Стиг Ларссон
Супермозг
Стиг Ларссон известен тремя романами, объединенными в трилогию «Миллениум». Писать их он начал летом 2002 года, незадолго до своего сорок восьмого дня рождения. Вскоре после его смерти в конце 2004 года трилогия стала международной книжной сенсацией. Книги разошлись тиражом более семидесяти пяти миллионов экземпляров на пятидесяти языках.
Но мало кто из читателей знает, что Стиг Ларссон всю жизнь мечтал стать писателем. В десять лет он уже писал рассказы, в подростковом возрасте пробовал писать романы и рассказы с картинками для фэнзинов – любительских журналов про научную фантастику.
Стиг Ларссон и сам занимался созданием фэнзинов. Позже он взялся за написание научно-фантастического романа, но бросил, так и не закончив, поскольку не был доволен результатом. Первой любовью Стига Ларссона в литературе стал жанр научной фантастики. Но он также обожал детективные романы, предпочитая классическому детективу крутые триллеры Дэшила Хэммета, Рэймонда Чандлера, Росса Макдональда и Питера О’Доннела. А когда он начал в семнадцать лет публиковать рассказы в фэнзинах, то порой сочетал эти два жанра в детективных историях, где действие происходило в будущем. Рассказ из этого сборника впервые вышел в третьем номере Sfären («Сферы») – фэнзина, который Ларссон издавал совместно со своим другом Руне Форсгреном.
Этот журнал появился в апреле 1972 года в количестве 50 копий. Спустя много лет рассказ впервые издается официально – в этом сборнике. «Супермозг» – это раннее произведение автора, который впоследствии напишет «Девушку с татуировкой дракона». По этому рассказу видно, что уже подростком Стиг Ларссон обладал талантом рассказчика. Уже в семнадцать лет его волновали такие вопросы, как злоупотребление властью, ограничение гражданских свобод граждан, притеснение верхними классами нижних. Построение рассказа свидетельствует о том, что уже тогда Стиг Ларссон умел создать напряжение, постепенно раскрывая читателю детали происходящего. Перед нами не только первая работа создателя Лисбет Саландер, но и признание в любви к двум жанрам – научно-фантастическому и детективному, страсть к писательству и приверженность к идеям справедливости, сострадания и гражданских свобод.
Мистеру Майклу Ноябрю Коллинзу
Сектор 41
Альдедо-стрит
8048 Нью-Йорк 18–A–34
Мистер Майкл Ноябрь Коллинз – это я. Письмо, адресованное на мое имя, ранним утром прибыло через почтопровод. Джудит, моя жена, достала его из корзинки на кухонном столе, прочитала имя адресата и протянула мне. Уже по конверту я понял, что письмо необычное. Вместо отправителя – штамп, означавший, что отправку оплатило правительство – или налогоплательщики, если выражаться точнее. Нечасто я получаю письма от правительства. До этого момента подобное случилось только один раз, когда два года назад мне повезло выиграть золотую медаль в беге на Олимпийских играх. Тогда президент направил мне свои поздравления. Тогда был 2172 год, сейчас 2174-й, а мой мировой рекорд так никто до сих пор и не побил. Я вскрыл конверт.
Майкл Ноябрь Коллинз 46-06-18
Мистер Коллинз, по приказу правительства вас просят явиться на медицинское обследование к доктору Вестеру, Бостонский университет, Государственное исследовательское отделение, 24 августа 2174 года.
За текстом следовала неразборчивая подпись и внизу пометка «секретарь».
Я недоуменно уставился на письмо, гадая, что все это значит. Тем временем Майкл-младший и Тина подбежали обнять меня на прощание – их уже ждал школьный лифт. Пока я обнимал детей и прощался, Джудит вынула письмо у меня из рук.
– Что они имеют в виду? – спросила она.
– Понятия не имею, милая. Видимо, придется поехать туда и узнать.
– Но зачем им тебя обследовать?
Я притянул жену к себе и поцеловал.
– Наверное, это как-то связано с моей физической формой. Я вообще-то поставил несколько мировых рекордов.
– Но при чем тут правительство?
– Ни малейшего понятия, – ответил я, пожимая плечами. – Со временем мы все узнаем.
– Доктор Марк Вестер, – повторил я.
Я говорил с девушкой на стойке информации в главном корпусе Бостонского университета.
– Как я могу его найти? – нетерпеливо спросил я.
– Я позвоню его секретарю. На это может уйти некоторое время. Как вы, наверное, знаете, Бостонский университет не просто учебное заведение, а государственный исследовательский центр, и здесь строгие формальности.
– Нет, я этого не знал. А не могли бы вы сообщить, зачем я здесь.
– Вам назначено обследование. Так написано в письме.
Она подняла трубку и набрала номер.
– Мэри? Это звонят со стойки информации. Вы ожидаете визита господина Майкла Ноября Коллинза? Он уже здесь.
Тишина.
– Хорошо, я направлю его к вам.
Улыбнувшись, она показала на одетого в униформу мужчину, сидевшего в стеклянной будке.
– Поговорите с ним. Я позвоню ему, и он проводит вас к доктору Вестеру.
Девушка снова подняла трубку. Я двинулся через холл. Разговор был закончен еще до того, как я прошел половину пути. Мужчина в униформе поднялся со стула, вышел из будки и поприветствовал меня рукопожатием.
– Вам нужен доктор Марк Вестер, правильно?
– Именно так.
– Прекрасно. Я провожу вас. Следуйте за мной.
Идя за ним следом, я чувствовал нарастающую тревогу. У меня было чувство, что что-то не так, но я не знал, что именно. Это незнание только добавляло к тревоге раздражительности. Два раза охранники в униформе останавливали нас и спрашивали пропуск, но мой спутник только показывал на меня и говорил: «Он к доктору Вестеру».
Тревога и недоумение нарастали, и под конец я не смог удержаться от вопроса, зачем мне к доктору Вестеру. Но охранник знал не больше девушки в холле. Наконец мы прибыли на место.
Медсестра, судя по всему Мэри, попросила меня присесть на диван и сказала, что доктор примет через минутку. Через три минуты из кабинета вышел рослый широкоплечий мужчина лет пятидесяти. Лицо и руки его были покрыты ровным загаром, какой можно получить только на солнце, а не из баночки в магазине. Вид у него был ухоженный.
– Спасибо за то, что пришли, – сказал он, протягивая руку.
Я пожал ее и спросил:
– Может, вы расскажете мне, зачем я здесь?
– А разве они не написали в письме? Вас должны обследовать.
– Написали, но я не понимаю почему.
– Вот как?.. Скоро узнаете. Но это целиком и полностью зависит от результатов обследования.
– Правда? Я не уверен, что испытываю большое желание проходить это обследование. Я в превосходной форме. Это необходимо в моей профессии.
– Да, я знаю, что вы в прекрасной форме, но мне необходимо узнать, в каком состоянии ваши внутренние органы.
Он усмехнулся и похлопал меня по спине, приглашая в кабинет.
– Я не знал, что Бостонский университет теперь государственный исследовательский центр. А студенты здесь еще имеются?
– Только по специализированным направлениям. Общественность мало осведомлена о нашей деятельности.
– И в чем она заключается?
– Вообще-то мне запрещено распространяться на этот счет; могу только вкратце сказать, что мы занимаемся исследованиями в области биологии.
– И какое это имеет ко мне отношение? Я-то тут при чем?
– К сожалению, не могу посвятить вас в детали до того, как мы проведем все необходимые тесты.
– Вот как… Тогда лучше приступайте сразу. Я хочу быстрее вернуться домой к Джудит и детям.
– Ах да, вы ведь женаты, – констатировал Вестер и почесал макушку.
– Именно так. На лучшей в мире женщине, – улыбнулся я.
– Поздравляю. Сам я не женат, детей нет, да и возраст уже не тот, чтобы об этом думать. Но я рад, что вы согласны на обследование.
– Когда вы начнете?
– Завтра.
– Завтра? Я надеялся, что все можно успеть сегодня.
– Речь идет о сложных и основательных исследованиях, требующих времени. Но вы не переживайте. Мы подготовили вам отдельную палату в университете. И вы всегда можете позвонить жене.
– И сколько дней это займет?
– Сложно сказать. Возможно, неделю. Если все пойдет так, как мы рассчитываем.
– Неделю?! Что же это за исследования? Я хочу знать. Почему я здесь? Как вы собираетесь меня обследовать? Зачем?
– Я уже сказал, что не могу ничего вам рассказать, пока не готовы результаты обследования.
– В таком разе я отказываюсь, – отрезал я.
Вестер улыбнулся:
– Друг мой, только не волнуйтесь. Тесты абсолютно безопасные, могу вас заверить.
– Это неважно, – продолжил я. – Мне важна причина. Или вы ее назовете – или я отказываюсь от участия.
– Вы не все поняли. У вас нет выбора, участвовать или нет. Вы будете обследоваться. Это приказ.
– Чей приказ?
– Правительства.
– К черту правительство, – разозлился я. – Я отказываюсь.
– У вас нет выбора.
– Конечно, есть. Я могу встать и выйти вот в эту дверь, – сказал я, поднимаясь.
– Взгляните на эти бумаги, – сказал Вестер, когда я уже взялся за ручку двери.
– Зачем?
– Потому что этот документ касается вас.
– До свидания, – сказал я, толкая дверь.
– Это приказ, подписанный президентом.
Я замер.
– И он требует полного послушания. Если вы откажетесь, вас задержат по обвинению в антигосударственной деятельности.
– Это шутка?
– Вовсе нет. Наказание – двадцать пять лет тюрьмы и двадцать тысяч долларов штрафа.
У меня отвисла челюсть.
– Не может быть.
– Посмотрите сами.
Я медленно закрыл дверь. Во взгляде доктора Вестера появилась угроза.
– Так что вы предпочитаете?
– Я так понимаю, у меня нет выбора…
– Практически.
– Можно позвонить жене?
– Разумеется. Вы вольны делать то, что пожелаете.
– Если это не противоречит тексту приказа, так я понимаю?
– Именно так. Вас проводят в вашу комнату.
– Где меня будут охранять?
– Естественно. Ради вашего же блага.
– Естественно…
Марк Вестер не преувеличивал, когда говорил, что анализы и тесты окажутся очень сложными. Четыре дня меня переводили из кабинета в кабинет, где врачи проверяли меня на все мыслимые болезни. Им было бесполезно объяснять, что я здоров как бык – простите за клише. Они меня не слушали. Обследовали с головы до ног, изнутри и снаружи. В первый день они тестировали мою кондицию, заставляя выполнять различные физические упражнения. Они проверяли все по тысяче раз, чтобы не упустить ни одной мелочи. На второй день меня отправили на рентген, а потом колотили молоточками и заставляли высовывать язык и говорить «ааа». Потом разрешили отдохнуть. В качестве палаты мне достался роскошный двухкомнатный сьют со всеми удобствами. В другой ситуации он привел бы меня в восторг. Каждый вечер я звонил Джудит и пытался объяснить, почему мне придется задержаться в больнице еще на день. Об угрозах тюрьмы и штрафа я не упоминал. Жена целовала трубку и говорила, что ждет моего скорейшего возвращения домой. Меня повсюду сопровождали два крепких охранника в униформе. Ради моей собственной безопасности, естественно. После двух первых дней я решил, что анализы не такие уж и страшные, но я ошибся. В течение третьего, четвертого и пятого дней они практически вывернули мое тело наизнанку и заглянули в каждый его уголок. Меня проверяли на все – от грибка стопы до рака легких. На шестой день обследование наконец завершилось и доктор Вестер пришел сообщить, что я могу поехать домой на выходные, но в понедельник мне придется вернуться.
– Зачем? – спросил я. Этот вопрос уже вошел у меня в привычку.
– Вам удалят аппендикс.
Я ворочался в постели, отбросив наполовину прочитанный комикс. Ситуация, в которой я оказался, мне совсем не нравилась. Операция была сделана двенадцать дней назад, и с тех пор врачи вкололи мне вакцины от всех возможных заболеваний. Я устал и был взбешен. Взбешен, потому что меня заставляли делать то, что я не хотел. Я больше не чувствовал себя свободным гражданином Соединенных Штатов. И меня бесило, что они молчат о том, чем вызваны все эти меры. Со вздохом я снова вернулся к комиксу.
Вечером пришел Марк Вестер и присел на стул рядом с кроватью. У него было серьезное лицо. Я понял, что что-то случилось. Что-то нарушило его первоначальные планы, какими бы они ни были.
– Завтра вас выпишут из отделения.
– Ура! – обрадовался я впервые с того момента, как оказался здесь.
Он помолчал минут пять, а потом наконец сказал:
– Вы наверняка хотите знать причину.
– Это самое умное из того, что вы сказали за все время нашего знакомства.
Вестер не обиделся.
– Вы когда-нибудь слышали о Хансе Зэгеле?
– Вы имеете в виду профессора Ханса Зэгеля?
– Да.
– Кто же о нем не слышал?
Профессор Ханс Зэгель был крупнейшим ученым нашего времени. Он родился в Германии, но когда ее оккупировали русские в 2120-м, бежал в Англию и потом в США. Все знали, кто такой Зэгель, поэтому вопрос Вестера меня даже немного задел. По сравнению с Зэгелем, даже Эйнштейн был полным нулем.
– Да, вы, разумеется, не могли о нем не слышать. Вы в курсе, сколько ему лет?
– Около восьмидесяти пяти, наверное?
– Восемьдесят шесть. А вы знаете, какой научной деятельностью он занимается?
– Всем понемногу, если верить прессе. Он знает все о естественных науках. Но, кажется, его главная специализация – физика. Это ведь он сконструировал первый фотонный космический корабль.
– Вы правы. Физика – его специализация. Но последние десять лет он преимущественно занимался биологией.
– Погодите. Какое отношение Зэгель имеет ко мне?
– Скоро узнаете. Вы читаете научную фантастику?
Я показал на стопку журналов, которыми развлекал себя в последние дни.
– А что-нибудь про пересадку мозга читали?
– Приходилось, а что?
– Вы считаете, что такие операции возможны? Их можно осуществить в реальности?
– Конечно, нет, – рассмеялся я. – Это невозможно.
– Вы ошибаетесь. Ханс Зэгель провел несколько успешных операций по пересадке мозга. Первую – шесть лет назад.
– Но это же невозможно. Слишком много нервных волокон нужно соединить. Абсолютно невозможно.
– Профессор Зэгель провел сто сорок пять таких операций, сорок шесть из них – на людях. С помощью компьютерного оборудования он выработал метод, дающий стопроцентный результат. И он сам сконструировал компьютер.
– Мне сложно в это поверить.
– Я понимаю ваши сомнения, но могу вас заверить, что это правда.
– Но как? – спросил я, все еще сомневаясь.
– Профессор Зэгель сам проводит операцию. Вскрывает череп и так далее. Компьютер контролирует ход операции, следя, чтобы все нервные волокна были соединены лазером.
Я почесал макушку.
– Ну, если ему удалось такое, он еще гениальнее, чем я думал. Но почему об этом не писала пресса?
– Профессор Зэгель не хочет обнародовать этот метод, пока его разработка не будет доведена до совершенства.
– И когда это произойдет?
– Лет через девять-десять.
– Честно говоря, не знаю, верю я вам или нет, но было бы интересно увидеть доказательства. Например, поговорить с профессором Зэгелем.
– Это невозможно.
– Почему?
– Он умирает. Он пожилой человек. Его сердце сдает.
Мне стало жаль Зэгеля.
– Но при чем тут я? – спросил я наконец.
Вестер провел рукой по гладко выбритому подбородку.
– Полагаю, вы согласны, что мозг Зэгеля – самое гениальное в этом мире.
– Разумеется, – кивнул я. – Он гений.
– И вы согласны, что этот мозг – самое важное на нашей планете, поскольку может принести неизмеримую пользу человечеству.
– Разумеется. Жаль, что он умирает.
– Слушайте. Говоря прямо, мир не может позволить себе утратить такой мозг, как у профессора Зэгеля.
– Рано или поздно все умирают.
– Его работа практически закончена. Ему нужно только десять лет, чтобы завершить все исследования.
– А что мне до этого? – упрямо повторил я.
– Профессору Зэгелю необходимы десять лет на то, чтобы закончить самый важный в истории человечества исследовательский проект…
– И…
– И мы хотим найти человека, который даст ему это время.
– Но как? Никто не может остановить смерть.
– Нет, но ее можно отложить. Мы хотим, чтобы вы одолжили профессору вашу голову, чтобы он мог закончить работу. Мы хотим, чтобы вы стали его новыми телом и сердцем.
Я недоуменно уставился на доктора. Ответил я не сразу.
– Вы с ума сошли! – прошептал я.
– Это дело жизни и смерти.
– А я? Что будет с моей жизнью? Я никогда не пойду на это.
– Вы должны. Профессору осталось жить пару недель.
– Мой ответ «нет». По мне, так профессор может умирать хоть сейчас. Моя жизнь важнее. Как вы вообще могли такое предложить?
– У вас нет выбора. Профессор Зэгель слишком ценен для государства.
– Вы не можете меня заставить! – крикнул я, вскочил и схватил доктора за пиджак.
– Возьмите себя в руки! Ради бога!
– Взять себя в руки?! – завопил я. – Вы действительно воображаете, что я соглашусь убить себя, чтобы спасти Зэгеля?
– Его знания необходимы человечеству.
– Я не пойду на это. Вот почему вы проводили все эти тесты… Но почему выбрали именно меня?
– Это очевидно. Вы в прекрасной физической форме. У вас отменное здоровье. Профессор Зэгель сам отобрал вашу кандидатуру.
– Так он сам выбрал меня? Выбрал себе спасителя? И я должен спасти ему жизнь при помощи его собственных разработок… Но только вы меня не заставите!
– У вас нет выбора. Президент уже подписал указ.
Я молчал. Потом вскочил и вылетел из комнаты. Не успел я сделать и пяти шагов, как охранники меня скрутили. Я закричал, начал отбиваться. Один из них завернул мне руку за спину, и я вскрикнул от боли.
– Только не раньте его! – скомандовал Вестер.
Я понял, что у меня есть преимущество. Им нельзя меня ранить. Но мне-то можно все. И, помимо всего прочего, я один из лучших спортсменов в мире. Я пнул одного охранника в живот. Он согнулся от боли, и прежде чем второй успел отреагировать, я нанес еще один удар. Второй охранник попытался прижать мои руки к телу, но я со всей силы ударил его об стену. Раздался стук головы о мрамор, и охранник застонал. Но мне некогда было его жалеть. Я дрался за свою жизнь. Он не хотел меня выпускать, но я все равно вырвался. Он снова набросился на меня, но я пригнулся, и охранник поймал лишь воздух. Воспользовавшись его замешательством, я нанес ему удар кулаком в висок.
Перепрыгнув через первого охранника, я бросился к выходу. Доктор Вестер пытался меня догнать, но я отшвырнул его с криком: «Дьявол!» Я вылетел сквозь вращающиеся двери и бросился бежать по коридорам и лестницам, пытаясь вспомнить дорогу к выходу. На первом этаже я на секунду остановился, чтобы сообразить, куда бежать, и услышал, как в динамики объявили о моем побеге. Меня велено было схватить, но ни в коем случае не допустить травм. Я побежал и внезапно оказался в главном холле, откуда большие стеклянные двери вели на свободу. Меня заметила девушка на стойке информации. Она закричала мне остановиться, но я, разумеется, не обратил на нее никакого внимания. Тогда она крикнула охраннику, который провожал меня к Вестеру в первый день. Он был ближе к дверям, но я оказался быстрее. Я знал, что нужно только выбежать из здания, а потом им меня уже не догнать. Попробуйте догнать олимпийского чемпиона по бегу. Охраннику не удалось меня остановить. Ему не хватило десяти сантиметров. Выбежав на улицу, я понесся по лужайке. Я был в одной пижаме и босиком и вынужден был выбрать газон. Но выбравшись из университетской зоны, я увидел человека, который садился в машину. Он как раз вставлял ключ в зажигание, когда я вытащил его из салона и швырнул на дорогу.
– Простите! Это дело жизни и смерти, – извинился я.
С первого раза машина не завелась, но я повернул ключ еще раз, и мотор зарычал. Охранники были в двадцати метрах от меня, когда я тронулся. Наверняка они запомнили номер. Я проехал шесть кварталов и свернул на главную дорогу. Там мне пришлось остановиться на красный. Пока я ждал зеленого, понял, что весь трясусь от страха. Внутри была пустота. Я не мог понять, как я – из всех людей – мог оказаться в этом кошмаре.
– Чертов президент! – пробормотал я. – А я еще голосовал за тебя… В следующий раз проголосую за демократов… если, конечно, у меня будет следующий раз.
Очнувшись, я увидел над собой доктора Вестера. Эффект от укола, который мне всадили, начинал проходить, и ко мне вернулась ясность мысли. Я попытался сесть, но обнаружил, что привязан к постели ремнями.
– Как? – выдохнул я.
– Полиция вас схватила. Вам не стоило убегать.
– Ну конечно. Надо было попросить вас провести операцию как можно скорее.
– Операция будет сегодня. Мы больше не можем рисковать жизнью профессора Зэгеля. Он может умереть в любой момент.
– Значит, остается надежда… Неужели вы не можете выбрать кого-нибудь другого?
– Нет. Слишком поздно. К тому же именно вы – то, что нам нужно. Отменное здоровье дает вам больше шансов выжить после хирургического вмешательства, чем у всех предыдущих пациентов профессора. К тому же оперировать буду я. Для меня это первый подобный опыт. И я хочу, чтобы все прошло успешно, учитывая важность операции.
– Моя жизнь важнее. У меня есть жена и двое детей. Я несу за них ответственность. Я должен о них заботиться.
– Не переживайте за жену. Государство позаботится о вашей семье. Они ни в чем не будут нуждаться.
– Но я не хочу потерять их. Я не хочу умирать.
– Мне жаль, но у нас нет выбора.
– Но зачем оттягивать неизбежное? Зэгель все равно умрет. Рано или поздно. И мне в лучшем случае остается лет пятьдесят-шестьдесят.
– Этим временем профессор Зэгель сумеет распорядиться наилучшим образом. Позвольте вас успокоить. Вы ничего не почувствуете во время операции.
– А что вы сделаете с моим мозгом? – спросил я с иронией. – Отдадите на нужды исследователей?
– Ни в коем случае. Мы его заморозим. Через несколько лет, когда профессор доработает свой метод, мы попробуем найти подходящее тело. Может быть, вам даже удастся со временем вернуть свое собственное тело, но вряд ли государство на это пойдет.
– Что-то я тоже в этом сомневаюсь. Зэгель вам важнее. А что вы сделаете, когда мое тело состарится? Найдете новое?
– Возможно. Это зависит от того, в каком состоянии на тот момент будет его мозг.
– В вас есть хоть что-то человеческое? – спросил я, даже не пытаясь скрыть отвращение, которое к нему испытывал.
– Попытайтесь понять, зачем мы на это идем. Взгляните на ситуацию с нашей стороны. Мы поступаем так, потому что искренне верим, что так будет лучше для страны. Помимо медицинских исследований, профессор Зэгель занимается созданием роботов, способных преодолеть противовоздушную оборону русских.
Я плюнул ему в лицо. Доктор никак не отреагировал.
– Я ухожу. В следующий раз мы увидимся в операционной. Ваша жена получила разрешение на двухчасовое свидание. В течение этого времени мы не будем вас беспокоить. Делайте, что посчитаете нужным.
Вестер открыл дверь и впустил двух охранников. Они сняли с меня путы и удалились. Через пару минут дверь снова открылась, и вошла Джудит. На глазах у нее были слезы. Она бросилась мне на грудь.
– Майкл! – всхлипнула она. – Почему, Майкл? Почему ты?
– Они выбрали меня. Ты знаешь, что произойдет?
– Они мне сказали. Но так нельзя. Майкл, скажи им, что так нельзя!
Я вздохнул.
– Они могут все, что захотят. Я попытался сбежать, но в двух кварталах меня настигла полиция.
– Но полиция же должна защищать нас?
– Они делают то, что им скажет правительство. А в этом случае жизнь Зэгеля важнее жизни спортсмена… Джудит, пообещай, что позаботишься о Майкле-младшем и Тине. У них должно быть все самое лучшее.
– Майкл, ты не сможешь им помешать?
– Но как?
Она беспомощно всплеснула руками. Я притянул жену к себе и поцеловал. Впервые я осознал, как мне необыкновенно повезло с такой женой, как Джудит.
– Где дети? – спросил я.
– Мне не разрешили их взять. Они сказали, что дети слишком малы, чтобы понять.
– Слишком малы… – Во рту появилась горечь.
– Я о них позабочусь.
Я подтолкнул жену к кровати.
– Майкл… Вестер… тот человек… он говорит, что они могут заморозить твой мозг и разбудить в будущем.
– Мое тело к тому времени состарится. Да я и не думаю, что они вернут мне мое тело, даже когда Зэгель закончит работу над проектом. Он сможет жить в нем еще лет пятьдесят, а правительству его жизнь важнее моей.
Я снова поцеловал Джудит, сначала нежно, потом требовательно.
– У нас два часа. Хочешь? В последний раз?
Я начал раздевать жену. Мы ласкали и возбуждали друг друга, гладили и обнимали. Наконец мы занялись любовью с такой страстью и нежностью, как никогда раньше. Это был мой последний раз. Никогда я не испытывал такого желания. Никогда не понимал, как сильно люблю жизнь. Последний раз для меня. Но не для Джудит. Вряд ли она захочет остаток жизни хранить мне верность. Она сможет снова выйти замуж. Но за кого? Мне была невыносима одна мысль об этом. Мы с Джудит были одним целым.
После мы лежали и разговаривали. Джудит выкурила сигарету. Я медленно ласкал ее тело. Странно, но никто из нас не чувствовал ни страха, ни отчаяния, несмотря на то что нам предстояло. Мы сохраняли спокойствие и говорили так же, как обычно говорили перед моим отъездом в тренировочный лагерь на две недели. Мы говорили так, словно я скоро вернусь. Они позволили нам побыть вместе больше двух часов, но через три в дверь постучали, охранник сунул голову в проем и сказал, что нам пора прощаться. Мы, а точнее, Джудит оделась, и мы попрощались. А потом сидели, обнявшись, пока не пришли охранники.
Дверь за Джудит закрылась. Один охранник остался в комнате и попытался заговорить со мной. Но мне не хотелось. Я лежал на кровати, смотрел в потолок и думал о губах Джудит. В половине пятого пришел второй охранник и сказал, что мне пора готовиться. Осталось полчаса. Он спросил, не хочу ли я поговорить со священником, но я отказался. Затем пришла медсестра и обрила мне голову.
Я был голоден, но есть мне не позволили. В пять часов медсестра вкатила кушетку и попросила лечь на нее, чтобы она могла отвезти меня в операционную.
– Ни за что, – ответил я. – У меня есть ноги, и эти последние метры я хочу пройти сам.
Никто не возражал. Я поднялся с кровати, натянул шорты и направился за медсестрой. Охранники шли следом. Выйдя в коридор, я подумал, не попытаться ли сбежать, но решил, что нет смысла – они схватят меня через минуту. Я послушно вошел в лифт. Новый коридор, новые вращающиеся двери. Я вошел в операционную. Там находились около шести человек, занятых подготовкой к операции.
Марк Вестер подошел ко мне, кивнул и попросил лечь. В комнате было два операционных стола. На одном уже лежал человек – судя по всему, Зэгель. Я испытал дикое желание подбежать к нему и размозжить череп. Но тут Вестер взял меня за руку и повел ко второму столу. Я лег. Кто-то накрыл меня лиловым покрывалом.
– Позвольте поблагодарить вас за помощь и сотрудничество, – сказал Вестер. – Спасибо.
Я ощутил укол в руку.
Последнее, что я чувствовал, это ненависть. Я ненавидел его. Ненавидел…
Стиг Ларссон родился в маленьком городе Шеллефтехамн в 1954 году. Детство он провел в доме родителей матери в деревне, где жили не более пятидесяти человек. После смерти дедушки в возрасте девяти лет он переехал к родителям. Самостоятельно Стиг начал жить с шестнадцати лет. С восемнадцати лет и до самой смерти он состоял в отношениях со своей соратницей по политической деятельности, поклонницей научной фантастики и, позднее, архитектором Эвой Габриэльссон. В семидесятые они активно занимались фанатской деятельностью. Переехав в Стокгольм в 1977 году, Ларссон работал художником в новостном агентстве. Но в Швеции его больше знали как ведущего борца с расизмом и тоталитаризмом. Он выпустил несколько книг на эту тему. Он также был скандинавским корреспондентом британской антифашистской газеты «Сёрчлайт». С 1995 года участвовал в создании и работе шведского аналога этой газеты – журнала «Экспо». С 1999 года и до самой смерти Стиг Ларссон работал редактором в «Экспо». Всю жизнь он мечтал стать писателем и в 2002 году вернулся к осуществлению своей мечты. На этот раз он взялся за серию детективных романов на основе своих феминистских и антитоталитаристских взглядов. Стиг Ларссон скончался в результате внезапного сердечного приступа в ноябре 2004 года. К тому времени он сдал в издательство три первых книги о журналисте Микаэле Блумквисте и хакерше Лисбет Саландер и работал над следующей книгой серии. Три первых законченных романа под названием «Трилогия «Миллениум» выходили в Швеции с 2005 по 2007 год. Они вошли в историю мирового книгоиздания – переведенные на пятьдесят языков, разошлись тиражом более семидесяти пяти миллионов копий, став самыми продаваемыми детективами в первой декаде двадцать первого века. По ним были сняты художественные фильмы в Швеции и в Америке. Первый роман в серии, «Девушка с татуировкой дракона», получил премию «Хрустальный ключ» в номинации «Лучший скандинавский роман года» от Скандинавского детективного общества. Второй роман, «Девушка, которая играла с огнем», стал лучшей книгой года по версии Шведской академии детективной литературы. Третий – «Девушка, которая взрывала воздушные замки» – снова получил «Хрустальный ключ». Помимо этого, романы завоевали множество премий и в других странах.
