Книга: Девушка с татуировкой дракона
Назад: Глава 7 Пятница, 3 января
Дальше: Глава 9 Понедельник, 6 января – среда, 8 января
Часть 2
Анализ и выводы
3 января – 17 марта
48 процентов женщин Швеции подвергались насилию со стороны кого-либо из мужчин.
Глава 8
Пятница 3 января – воскресенье 5 января
Когда Микаэль Блумквист во второй раз сошел с поезда в Хедестаде, небо было нежно-голубого цвета, а воздух леденил кожу. Согласно термометру на фасаде здания вокзала, мороз достигал минус восемнадцати градусов. Микаэль по-прежнему был обут не по погоде – в тонкие цивильные туфли. Но на сей раз не было никакого адвоката Фруде, ожидающего в теплой машине, поскольку Микаэль сообщил лишь день своего приезда, но не уточнил время. Наверное, до Хедебю можно добраться на каком-нибудь автобусе, но у Блумквиста не было никакого желания таскаться с двумя чемоданами и сумкой через плечо в поисках автобусной остановки. Поэтому он пересек привокзальную площадь и направился к стоянке такси.
Между Рождеством и Новым годом на всем побережье Норрланда выпала масса снега, и, судя по расчищенным дорогам и снежным сугробам на обочинах, уборочные работы в Хедестаде шли вовсю. Когда Микаэль спросил, какая была погода, водитель такси, которого, как следовало из удостоверения на ветровом стекле, звали Хусейном, лишь покачал головой. Затем на исконном норрландском диалекте он поведал, что тут бушевала сильнейшая за многие десятилетия снежная буря, и тоскливо посетовал, что не уехал на Рождество куда-нибудь в Грецию.
Микаэль все время показывал водителю дорогу. Так он добрался на такси до только что убранного двора Хенрика Вангера и, поставив чемоданы на лестнице, проводил взглядом машину, которая наконец удалилась в направлении Хедестада. Он сразу почувствовал себя одиноким и растерянным. Что ж, возможно, Эрика была права, утверждая, что вся эта затея – чистейшее безумие.
Услышав, что позади него открывается дверь, Блумквист обернулся. Хенрик Вангер укутался в толстое кожаное пальто, надел прочные ботинки и шапку-ушанку. Сам Микаэль был в джинсах и тонкой кожаной куртке.
– Если собираешься поселиться в наших краях, тебе придется потеплее одеваться в такое время года.
Они пожали друг другу руки.
– А ты уверен, что не хочешь жить в большом доме? Точно? Тогда, пожалуй, пойдем, поселим тебя в новом месте.
Микаэль кивнул. В беседе с Хенриком Вангером и Дирком Фруде он потребовал, чтобы его поселили отдельно; чтобы он сам мог вести хозяйство и был полностью независим. Хенрик проводил Микаэля обратно на дорогу; они прошли к мосту и свернули к калитке, за которой оказался расчищенный двор перед небольшим бревенчатым домом, стоящим неподалеку от опоры моста. Дверь была не заперта; Вангер открыл ее и, придержав, впустил Блумквиста. Они вошли в небольшую прихожую, где Микаэль смог облегченно вздохнуть и освободить руки от чемоданов.
– Мы называем этот домик гостевым; в нем обычно останавливаются те, кто приезжает сюда надолго. Кстати, именно здесь ты и твои родители жили в шестьдесят третьем году. Кстати, это одно из самых старых зданий в селении; правда, сейчас его уже модернизировали. Я распорядился, чтобы Гуннар Нильссон – он работает в усадьбе дворником – с утра прогрел его.
Весь дом площадью около пятидесяти квадратных метров состоял из просторной кухни и двух маленьких комнатушек. Кухня занимала добрую половину дома и была вполне современной, с электрической плитой, компактным холодильником и раковиной. Возле стены, отделявшей ее от прихожей, находилась старая железная печка, которую сегодня и протапливали.
– Печку нужно топить только в самые суровые морозы. В прихожей стоит ящик для дров, а за домом расположен дровяной сарай. Дом с осени пустует, и мы с утра протопили его, чтобы прогреть. А вообще-то с этим делом обычно справляются и электрообогреватели. Только смотри, не клади на них одежду, а то может вспыхнуть.
Кивнув, Микаэль огляделся. Окна выходили на три стороны. Если подсесть к кухонному столу, отсюда открывался вид на опору моста метрах в тридцати. На кухне имелось также несколько больших шкафов, стулья, старый диван и полка с журналами; сверху лежал номер журнала «Се» за 1967 год. В углу, рядом с кухонным столом, стоял дополнительный столик, который использовался как письменный.
Входная дверь на кухню находилась по одну сторону от железной печки; по другую сторону две узкие двери вели в комнаты. Правая, ближайшая к наружной стене, представляла собой каморку с маленьким письменным столом, стулом и закрепленным на длинной стене стеллажом. Она использовалась как кабинет. Вторая комната, между прихожей и кабинетом, служила спаленкой. Ее меблировка состояла из двуспальной кровати, трюмо и платяного шкафа. На стенах висело несколько пейзажей. Мебель и обои в доме состарились и выцвели, но в доме приятно пахло чистотой. Кто-то на совесть вымыл полы, не жалея моющих средств. В спальне имелась также боковая дверь, ведущая обратно в прихожую, где находился туалет с маленьким душем, оборудованный в помещении старого чулана.
– Возможны проблемы с водой, – сказал Хенрик Вангер. – Сегодня утром мы проверяли – водопровод работает, но трубы зарыты неглубоко и, если холода пришли надолго, могут замерзнуть. В прихожей есть ведро. Если будет нужно, придешь за водой к нам.
– Мне потребуется телефон, – сказал Микаэль.
– Я уже позаботился об этом, его установят послезавтра… Ну, как? Если передумаешь, сможешь в любое время перебраться в большой дом.
– Мне здесь все очень нравится, – ответил Микаэль.
Хотя в глубине души он был вовсе не уверен в том, что поступил разумно, решив остановиться в маленьком доме.
– Ну и прекрасно. Еще пару часов будет светло. Хочешь, пройдемся? Я покажу тебе окрестности. Только прими мой совет: надень сапоги и теплые шерстяные носки. Они в прихожей, в шкафу.
Утеплившись, Микаэль решил, что завтра же пробежится по магазинам, где купит теплое нижнее белье и зимнюю обувь.
Вангер начал экскурсию с того, что сообщил Микаэлю: его соседом через дорогу будет помощник Хенрика Гуннар Нильссон. Старик все время называл его «мой дворник», хотя он, как вскоре понял Блумквист, обслуживал все дома острова, да к тому же еще несколько зданий в Хедестаде.
– Его отец – Магнус Нильссон – работал у меня дворником в шестидесятых годах; он один из тех, кто помогал во время аварии на мосту. Магнус еще жив, но давно на пенсии. Он живет в Хедестаде. А в этом доме живут Гуннар с женою Хелен. Их дети уже уехали отсюда.
После короткой паузы Хенрик Вангер снова заговорил:
– Помни, Микаэль: ты находишься здесь, чтобы помогать мне писать автобиографию. Это – официальная версия. Она даст тебе возможность проникать во все темные закоулки и задавать вопросы. Твое истинное поручение останется между тобою, мною и Дирком Фруде. Кроме нас троих, о нем никто не знает.
– Понимаю. Но повторю то, что говорил и раньше: это время и деньги, пущенные на ветер. Я не смогу справиться с этой загадкой.
– Мне лишь нужно, чтобы ты попытался. Однако нам следует держаться осторожно, особенно в присутствии других людей.
– О’кей.
– Гуннару сейчас пятьдесят шесть; стало быть, ему было девятнадцать, когда пропала Харриет. Есть вопрос, на который я до сих пор не нашел ответа: Харриет с Гуннаром дружили, и мне даже кажется, у них был какой-то детский роман; по крайней мере, он проявлял к ней заметный интерес. Правда, в тот день, когда она исчезла, он находился в Хедестаде, в числе тех, кто остался на материковой стороне, когда перекрыли мост. Из-за их отношений его, разумеется, допрашивали особо дотошно. Конечно, вряд ли ему это понравилось, но полиция проверила его алиби и не обнаружила ничего подозрительного. Целый день Гуннар провел с друзьями и вернулся на остров лишь поздним вечером.
– Думаю, вы располагаете исчерпывающим списком тех, кто находился в этот день на острове… И вы также знаете, чем каждый из них занимался в это время.
– Ты прав. Ну что, двинемся дальше?
Они остановились у перекрестка, на холме перед усадьбой Вангеров, и Хенрик указал на старую рыбачью гавань.
– Фактически вся земля на острове принадлежит семье Вангеров – вернее, мне, – за исключением хозяйства Эстергорд и нескольких домов в селении. Сараи в рыбачьей гавани относятся к частному сектору, но их используют в качестве летних домиков, а на зиму там почти никто не остается. За исключением самого дальнего дома, – видишь, там из трубы валит дым.
Уже успевший промерзнуть до костей, Микаэль молча кивнул.
– Эту убогую хижину обдувают все ветра, но в ней живут круглый год – а именно Эушен Норман, которому уже семьдесят семь лет, и он считается художником. По-моему, его картины – сплошной китч, хотя он и слывет довольно известным пейзажистом. Такие чудаки, как он, обязательно имеются в каждом селении.
Хенрик Вангер вел Микаэля вдоль дороги в сторону мыса, показывая ему дом за домом. Селение состояло всего из десяти домов – шести на западной стороне дороги и четырех на восточной. Первым и самым ближним к гостевому домику Микаэля и усадьбе Хенрика располагался дом его брата, Харальда. Это четырехугольное двухэтажное каменное здание на первый взгляд казалось необитаемым: занавески на окнах были задернуты, а нерасчищенную тропинку к крыльцу покрывал полуметровый слой снега. Но приглядевшись повнимательнее, можно было заметить чьи-то следы – кто-то явно ходил по снегу между дорогой и входной дверью.
– Харальд у нас отшельник. Мы с ним никогда не могли прийти к согласию. И по поводу концерна всегда ссорились – он ведь совладелец, и вообще практически не разговаривали последние лет шестьдесят. Он старше меня – ему аж девяносто один, и он единственный из пяти моих братьев, оставшийся в живых. Попозже я расскажу тебе о нем более детально. Харальд выучился на врача и работал в основном в Уппсале. Он переехал обратно в Хедебю, когда ему исполнилось семьдесят лет.
– Я понимаю, вы друг друга не слишком-то жалуете, хоть и обитаете по соседству.
– Я его просто терпеть не могу и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но тем не менее он – владелец этого дома… Что, я рассуждаю как отъявленный негодяй?
– Вы рассуждаете как человек, который не любит своего брата.
– Первые двадцать пять или тридцать лет своей жизни я оправдывал и прощал таких, как Харальд, – ведь все же мы родная кровь. Но с годами я совершил открытие, что родство еще не есть гарантия любви и что у меня нет никаких поводов отвечать за Харальда и его судьбу.
Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.
– Ей в этом году стукнет семьдесят пять, но она по-прежнему элегантна. И крайне самоуверенна и тщеславна. Кстати, она – единственная из жителей села, кто общается с Харальдом и даже иногда навещает его, хотя их мало что связывает.
– А какие у нее были отношения с Харриет?
– Отличный вопрос, молодец. Мы обязаны включить в круг подозреваемых и женщин. Я уже говорил, что она часто бросала девочку на произвол судьбы. Конечно, я не знаю точно, но думаю, что у нее были благие намерения – и при этом полностью атрофировано чувство ответственности. Они были не слишком близки с Харриет, но и врагами никогда не были. Изабелла может быть грубоватой, а иногда вообще становится сама не своя… Ты поймешь, что я имею в виду, когда встретишься с ней.
По соседству с Изабеллой обитала Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.
– Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разошлась с мужем примерно двадцать лет назад. Дом находится в моем владении; я же и предложил ей перебраться сюда. Сесилия – учительница; во многом она полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже общается со своим отцом лишь при крайней необходимости.
– Сколько ей лет?
– Сесилия родилась в сорок шестом; стало быть, ей было двадцать лет, когда исчезла Харриет. Кстати, она была в числе гостей на острове в тот день… – Хенрик задумался. – Сесилия может показаться легковесной в поведении, но на самом деле она на редкость умна, и не следует ее недооценивать. Пожалуй, она входит в число немногих, кто может догадаться, чем ты на самом деле занимаешься… Что касается меня, то я могу сказать, что она одна из тех родственников, кого я наиболее ценю.
– Это значит, что вы ее не подозреваете?
– Не совсем так… Знаешь, мне хотелось бы, чтобы ты взвешивал все совершенно непредвзято – и независимо от того, что думаю я.
Ближайший к Сесилии дом также принадлежал Хенрику Вангеру, но его арендовала пожилая пара, раньше работавшая в руководстве компании. Они переехали сюда в 1980-х годах, так что не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим был дом Биргера Вангера, брата Сесилии, но с тех пор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде, он пустовал уже несколько лет.
Большинство жилищ вдоль дороги представляли собой солидные каменные здания, построенные в начале прошлого века. А вот последний дом резко контрастировал со всеми остальными: виллу из белого кирпича с темными простенками между оконными проемами явно соорудил современный архитектор по индивидуальному проекту. Микаэль оценил живописное расположение виллы и отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается роскошный вид на море с восточной стороны и на Хедестад – с северной.
– Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. Раньше тут был пустырь, и здесь же находилась усадьба пастора, но в семидесятых годах она серьезно пострадала при пожаре, так что Мартин, ставший в семьдесят восьмом генеральным директором, построил тут себе виллу.
В крайнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова Грегера, брата Хенрика, и ее сын Александр Вангер.
– Герда страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшой пакет акций концерна, но у него есть и собственные предприятия, например, рестораны. Обычно он по несколько месяцев находится на Барбадосе, в Вест-Индии. Кстати, там же он вложил часть своих денег в туристический бизнес.
Между домами Герды и Хенрика Вангера расположился участок с двумя маленькими зданиями, которые обычно пустовали и использовались как гостевые домики для разных членов семьи, приезжающих сюда время от времени. По другую сторону от усадьбы Хенрика находился дом, купленный еще одним пенсионером, бывшим сотрудником концерна, но сейчас он пустовал, поскольку хозяин с супругой традиционно проводили зиму в Испании.
Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия подошла к концу. Смеркалось. Микаэль нарушил молчание:
– Хенрик, я еще раз повторяю, что этот эксперимент вряд ли даст результаты. Но, разумеется, я буду выполнять работу, на которую вы меня наняли. Я буду писать вашу биографию, а также ради вашего спокойствия критически и как можно более тщательно изучу все материалы о Харриет Вангер. Хочу лишь подчеркнуть: смиритесь с тем, что я не частный детектив, и не возлагайте на меня неоправданных надежд.
– А я ни на что особенное и не надеюсь. Я хочу лишь в последний раз попытаться докопаться до истины.
– Тогда мы сможем друг друга понять.
– Вообще-то я сова, – объяснил Хенрик Вангер, – так что обычно доступен начиная с обеда и далее. Я подготовлю у себя в доме рабочий кабинет, который в любое время будет в твоем распоряжении.
– Спасибо, это лишнее. Кабинета в гостевом домике вполне достаточно, там я и буду работать.
– Как тебе будет удобно.
– Когда мне понадобится поговорить с вами, мы сможем посидеть в вашем кабинете, но я не буду бросаться на вас с расспросами уже сегодня вечером.
– Хорошо.
Хенрик Вангер показался Микаэлю подозрительно покладистым.
– Пару недель я буду читать материалы. Наша с вами работа пойдет в двух направлениях. Будем встречаться на несколько часов в день, чтобы я мог расспрашивать вас и собирать материал для биографии. По мере возникновения у меня вопросов о Харриет, которые потребуют обсуждения, я буду их вам задавать.
– Согласен.
– Работать я буду по свободному графику, без жесткого распорядка.
– Ты вправе сам решать, как тебе будет удобно.
– Вы, думаю, знаете, что мне придется провести в тюрьме три месяца. Не могу сказать точно, когда именно, но обжаловать приговор я не намерен. Следовательно, это случится в течение года.
Хенрик Вангер нахмурился:
– Вот незадача. Но попробуем к тому времени что-нибудь придумать. Ты ведь можешь попросить отсрочку?
– Если к тому времени я уже наберу достаточно материала, то смогу работать над книгой о вашей семье и в тюрьме. Мы решим этот вопрос позже. Есть еще одно обстоятельство, о котором я хотел бы вас предупредить: я по-прежнему являюсь совладельцем «Миллениума», а журнал сейчас находится в критической ситуации. Если случится что-нибудь, что потребует моего присутствия в Стокгольме, мне придется все приостановить и поехать туда.
– Я не намерен устраивать тут рабский режим. Просто мне надо, чтобы ты как следует вник в то дело, которое я тебе доверил. А распорядок работы, естественно, ты определяешь сам, по собственному разумению. Если тебе понадобится свободное время – пожалуйста. Но если я замечу, что ты манкируешь своими рабочими обязанностями, то сочту это нарушением нашего договора.
Микаэль согласно кивнул.
Хенрик смотрел в сторону моста. Он был худощав, и Блумквисту вдруг пришло в голову сравнение Вангера с грустным огородным пугалом.
– Относительно кризиса «Миллениума» мы еще с тобой поговорим… Возможно, я смогу как-то помочь.
– Конечно! Если вы на самом деле хотите мне помочь, то выдайте мне голову Веннерстрёма на блюде прямо сейчас.
– Ну нет, я не собираюсь этого делать. – Хенрик с осуждением уставился на Микаэля. – Ты взялся за эту работу лишь потому, что я пообещал тебе разоблачить Веннерстрёма. Но если я сделаю это сейчас, ты в любой момент можешь бросить работу. Так что получишь от меня информацию не раньше чем через год.
– Хенрик, извините за прямоту… Но у меня нет полной уверенности в том, что через год вы еще будете живы.
Хенрик Вангер вздохнул и задумчиво посмотрел в сторону рыбачьей гавани.
– Это понятно… Что ж, я поговорю с Дирком Фруде, и мы наверняка что-нибудь придумаем. Не исключено, что я все же смогу помочь с «Миллениумом». Насколько я знаю, рекламодатели покидают журнал…
Микаэль кивнул.
– Да, рекламодатели – это проблема, но вполне решаемая. К сожалению, кризис гораздо глубже. Все дело в доверии публики. Если она перестанет покупать журнал, то какая разница, сколько у нас будет рекламодателей…
– Понимаю. Однако я, хотя и не слишком активен ныне, по-прежнему являюсь членом правления довольно солидного концерна. И нам тоже приходится где-то размещать рекламу… Давай побеседуем об этом позже. Если ты проголодался…
– Нет. Для начала обустроюсь и прогуляюсь до магазина, заодно и осмотрюсь. А завтра сгоняю в Хедестад и закуплюсь зимней одеждой.
– Неплохая идея.
– И мне хотелось бы, чтобы архив с материалами о Харриет переехал ко мне.
– Но имей в виду…
– Я понимаю, не волнуйтесь. Я буду беречь его как зеницу ока.
Микаэль вернулся к себе в домик, стуча зубами от холода. Закрыв за собою дверь, взглянул на уличный термометр за окном. Тот показывал пятнадцать градусов мороза… Не бог весть какой холод, но Микаэль не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так промерзал, как после этой двадцатиминутной прогулки.
Ближайшие пару часов он обустраивался в комнатах, которым на следующий год предстояло стать его жильем. Одежду из чемодана развесил и разложил в шкафу спальни, а туалетные принадлежности разложил в ванной. Из второго чемодана на колесиках Блумквист вытащил книги, компакт-диски и CD-проигрыватель, блокноты, маленький диктофон «Саньо», портативный сканер «Микротек» и такой же черно-белый принтер, цифровой фотоаппарат «Минолта» и все прочее, что было ему необходимо в этой добровольной ссылке сроком на год.
Книги и компакт-диски Микаэль разложил на книжной полке в кабинете, рядом с двумя папками, содержавшими досье на Ханса Эрика Веннерстрёма. Никакой особой ценности эти материалы не представляли, но он не мог с ними расстаться. Эти две папки могли бы сыграть значительную роль в его дальнейшей карьере.
В конце он открыл сумку на ремне и выложил на письменный стол лэптоп. Затем осекся и огляделся вокруг с растерянным выражением лица. Вот он, «идиотизм сельской жизни» в действии. До него вдруг дошло, что ему не к чему подключить сетевую плату своего компьютера. Тут не было даже телефонной розетки, чтобы подсоединить старый модем.
Микаэль вернулся на кухню и со своего мобильника позвонил в компанию «Телия». После некоторых препирательств он узнал, что Хенрик Вангер заказал подключение гостевого домика к Интернету. Блумквист спросил, позволяют ли технические данные провести асимметричную цифровую абонентскую линию, и получил ответ, что это можно сделать через реле в Хедебю; процедура займет несколько дней.
Часы показывали уже начало пятого, когда Микаэль наконец привел все в порядок. Затем он снова надел толстые шерстяные носки, натянул сапоги и влез в еще один свитер. У дверей остановился – ключи от дома ему не дали, а его столичные привычки не позволяли ему оставить входную дверь открытой. Блумквист вернулся на кухню и стал шарить по ящикам. Наконец ему удалось найти ключ в шкафу на гвоздике.
Столбик термометра показывал минус семнадцать градусов. Микаэль быстро миновал мост, оставил позади церковь и поднялся в гору. Отсюда дорога до магазина «Консум» составляла всего метров триста. Микаэль доверху наполнил разнообразным съестным два больших бумажных пакета и, оттащив их домой, снова перешел через мост. На этот раз он остановился возле «Кафе Сусанны». За стойкой стояла женщина лет пятидесяти.
Поинтересовавшись, не ее ли зовут Сусанной, Микаэль представился и сообщил, что в дальнейшем намерен стать ее постоянным клиентом. Он оказался единственным посетителем в кафе. Когда журналист заказал бутерброд и купил хлеб и плетенку, Сусанна выставила ему кофе за счет заведения. Прихватив с газетной стойки «Хедестадс-курирен», Блумквист сел за столик, откуда открывался вид на мост и освещенный фасад церкви. В темноте эта картина напоминала рождественскую открытку.
Газету Микаэль пробежал за четыре минуты. Из всего потока новостей лишь одна показалась ему мало-мальски интересной: местный политик по имени Биргер Вангер из Народной партии хочет создать в Хедестаде «Ай-Ти Техцентр» – центр развития информационных технологий. Микаэль просидел в кафе еще полчаса, до шести часов, когда заведение закрывалось.
В половине восьмого Микаэль позвонил Эрике, но ему сообщили, что абонент «находится вне зоны действия сети». Он сел на диван в кухне и попробовал читать роман, который, судя по аннотации на обратной стороне обложки, был сенсационным дебютом некоей юной феминистки. Автор романа пыталась разобраться в своей сексуальной жизни во время поездки в Париж. Микаэль задумался: интересно, причислили бы его к феминистам, если бы он в духе школьных баек написал роман о собственных сексуальных похождениях. Вряд ли. Микаэль купил этот роман, поскольку издательство позиционировало дебютантку как «новую Карину Рюдберг», но был разочарован, потому что восторженные характеристики не соответствовали действительности. Ни по содержанию, ни по стилю автор явно не дотягивал до заявленного уровня. Через некоторое время он отложил произведение новоявленной звезды и стал читать вестерн о Хопалонге Кэссиди, напечатанный в журнале «Рекорд» в 1950-е годы.
Каждые полчаса Блумквист слышал короткий глухой удар церковного колокола. Окна дворника Гуннара Нильссона по другую сторону дороги были освещены, но Микаэлю не удалось разглядеть кого-нибудь в доме. В доме Харальда Вангера было темно. Около девяти часов через мост проследовала машина и уехала куда-то в сторону мыса. В полночь освещение церкви отключили. На этом и закончилась вся ночная жизнь Хедебю в пятницу в начале января. Воцарилась невероятная тишина.
Микаэль предпринял еще одну попытку дозвониться до Эрики, но на этот раз услышал автоответчик, который предлагал оставить сообщение, что Микаэль и сделал. Затем он погасил свет и лег спать. Перед тем как заснуть, он подумал, что при такой жизни в Хедебю, пожалуй, станет абсолютным дикарем.
Такое непривычное ощущение – проснуться в полнейшей тишине. Пробуждение после глубокого сна заняло у Микаэля буквально секунду, а потом он просто лежал и прислушивался. В комнате стоял холод. Блумквист повернул голову и посмотрел на часы, которые положил на табуретку возле кровати. Восемь минут восьмого… Он никогда не считал себя «жаворонком» и просыпался обычно с большим трудом, с помощью как минимум двух будильников. Сейчас же он проснулся самостоятельно и чувствовал себя свежим и отдохнувшим.
Микаэль поставил воду для кофе, а затем отправился в душ. Интересно было бы представить, как он сейчас выглядит со стороны. Ни дать ни взять, Калле Блумквист – ученый-путешественник вдали от цивилизации.
Смеситель постоянно переключался с ледяной воды на кипяток. На кухонном столе отсутствовала утренняя газета. Масло замерзло до состояния льда. В ящике с ножами и вилками не было сырорезки. На улице по-прежнему была кромешная тьма. На термометре застыло минус двадцать один. Ничего себе суббота…
Автобус в Хедестад отходил от остановки прямо напротив «Консума», и Микаэль решил начать свою жизнь в изгнании с похода по магазинам, который был запланирован еще вчера. Он сошел на остановке напротив вокзала, а затем прогулялся по центру города. Там Блумквист разжился теплыми зимними ботинками, двумя парами зимних кальсон, несколькими теплыми фланелевыми рубашками, удлиненной зимней курткой, теплой шапкой и меховыми перчатками. В магазине техники он взял компактный переносной телевизор с телескопической антенной. Продавец заверил, что уж по крайней мере центральные шведские каналы ему в Хедебю поймать удастся. Микаэль заявил, что потребует деньги обратно, если выяснится, что продавец его надул.
Затем он зашел в библиотеку и после того, как ему выписали читательский билет, взял себе два детектива Элизабет Джордж. В канцелярском магазине были приобретены ручки и блокноты. А еще – спортивная сумка, чтобы уложить покупки.
Под конец Микаэль взял пачку сигарет. Вообще-то он бросил курить десять лет назад, но иногда в нем просыпалась тяга к никотину, и он не мог устоять. Не открывая пачку, он засунул ее в карман куртки. Напоследок посетил оптику, где заказал новые контактные линзы и купил раствор для их хранения.
Около двух часов Блумквист вернулся в Хедебю. Срывая ценники с новой одежды, он услышал, как открывается входная дверь. Блондинка лет пятидесяти постучала о дверной косяк кухни и тут же переступила через порог. В руках она держала поднос с бисквитным кексом.
– Здравствуйте! Я только хотела поприветствовать вас. Меня зовут Хелен Нильссон, я живу через дорогу. Значит, мы с вами соседи…
Микаэль протянул ей руку и представился.
– Я видела вас по телевизору. И очень рада, что в гостевом домике теперь вечерами будет гореть свет…
Микаэль поставил кофе. Хелен запротестовала, но тем не менее подсела к кухонному столу. Затем глянула в окно:
– Сюда идут Хенрик с моим мужем, тащат какие-то коробки…
В этот момент у дома остановились Хенрик Вангер и Гуннар Нильссон с тележкой, и Микаэль поспешил на улицу, чтобы поздороваться и помочь занести в дом четыре картонные коробки. Их поставили на полу возле железной печки, а Микаэль достал еще кофейные чашки и разрезал принесенный Хелен кекс.
Гуннар и Хелен Нильссон оказались очень милыми людьми. Похоже, они не слишком интересовались, с какой целью Микаэль находится в Хедестаде; их вполне устраивало объяснение, что он работает на Хенрика. Наблюдая за ними, Микаэль пришел к выводу, что в отношениях между Нильссонами и Вангером нет напряженности, характерной для начальника и подчиненных. Они сидели и спокойно беседовали о делах в селении, вспоминали того, кто построил гостевой домик – нынешнее жилище Микаэля. Супруги Нильссон поправляли Вангера, когда его подводила память. А тот, в свою очередь, припомнил смешную историю о том, как Гуннар Нильссон однажды вечером по пути домой обнаружил, что один местный кретин с другой стороны моста ломится в гостевой домик через окно. Гуннар подошел и спросил, почему бы не зайти через незапертую дверь. Нильссон недоверчиво оглядел маленький телевизор Микаэля и пригласил журналиста приходить к ним по вечерам, если у него возникнет желание посмотреть какую-нибудь передачу – у них есть спутниковая антенна.
Вскоре после ухода Нильссонов ушел и Хенрик Вангер. Он хотел, чтобы Микаэль сам разобрался с архивом, и пригласил его заходить и задавать вопросы, если таковые возникнут. Микаэль поблагодарил старика и заявил, что все будет хорошо.
Оставшись наконец в одиночестве, он перенес коробки в кабинет и начал их разбирать.
На протяжении последних тридцати шести лет Хенрик Вангер занимался частным расследованием обстоятельств исчезновения внучки своего брата. Микаэль затруднялся определить, что именно было важнее для его нынешнего работодателя – одержимость самой идеей или же с годами эта затея превратилась для него в своеобразную интеллектуальную игру. Впрочем, в одном не оставалось никаких сомнений – патриарх занимался поисками так же основательно и систематично, как археологи-любители гонялись за кладами – документы занимали без малого семь метровых полок.
Материалы уголовного дела об исчезновении Харриет Вангер занимали двадцать шесть увесистых папок. Микаэль даже при всем желании не мог бы себе представить, чтобы в связи с исчезновением обычного смертного возник такой колоссальный объем документов. С другой стороны, Хенрик Вангер, безусловно, обладал таким авторитетом, чтобы заставить полицию Хедестада проверить каждую деталь, каждый реальный и нереальный след.
Помимо полицейских протоколов, имелись еще подшивки статей, фотоальбомы, карты, сувениры, буклеты и брошюры о Хедестаде и предприятиях концерна «Вангер», дневник самой Харриет Вангер – в котором, впрочем, было не так много страниц, – школьные тетради, медицинские справки и еще много чего самого разного. Например, как минимум шестнадцать переплетенных томов формата А4, каждый по сотне страниц. В них Хенрик Вангер собственноручно описывал ход расследования. Здесь он аккуратным почерком делился собственными размышлениями и наблюдениями, а также самыми невероятными гипотезами. Микаэль немного полистал эти тома наобум. Ему показалось, что текст очень похож на художественное произведение и что перед ним набело переписанные многочисленные старые блокноты. Потом он обнаружил десятки папок с материалами о разных членах семейства Вангер. Страницы этого архива печатались на пишущих машинках, а сам архив наверняка собирался в течение долгого времени.
Хенрик Вангер собирал досье на собственную семью.
Около семи вечера Микаэль услышал громкое мяуканье и открыл входную дверь. Мимо него в теплое помещение стремительно проскользнула рыжая кошка.
– Да уж, понимаю тебя, – сказал Блумквист.
Некоторое время кошка обнюхивала дом. Журналист налил в блюдечко немного молока, которое незваная гостья с удовольствием вылакала. Затем прыгнула на диван на кухне и свернулась в клубочек. Она решила здесь поселиться.
Часы уже показывали начало одиннадцатого, когда Микаэль разобрал материалы и расставил их по полкам в понятном ему порядке. Затем он вышел на кухню, сварил кофе и соорудил два бутерброда. Угостил кошку кусочком колбасы и печеночным паштетом. За весь день Микаэль ни разу нормально не поел, но чувства голода почему-то не испытывал. Выпив кофе, достал из кармана куртки пачку сигарет и открыл ее.
Потом он прослушал автоответчик на мобильнике. Эрика так и не позвонила. Блумквист попробовал с нею связаться, но снова услышал только текст автоответчика.
Для начала своего расследования Микаэль отсканировал карту острова Хедебю, одолженную у Хенрика Вангера. Пока память еще удерживала имена, услышанные от старика во время вчерашней экскурсии, он надписал на своей карте, кто где живет. В итоге Микаэль пришел к выводу, что клан Вангеров составляет весьма пространную галерею образов и ему понадобится немало времени, чтобы запомнить, кто есть кто.
Около полуночи Микаэль надел теплую одежду и новые ботинки и пошел прошвырнуться через мост. Он спустился на прибрежную дорогу, ближе к церкви. Пролив и старая гавань покрылись льдом, но чуть подальше Блумквист увидел темную полоску открытой воды. Не успел он опомниться, как освещение фасада церкви погасло, и все вокруг погрузилось во мрак. Стоял мороз, и все небо усыпали звезды.
Вдруг на Микаэля накатила страшная тоска. Наверняка он так никогда и не поймет, каким образом поддался на уговоры Хенрика Вангера и взялся за эту абсолютно безнадежную задачу. Сейчас он раскаивался, что отмахнулся от Эрики, а ведь она предупреждала: это безрассудная и пустая трата времени. Конечно, ему нужно было бы сейчас находиться в Стокгольме – например, в постели с нею – и разрабатывать планы военных действий против Ханса Эрика Веннерстрёма. Правда, и это нисколько не вдохновляло Микаэля, поскольку он не имел ни малейшего представления, как браться за это дело.
Если бы сейчас был день, он отправился бы к Хенрику, аннулировал контракт и уехал домой. Но находясь возле церкви, Блумквист мог убедиться, что в усадьбе Вангера уже темно и тихо. Отсюда ему были видны все строения на этой стороне острова. В доме Харальда Вангера тоже было темно. Зато у Сесилии Вангер горел свет, так же как и на ближайшей к мысу вилле Мартина Вангера и в доме, который сдавался. В лодочной гавани светился продуваемый всеми ветрами домик художника Эушена Нормана, и из его трубы фонтаном вылетали искры. Горел свет и на верхнем этаже кафе. Микаэлю стало любопытно, живет ли там сама Сусанна, и если да, то одна ли она там сейчас.
Воскресным утром Микаэль позволил себе выспаться, хотя и проснулся в некоторой панике от того, что гостевой домик дрожал от немыслимого гула. Когда он пришел в себя, то сообразил, что это церковные колокола зовут на мессу. Стало быть, уже почти одиннадцать. Блумквист не чувствовал себя отдохнувшим и потому повалялся еще немного. Только когда от двери раздалось жалобное мяуканье, он вылез из постели и выпустил кошку на улицу.
К полудню Микаэль принял душ и позавтракал, а потом, собрав волю в кулак, прошел в кабинет и достал первую папку с полицейскими протоколами. Но увидев в окно рекламный щит «Кафе Сусанны», передумал. Затем засунул папку в сумку и надел куртку.
Он немало удивился, обнаружив, что кафе до отказа забито посетителями. Так вот почему этому заведению удается не прогореть в такой дыре, как Хедебю… Основной доход владелице кафе Сусанне приносят посетители церкви, а также те, кто не прочь выпить кофе после похорон и других церковных мероприятий.
Блумквист решил не заходить в кафе, а просто прогуляться. «Консум» по воскресеньям закрыт, и Микаэль прошел еще несколько сотен метров по дороге, ведущей в Хедестад, и купил газеты на бензоколонке, которая работала по выходным дням. Еще час он гулял по Хедебю и знакомился с материковой стороной селения. Район неподалеку от церкви и «Консума» считался центром городка и был застроен двухэтажными каменными домами, которые возводились, как прикинул Микаэль, в 1910-х или 1920-х годах и выстраивались в короткую улицу. К северу от шоссе возвышались многоквартирные дома для семей с детьми. Вдоль воды, южнее церкви, по бо́льшей части располагались виллы. Хедебю вполне можно было считать местом, подходящим для проживания власть предержащих и чиновников Хедестада.
Когда Микаэль вернулся к мосту, посетителей в кафе Сусанны стало значительно меньше, но хозяйка еще хлопотала, убирая со столов грязную посуду.
– Воскресный аншлаг? – спросил журналист в качестве приветствия.
Сусанна кивнула, убрав непослушную прядь волос за ухо:
– Привет, Микаэль!
– Вы помните, как меня зовут?
– Еще бы! Ведь я видела вас по телевизору на судебном процессе накануне Рождества.
Микаэль вдруг смутился.
– Ничего не попишешь, нужно же чем-то заполнять выпуски новостей, – пробормотал он и двинулся к угловому столику с видом на мост.
Сусанна улыбнулась.
В три часа дня хозяйка сообщила, что заведение закрывается.
К тому времени поток публики из церкви сменился отдельными посетителями. Микаэль успел прочитать примерно пятую часть первой папки полицейского расследования об исчезновении Харриет Вангер. Он захлопнул папку, сунул ее вместе с блокнотом в сумку и торопливо направился домой через мост.
На ступеньках его поджидала кошка. Микаэль огляделся вокруг, пытаясь понять, чья же она. Наконец он впустил ее в дом – хоть какая, а компания.
Блумквист снова попытался позвонить Эрике, но опять угодил на автоответчик. Не оставалось никаких сомнений в том, что Эрика сердится на него. Он, конечно, мог бы позвонить ей в редакцию или домой, но решил проявить упрямство, – он и так уже оставил ей много сообщений. Вместо этого Микаэль сварил себе кофе, сдвинул кошку, разлегшуюся на диване, в сторону, сел за кухонный стол и открыл папку.
Он читал обстоятельно и вдумчиво, чтобы не упустить какую-нибудь деталь. Когда поздно вечером журналист отложил папку в сторону, несколько страниц его блокнота были исписаны памятками и вопросами, ответы на которые он надеялся получить в следующих папках. Материал располагался в хронологическом порядке: то ли его так расставил Хенрик Вангер, то ли такой методы придерживались полицейские в шестидесятых годах.
Самая первая страница представляла собой фотокопию сделанной от руки записи звонка, поступившего в отдел охраны полиции Хедестада. Полицейский, который принял заявку, подписался как «Н. о. Рюттингер». Эту аббревиатуру «н. о.» Микаэль расшифровал как «начальник охраны». В качестве заявителя был указан Хенрик Вангер, тут же указывались его адрес и телефон. Рапорт был датирован так: 11.14, воскресенье, 23 сентября 1966 года. Текст был краток:
Звонок от Хрк. Вангера, сообщ., что его племянница (?) Харриет Ульрика ВАНГЕР, рожд. 15 янв. 1950 г. (16 лет), исчезла из своего дома на о-ве Хедебю во 2-й полов. дня в субботу. Заявит. выражает большое беспокойство.
В 11.20 имеется запись о распоряжении направить на место происшествия «П-014» (Полицейскую машину? Патруль? Полицейский катер?).
В 11.35 вписано еще более неразборчивым почерком, чем у Рюттингера:
Конст. Магнуссон долож., что мост на о. все еще закрыт. Трансп. катером.
На полях стояла неразборчивая подпись.
В 12.14 опять Рюттингер:
Телсвязь: конст-ль Магнуссон долож., что Харриет Вангер (16 л.) пропала днем в субб. Семья крайне обеспокоена. Считает, что д-ка не ночевала дома. Не могла покинуть о-в из за аварии. Никто из опрошен. членов семьи не знает о месте нахожд. X. В.
В 12.19:
Г. М. доложили о происшеств. по тел.
Последняя запись, сделанная в 13.42, сообщала:
Г. М. на месте в Х-бю; принял дело.
Прочитав следующую страницу, Микаэль догадался, что за таинственными инициалами «Г. М.» скрывался Густав Морелль, который прибыл на остров на катере, возглавил поисковую операцию и составил форменный рапорт об исчезновении Харриет Вангер. В отличие от первых записей с их нелепыми сокращениями, рапорты Морелля были отпечатаны на машинке и составлены вполне удобоваримым языком. Затем очень скрупулезно и детально, что весьма удивило Микаэля, сообщалось о принятых мерах.
Морелль подошел к делу очень добросовестно и неформально. Сначала он опросил Хенрика Вангера вместе с Изабеллой Вангер, матерью Харриет. Потом по очереди побеседовал с Ульрикой Вангер, Харальдом Вангером, Грегером Вангером, братом Харриет Мартином Вангером, а также с Анитой Вангер. Микаэлю показалось, что их опрашивали по какому-то ранжиру, по убыванию степени важности.
Ульрика, мать Хенрика, в семействе Вангеров имела статус вдовствующей королевы. Она обитала в усадьбе Вангеров, но никакими сведениями со следователями поделиться не могла. Накануне вечером она рано отправилась спать, да и вообще не видела Харриет много дней. Похоже, Ульрика настояла на встрече с инспектором Мореллем с единственной целью – изложить свою точку зрения, которая заключалась в том, что полиция обязана немедленно принять меры.
Харальд Вангер, брат Хенрика, в списке влиятельных членов семьи числился под номером два. Он заявил, что мельком видел Харриет Вангер, когда та вернулась с праздника в Хедестаде, но что он «не видел ее с момента аварии на мосту и не имеет ни малейшего представления о том, где она находится в настоящее время».
Грегер Вангер, брат Хенрика и Харальда, сообщил, что видел пропавшую, когда она, вернувшись из Хедестада, зашла в кабинет Хенрика Вангера, желая поговорить с ним. Сам Грегер с ней не разговаривал, они только поздоровались. Он не знал, где она может находиться, но предположил, что она, вероятно, не поставив кого-либо в известность, просто отправилась к кому-нибудь из друзей и наверняка скоро объявится. Однако на вопрос о том, как она в таком случае могла покинуть остров, он ответить не смог.
Мартина Вангера опрашивали бегло. Он учился в последнем классе гимназии в Уппсале, где жил у Харальда Вангера. Ему не хватило места в машине Харальда, поэтому он поехал в Хедебю на велосипеде и прибыл к мосту поздно, когда машины уже столкнулись. Так что он застрял на другой стороне и сумел перебраться на катере только поздно вечером. Его опрашивали в надежде на то, что сестра могла посвятить его в свои планы и намекнуть ему о своем будущем побеге. Этот вопрос вызвал протесты со стороны матери Харриет, хотя комиссар Морелль тогда рассматривал версию побега как самую оптимистичную. Но Мартин, начиная с летних каникул, не видел сестру и никакими ценными сведениями о ней не располагал.
Анита Вангер была дочерью Харальда Вангера, и Харриет приходилась ей двоюродной племянницей, но их почему-то назвали кузинами. Она училась на первом курсе университета в Стокгольме; прошлое лето провела в Хедебю. Они с Харриет были практически ровесницами и крепко подружились. Анита сообщила, что прибыла на остров в субботу вместе с отцом и очень хотела встретиться с Харриет, но они так и не успели повидаться. Анита Вангер очень беспокоилась, поскольку Харриет никак не могла бы куда-нибудь исчезнуть, не предупредив семью, – это на нее не похоже. Ее мнение разделяли также Хенрик и Изабелла Вангер.
Пока инспектор уголовной полиции Морелль опрашивал членов семьи, констебли Магнуссон и Бергман, составлявшие патруль 014, по приказу опять-таки инспектора Морелля до наступления темноты провели первый марш-бросок по местности. Поскольку мост по-прежнему оставался непроезжим, получить подкрепление с материка было невозможно, так что первая поисковая цепочка состояла примерно из тридцати случайных людей разного пола и возраста. В тот день были обысканы пустующие домики у рыбачьей гавани, побережье у мыса и вдоль пролива, ближайшая к селению часть леса и так называемая гора Сёдербергет, что над рыбачьей гаванью. Гору стали обыскивать после того, как возникло предположение, что Харриет могла забраться туда, чтобы получше разглядеть происходившее на мосту. Патрули направили также в Эстергорд и на другую сторону острова, в дом Готфрида, где Харриет появлялась время от времени.
Однако поиски не дали никаких результатов и прекратились только после наступления темноты, около десяти вечера. Ночью температура опустилась до нуля градусов.
Инспектор Морелль еще днем устроил свой штаб на первом этаже усадьбы, который Хенрик Вангер предоставил в его распоряжение, и уже предпринял некоторые меры.
Вместе с Изабеллой Вангер он обследовал комнату Харриет с целью выяснить, все ли осталось на своих местах. Мало ли что: возможно, исчезла какая-нибудь одежда, сумка или что-то в этом роде. Такие сведения могли бы пролить свет на тот факт, что девушка сбежала из дома. Изабелла Вангер помогала ему без особого энтузиазма. Вообще-то она вроде бы даже не слишком хорошо знала гардероб дочери. «Она любила носить джинсы, но ведь они практически все одинаковые», – вот и все, что она смогла сказать. Сумочка Харриет обнаружилась на ее письменном столе. В ней лежали удостоверение личности, бумажник с десятью кронами и пятьюдесятью эре, расческа, зеркало и носовой платок. После осмотра комнату опечатали.
Морелль допросил нескольких членов семьи и прислугу и четко запротоколировал их показания.
После того как участники первой экспедиции вернулись без результатов, инспектор решил, что поиски нужно проводить более систематично. Вечером и ночью собирали подкрепление – в частности, Морелль попросил помощи у председателя клуба спортивного ориентирования в Хедебю. Он договорился о том, что сможет вызывать по телефону членов клуба для обследования местности. Около полуночи ему сообщили, что в усадьбу Вангеров к семи часам утра прибудут пятьдесят три спортсмена, в основном юниоров. А Хенрик Вангер просто вызвал часть утренней смены – пятьдесят мужчин – с расположенной поблизости целлюлозно-бумажной фабрики своего концерна. Он обеспечил также еду и напитки.
Блумквист мог только представить себе сцены, которые разыгрывались в усадьбе Вангеров в те драматические сутки. Конечно, авария на мосту способствовала полному хаосу в первые часы. С одной стороны, авария препятствовала возможности получить подкрепление с материка, а с другой стороны, именно из-за нее многие сочли, что два драматических события, произошедшие в одном месте и в одно время, непременно каким-то образом связаны друг с другом. Когда цистерну подняли, инспектор Морелль даже вышел на мост, дабы убедиться в том, что Харриет Вангер непостижимым образом не очутилась под ней.
Это был, с точки зрения Микаэля, единственный иррациональный шаг в действиях комиссара – ведь некоторые свидетели уверяли, что видели исчезнувшую девушку на острове уже после катастрофы. Однако руководитель следственной группы не мог отделаться от мысли, что оба происшествия связаны друг с другом.
Но надеждам на скорый и счастливый исход дела не суждено было сбыться. Постепенно после первых суток настроение ожидания сменилось депрессией. Следствие придерживалось двух основных концепций. Конечно, судя по всему, исчезнуть с острова было просто нереально, однако Морелль никак не мог расстаться с версией, согласно которой Харриет Вангер сбежала. Он решил, что ее следует разыскивать, и велел патрулирующим в Хедестаде полицейским быть начеку, чтобы не пропустить пропавшую девушку. Также инспектор поручил одному из коллег в уголовной полиции опросить шоферов автобусов и персонал железнодорожной станции, чтобы узнать, не видел ли ее кто-нибудь из них.
По мере поступления негативной информации стало очевидно, что с Харриет Вангер случилась беда. На этой ноте прошли следующие сутки разыскных мероприятий.
Через два дня после исчезновения девушки местность прочесывали уже более масштабно, метр за метром. Насколько мог судить Микаэль, поиски были проведены по всем правилам. Их организовывали опытные полицейские и пожарные. Конечно, на острове имелись труднодоступные территории, но сама по себе сфера поисков все-таки была определена его небольшими размерами. В течение дня весь остров прочесали целиком. Один полицейский катер и два катера с добровольцами обыскали акваторию вокруг острова.
На следующий день поиски продолжались сокращенным составом участников. На этот раз патрули получили распоряжение еще раз обследовать самые труднопроходимые участки, а также территорию, именуемую Фортом, – заброшенную систему бункеров, возведенную береговой охраной во время Второй мировой войны. В тот день обыскали также самые потайные места, колодцы, земляные погреба и чердаки.
На третий день после исчезновения масштабные поиски прекратились, а в служебных записках сквозило некоторое разочарование. Густав Морелль, конечно, еще не подозревал, что на тот момент достиг пика в своем расследовании и продвинуться дальше ему уже не удастся. Он был растерян и затруднялся предложить дальнейший план действий или же обозначить место, где следовало бы продолжить поиски. Харриет Вангер словно испарилась.
Так начался почти сорокалетний крестный путь Хенрика Вангера.
