Книга: Темная сторона Швеции (сборник)
Назад: Магнус Монтелиус Алиби для сеньора Банегаса
Дальше: Малин Перссон Джолито Будь со мной, хранитель мой

Даг Эрлунд
Что-то в его взгляде

Шведские читатели Дага Эрлунда удивятся, прочитав его рассказ для этого сборника. Даг Эрлунд начал писать в пятнадцать лет. Он работал журналистом, репортером и фотографом в течение многих лет, прежде чем обратиться к писательству. В 2007 году вышла его первая книга в соавторстве с Даном Бутлером. Их перу принадлежит семь детективных романов. Один из них Даг Эрлунд написал самостоятельно. Эти произведения нетипичны для Швеции – крутые триллеры, перенасыщенные событиями. В большинстве триллеров фигурирует один и тот же злодей – серийный убийца-психопат Кристофер Сильфербелке, который, по собственному выражению Дага Эрлунда, делает вещи, о которых другие люди не смеют даже помыслить.
Эти триллеры стали очень популярны в Швеции – возможно, потому, что полная аморальность злодея импонирует читателям, уставшим от социальной тематики в шведской детективной литературе и самих норм и устоев шведского общества. В Швеции Эрлунда и Бутлера знают как писателей, чьи книги полны экшена, насилия, жестокости. И, наверное, ни один злодей не сравнится по жестокости и хладнокровию с маньяком Сильфербелке. «Что-то в его взгляде» демонстрирует читателю новую сторону таланта Дага Эрлунда.

 

Крик сорвался с губ Лени в тот момент, когда руки ее выпустили балконные перила. Поразительно, сколько мыслей успевает прийти в голову за несколько секунд, пока ты летишь вниз, а ледяной ветер обжигает щеки. Вся жизнь проносится перед глазами, как в ускоренной съемке.
Вот она в детстве дерется с Азадом… Они часто дрались, но при этом Леня обожала старшего брата. Он был для нее всем, воплощая в себе бога и любовь. Но она поняла это только намного позже. Сможет ли он когда-нибудь простить папу?..
Через секунду она ударилась головой об асфальт, и мысли остановились. Леня Барзани умерла немедленно. Если ангелы и зарыдали, их плач был заглушен криком отца с балкона.

 

Инспектор полиции Йенни Линд вцепилась в руль, борясь с тошнотой. Она стояла в пробке на Эссингледен по пути в центр. Машины ползли, как улитки, из-за сильного снегопада. Дворники работали изо всех сил, борясь со снегом, налипавшим на окна. Йенни ненавидела такие дни.
Несколько минут назад ей позвонили. В полицию Тенсты сообщили информацию о безжизненном теле девочки на земле. Полицейских машин не хватало. Виной всему был снегопад. Так вызов достался Линд.
«Как будто у меня без этого мало работы», – думала она.
Жизнь летела ко всем чертям. Она все про…ала, как выразились бы подростки из пригородов.
Все началось в ту ночь.
Йенни почувствовала себя плохо и отпросилась с работы, сославшись на желудочный грипп. Она не хотела, чтобы коллеги узнали о ее беременности. По крайней мере, пока.
Она потянулась за салфетками. Перед глазами снова вспыхнули картинки. Выругавшись, Йенни открыла окно и выбросила салфетку в окно. Ветер тут же занес снег в салон.
Даниэль со шлюхой. Да, она выглядела как шлюха. Пухлая блондинка в кружевном лифчике и черных чулках. Она сидела верхом на Даниэле в постели.
Их с Йенни постели.
Тошноту как рукой сняло. Стоя в дверях спальни, она чувствовала, как недомогание сменяется яростью. И она закричала. Шлюха тут же соскочила с ее мужа и попыталась прикрыться. Даниэль тоже сел на кровати и выставил вперед руку:
– Йенни, это не то, что ты думаешь…
Самое идиотское, что ей доводилось слышать в жизни. Она вытащила служебный пистолет. Было даже смешно смотреть, как полуголые Даниэль со шлюхой под дулом пистолета убегают из дома. Как они топчутся по снегу, натягивая на ходу одежду…
Пробка тем временем начала рассасываться. Йенни достала сигарету, зажгла ее и попыталась вспомнить, остались ли в сумке таблетки от головной боли. Она пила виски до поздней ночи, и голова теперь раскалывалась. Конечно, в ее состоянии не стоило пить. Как и курить, тем более что она давно бросила. Но кому какое дело? Она все равно сделает аборт. С браком покончено. Как и с семейной жизнью в коттедже. И с мечтами о счастье тоже. Она снова поставила не на ту лошадку.
Клара была ее единственной опорой. Она всегда приходила на помощь. Только Клара могла ее утешить и приободрить. К тому же ее взгляды на мужчин и отношения сильно отличались от взглядов Йенни. «Я не верю ни в какую долбаную вечную любовь. Я просто беру, кого хочу, развлекаюсь с ним и иду дальше».
Клара была уникумом.

 

Йенни стукнула кулаком по рулю, свернула в крайний ряд и прибавила газа. Одной рукой она достала мигалку, кое-как закрепила на крыше и включила синий свет.
Дайте дорогу, черт бы вас побрал!
Шестнадцатью минутами позже она уже стояла у полицейских заграждений и осматривала сцену преступления. Первая мысль, которая ее посетила, – сколько же людей живет в этом доме.
Сорок лет назад политики в их маленькой стране внезапно решили, что им не хватает жилья.
А именно – миллиона квартир.
В течение десяти лет они строили жилье, и теперь результат был у нее перед глазами. Выглядело это ужасно.
Полицейский патруль, первым прибывший на место, огородил территорию в двадцать пять квадратных метров лентой. Тут же стоял серо-синий микроавтобус криминалистов, а у самого дома была натянута палатка – очевидно, над трупом, чтобы помешать прессе делать фотографии. Мужчина в комбинезоне и сапогах прошел к Йенни через снег. Она узнала Бьёркстедта. Настоящая рабочая лошадка, работает криминалистом уже целую вечность; на него можно положиться.
– Привет! Можешь подойти поближе.
– Спасибо, Андерс. – Йенни пролезла под лентой. – Что тут у нас?
– Девочка с балкона. Модель один-а.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего подозрительного. Никаких следов рядом с трупом. Смерть в результате падения. Шея сломана.
– Сломана?
– Я не судебный врач, но готов поставить свою зарплату на то, что это так.
– Что-нибудь еще?
– Девочка была в джинсах и футболке. Из кармана во время падения выпал сотовый. Он разбит. Видимо, она упала прямо на него.
– Я посмотрю?
– Конечно.
Бьёркстедт пошел вперед. Ей пришлось нагнуться, чтобы зайти в палатку. Там в холодном свете ламп лежало то, что еще недавно было живой девочкой-подростком.
Девочка лежала на животе. Голова повернута в сторону. На лице застыл ужас. Одна щека вся в синяках и ссадинах, другая – чистая.
Линд показала на синяки:
– Что это?
Бьёркстедт пожал плечами.
– Она лежит там, куда упала. Видишь, под щекою снег в крови. Так что неизвестно, получены травмы до падения или в результате него.
– Что о ней известно?
Бьёркстедт показал в сторону дома.
– Я спросил коллег. Леня Барзани, семнадцать лет, жила на пятом этаже. С семьей сейчас говорят наши ребята.
Она кивнула:
– Спасибо.
– Не за что.
Йенни вышла из палатки. Ботинки оставляли следы на снегу.
Мой муж изменил мне со шлюхой. В нашей постели.
Семнадцатилетняя девочка упала с балкона. Возможно, убийство. Надо сосредоточиться. Но голова раскалывается.
С тяжелой головой Йенни поднялась на пятый этаж, нащупывая в карманах таблетки. Уже в лифте она услышала шум, который постепенно усиливался.
Двери лифта раскрылись, и разразился хаос. Женщина рыдала и размахивала руками. Возмущенные соседи говорили на непонятном ей языке. Полицейские терпеливо не давали соседям пройти в квартиру. Линд показала удостоверение, протиснулась вперед и в коридоре столкнулась с еще одним полицейским.
– Здравствуйте! Йенни Линд, отдел уголовных преступлений. Что тут у вас?
Коллега сверился с блокнотом.
– Покойную звали Леня Барзани. Семнадцать лет. Национальность – курд. Родом из Северного Ирака. Ее отец Шорш сидит в гостиной. Больше никого дома не было, когда мы приехали. В гостиной и на балконе беспорядок. Криминалисты сейчас все осматривают.
– Хорошо.
Йенни пошла вперед по коридору. Дверь в спальню была открыта, и она заглянула внутрь. Типичная комната девушки-подростка. Постер с Джастином Бибером на стене. Туалетный столик, где ноутбук соседствует с помадами, дезодорантами и духами. Колонки для айфона, мишка, розовые подушки на небрежно заправленной постели. Джинсы, майка, белье на стуле.
Комната Лени?
Она пошла дальше. Двери в другие комнаты закрыты. Коридор вывел ее в гостиную.
Мужчине на диване было лет шестьдесят. Коричневые брюки, бежевая рубашка, коричневая вязаная кофта. Он сидел, закрыв лицо руками, и всхлипывал. Рядом с ним сидела женщина-полицейский. Положив руку ему на плечо, она пыталась его успокоить.
Он босой. Пол под ногами мокрый. Почему?
Йенни кивнула коллеге и прошла в кухню. Там она достала две таблетки «Альведона», сунула в рот и, открыв кран, набрала в ладонь воды и выпила ее. Вкус у таблеток был отвратительный. Она уставилась на свою руку.
Мы были счастливы. Купили дом. Ждали ребенка. У нас могла быть прекрасная жизнь.
Но ты предал меня. Почему? Что во мне было не так?
Йенни снова набрала воды, выпила и зажмурилась. Несколько секунд она стояла в кухне с закрытыми глазами и слушала шум воды и голос женщины-полицейского.
Сосредоточься, Йенни.
Она убрала прядь волос со лба и осмотрелась.
Обычная кухня. Только стены украшены ткаными картинами религиозного содержания с надписями на непонятном языке. Курдский? Она вернулась в гостиную. Женщина-полицейский все еще сидела, положив руку на плечо Шоршу Барзани. В окно видно было, как на балконе работает криминалист. Йенни заглянула туда, и он оторвался от работы.
– Привет!
– Привет! Я Йенни Линд. Как ситуация?
Он провел рукой по лбу.
– Явно следы драки. Горшки с цветами разбиты. Снег растоптан. У стола сломана ножка. Я пока снимаю отпечатки ног и собираю другие улики.
Она собралась было закрыть дверь, но спохватилась и спросила:
– Сколько времени занимает падение с такой высоты?
Криминалист перевел взгляд на небо.
– Пятый этаж… примерно девять секунд.
– Спасибо.
Она закрыла дверь.
Девять секунд.
В голове еще шумело, но боль начала стихать. Йенни села напротив мужчины на диване и поймала на себе взгляд коллеги.
– Он что-нибудь сказал?
Та пожала плечами.
– Что она сама спрыгнула с балкона. Он пытался ее остановить.
– У них была ссора?
– По его словам, нет.
Ну да. Леня просто прошла мимо отца, сидевшего на диване, и с улыбкой сообщила, что собирается сброситься с балкона. Он направился за ней, попытался помешать, но ему не хватило сил остановить семнадцатилетнюю девицу. И он даже не спустился на улицу посмотреть, жива ли она.
– Я хочу задержать его по подозрению в убийстве.
Йенни наклонилась вперед.
– Шорш?
Никакой реакции. Она повторила.
Мужчина медленно отвел руки и посмотрел на нее. Красное, распухшее от слез лицо. Пустой взгляд. Весь его вид выражал отчаяние.
– Шорш, вам придется поехать с нами в участок. Я хочу с вами побеседовать. Вы меня понимаете?
Он всплеснул руками.
– Почему нельзя поговорить здесь?
– Так практичнее.
– Вы же не думаете, что…
– Я ничего не думаю. Просто хочу поговорить с вами в спокойной обстановке. Где другие родственники?
Снова всплеск рук.
– Азад у друга…
– Кто это?
– Мой сын.
– Понятно. Жена?
– Они с Ларой у моей кузины Наушад.
– Лара?
– Моя дочь.
– Сколько ей?
– Четырнадцать.
Что-то мелькнуло в его взгляде, когда он произнес имя дочери.
– Понятно. Вы должны пройти с нами.

 

Полицейское управление в Кроноберге представляет собой колоссальное здание размером с квартал. Уродливое, серое, оно вмещает в себя немыслимое количество отделений, коридоров и кабинетов. Где-то в глубине здания в комнате для допросов Йенни Линд сидит напротив шестидесятилетнего курда. Мужчина заметно волнуется. Сжимает руки, крутит пальцы. Взгляд его устремлен в пустоту прямо перед собой. Йенни Линд включает диктофон и направляет на Шорша Барзани. В планах у нее обычный короткий допрос, после которого можно будет попросить прокурора выписать ордер на арест. Но разговор затягивается, что Йенни совсем не радует. Зато он ведется без переводчика и адвоката, в чем тоже есть плюсы. Шоршу явно нужно выговориться. Уже целый час он рассказывает о Лене, о семье, о бегстве из Северного Ирака, о прошении политического убежища, о жизни с тех пор. Голова по-прежнему болит. Йенни пытается забыть о своих проблемах и сосредоточиться на словах Шорша. Все это брехня, естественно. Вешает ей лапшу на уши. Конечно, это он выкинул дочь с балкона, как это обычно делают отцы-мусульмане с неугодными дочерьми и сестрами за то, что девушки осмелились ошведиться – забыли про религию, ходят на дискотеки, курят, гуляют с мальчиками… Преступают закон.
Так и тут. Шорш Барзани убил дочь за то, что она нарушала его правила и навлекла позор на семью. Полиция уже видела это раньше. Много раз. Самые известные случаи обсуждались в газетах. Фадиме Сахиндал, двадцатишестилетней курдке родом из Турции, отец долго угрожал, прежде чем застрелить. Ее преступление заключалось не только в том, что она завела роман со шведом, но и в том, что раскрыла всему свету правду о том, как курды обращаются с женщинами.
Пела Атроши, девятнадцатилетняя курдка, была убита во время визита к родственникам в Ирак. Семья сочла, что она их опозорила. Братьев ее отца приговорили к пожизненному заключению, но через несколько лет отец сознался в том, что это сделал он.
Йенни Линд нахмурилась. Она ненавидела термин «убийство чести» и не понимала, почему политики и феминисты от него не отказываются. Для нее слово «честь» несло в себе слишком много позитивного и достойного, чтобы связывать его с «убийством». Лучше бы они называли такие случаи «убийства из-за культурных различий» или «убийства позора». В убийстве нет ничего честного, ничего достойного. Особенно если это убийство родной дочери. Современное европейское общество отвергает подобную мораль. Пусть для этих людей на первом месте религия и уважение, но для нас на первом месте закон.
Йенни Линд поймала себя на том, что мыслит предвзято. А полицейскому нельзя полагаться на субъективные мнения или впечатления, и не важно, что она видела или слышала много раз. Не важно, что мусульмане заставляют своих женщин закрывать лицо и полностью подчиняться мужчинам. Она посмотрела на Шорша, который наконец замолчал. Он много раз повторил, что любил дочь, что для него невыносима мысль, что ее больше нет с ними. Он сделал все, чтобы ей помешать. Йенни слушала вполуха. Она уже приняла решение. Йенни посмотрела на мужчину и спокойно заявила:
– Шорш, вам придется остаться здесь. Вы подозреваетесь в убийстве.
В его глазах отобразились удивление и отчаяние. И что-то, для чего у Йенни не нашлось названия.

 

Через два часа ей сообщили, что предварительное расследование возглавит Магнус Стольт. Скорчив гримасу, Йенни поехала в Сольню, чтобы найти его в прокурорской. Когда она поздоровалась со Стольтом, тот едва взглянул на нее.
Придурок.
В полиции он пользовался дурной славой. Все были согласны, что фамилия Член ему подошла бы больше, чем его собственная фамилия Стольт. С Магнусом Стольтом озлобленность обрела лицо. Свои предрассудки он лелеял, как редкие растения в теплице. Никто его не любил – ни на работе, ни в зале суда, и оставалось загадкой, как он до сих пор здесь держится, когда есть столько действительно хороших прокуроров.
– Присаживайся.
Стольт начал рыться в папках на столе – наверное, хотел показать, как сильно занят. Взяв две папки сверху, он поднял очки на лоб и посмотрел на Йенни.
– Тенста? – и бросив взгляд на протокол допроса. – Шо… ша Барзани?
Линд кивнула. Стольт криво улыбнулся.
– Утверждает, что невиновен. Они всегда так говорят. Но я подпишу ордер на арест, и можешь продолжать работать над делом.
Он говорил в нос и явно покровительственным тоном. Неудивительно, что людей это бесит.
Стольт поднялся, закрыл дверь в коридор и вернулся на место. Покрутил очки в руках.
– Допроси его еще раз. Но в присутствии адвоката и переводчика, иначе у нас будут проблемы. Что еще ты нашла?
– Криминалисты осматривают квартиру. Мы забрали компьютер девочки. Полицейские опрашивают соседей и ждут возвращения родных, чтобы опросить их тоже.
– Сколько родных?
– Жена, сестра и брат Лени.
Стольт поднял бровь:
– Так мало? Их же обычно там штук семь-восемь живет.
Там.
– Думаю… – Йенни не смогла закончить фразу.
– Что?
Стольт ее раздражал.
– Что он невиновен.
– Почему же?
Она пожала плечами.
– Интуиция.
Очки упали ему на нос. Стольт вернулся к папкам.
– Попроси ее помолчать, пока мы не получим протокол вскрытия и отчет криминалистов.
Йенни Линд вышла.
Тем временем в камере два на два метра Шорш Барзани в кровь разбил кулаки об стену, вопя от боли и отчаяния.

 

В тот вечер Йенни опять напилась. Медленно обошла дом, их дом.
Здесь должна была цвести их любовь.
Здесь должен был расти их ребенок.
Чем больше она пила, тем сильнее становился ее гнев. В ярости она хватала его одежду из шкафа и швыряла на пол, рвала фотоальбомы, разбивала фотографии в рамках, ломала подарки и сувениры. В одном из ящиков Йенни нашла вибратор, который они когда-то, краснея и стесняясь, купили в магазине для взрослых. С отвращением она выбросила его в помойку, даже не вынув батарейки. Ее стошнило. Она блевала в туалете, а потом снова напилась. И продолжила уничтожать все свидетельства того, что они пять лет жили вместе. Нужно было уничтожить все.
Его. Ребенка. Дом.
И не важно, что будет потом.

 

На следующее утро ее осенило. Йенни поехала на квартиру в Тенсту. Хозяевам туда доступ запретили, и им пришлось ночевать в другом месте. Где? У друзей? В приюте? Йенни сделала глубокий вдох. Ее ждал целый день допросов. Криминалисты прочесали квартиру, и, собственно говоря, Йенни там было делать нечего. Вряд ли они что-то упустили. Но ей хотелось взглянуть на квартиру еще раз. Прислушаться к интуиции. Попытаться понять. На десять назначен новый допрос Шорша. Он сказал, что ему не нужен адвокат, но его предоставило государство. От переводчика Шорш тоже отказался, но того все равно вызвали.
Магнус Стольт зашел в комнату перед началом допроса. Йенни пила холодную воду – от тошноты. Допрос она начала, как обычно, спокойно. Но с течением времени заметила, как нарастало раздражение прокурора. Он изображал скуку, зевал, вздыхал, барабанил ручкой по столу. Подозреваемый выглядел разбито. Глаза покраснели. Седые волосы стояли торчком. Шорш настаивал на своей невиновности. Он только пытался помешать Лене сброситься с балкона. При этих словах Стольт хмыкнул. Адвокат посмотрел на него с удивлением. Барзани самостоятельно отвечал на все вопросы. Переводчик сидел без дела. Да, разумеется, Шорш занимался воспитанием дочерей. Запрещал им пирсинг и татуировки, учил гордиться своим происхождением и следовать Священной книге. Но он также скрепя сердце позволял им одеваться, как им хотелось, слушать популярную музыку и даже ходить на дискотеку. Однако он воспользовался своим правом решать, за кого им выходить замуж.
– Каким правом? – прошипел Стольт.
Барзани удивился. Он пояснил, что это долг отца. Прокурор сполз на стуле, устало провел рукой по лицу и устремил взгляд в одну точку. Йенни спокойно продолжила допрос. Нет, Шорш не в курсе, почему Леня приняла такое решение. Когда он спросил, почему она хочет сброситься с балкона, дочь ответила, что это не его дело. Он пошел за ней. Леня уже пыталась забраться на перила. Он стащил ее вниз, но та начала драться, исцарапала ему лицо, разбила горшки. Он пытался ее удержать, но она оказалась сильнее и в итоге спрыгнула с балкона. Шорш снова разразился рыданиями. Пришлось ждать, пока он успокоится. Йенни посмотрела на прокурора, но тот лишь демонстративно закатил глаза. Затем Стольт с плохо скрываемым раздражением в голосе обратился к подозреваемому:
– Может, вам лучше сознаться, Барзани? Облегчить, так сказать, душу?
Его слова перевели. Шорш Барзани покачал головой и закрыл лицо руками.
– Я любил ее, – всхлипнул он. – Я бы никогда…
Допрос закончился в 11.42.

 

На следующий день охранник позвонил Йенни в кабинет и сообщил, что несколько мужчин хотят поговорить с ней о Шорше Барзани. Она спросила, что им надо, но охранник был не в курсе. По его мнению, существовало два выхода. Или она спустится и попробует их успокоить, или охранник может вызвать подкрепление. Йенни вздохнула и спустилась вниз на лифте.
Там ее поджидали пятеро крайне возмущенных иракских курдов, друзей Шорша Барзани. Все они были уверены, что Шорш не убийца и что его следует немедленно отпустить. От этого зависела честь семьи.
Линд терпеливо объяснила, как работает шведская юридическая система. Но отклика не последовало. Мужчины заявили, что хотят поговорить с мужчиной, который ведет расследование. Йенни ответила, что расследование ведет она, и увидела в их глазах недоверие. Мужчины начали что-то обсуждать на своем языке, а потом потребовали встречи с ее начальником.
Йенни сказала, что ее начальницу зовут Лена Экхольм. Эта новость только усилила возмущение. Мужчины потребовали немедленно освободить Барзани. Йенни решительно заявила, что им не стоит мешать ходу расследования. Они закричали что-то на своем языке, вкрапливая шведские слова. Йенни не удалось их успокоить, но в этот момент появились полицейские в форме и выпроводили незваных гостей на улицу. Один решил оказать сопротивление, и на него надели наручники. Йенни покачала головой. Как это вышло? Почему?

 

Тремя неделями позже Йенни Линд сидела в новой двухкомнатной квартире в другом пригороде столицы и размышляла о жизни. Все получилось очень быстро. Дом она продала. Мебель оставила новым владельцам, чтобы ничего не напоминало о прежней жизни. С помощью друзей, фургона и ИКЕА за пару дней обустроила себе новый дом. Но оставалось еще одно дело. Аборт. Ее попросили поговорить с психологом перед принятием решения, и, разумеется, с нею случился срыв. Пять лет вместе, обещания вечной любви, совместные поездки, романтические воспоминания – все это сконцентрировалось для нее в этом ребенке.
Ребенок. Но она взяла себя в руки. Сжала зубы, прошла через это и отказалась от длительного больничного, проведя дома только первые два дня, когда кровотечение стало невыносимым. Лучше с головой уйти в работу, чем сидеть одной в квартире, уставившись в стену, и оплакивать то, что было. Даниэль предпринял робкую попытку наладить отношения. Он употреблял слова «уважение», «взрослые люди», говорил, что они по крайней мере могут это обсудить. Она ответила эсэмэской, предложив ему а) убираться вместе со своей шлюхой к черту и б) связаться с адвокатом Йенни, если у него есть какие-то вопросы.
«Мужественно с твоей стороны, Йенни», – сказала она себе, закусывая губу. Дрожащими руками попыталась наложить макияж, но от слез тушь расплылась, оставляя черные разводы. Пришлось начинать все сначала.
И пора уже выпить с Кларой.

 

В полиции она чашку за чашкой пила крепкий горячий кофе, морщась от горечи и начинающейся изжоги. Потом изучила материалы дела о смерти Лени Барзани. Отчеты криминалистов и айтишников были формальными и бесстрастными, как и протокол вскрытия. Криминалисты нашли отпечатки ног Лени и Шорша на балконе, а также следы драки. Они нашли кровь Лени. Под ногтями у девушки обнаружились частицы кожи отца. Результаты ДНК показали, что именно она расцарапала тому лицо. Но Йенни искала в отчетах не это. Сломанный затылок. Черепно-мозговая травма. Синяки и кровоподтеки на лице. Сломана левая рука. Невозможно было установить, произошло это до или после падения. В легких обнаружились следы никотина, но девочка была здорова. В крови не нашлось ни следов наркотиков, ни алкоголя. Сперма во влагалище тоже не была найдена. Айтишники без проблем взломали ноутбук и прочитали ее документы, почтовый ящик, проверили страницу на «Фейсбуке». К отчету были приложены распечатки чатов с друзьями и отрывки из дневника. Йенни с интересом прочитала все. Из писем выяснилось, что Шорш был строг к дочерям. Он разрешил им выбирать одежду, но самый главный выбор оставил за собой.
Выбор бойфренда.
Леня же влюбилась в Йоакима. В этом не было никаких сомнений. Они много общались, а в письмах подружкам девушка возносила его до небес. В дневнике она писала, что сильно встревожена тем, что отец пару лет назад заявил, что она должна выйти замуж за Раванда, одного из сыновей его кузины Наушад. И, на ее беду, жили они не где-нибудь, а в Бадинане, в Северном Ираке. В доверительном разговоре с подругой Эббой на «Фейсбуке» Леня сообщала, что отец узнал о ее отношениях с Йоакимом и пришел в ярость. Он подверг ее многочасовому допросу, а потом запретил выходить из дома без сопровождения отца или брата. Более того, Шорш приказал своей жене Рунак отвезти дочь Хавалю, иракцу в Тенсте, выдававшему себя за врача, чтобы выяснить, девственница ли она. Леня с отвращением описывает эту сцену. Хаваль принимал в обычной квартире и не был похож на человека с медицинским образованием. Мать отводила взгляд, пока он совал пальцы Лене в вагину. Это было больно и унизительно. Тем более что она никогда ни с кем не занималась сексом, но порвала плеву на балетной тренировке. Ее подруга Эбба тоже не имела сексуального опыта. Получив «отчет» врача, отец пришел в ярость и запретил Лене вообще выходить из дома. Это произошло за неделю до смерти. Каждый день брат Лени провожал ее в школу и встречал на обратном пути.
Йенни отложила бумаги, сделала глоток кофе и вздохнула. Сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к такой вещи, как культурные различия?

 

Напротив Йенни сидит мать Лени, Рунак. Рядом переводчик. Мать, измученная бессонницей и обессилевшая от рыданий, коротко отвечает на вопросы. Она хорошо знает своего мужа Шорша. Он обожает дочерей и не тронул бы ни волоска на их головах. Рунак хочет знать, когда муж вернется домой, и впадает в истерику, не получив ясного ответа. Двумя часами позже Йенни во второй раз допрашивает четырнадцатилетнюю Лару. На этот раз вместо переводчика – социальный работник из Тенсты. Лара скупо отвечает на вопросы.
Йенни улыбается девочке:
– Лара, ты чего-то боишься? Обещаю, ничего плохого с тобой не случится.
Девочка молчит. Потом пожимает плечами и смотрит прямо на Йенни.
– Как ты можешь что-то обещать? Ты же вообще не понимаешь, что происходит.
Ты права. Разве это можно понять?..
– Но тогда расскажи мне, Лара. Так, чтобы я поняла.
Однако девочка сидит, устремив взгляд в стол, и молчит.
Допрос Азада Барзани тоже ничего не дает. Он либо кратко отвечает на вопросы, либо пожимает плечами, либо просто молчит.
– Азад, как ты думаешь, Леня боялась отца?
– С чего ей его бояться?
– Это правда, что ее не выпускали одну из дома? Что отец приказал тебе встречать ее у школы, чтобы она не общалась с Йоакимом?
– Кто такой?
– У Лени был бойфренд. Йоаким.
– У нее не было бойфренда.
– Мы с ним уже говорили. Он подтвердил, что у них с Леней был роман.
– Он врет.
Единственный раз за время допроса их глаза встречаются, и Йенни понимает, что он никогда ничего ей не расскажет.
Это другой мир. Мир мужчин со своими понятиями о чести, не такими, как у шведов. На секунду она думает, не попросить ли коллегу-мужчину о помощи. Но нет, она не сдастся. Это она инспектор полиции. Йенни Линд.

 

На следующий день Йенни поговорила с лучшей подругой Лени Эббой Грин. Эбба ничего не боялась. Она подтвердила сведения, полученные из ноутбука Лени. Леня боялась Шорша. У него был бурный темперамент. Он постоянно устанавливал новые правила для Лени. Ей нельзя было краситься, носить короткие юбки, встречаться с парнями. Он хотел выдать ее замуж за Раванда из Ирака. Этот мужчина был намного старше девушки. Они с Леней миллион раз обсуждали, как той сбежать из дома. Но ей было только семнадцать лет, она еще училась в школе. Где бы она жила? Как содержала себя? Да и сбеги она, друзья и родственники Шорша нашли бы ее и вернули домой. По словам Эббы, Шорш был настоящим семейным тираном. Дочери безумно боялись его. Леня упоминала, что опасается за свою жизнь. Она говорила, что отец убьет ее, если узнает о бойфренде. А мама не осмелится защитить ее, поскольку не пойдет против воли мужа.
Протоколы допроса Йенни разместила в базе данных вместе с остальными файлами по этому делу.
На следующий день перед обедом ей позвонил прокурор и потребовал явиться в его кабинет и отчитаться о ходе расследования. Взбешенная, Йенни поехала в Сольну, разыскала в лабиринтах его кабинет и присела на стул для посетителей. Прокурор посмотрел на нее.
– Что с опросом соседей?
– Ничего. Никто ничего не видел и не слышал. Дело было посреди дня. Люди работали.
– Работали? Да местные жители славятся алкоголизмом! Ты не хуже меня знаешь. Эти паразиты…
Черные. Понаехавшие. Паразиты.
Если полицейские со специальным образованием не могут проявлять толерантность, как тогда ждать этого от остального населения? Йенни видела в новостях, что крайне правая партия в последнее время набирает все большую популярность. Фашисты… Она поежилась.
Нельзя ненавидеть людей за цвет кожи или происхождение.
Стольт полистал бумаги, помеченные желтыми клейкими бумажками.
– Говоришь, никто ничего не видел… А передо мной лежит допрос Петтерсона, который утверждает, что слышал крики и видел, как отец с дочерью дрались на балконе.
– Это так. Но он алкоголик. От него несло на всю квартиру, когда с ним говорили. И он все время меняет свой рассказ, что говорит о душевном нездоровье.
– Но тут даже написано, что он видел, как отец сбросил девушку с балкона.
Йенни вздохнула.
– Если ты прочтешь дальше, то увидишь, что он говорит, будто не уверен. Думаю, такой свидетель нам не поможет.
Стольт раздраженно отложил папки в сторону.
– Еще раз обойдите всех соседей. Без свидетелей и улик я не могу выдвинуть обвинение в убийстве.
– А что, если он не убивал?
Слова слетели у нее с языка сами собой.
У Стольта начал подергиваться один глаз. Он опустил очки на нос, наклонился вперед, положил локти на стол и посмотрел на Йенни пронзительным взглядом.
– Если он этого не делал?.. Приди в себя, Линд. Прочти допрос лучшей подруги. Леня боялась за свою жизнь. Это убийство чести. Пожизненное наказание. Нам тут каменный век не нужен.
Йенни поднялась. Выходя из кабинета, она услышала, как Стольт пробормотал себе под нос:
– Чурки…
Йенни обернулась.
– Ты что-то сказал?
– Ничего, – фальшиво улыбнулся прокурор.

 

На следующий день повторился допрос отца. За секунду до начала в комнату влетел запыхавшийся прокурор. По его лицу стало понятно, что на него давят. Как бульварные, так и солидные газеты пестрили заголовками о смерти Лени. Наверняка прокурору приходится теперь отвечать на звонки начальства и политиков. Йенни была наслышана о тонких политических моментах. Скоро выборы. Правый альянс гнется под натиском оппозиции. Они готовы на все, лишь бы удержать власть. Популистская, враждебно настроенная по отношению к иммигрантам партия имеет два процента по опросам общественного мнения. Это означает, что они получат еще больше власти и укрепят свои позиции посредника между правым и левым блоками в маленькой умеренной Швеции.
Политическая катастрофа.
А тут еще одна девочка-иммигрантка умирает, и подозревают отца… Как многих других отцов до него… Решение суда будет иметь важный политический эффект для маленькой демократической страны, которая не может позволить, чтобы люди другой культуры убивали дочерей для защиты чести семьи. Йенни показалось, что Шорш словно уменьшился в размерах. Она снова начала задавать вопросы о том дне, он повторил прежнюю версию событий. Шорш смотрел телевизор, когда дочь пошла на балкон. Он направился вслед за нею и пытался помешать ей сброситься с балкона. Началась драка. Йенни снова спросила, почему он не вышел во двор посмотреть, что с Леней. Шорш покачал головой.
– Меня словно парализовало. Я не мог пошевелиться. Сидел и пытался понять…
Прокурор поерзал на стуле, бросая на Йенни раздраженные взгляды. «Давай же! Расколи его!»
Но она уже тысячу раз задавала эти вопросы – и получала те же ответы. Спрашивала о переезде в Швецию, о детстве Лени, о взглядах Шорша на воспитание детей, о том, что происходило перед падением, почему он был босиком. Но Шорш отвечал как по шаблону. И по ответам рисовалась картина типичного иммигранта, каким его представляют шведские ксенофобы, – тиран, командовавший женой и дочерьми, сам устанавливавший у себя дома законы. Но все равно было что-то в его взгляде, что Йенни не могла определить. Почему-то она была уверена в его невиновности. Разумеется, своим доминантным поведением и тиранскими замашками он вселил в душу Лени страх. Да, это из-за него она начала думать о самоубийстве. Если это удастся доказать, его можно посадить. Но это окажется прецедентом. Йенни таких случаев не припоминала. Существует большая разница между доведением до самоубийства и убийством.
Йенни предприняла последнюю попытку. Сделав голос построже, она посмотрела подозреваемому в глаза и спросила:
– Шорш, может, лучше сознаться? Это ведь вы сбросили Леню с балкона, не так ли?
Усталый седой человек удивленно посмотрел на нее. Раньше Йенни себе такого не позволяла. Прошло несколько секунд, и он снова начал рыдать. Адвокат положил руку ему на плечо. Сквозь всхлипы до Йенни донеслось:
– Нет… я… любил ее…
Магнус Стольт раздраженно закрыл блокнот и вышел из комнаты.
А Йенни Марина Элисабет Линд закрыла рукой глаза, недоумевая, с чего ей взбрело в голову стать полицейским.

 

Все на нее давят. Стольт требует отчетов два раза в день, а новой информации нет. Второй опрос соседей ничего не дал. Они несколько раз допросили свидетеля Петерссона, и каждый раз тот давал разные показания. Видно было, что ему лестно внимание. Он с удовольствием отвечал на вопросы, выдумывая все новые небылицы. Свидетель из него был отвратительный. И от него вечно несло спиртным. Йенни допросила Йоакима Меркере, с которым у Лени был роман. Допрос был формальным, поскольку Йоакиму восемнадать лет. Он учился в гимназии, мечтал стать журналистом. Юноша произвел на Йенни приятное впечатление. Он рассказал, что они с Леней познакомились в школе. Начали видеться чаще, гулять, сидеть в кафе, болтать – все, что делают влюбленные… что делали и Йенни с мужем… Йоаким не мог точно назвать день, когда он влюбился в Леню или когда она влюбилась в него. Но он помнил дни, когда они делали что-то интересное вместе. Например, когда он хотел купить ей кольцо в городе, но она не осмелилась принять подарок из страха, что мама с папой начнут задавать вопросы.
Юноша рассказывал, Йенни время от времени задавала вопросы. У нее не было никаких сомнений в его искренности. Йоаким говорил правду. Да, они целовались и обнимались. В подъездах, туннелях, где никто не мог их увидеть. Даже в подвале дома, где живет Йоаким. Леня была у него дома в отсутствие родителей, но их отношения никогда не заходили дальше объятий и поцелуев. Нет, конечно, они хотели, но Леня боялась. До нее у Йоакима было две девушки, обе шведки. С одной из них он занимался любовью. Леня рассказала, что она девственница и хочет подарить свою девственность Йоакиму. Она говорила, что любит его и мечтает прожить с ним до конца жизни, но вряд ли родители это позволят. Родители Лени омрачали их отношения. Она сказала, если Шорш узнает, что у Лени есть молодой человек, им обоим не поздоровится. А если отец узнает, что они занимаются сексом, ей точно не жить. Он убьет их обоих. Поначалу Йоаким ей не верил, но постепенно понял, что все серьезно. Понять-то понял, но принять не смог. Он не хотел забывать Леню. Когда любишь в восемнадцать лет, разве можно расстаться? Они продолжали встречаться тайно. Целовались, ласкали друг друга, но не больше. Йоакиму было достаточно и этого. Он надеялся, что ситуация сама как-нибудь разрешится. Он предлагал Лене пойти с ней домой к Шоршу, рассказать о своих чувствах и попросить руку дочери. Но девушка только погрустнела и покачала головой. На глазах у нее выступили слезы. Это произошло несколько недель назад. Однажды утром она пришла в школу вся заплаканная, отвела его в угол и рассказала, что Шорш узнал об их романе. Они больше не смогут встречаться, поскольку брат будет провожать ее в школу и забирать обратно каждый день. Им остается только общаться по Интернету, если отец не отберет компьютер. Йоаким утешал любимую. Сердце его разрывалось при виде того, как Азад ведет Леню домой, а она даже не осмеливается повернуться. На следующий день на перемене она рассказала, что отец пригрозил, будто убьет их обоих, если они еще раз встретятся. Он не хотел ей верить. Обсуждал это с друзьями. Думал, не заявить ли на Шорша в полицию. Все-таки на дворе 2012 год и живут они в Швеции.
Закончив допрос, Йенни пожала руку Йоакиму и поблагодарила. Она также сообщила, что его вызовут в суд в качестве свидетеля. После его ухода женщина выпила крепкого кофе, радуясь, что ей больше не семнадцать лет. Но потом к ней вернулись мысли о Даниэле и шлюхе. Как же она ненавидит свою жизнь…

 

Эбба Грин сидела в парке и курила. Взгляд ее был устремлен в пустоту перед собой.
Чертов старикан.
Суд прошел неделю назад. Ее вызывали в качестве свидетеля. Эбба рассказала все, что знала. Как и Йоаким. Затем говорил сосед, который видел, как отец выкинул Леню с балкона. Адвокат старикана пытался его отговорить, но сосед настаивал на своих показаниях. Он говорил, что видел драку и то, как отец скинул Леню с балкона. Утром она прочитала в Интернете, что отца Лени приговорили к пожизненному заключению за убийство. Так ему и надо. Она медленно вытащила из кармана скомканную бумагу.
Письмо от Лени.
Оно пришло на следующий день после ее смерти. Эбба удивилась, увидев на конверте аккуратный почерк подруги.
Обычно они общались эсэмэсками или в чате. Эбба уже и не помнила, когда в последний раз получала бумажное письмо от приятеля.
Она прочитала его в тысячный раз.
Эбба, я тебя люблю! Тебя и Йокке, и Гуссе, и Анну, и Марианну, и Линнею, но я больше не в состоянии это выносить. Отец никогда не изменится. У меня нет никаких шансов. Родители заставят меня поехать в Ирак и выйти замуж. Я не могу пойти на это. Я хочу быть с Йокке, и больше ни с кем.
У меня нет другого выбора. Не знаю, что сделаю – перережу вены, спрыгну с крыши, – но я это сделаю. Я посылаю тебе письмо, поскольку уверена, что ты попытаешься меня остановить.
Я люблю тебя. Передай потом это письмо Йокке. Я написала ему кое-что на другой стороне.
Целую,
Леня.
Эбба показала письмо Йоакиму. Прочитав, он долго молчал, а потом сказал, что надо отдать его полицейским. Леня все-таки покончила с собой, а ее отца осудили за убийство. Но Эбба вырвала письмо у него из рук и убежала. Старик должен заплатить за то, что сделал. Она достала зажигалку и подожгла письмо. Посмотрела, как оно горит у нее на глазах, как огонь поедает строки, написанные Леней. Потом уронила горящее письмо на землю. Слезы выступили на ее глазах. Ногой Эбба растоптала пепел по земле.

 

Йенни Линд взяла отпуск. Она молча смотрела в окно своей новой квартиры. Судебный процесс закончился тем, что судья приказал вывести из зала курдов, громко протестовавших против доводов обвинения. Она присутствовала на протяжении всего процесса и очень удивилась, увидев соседа Петтерсона. Он явился в суд в рубашке и костюме, чисто выбритый и трезвый. И твердо стоял на своем. Он видел ссору на балконе и ясно видел, как Шорш Барзани выкинул свою дочь с балкона. Суд принял решение. Когда прозвучал приговор, Йенни взглянула на Шорша Барзани. Словно почувствовав это, он тоже посмотрел на нее.
И она снова увидела что-то в его взгляде…
Даг Эрлунд родился в 1957 году. Профессиональным писателем он стал в 1972 году. Более тридцати лет работал журналистом и фотографом. В 2008 году вышел его первый триллер «Убийство. нет», написанный в соавторстве с Даном Бутлером. Главным героем книги стал инспектор полиции Якоб Кольт, фигурирующий в большинстве книг Эрлунда и Бутлера. Но читательский успех им принес второй триллер «Совсем обычный человек» благодаря созданному ими образу злодея – кровожадного психопата Кристофера Сильфербелке. Неприлично богатый биржевой брокер, тот получает удовольствия от унижения женщин, и ему нравится убивать людей обоих полов. Кристофер Сильфербелке появился в пяти романах Эрлунда и Бутлера и принес писателям огромную популярность. Помимо этих книг, Эрлунд и Бутлер также начали серию триллеров с американскими протагонистами (первая книга серии «Хранители планеты Земля», 2011 год). Самостоятельно Эрлунд написал триллер «В память о Чарли К.» (2012).
Назад: Магнус Монтелиус Алиби для сеньора Банегаса
Дальше: Малин Перссон Джолито Будь со мной, хранитель мой