала она.
Уже в ванной комнате девушка прислонилась к двери и попробовала сосредоточиться. Лисбет, конечно, испытала настоящее потрясение. Она от себя такого даже не ожидала. Вообще-то она только сейчас почувствовала, что у нее вот-вот лопнет мочевой пузырь и что после ночных эскапад душ – не просто удачная идея, а настоятельная необходимость.
Лисбет привела себя в порядок, проскользнула в спальню, натянула на себя трусы, джинсы и футболку с надписью «Armageddon was yesterday – today we have a serious problem».
Секунду помешкав, она отыскала брошенную на стул кожаную куртку. Затем достала из кармана электрошокер, убедилась, что он заряжен, и сунула в задний карман джинсов. Запах кофе уже витал по всей квартире. Лисбет сделала глубокий вдох и снова вышла на кухню.
– Ты что, никогда здесь не убираешь? – произнес Блумквист вместо приветствия.
Он заполнил раковину грязной посудой, вытряхнул пепельницы, выбросил старые пакеты из-под молока, очистил стол от скопившихся за пять недель газет, вытер, поставил на него кофейные чашки и разложил бейглы, которые, как оказалось, и в самом деле принес. Все это выглядело очень привлекательно, а после ночи с Мимми Лисбет и впрямь чертовски проголодалась.
«Что ж, посмотрим, чем все это закончится».
Саландер уселась напротив и вопросительно уставилась на него.
– Ты мне так и не ответила. Ростбиф, индейка или авокадо?
– Ростбиф.
– Тогда я возьму индейку.
Они завтракали молча, рассматривая друг друга со взаимным интересом. Она съела свой бейгл и умяла еще оставшуюся половину вегетарианского. Потом взяла с подоконника мятую пачку и вытащила сигарету.
– Ну хорошо, кое-что я теперь знаю, – сказал Микаэль, прервав молчание. – Я, возможно, не такой крутой охотник за персональной информацией, как ты, но тем не менее теперь знаю, что ты не из касты веганов и не страдаешь анорексией, как считает Дирк Фруде. Так что я смогу занести эти сведения в свое досье о тебе.
Саландер уставилась на него с изумлением, но по его лицу поняла, что он над ней подшучивает. У Микаэля был такой веселый и разудалый вид, что она решила не грубить ему и одарила его кривой улыбкой. Ситуацию при всем желании трудно было бы назвать стандартной. Она отодвинула от себя тарелку. А у него, кстати, вполне дружелюбный взгляд. Кем бы он ни был, у него, вероятно, нет дурных помыслов, решила Лисбет. Судя по тем данным, которые она о нем раздобыла, ничто не указывало на то, что он злодей, способный жестоко обращаться со своими подружками, или что-то подобное. Ведь это она знает о нем все, а не наоборот, вспомнила девушка.
Знание – это власть.
– Ну и чего ты тут выпендриваешься? – спросила она.
– Прости, пожалуйста. Честно говоря, я не собирался появиться здесь таким образом и не хотел тебя пугать. Но видела бы ты свое лицо, когда открывала мне дверь… Ты была неподражаема. Я не удержался и решил немного тебя разыграть.
Они помолчали. К своему удивлению, Лисбет вдруг обнаружила, что общество этого незваного гостя кажется ей приемлемым; во всяком случае, он не вызывает у нее отвращения.
– Так что можешь считать мое вторжение моей страшной местью за то, что ты копалась в моей личной жизни, – сказал он миролюбиво. – Ты меня боишься?
– Нет, – ответила Саландер.
– Отлично. Я пришел к тебе не для того, чтобы навредить тебе или устроить скандал.
– Если ты попытаешься навредить мне, я тебя покалечу. Без шуток.
Микаэль оглядел ее. Она была ростом примерно полтора метра и вряд ли могла бы оказать ему серьезное сопротивление, если бы он ворвался к ней в квартиру с целью учинить насилие. Но лицо ее не выражало никаких эмоций.
– Это не имеет смысла, – сказал он наконец. – У меня нет никаких дурных намерений. Мне надо с тобой поговорить. Если хочешь, чтобы я ушел, только скажи.
Блумквист на секунду задумался.
– Все это кажется забавным… – Он не договорил.
– Что именно?
– Хочешь верь, хочешь не верь, но еще четыре дня назад я не знал о твоем существовании. А потом прочел то, что ты обо мне написала…
Он покопался в сумке и нашел отчет.
– Это, конечно, не развлекательное чтиво… – Он замолчал и некоторое время смотрел в кухонное окно. – Можно стрельнуть у тебя сигарету?
Лисбет кинула ему пачку.
– Ты сказала, что мы не знаем друг друга, а я ответил, что, конечно же, знаем. – Микаэль кивнул на отчет. – Я пока не поспеваю за тобой – всего лишь провел дежурную разыскную работу, чтобы раздобыть твой адрес, год рождения и тому подобное. Но ты определенно знаешь обо мне более чем достаточно. Причем много такого, что носит сугубо личный характер и известно только самым близким моим людям. А теперь я сижу у тебя на кухне и ем с тобой бейглы. Мы познакомились только полчаса назад, а у меня вдруг возникло ощущение, что мы знакомы уже не один год. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она кивнула.
– У тебя красивые глаза, – сказал он.
– А у тебя милые глаза, – ответила она.
Микаэль не мог понять, иронизирует она или нет.
Они снова помолчали.
– Зачем ты явился сюда? – наконец спросила она.
Калле Блумквист – она вспомнила его прозвище и чуть было не произнесла его вслух – вдруг сделался серьезным. В его взгляде сквозила усталость. Самоуверенность, которую он продемонстрировал в самом начале, когда только-только к ней ворвался, куда-то испарилась. И она сделала вывод, что паясничанье закончилось, или, по крайней мере, отложено на время. Теперь Блумквист вдруг стал серьезным и внимательно ее разглядывал. Она, конечно, не могла знать, что творится у него в голове. Но теперь она уже не сомневалась – он явился не просто так. Все очень серьезно.
Лисбет Саландер понимала, что спокойствие ее лишь напускное и она не может полностью справиться с нервным напряжением. Неожиданный визит Блумквиста буквально потряс ее – такого в ее работе прежде никогда не случалось. Она шпионила за людьми и таким образом зарабатывала себе на хлеб. Лисбет, собственно, никогда не считала настоящей работой задания, которые ей поручал Драган Арманский. Ей казалось, что она скорее посвящает время какому-то хобби, которое требует некоторых усилий.
А все дело в том, что ей нравилось копаться в жизни других людей и разоблачать тайны, которые они пытаются скрыть. Так или иначе, Саландер занималась этим столько, сколько себя помнила. И продолжала заниматься этим по сей день – кстати, не только по поручению Арманского, но порой и просто ради собственного удовольствия, ради адреналина. Это напоминало ей заумную компьютерную игру, только здесь речь шла о живых людях. А теперь вдруг персонаж из ее компьютерных хобби сидит на кухне и угощает ее бейглами… Ситуация казалась абсурдной.
– Вот какое дело, – сказал Микаэль. – Скажи, когда ты собирала обо мне досье для Дирка Фруде… ты знала, как его собираются использовать?
– Нет.
– Информация обо мне потребовалась потому, что Фруде – вернее, его клиент – хотел нанять меня на временную работу.
– Ясно.
Блумквист улыбнулся.
– Когда-нибудь мы с тобой обсудим моральные аспекты копания в чужой личной жизни. Но сейчас у меня совершенно другая проблема… Работа, которую мне поручили и за которую я взялся по какой-то неведомой мне самому причине, безусловно, самая эксцентричная из всего того, чем мне до сих пор приходилось заниматься. Лисбет, я могу тебе доверять?
– В смысле?..
– Драган Арманский считает, что на тебя можно полностью полагаться. Но я все же хочу спросить тебя саму. Могу я доверять тебе тайны и быть уверенным в том, что ты о них никому не расскажешь?
– Погоди. Значит, ты говорил с Драганом. Так это он прислал тебя сюда?
Я убью тебя, чертов безмозглый армяшка.
– Не совсем. Ты ведь не единственная, кто умеет добывать чужие адреса, и я проделал это совершенно самостоятельно. Я поискал тебя в разделе регистрации по месту жительства. Там значатся три женщины по имени Лисбет Саландер, и две другие мне явно не подходили. Но вчера я общался с Арманским, и мы с ним долго беседовали. Он тоже сначала решил, что я собираюсь учинить скандал из-за того, что ты сунула нос в мою личную жизнь, но в конце концов я убедил его, что у меня совершенно другие цели.
– Ну и какие же у тебя цели?
– Как я уже сказал, клиент Дирка Фруде нанял меня для работы. И теперь я на таком этапе, что мне нужна помощь компетентного и оперативного охотника за информацией. Фруде рассказал мне о тебе, утверждая, что ты как раз подходишь под эти параметры. Просто он случайно проговорился, и я узнал о том, что ты собирала сведения обо мне. Вчера я беседовал с Арманским и объяснил ему, что мне надо. Он дал добро и попытался до тебя дозвониться, но ты так и не ответила, – поэтому я здесь. Если хочешь, можешь позвонить своему шефу и проверить.
На поиски мобильного телефона под кучей одежды, которую накануне Мимми помогла ей с себя стянуть, ушло немало времени. Микаэль с любопытством наблюдал за Лисбет, которая не могла ничего найти в собственной квартире. Ее мебель производила такое впечатление, будто принесена с помойки. Зато на маленьком рабочем столике в гостиной Блумквист заметил дорогостоящий лэптоп, последнее слово техники. На полке стоял CD-проигрыватель, но коллекция дисков казалась случайной – жалкий десяток альбомов каких-то групп, о которых Микаэль даже не слышал, а музыканты на обложках напоминали вампиров из космического пространства. Он решил, что музыка – не ее стихия.
Обнаружив телефон, Лисбет убедилась, что Арманский звонил ей как минимум семь раз накануне вечером и два раза утром. Она набрала его номер, а Микаэль прислонился к дверному косяку и стал прислушиваться к разговору.
– Это я… Извини, но он был отключен… Я знаю, что он хочет меня нанять… Нет, он сейчас у меня в гостиной… – Она повысила голос. – Драган, я с бодуна, у меня башка трещит, так что кончай трепаться. Ты дал добро на работу или нет?.. Спасибо.
Щелк.
Через дверь гостиной Лисбет покосилась на Блумквиста. Тот перебирал ее пластинки, снимал с полки книги и как раз обнаружил коричневый медицинский пузырек без этикетки и с любопытством поднес его к свету. Когда он собрался открутить пробку, Лисбет отобрала у него пузырек, вернулась на кухню, села на стул и начала массировать себе лоб. Микаэль снова уселся напротив нее.
– Правила просты, – сказала она. – Все наши с тобой переговоры, со мной или с Драганом Арманским, не станут достоянием окружающих. Мы подпишем контракт, по которому «Милтон секьюрити» гарантирует конфиденциальность. Прежде чем решить, возьмусь я за работу или нет, я хочу знать, в чем она состоит. Я сохраню в тайне все, о чем ты мне расскажешь, независимо от того, возьмусь ли я за эту работу или нет. А если возьмусь, то при условии, что это не имеет отношения к криминалу. А если имеет, то мне придется доложить Драгану, а он, в свою очередь, известит полицию.
– Отлично. – Микаэль замялся. – Арманский, возможно, не совсем понял, для чего я хочу тебя нанять…
– Он сказал, что ты хочешь, чтобы я помогла тебе с каким-то историческим расследованием.
– Да, верно. Но я хочу, чтобы ты помогла мне вычислить убийцу.
Больше часа Микаэль излагал все детали запутанной истории Харриет Вангер. Он ничего не утаил. Фруде дал ему разрешение нанять Саландер, а чтобы сделать это, Блумквист должен был ей полностью довериться.
Микаэль рассказал даже о своей связи с Сесилией Вангер и о том, как признал ее лицо в окне Харриет на старом фотоснимке. Он поделился с Лисбет всем, что разузнал об этой женщине. Журналист и сам уже понимал, что Сесилия переместилась в самое начало списка подозреваемых. Правда, он пока никак не мог понять, каким образом она могла быть связана с тем первым убийством, совершенным в то время, когда она была еще маленьким ребенком.
Напоследок он дал Лисбет Саландер копию списка из телефонной книжки Харриет.
Магда – 32016
Сара – 32109
РЯ – 30112
РЛ – 32027
Мари – 32018
– Что я должна сделать, как ты считаешь?
– Я выяснил, что РЯ – это Ребекка Якобссон, и связал ее гибель с библейской цитатой, где говорится о сожженной жертве. Ее убили, сунув головой в догорающий костер, что очень напоминает именно этот фрагмент. Если я окажусь прав, то мы обнаружим еще четыре жертвы: Магду, Сару, Мари и РЛ.
– Ты думаешь, что они мертвы? Их убили?
– Да. Какой-то убийца действовал в пятидесятые и, возможно, в шестидесятые годы. И каким-то образом все это связано с Харриет Вангер. Я пролистал архив газеты «Хедестадс-курирен». Пока мне удалось только обнаружить, что убийство Ребекки – единственное кошмарное преступление, связанное с Хедестадом. Я хочу, чтобы ты продолжила поиски в других частях Швеции.
Лисбет Саландер надолго замолчала. Микаэль ждал ее ответа и нетерпеливо ерзал на стуле. А вдруг он ошибся в ней…
Наконец она подняла взгляд.
– Хорошо. Я берусь за эту работу. Но ты должен подписать контракт с Арманским.
Драган Арманский распечатал контракт, который Микаэлю Блумквисту следовало отвезти в Хедестад на подпись Дирку Фруде. Вернувшись к кабинету Саландер, он через стекло увидел, что они с Микаэлем Блумквистом стоят, склонившись над ее лэптопом. Микаэль положил руку ей на плечо – он ее коснулся! – и что-то ей показывал. Арманский замедлил шаг.
Журналист сказал что-то, привлекшее внимание Лисбет. В ответ она громко засмеялась.
Драган никогда прежде не слышал ее смех, хотя несколько лет пытался завоевать ее доверие. Микаэль Блумквист знал ее всего пять минут – а она уже смеялась…
Внезапно Арманский воспылал ненавистью к Микаэлю Блумквисту – такой сильной, что даже сам удивился. Открывая двери, он на всякий случай кашлянул и положил перед ними пластиковую папку с контрактом.
После обеда Микаэль успел ненадолго заскочить в редакцию «Миллениума». Он зашел туда впервые после того, как перед Рождеством забрал свои вещи, и столь хорошо знакомая лестница вдруг почему-то показалась ему чужой. Код замка не изменили, и Микаэль смог незамеченным проскользнуть в дверь редакции. Он немного постоял, оглядываясь и заново привыкая.
Офис «Миллениума» имел форму буквы «L». Прямо сразу за входом располагался просторный холл, которому не находилось почти никакого применения, и они расположили здесь диван и два кресла, чтобы принимать посетителей. За диваном находились столовая с мини-кухней, туалеты и два чулана с книжными полками и архивом. Там стоял также письменный стол для приходящих практикантов. Справа от входа в редакцию стеклянная стена отделяла рабочее пространство Кристера Мальма. Его собственная фирма тоже располагалась здесь, занимая восемьдесят квадратных метров и имея собственный вход с лестницы. Слева приблизительно на ста пятидесяти квадратных метрах располагалось помещение непосредственно редакции, со стеклянным фасадом, выходившим на Гётгатан.
Интерьерами занималась Эрика. Это она решила установить застекленные перегородки, которыми отделялись три персональных кабинета. Все остальные сотрудники находились в общем офисном помещении. Себе она выбрала самый просторный кабинет, в глубине редакции, а Микаэля разместила в другом конце офиса. Его кабинет оказался единственным, куда можно было заглянуть, никуда не сворачивая. Микаэль отметил, что в его рабочее помещение так никто и не переехал.
Третий кабинет находился чуть подальше, и его занимал шестидесятилетний Сонни Магнуссон, который несколько лет занимался рекламой в «Миллениуме». В компании, где он проработал бо́льшую часть жизни, затеяли сокращения, и Сонни остался без работы. Вот тогда-то Эрика и встретила его. К тому времени Сонни пребывал в таком возрасте, что уже не рассчитывал найти себе постоянную работу. Эрика схватила его за шкирку, предложила небольшую ежемесячную зарплату и проценты с доходов от рекламы. Санни согласился, и ни одна из сторон не пожалела об этом.
Однако в последний год его опыт уже не спасал, и доходы от рекламы резко сократились, а вместе с ними и ужалась зарплата Сонни. Но он не искал себе другую работу, а потуже затянул пояс и великодушно остался на своем посту.
«В отличие от меня, ставшего причиной этой катастрофы», – подумал Микаэль.
Наконец он собрался с духом и вошел в полупустую редакцию. Эрика сидела в своем кабинете, прижав к уху телефонную трубку. Кроме нее, на рабочих местах находились еще двое. Одна из них, Моника Нильссон, тридцати семи лет, журналист общего профиля, специализировалась на освещении политических событий и являлась, вероятно, самым искушенным и циничным журналистом из всех, кого Микаэль когда-либо встречал. Она проработала в «Миллениуме» девять лет, и ей здесь очень нравилось. Двадцатичетырехлетний Хенри Кортез, самый юный сотрудник редакции, появился у них два года назад в качестве практиканта, прямо после Высшей школы журналистики, и заявил, что хочет работать только в «Миллениуме». Из-за усеченного бюджета Эрика не могла зачислить его в штат, но предложила ему письменный стол в углу и постоянно снабжала работой.
При виде Микаэля оба, издав радостные возгласы, бросились к нему, расцеловали его в щеки и похлопали по спине. Они с ходу спросили, не собирается ли он вернуться на работу, и разочарованно вздохнули, когда Блумквист объяснил, что его командировка в Норрланд продлится еще полгода и что он зашел только поприветствовать всех и пообщаться с Эрикой.
Бергер тоже очень обрадовалась встрече. Налив обоим кофе и закрыв дверь кабинета, первым делом она поинтересовалась состоянием Хенрика Вангера. Микаэль объяснил, что его единственный источник информации – Дирк Фруде. По словам адвоката, старик пока жив, но находится в тяжелом состоянии.
– А ты что здесь делаешь?
Микаэль почему-то смутился. Он заходил в «Милтон секьюрити», всего в нескольких кварталах от редакции, и зашел сюда, просто поддавшись порыву. Сейчас ему не хотелось объяснять Эрике, что он нанял частного консультанта, который не так давно взламывал его компьютер. Поэтому Блумквист пожал плечами и сказал, что ему пришлось приехать в Стокгольм по делу, связанному с Вангером, и что ему нужно сразу же возвращаться обратно. Он спросил, как идут дела в редакции.
– Есть обнадеживающие новости – объем рекламы увеличивается, число подписчиков растет. Но вместе с тем не могу умолчать об одном досадном обстоятельстве.
– То есть?
– Я беспокоюсь по поводу Янне Дальмана.
– Ну да, я догадываюсь…
– Мне пришлось провести с ним беседу в апреле, сразу после того, как мы сообщили, что Хенрик Вангер стал совладельцем. Не знаю, то ли он ко всему настроен исключительно негативно в силу своего характера, то ли тут что-то посерьезнее… Может, он ведет двойную игру?
– Но что же все-таки случилось?
– Я больше не могу ему доверять. Когда мы подписали соглашение с Хенриком Вангером, нам с Кристером предстояло выбрать: либо тотчас информировать всю редакцию о том, что теперь мы уже точно не закроемся к осени, либо…
– Либо информировать сотрудников, но не всех, а избирательно.
– Вот именно. Возможно, я чересчур все утрирую, но мне не захотелось рисковать – мне показалось, что Дальман может проболтаться. Поэтому мы решили информировать всю редакцию в день, когда о соглашении будет объявлено официально. То есть мы молчали больше месяца.
– И что же потом?
– Вообще-то это была первая хорошая новость за год. И представь себе, все ликовали, кроме Дальмана. Понимаешь, мы ведь не самая крупная редакция в мире. В результате радовались три человека, плюс один практикант… А один страшно разозлился: мол, почему мы не сообщили о соглашении раньше…
– Он, наверное, обиделся…
– Я понимаю. Но дело в том, что он без конца муссировал эту тему, и поэтому в редакции воцарилось подавленное настроение. Через две недели после этого эпизода я вызвала его к себе в кабинет и призналась, что не доверяла ему и не хотела, чтобы он разболтал все раньше времени, и именно поэтому не проинформировала всю редакцию.
– И как он это воспринял?
– Конечно, он очень обиделся и рассердился. Но я не стала с ним церемониться и выдвинула ему ультиматум: либо он возьмет себя в руки, либо пусть ищет другую работу.
– А он что?
– Он взял себя в руки. Но ни с кем теперь не контачит. Между ним и остальной редакцией ощущается нервное напряжение. Кристер его не выносит и вполне откровенно демонстрирует это.
– И все-таки, в чем конкретно ты подозреваешь Дальмана?
Эрика вздохнула:
– Сама не знаю. Мы приняли его на работу год назад, когда уже поссорились с Веннерстрёмом. Доказательств у меня нет, но мне кажется, что он работает не на нас.
Микаэль кивнул:
– Возможно, ты права.
– А может, он просто попал не на свое место и поэтому деморализует всю редакцию…
– И такое может быть. Но в одном я с тобой согласен – напрасно мы наняли его.
Через двадцать минут Микаэль уже повернул на север от станции «Слуссен» на машине, которую одолжил у супруги Дирка Фруде. Своим «Вольво» двадцатилетней давности она все равно не пользовалась, и Микаэлю предложили брать его когда угодно.
Возможно, Блумквист и не обратил бы внимания на эти мелочи и детали, не будь он столь бдителен. Пачка бумаг на столе слегка перекосилась, а одна папка высунулась с полки. Ящик письменного стола был задвинут до упора, а Микаэль точно помнил, что тот оставался немного приоткрытым, когда он накануне уезжал с острова в Стокгольм.
Журналист посидел какое-то время неподвижно, прикидывая, не изменяет ли ему память, но уже почти не сомневаясь, что кто-то похозяйничал в его доме.
Микаэль вышел на крыльцо и осмотрелся. Дверь он запирал, но она была оснащена стандартным допотопным замком, который ничего не стоит вскрыть небольшой отверткой; да и еще вопрос, сколько ключей от него раскиданы по разным местам. Он вернулся в дом и методично проверил кабинет, пытаясь выяснить, не пропало ли что-нибудь, и в результате убедился, что все вроде как на своих местах.
Однако факт оставался фактом – кто-то заходил в дом, кто-то сидел в его кабинете, кто-то просматривал бумаги и папки. Компьютер Блумквист возил с собой, так что до него они не добрались. Возникало, как минимум, два вопроса. Во-первых, кто это был? И во-вторых, многое ли удалось разнюхать этому таинственному посетителю?
Папки, которые находились на столе, были из коллекции Хенрика Вангера – Микаэль перенес их обратно в домик, когда вернулся из тюрьмы. Ничего нового в них не содержалось. В записях из блокнотов, лежавших на письменном столе, непосвященный не разобрался бы. Но тот, кто рылся в его бумагах, – был ли он и в самом деле непосвященным?
Однако посреди письменного стола лежала маленькая пластиковая папка, а в ней был список «телефонов» и аккуратно переписанные, в соответствии с цифрами, цитаты из Библии. Вот это уже серьезно. Тот, кто обыскивал кабинет, теперь знал о том, что Микаэль раскрыл библейский код.
Но кто это был?
Хенрик Вангер лежал в больнице. Домоправительницу Анну Микаэль не подозревал. Дирк Фруде? Но с ним он и так уже поделился всем, что знал. Сесилия, которая отменила поездку во Флориду и вернулась вместе с сестрой из Лондона? После ее приезда Микаэль с нею не встречался, но видел, как накануне она проехала на машине через мост. Мартин? Харальд? Биргер? Тот ведь присутствовал на семейном совете, куда Микаэля не пригласили, через день после того, как у Хенрика случился инфаркт. Александр? Изабелла, самая антипатичная особа из всего семейства Вангеров?
С кем из них успел побеседовать Фруде? Что он им рассказал? И сколько ближайших родственников теперь в курсе того, что Микаэль раскрутил расследование по новой?
Часы показывали начало девятого вечера. Микаэль позвонил в круглосуточную ремонтную мастерскую в Хедестаде и попросил, чтобы ему врезали новый замок. Слесарь объяснил, что сможет приехать только на следующий день. Блумквист пообещал заплатить по двойному тарифу, если тот приедет немедленно. Они договорились, что слесарь появится около половины одиннадцатого и вставит новый цилиндровый замок.
В ожидании слесаря Микаэль около половины девятого отправился к Дирку Фруде. Жена хозяина усадила его в саду за домом и предложила холодного пива, которое Микаэль с удовольствием выпил. Ему хотелось разузнать, как дела у Хенрика Вангера.
Адвокат покачал головой.
– Его прооперировали. У него обызвествление коронарных сосудов. Врач говорит: тот факт, что он вообще жив, вселяет надежду, но в ближайшее время он, скорее всего, не сможет выйти из критического состояния.
Некоторое время они молча пили пиво, и каждый размышлял о своем.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет. Он пока не в состоянии говорить. А как все прошло в Стокгольме?
– Лисбет Саландер согласилась. Вот контракт от Драгана Арманского. Подпишите и отправьте по почте.
Фруде просмотрел бумаги.
– А ее услуги стоят недешево, – заметил он.
– Думаю, что Хенрик не разорится.
Адвокат кивнул, достал из нагрудного кармана ручку и расписался.
– Лучше завизировать, пока Хенрик еще жив… Вам нетрудно дойти до почтового ящика у «Консума»?
Микаэль лег спать уже около полуночи, но заснуть сразу ему никак не удавалось. До сих пор его пребывание в Хедебю было связано с расследованием событий и эпизодов, уже канувших в омут истории. Но если кто-то настолько заинтересовался его находками, что вторгся к нему в кабинет, то это прошлое, возможно, значительно ближе к настоящему, чем он считал.
Микаэль вдруг подумал, что его работа на семью Вангеров могла потревожить самых разных людей. Тот факт, что Хенрик неожиданно стал членом правления «Миллениума», вряд ли ускользнул от внимания Ханса Эрика Веннерстрёма. Или, может, все-таки у него начинается психоз? Паранойя?
Микаэль вылез из постели, встал нагишом возле кухонного окна и, задумчиво глядя на церковь, закурил сигарету.
Он думал о Лисбет Саландер, о ее оригинальном стиле общения с долгими паузами посреди разговора. В ее доме царил беспорядок, а если точнее, полный хаос – горы мешков с газетами в прихожей и грязь на кухне, которую уже год или больше не убирали. Одежда кучами валялась на полу, а вечер накануне она явно провела в кабаке. Да и ночь, судя по засосам на шее, провела явно не в одиночестве. Ее украшают многочисленные татуировки, на лице (а может, и в других местах, которых он не видел) – пирсинг. Короче говоря, личность она явно необычная.
С другой стороны, Арманский заверял его, что она – самый лучший его эксперт. Ее исчерпывающее досье на самого Микаэля, безусловно, свидетельствовало о том, что работать она умеет… Короче, самобытная девица, ничего не скажешь.
Лисбет Саландер сидела за компьютером и оценивала, какие впечатления у нее остались после встречи с Микаэлем Блумквистом. Никогда прежде за свою взрослую жизнь она не позволяла никому переступать порог своего дома без особого приглашения, а тех, кто все же удостоился такой чести, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Микаэль же ворвался в ее жизнь в качестве незваного гостя, а она даже не оказала ему должного сопротивления.
Так мало того – он еще и посмеялся над ней.
Обычно в таких случаях Лисбет снимала пистолет с предохранителя, пусть и мысленно. Но она не почувствовала с его стороны никакой угрозы или враждебности. У Блумквиста был повод устроить скандал или даже заявить на нее в полицию – ведь он догадался, что она взламывала его компьютер. А он даже это воспринял как шутку.
Они обменялись любезностями. Микаэль, казалось, сознательно не стал развивать эту тему, и она в конце концов не удержалась и начала сама:
– Ты сказал, что знаешь, как я действовала.
– Ты – хакер, и ты побывала в моем компьютере.
– А с чего ты это взял?
Лисбет не сомневалась в том, что не оставила никаких следов и что ее вторжение можно обнаружить только в том случае, если бы квалифицированный эксперт по безопасности сканировал жесткий диск в тот самый момент, когда она вторгалась в компьютер.
– Ты сама себя выдала.
Микаэль объяснил, что она процитировала вариант текста, который хранился исключительно в его компьютере, и больше нигде.
Лисбет Саландер долго сидела молча. А потом взглянула на него так, словно смотрит сквозь него.
– Но как ты это сделала? – спросил он.
– Это мой секрет… Ну и что ты со мной сделаешь?
Микаэль пожал плечами:
– А что я могу сделать? Возможно, мне следовало бы побеседовать с тобой об этике и морали и о том, как опасно рыться в чужой личной жизни…
– А разве журналисты не этим занимаются?
Блумквист кивнул:
– Да, конечно. Именно поэтому к журналистам приставили комиссию по этике, которая следит за моральными аспектами их деятельности. Если я пишу, например, о банковском аферисте, то не затрагиваю при этом его сексуальную жизнь. Или если женщина, которая подделывает чеки, лесбиянка или занимается сексом со своей собакой, я не пишу об этом. Даже самые отъявленные подонки имеют право на частную жизнь. Словом, лучше не влезать в частную жизнь и не высмеивать стиль жизни своих персонажей. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Понимаю.
– Следовательно, ты посягаешь на неприкосновенность моей персоны. Зачем, скажи, моему работодателю знать, с кем я занимаюсь сексом? Это касается только меня.
Лисбет Саландер усмехнулась:
– Ты считаешь, мне не следовало об этом упоминать?
– В моем случае это не слишком важно – про наши с Эрикой отношения знает полгорода. Здесь главное принцип.
– В таком случае ты, возможно, захочешь узнать, что у меня тоже имеются принципы, как и у твоей комиссии по этике. Я называю их «кодекс Саландер». Я считаю, что подонок – он и есть всегда подонок, и если я могу досадить ему, раскопав о нем разное дерьмо, то он только того и заслуживает. Я просто воздаю ему должное.
– Что ж, – улыбнулся Микаэль Блумквист. – Мне понятен ход твоих рассуждений, но…
– Но, составляя досье на того или иного персонажа, я еще учитываю то, какое впечатление производит на меня этот человек. Я не могу быть нейтральной. Если человек кажется мне хорошим, то я могу кое-что и не выпячивать.
– Неужели?
– Как, например, в твоем случае. О твоей сексуальной жизни я могла бы написать целую книгу. Я, например, могла бы рассказать Фруде, что Эрика Бергер в прошлом входила в «Клаб экстрим» и в восьмидесятые годы практиковала БДСМ. А учитывая вашу с ней сексуальную связь, это неизбежно могло бы навести на кое-какие ассоциации.
Микаэль Блумквист встретился с Лисбет Саландер взглядом. Немного позже он посмотрел в окно и рассмеялся:
– Ты действительно глубоко копаешь… Почему же ты не включила этот фрагмент в свой отчет?
– Вы с Эрикой Бергер взрослые люди и явно хорошо друг к другу относитесь. То, что вы делаете в постели, никого не касается, а напиши я о ней что-то вроде этого, это могло бы лишь навредить вам или дать кому-нибудь повод для шантажа. Кто знает – я ведь не знакома с Дирком Фруде, а досье вполне могло бы попасть в руки Веннерстрёма.
– А тебе не хотелось снабжать Веннерстрёма информацией?
– Если бы мне пришлось выбирать, за кого болеть в матче между ним и тобой, я бы, пожалуй, оказалась на твоей стороне.
– У нас с Эрикой… наши отношения…
– Поверь, мне наплевать на ваши отношения. Но ты так и не ответил мне. Как ты собираешься использовать информацию о том, что я взломала твой компьютер?
Блумквист выдержал почти такую же долгую паузу, какую обычно выдерживала она.
– Лисбет, я пришел к тебе вовсе не ради того, чтобы ссориться. И не собираюсь тебя шантажировать. Я хочу попросить тебя помочь мне в одном расследовании. Ты можешь ответить «да» или «нет». Если ты откажешься, я найду кого-нибудь другого, и ты больше никогда обо мне не услышишь.
Он немного подумал и улыбнулся:
– Если, конечно, я не поймаю тебя снова в моем компьютере.
– Ну и что с того?
– Ты знаешь обо мне очень многое – и часть информации сугубо личного и частного свойства. Но что упало, то пропало. Я только надеюсь, что ты не используешь во вред мне или Эрике Бергер раздобытые тобой сведения.
Она взглянула на него – рассеянно и вскользь.
