Книга: Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».]

Иштван Немере
Дело Килиоса

Этой ночью звезды сверкали как никогда. Во всяком случае, мне так казалось. Не припомню случая, чтобы за последние сорок лет, что минули со дня моего появления на в свет, они когда-нибудь были такими яркими.

Я вел машину, Баракс сидел рядом и молчал. У меня тоже не было особой охоты разговаривать. Далеко внизу блестела река, здесь она поворачивала на юг, и в излучине мерцали огни города. Мы летели бесшумно и быстро, и россыпь огоньков скрылась далеко позади, прежде чем я успел сообразить, что это за город мы пролетели. Когда-то здесь шумели бескрайние девственные леса — теперь остались только жидкие рощицы, укрытые непроницаемой темнотой.

Я прибавил скорость. Радар сообщил, что пространство перед нами чистое: диспетчеры освободили нам коридор. На часы смотреть было незачем: туда, куда мы направляемся, не опоздаешь.

Я насвистывал какую-то песенку, Баракс по-прежнему молчал. Оживал он только тогда, когда ему было что сказать. В повседневной жизни это достоинство буквально неоценимо, но сегодня мой попутчик меня раздражал своим молчанием и неподвижностью. Сидит и таращится в темноту за бортом. Любуется летящими навстречу огоньками внизу? Или просто отключился и ничего не видит?

Время от времени под нами появлялись и тут же исчезали то огни речного судна, то горняцкий поселок, то одинокая группа каких-то строений. У нас было такое ощущение, словно мы с Бараксом заперты в крошечной подводной лодке, плавающей в огромном аквариуме.

К сожалению, мне никак не удавалось сосредоточиться на чарующем зрелище, открывавшемся за иллюминатором. Мысли мои были заняты предстоящим заданием. Я видел перед собой шефа. Как правило, он никого к себе не вызывал, отдавал распоряжения, вернее, передавал через секретаря и заместителей все, что хотел сообщить своим подчиненным. Никто из наших парней не мог похвастаться тем, что старик позволил ему проникнуть в святая святых — его кабинет. Немыслимо было даже представить себе, что шеф способен вести долгие беседы с глазу на глаз с кем-нибудь из подчиненных.

Случилось это в полдень восьмого дня одиннадцатого месяца. Я сидел в холле у телевизора: в мои обязанности входило следить за сообщениями на злобу дня по каналам массовой информации. Такое занятие поручали не только мне. С самого утра до позднего вечера в этот день дежурил именно я. И в офисе, и за его пределами царила серая скука: уже много недель ничего не происходило. Парни ползали, как осенние мухи в северном полушарии. Я слышал, что эти насекомые даже погибают там в это время года.

А у нас, напротив, было тепло. В коридорах с кондиционированным воздухом жара не ощущалась, хотя улица раскалена добела. Кажется, еще немного — и с неба посыплются искры. Городской шум сюда не проникает, звукоизоляция отличная: поглощает любые посторонние шумы. Я как раз вспоминал вчерашний вечер, проведенный с высокой шатенкой, которую я подцепил в петхобаре, где почтенную публику перед полночью погружают в глубокий транс световыми эффектами и музыкой. Вечер удался, поэтому я сидел сонный и таращился в телевизор, зевая так, что трещали челюсти.

Вот тут-то из динамика спецоповещения и раздался голос: «Инспектор Медина, немедленно явитесь в комнату номер 100». Я не поверил собственным ушам! Меня зовут в комнату номер 100? К шефу? А голос повторил: «Инспектор Медина, немедленно явитесь в комнату номер 100!» Сомнений не оставалось, вызывали меня. Я встал, и в мою сторону повернулась одна из телекамер внутреннего наблюдения. Дежурный офицер увидел, что я поднялся, и вызов повторять не стал.

В коридоре я не встретил никого из сослуживцев; свободные от дежурства, вахт и заданий, они наверняка отдыхали сейчас в своих комнатах. Лифт бесшумно поднял меня на нужный этаж. В «коридоре власти» я бывал только дважды. И в этот раз снова залюбовался старинными мягкими красными коврами на полу (сейчас такие увидишь разве только в музее) и изящными кристаллами с Каллисто в нишах. И опять следом за мной бесшумно поворачивались телекамеры. Я неизменно чувствовал затылком чужой взгляд. Возможно, мне это только казалось от волнения. Наконец я остановился перед дверью. Сердце мое трепыхалось где-то в области пяток, хотя опасаться было нечего: во-первых, мне давненько не приходилось участвовать в операциях, а во-вторых, вне службы я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы вызвать в комнату номер 100.

Дверь бесшумно отворилась. Напротив у стены стоял робот СР, обычно используемый в государственных учреждениях в качестве секретаря.

— Пожалуйста, положите правую руку на красную пластинку, — произнес он. Я подчинился. В мгновение ока машина сравнила отпечаток моей ладони и рисунок папиллярных линий с данными, зафиксированными в центральном компьютере отдела кадров: результат идентификации позитивный.

Последнее говорилось не для меня. Я убрал руку с подсвеченной красной пластины, тотчас же погас свет и слева от меня раскрылись скрытые в стене двери.

— Пожалуйста, — пригласила меня машина бесстрастным голосом.

Опять мягкая ковровая дорожка под ногами, опять космические минералы. Старик, видно, страстный коллекционер камней. Я слыхал, что он облетел всю солнечную систему, побывал даже за ее границами и отовсюду привозил удивительные минералы. Хранил он только те камни, которые собирал сам.

Я уже забыл, какой он из себя. Последний раз мы виделись два года назад. И вот теперь снова передо мной его хмурое лицо. Ходят слухи, что ему за восемьдесят, но по лицу этого не скажешь.

— Инспектор третьего класса Рой Медина явился, — доложила машина у меня за спиной.

— Входите, инспектор, — промолвил шеф и протянул мне руку.

…Приближался рассвет. На корпусе автоматического локатора замигала зеленая лампочка.

— До цели сто километров, — произнес Баракс.

— Вижу, — буркнул я, сбавил скорость и снизился до пятисот метров. Впереди показался берег озера. До цели оставалось около десяти километров.

Сигнал радиомаяка вывел машину к посадочной полосе. Ритмично мигали три красные лампочки. К моему удивлению, нигде не было никаких строений. И только позже, уже перед приземлением, я заметил белый домик с плоской крышей, похожий на обыкновенное сельское бунгало. Над входом светился неяркий огонек. Красные лампы погасли, едва мы коснулись земли. Мои глаза уже привыкли к темноте. Баракс выбрался из машины. Трещали кузнечики, пахло сожженными солнцем травами. Теплый ветерок ерошил волосы.

— Хорошая ночь! — вырвалось у меня. — Гляди, как сияют звезды! Странно: на рассвете мы будем далеко отсюда…

— Хотя практически не тронемся с места, — уточнил Баракс.

На этом наша беседа закончилась, так как кто-то позвал:

— Эй, вы! Идите сюда!

— Это милое приглашение наверняка относится к нам, — заметил Баракс.

Только через некоторое время до меня дошло, что это была шутка. Обычно Баракс серьезен. Не мудрено, что я сразу и не сообразил — ему вздумалось поострить.

На фоне белой стены издали был виден силуэт человека. К освещенной двери мы подошли одновременно.

— Майор Гуров, — представился незнакомец и незаметно покосился на трехмерную фотографию, спрятанную в ладони. — Инспектор Медина?

— Так точно!

На плечах Баракса были погоны Галапола — Галактической Полиции, точь-в-точь такие, как у майора и у меня. Тем не менее, взглянув на него, майор замялся.

— А вы… вы, это… Гм… Ведь вы Баракс, правда?

— Да, — холодно ответил мой спутник.

Гуров тут же сделал «налево кругом» и повел нас в дом. Мы оказались в старомодной комнате с каменными стенами и потолком из настоящего дерева. На широком столе лежали разнообразные пакеты и свертки. Слышалась тихая музыка. Радиоприемник тоже был старинный.

— Когда мы отправляемся? — поинтересовался я.

— В течение часа, — ответил Гуров…

Лицо шефа было холодно и спокойно. Он показал на кресло.

— Присаживайтесь, инспектор.

Как я уже сказал, шефу, по слухам, было около восьмидесяти. Сколько ему лет на самом деле, не знал никто. Во всяком случае, молодость его давно миновала: у крыльев носа пролегали глубокие морщины, да и лоб не был гладким, волосы поседели, различались пряди белые и серебристые согласитесь, необычайная световая композиция. На лице заметно было влияние крови предков — представителей всех континентов. Не состарившись, светились узкие зеленые глаза. Время от времени шефа видели в коридорах нашего здания. Ну, а раз в год он принимал участие в правительственных приемах. Эти приемы обычно передают по всепланетному телевидению. Не секрет, что телеоператоры охотно показали бы крупным планом шефа Галактической Полиции. Однако старик умело избегал взгляда телекамер. Несколько раз им все же удалось поймать его в фокус на секунду-другую, но он тут же словно таял в воздухе. Говорили, что шеф не любит привлекать внимание. Сейчас он сидел напротив и разглядывал меня. Знать бы, что он обо мне думает. Наверняка ведь просматривал мое досье перед тем как вызвать.

— Что вы знаете о хроноклазмах, инспектор? — спросил шеф наконец и откинулся в кресле. Спинка кресла тут же мягко выгнулась, приспосабливаясь к его новой позе.

Вопрос меня удивил. Но, в конце концов, я был не новичком в этом заведении и работал именно в отделе времени, поэтому ответить не составляло мне никакого труда.

— В научной и криминалистической терминологии хроноклазмом именуется явление, когда злоумышленник или группа злоумышленников, пользуясь методом, открытым в 2811 году, и соответствующими техническими средствами, отправляется в прошлое и там вмешивается в исторические события, вследствие чего наступают серьезные и необратимые изменения в ходе исторического развития человечества. Продолжать или не надо?

Шеф задумчиво глядел перед собой, казалось, он забыл о моем присутствии. Но нет — едва я замолк, он поднял на меня свои зеленые глаза.

— Часто такое бывало?

— Хроноклазмы? Науке известны два случая. К счастью, ни тот, ни другой не повлекли за собой слишком опасных последствий. Один из них, собственно, можно назвать «кораблекрушением». В 2814 году молодой исследователь времени Чан Легран отправился в конец 15-го века. Техника возвращения не была тогда достаточно отработана, и он застрял в прошлом — обычная техническая неисправность. Ему пришлось провести в Европе 15-го века 19 лет. Исследователь был художником-любителем, поэтому, чтобы заработать на пропитание, он рисовал: на фоне фантастических пейзажей изображал создания, открытые в 26-м веке на Каллисто, мутантов-людей, чьи гены были искалечены радиоактивным излучением, и микстантов — результат скрещивания людей с животными. Свои картины он продавал местному живописцу по имени Иероним Босх. В конце концов Леграну в этих исключительно примитивных условиях удалось раздобыть необходимые для ремонта материалы и вернуться.

— А что вы знаете о втором случае?

— 2997 год. Пользуясь халатностью взрослых, двое несовершеннолетних пробрались в один научно-исследовательский институт и отправились в 15-й век. Старший, известный под именем Леонардо да Винчи, стал знаменитым художником и изобретателем, а младший, по имени Мальци, выступал сначала в роли ученика Леонардо, а после кончины друга пытался обнародовать изобретения Леонардо.

— Следовательно, эта вторая катастрофа отличалась от первой? спросил шеф тоном экзаменатора.

— Решительным образом. Инженерные проекты беглецов на уровне той эпохи были неосуществимы. Наверняка, основываясь на памяти будущего, Леонардо изобрел движущийся тротуар, танк, броненосец, самолет и вертолет, парашют, скорострельную пушку и подводную лодку. «Открыл» законы перспективы, рисовал карты в проекции Меркатора, описывал сражения будущего, «предсказывал» колониализм, загрязнение окружающей среды… Следует обратить внимание вот еще на что. Во-первых, Леонардо и Мальци не собирались возвращаться в будущее, в свою родную эпоху, в свое время. Во-вторых, живопись Босха не повлекла в свое время изменений в сознании, а на исключительное своеобразие его живописи обратили внимание гораздо позже. А «дело Леонардо» имело громадный резонанс в течение многих веков. Еще в 20-м, и даже в 23-м веках было непонятно, каким образом удалось этому человеку предвосхитить технические достижения будущего и угадать принципы их действия, не говоря уже о его пророчествах…

— Вы упомянули 20-й век, — остановил меня шеф. — Ведь вы специализировались именно на этой эпохе, не так ли?

— Да. Я изучал вторую половину двадцатого и начало двадцать первого века, до двадцатых годов, — ответил я.

— А какова ваша географическая ориентация? Ваш лингвистический интерес?

— Латинская Америка, испанский язык.

— Превосходно! — шеф достал пластиковую папку, положил на стоя и раскрыл ее.

— Теперь прошу внимания, инспектор. Мы долго колебались, кому доверить это задание. И выбор пал на вас.

Прислонясь к стене, Баракс наблюдал, как двое рабочих, составляющих весь технический персонал, краном устанавливают на рельсы машину и вывозят ее из закамуфлированного под деревенское бунгало ангара. Посреди чистого поля рельсы неожиданно обрывались. Не прошло и получаса с тех пор, как мы прибыли сюда, а майор уже явился доложить, что машина готова.

— Разрешите согласовать данные? — спросил он.

Мы возвратились в дом. Где-то вскрикнула птица. Не верилось, что сейчас мы покинем этот мир тишины и покоя.

Гуров расстелил на столе большую, ярко разрисованную карту и мрачно произнес:

— Двойная датировка сегодняшнего вторжения: три тысячи сорок четвертый год, десятый день месяца мая… Я правильно говорю, м-а-я? повторил он по буквам незнакомое слово.

— Да, верно, так раньше назывался пятый месяц.

— Ага, поехали дальше. — Гуров заглянул в свои бумажки. — После долгих колебаний руководство решило срок возвращения пока не устанавливать, мы можем позволить себе только одно, самое большее два вмешательства, не забывайте об этом, инспектор. И будет лучше, если вы уведомите нас о своем возвращении хотя бы за сутки.

Я закусил губу. Шеф говорил, что на проведение операции у нас должно уйти десять-пятнадцать дней, ни сутками больше. Хватит ли?

— А как с географическими координатами? Достаточно ли легко определить место, куда нас забрасывают, или нам придется его искать?

Майор постучал пальцем по карте.

— Это здесь. Ступенчатая пирамида со срезанной вершиной, построена в четырнадцатом веке. Ритуальное сооружение. Местность называется Сан-Фернандо, это в двадцати пяти километрах восточнее столицы, города Боливара, административного центра с 1992 года. Этих данных достаточно, инспектор?

— Думаю, да, — ответил я задумчиво.

— Возьмите одежду, — он сунул мне в руки два пакета. — Это для вас, это для Баракса. Сшито по мерке, изготовлено из материалов того времени, в соответствии с тогдашней модой и климатическими условиями. Здесь еще пачка банкнот, тоже подлинные. Члены других экспедиций привезли деньги из девяностых годов двадцатого века. Естественно, мы отобрали выпущенные раньше мая 1992 года. Ну и документы, удостоверяющие личность, также напечатанные на бумаге того времени, их сделали лучшие специалисты. Еще вопросы есть, инспектор?

— Все в порядке, можно отправляться.

Баракс дожидался перед домом. Я отдал ему сверток с одеждой. Машина посреди поля походила на темный блик. Гуров открыл дверь. Чтобы войти, пришлось наклониться. Подобные аппараты для меня не в диковинку. В конце концов, в такого рода «путешествия» я отправляюсь не впервые.

— Мундиры сложите в эти сундучки, — распорядился Гуров и склонился над пультом. — Через десять минут отправляемся…

Шеф подошел к окну. За броневым стеклом купался в солнечных лучах город. Над голубыми озерами городского парка поднималась туманная дымка.

— Имя: Килиос. Дипп. Историк. Сорок восемь лет. Вот его фотография. Это трехмерная, но вы, конечно, получите двухмерную, черно-белую. Ее и возьмете с собой. Килиос в течение двадцати одного года работал в Дахарском историческом институте. Специализировался на автократиях. На эту тему писал дипломную работу. Позднее опубликовал несколько трудов о политических течениях 19-го и 20-го веков. Вы знаете, инспектор, что такое политика?

— Знаю, так назывались в период с 10-го по 23-й век теоретические и практические взаимодействия различных заинтересованных групп, ответил я.

— Хорошо. Итак, Килиос всю жизнь интересовался политикой. Неоднократно получал лицензии на осторожное проникновение в прошлое с целью исследований. Продолжительность этих посещений никогда не превышала нескольких часов. Никто ничего не подозревал, даже когда Килиос исчез навсегда.

— Исчез? Не может быть!

— И тем не менее, — кивнул шеф. — В наше время для этого есть множество способов. Индивид, желающий исчезнуть, может, к примеру, полететь на какую-нибудь из планет Солнечной системы и оттуда отправиться в прошлое.

— Но ведь машины для путешествия во времени неизменно под строжайшим контролем, — возразил я.

— До сих пор мы тоже так думали. Именно дело Килиоса показало, что с этим не все в порядке. Дипп Килиос с удивительным долготерпением выжидал удобного случая. Ему выдали законное разрешение на проникновение в последнюю четверть 20-го века. Точные временные и географические координаты он выбрал по своему усмотрению. Отправился в прошлое и прислал оттуда пустую капсулу.

— Значит, это преднамеренное бегство? — спросил я. Шеф кивнул.

— Мы тоже это так расценили. Однако тогда мы еще не подозревали, что он намеревается совершить хроноклазм. В прошлом романтические исследователи минувшего или историки не раз «убегали» в интересующую их эпоху и проводили там по нескольку недель или даже месяцев, чтобы лучше познакомиться с жизнью того времени. Были среди них такие, что оставляли записки — куда и когда следует прислать за ними машину. Однако общеизвестно, что риск хроноклазма в подобных случаях велик, поэтому закон об Охране Времени 2812 года строго запрещает подобные экспедиции. Тех, кого удалось вернуть в современность, строго наказали.

— Десять лет на необитаемом острове, — буркнул я.

— А некоторые беглецы, оставшись в чужом времени, случалось, и головой расплачивались, — старинный фразеологический оборот прозвучал в устах шефа совершенно естественно. — Не выдерживали условий. Врачи бессильны были им помочь. Многие погибали, не найдя общий язык со своими новыми современниками. Вы же, инспектор, знакомы с нравами тех варварских эпох: убийства, войны, несчастные случаи были тогда в порядке вещей… В случае с Килиосом ситуация оказалась хуже. Сначала компетентные лица не особенно беспокоились, считая, что это обычное исследовательское путешествие. Однако месяц спустя выяснилось, что историк, прежде чем отправиться в прошлое, скопировал в архивах исчерпывающие описания изобретений, технических новинок и подробные технологические процессы их производства.

— Что это были за изобретения?

— В числе прочих и телепатический аппарат Кальена.

— Вольтранс? — поразился я. — Его же придумали только в начале 23-го века!

— Вы правы, Рой, — шеф задумчиво уставился в стену перед собой. Килиос взял с собой в прошлое описание простейшей конструкции. Как бы то ни было, он без малого на триста лет опережает эпоху, в которой оказался, и это устройство в его руках может стать страшным оружием.

— Если ему удастся его изготовить, — вставил я с надеждой в голосе. Шеф отмахнулся.

— Наши специалисты изучили возможности, какими Килиос располагает в 20-м веке, и утверждают, что он вполне может собрать прототип аппарата и даже выпускать их серийно.

— Когда он сбежал?

— Два месяца тому назад.

— И вы не искали его до сих пор? Ведь если Килиос станет причиной хроноклазма, последствия могут быть куда серьезнее, чем в каком-нибудь другом случае!

— Вот именно, инспектор. Конечно же, мы его искали, но он оказался хитроумным противником. За десятилетия исследований Килиос отлично познакомился с условиями, царившими в ту эпоху. Он знает и наши обычаи. Поэтому хорошо осведомлен, где и когда Отдел Времени Галактической Полиции начнет искать его. У него все продумано. Он в совершенстве овладел диалектом испанского языка, распространенным в 20-м веке. В прошлое он ушел в Маниле. И вот что нам удалось узнать об этой стране. В девяностых годах 20-го века этот регион назывался Филиппинами, и одним из общеупотребительных там языков был испанский. Мы были убеждены, что Килиос укрылся на одном из островов архипелага. Туда и послали агентов. Искали его две недели, но все было бесполезно. Тогда мы поняли, что уход в Маниле был только шагом, предпринятым, чтобы замести следы. Килиоса следует искать в испаноязычном регионе, но в иных географических координатах. Так как беглец из трех тысяч языков, использовавшихся на земле в 20-м веке, знает только испанский, в других лингвистических ареалах розыск можно не вести.

— Это значит, круг поисков сужался до двух десятков тогдашних государств, — буркнул я. — И пока вы решали, в каком из них он, драгоценное время уходило.

— Уходило, потому что Килиос оказался очень хитрым противником и умело водил нас за нос. Поэтому наши сыщики потеряли еще десять дней, разыскивая его в древней Испании. Кое-какие следы Килиоса, правда, отыскались, но они вели в Южную Америку. Мы перебросили в 20-й век вдвое больше оперативных работников и наконец на прошлой неделе преступника удалось локализовать. Более или менее определенно.

— Очевидно, мое задание заключается в том, чтобы привезти его обратно? — перебил я шефа не совсем учтиво. — Но почему именно я?

— Потому что на этот раз задание совершенно особое. Его нельзя доверить первому попавшемуся оперативнику, который умеет выслеживать людей. В случае с Килиосом мы имеем дело не с рассеянным профессором, не с любознательным ученым, забывающим обо всем на свете за любимым занятием, а — как уже было сказано — с преступником. Нетрудно догадаться, что Дипп Килиос хочет сделать в 20-м веке карьеру. Вам знакомо это слово, инспектор?

— Так точно, можно не объяснять.

— Ну так вот. Килиос в этом мире, в мире три тысячи сорок четвертого года, был никто. Один из многих исследователей времени. Хорошо знавшие беглеца люди описывают его как человека честолюбивого, но недостаточно способного и в конечном счете неинтересного, даже посредственного. Психологи Галактической Полиции позже сопоставили психологические данные и всю остальную информацию о Килиосе, которая только отыскалась, и в один голос утверждают, что Килиос в прошлом пытался выбиться в люди. Взобраться наверх по политической лестнице. Несомненно, располагая знаниями, аппаратом «Вольтранс» и будучи информированным о событиях ближайшего будущего, он имеет громадное преимущество перед представителями общества, в которое он направился.

— Этот хроноклазм грозит стать опасным. Где Килиос сейчас?

— Координаты вы получите, инспектор. Нашим оперативникам удалось установить только то, что он в городе. Операция будет небезопасной, Рой. Правительство пришло к убеждению, что мы имеем дело с хроноклазмом первой степени, а значит, с самым серьезным случаем этого рода за все время путешествий в прошлое и существования полиции безопасности времени.

— До какой степени я могу быть свободным в своих действиях? спросил я, чувствуя сухость во рту. Хроноклазм первой степени? Наконец-то какое-то задание. Все лучше, чем месяцами пялиться в телевизор в холле управления.

— Офицеры Галактической Полиции имеют право применять оружие только в случае крайней необходимости, — медленно произнес шеф. — На вчерашнем совещании было принято облечь вас соответствующими полномочиями. Эти полномочия распространяются, естественно, исключительно на Диппа Килиоса и только тогда, когда иной возможности переправить его в настоящее не будет. В этом случае можете его убить.

Я зажмурился. Убить! Отвратительное слово. Первобытное, беспощадное. Способен ли я убить человека? В свое время нас обучали разнообразным приемам, но я еще не слыхал, чтобы кто-нибудь из нас…

— Конечно, я был бы удовлетворен гораздо больше, если бы вы привезли Килиоса живым и здоровым, чтобы он мог принять заслуженную кару, — тут же добавил шеф.

— Мое вмешательство может приобрести такие размеры, что само приведет к хроноклазму второй или третьей степени, — осторожно заметил я после непродолжительной паузы.

— Мы понимаем это и, тем не менее, обязаны рискнуть, ибо дальнейшая деятельность Килиоса может поставить нас в еще более трудное положение. Инспектор! — шеф неожиданно встал, я тоже вскочил.

— Инспектор! Правительство приняло решение предоставить вам полную свободу действий. На месте вы можете делать все, что сочтете необходимым для успеха операции. Я был бы рад, если бы вы время от времени информировали меня о ходе операции.

— Хронотелефон? — спросил я. До сих пор разрешение на его использование давалось лишь в особых случаях.

— Ситуация нетипична, Рой. Связь будет поддерживаться только со мной.

Серьезность момента была ясна. Оставалось договориться еще кое о чем.

— Кого возьмете с собой, Рой? Весь наличный штат Галактической Полиции к вашим услугам. Выбирайте лучших.

— Ну, у семи нянек дитя без глазу…

Пословица понравилась, лицо шефа оживилось. Каждому было известно, что после космических камешков он охотнее всего коллекционировал старинные идиомы, пословицы и поговорки. Я попал в самую точку — он усмехнулся и сказал:

— Услышите что-нибудь в подобном роде, запишите на память, потом передайте мне. Я собираю подобные жемчужинки.

— Рад стараться! — ответил я со смехом. — Что же касается дела, я знаю двадцатый век и знаю, что вдвоем, а то и в одиночку я в состоянии сделать больше, чем целая рота агентов… Нужно раствориться в толпе. Нельзя обращать на себя внимание.

— Возможно, вы правы. Проведение операции — ваше дело, вот и разрабатывайте ее стратегию. Так кого же вы хотите взять с собой?

— Думаю, достаточно будет Баракса.

— Баракса? — брови шефа взлетели, затем так же стремительно опустились. Он сделал вид, что удивился, хотя ожидал такого ответа, потому что с облегчением сказал:

— Знаю, странные у вас отношения с этим человеком, инспектор… Все в порядке, забирайте его.

— Благодарю.

— Желаю вам удачи, Рой.

— Думаю, что она нам пригодится.

Мы спрыгнули на землю. Гуров удерживал машину в воздухе. Звезды, казалось, потускнели. Однако нам было не до созерцания небес — трава доходила до колен и приходилось смотреть под ноги. Гуров сказал:

— Ближайшее селение в одиннадцати километрах к западу. Дорога здесь неподалеку. И не забудьте сообщить нам, когда соберетесь возвращаться.

— Не забудем, — я махнул рукой. — Пока.

Гуров захлопнул люк. Я отступил назад, аппарат пошел вверх. Некоторое время дисковидный корпус был еще виден, но постепенно он таял и наконец совсем растворился в воздухе — Гуров пересек темпоральную границу, а вместе с ней границу пространства. Я глубоко вздохнул. Травы пахли совсем не так, как тысячу пятьдесят два года тому вперед.

— Чувствуешь, какой запах? — спросил я. — Что скажешь?

Баракс огляделся. Я знал, что он воспользовался прибором ночного видения, и, скорее всего, ничего внушающего опасение не обнаружил, потому что ответил:

— Непосредственной угрозы или вредных газов не обнаружено.

— Черт возьми, разве я газы имел в виду? — вспыхнул я, но тут же сообразил, что пускаться в дискуссии бессмысленно. С Бараксом не поговоришь о таких поэтических вещах, как запах цветов.

— Как будем добираться? — невозмутимо спросил мой спутник.

Настроение, навеянное ароматом трав, ему не удалось испортить окончательно.

— Ночь хороша, можно и отдохнуть немного. Куда нам торопиться? Лучше двинемся пешком.

И мы отправились в путь. Сначала шли на север, потом взяли западнее. Было довольно темно, и мы продвигались медленно. Вскоре выбрались на дорогу, о которой упоминал Гуров. Идти стало легче. Серая лента шоссе была чуть более светлой, чем все вокруг. Наши шаги отдавались эхом, как в пещере. Птицы не пели. Леса не было видно, хотя, возможно, дальше на взгорьях и росли деревья. Минут двадцать мы шли не разговаривая. Наконец Баракс нарушил молчание:

— Как ты думаешь, какие у Килиоса шансы?

— Спроси лучше, сколько у нас шансов найти его, схватить и увезти обратно, — буркнул я. Неизвестно почему меня охватила необъяснимая тревога. Ночь. В этом мраке могла таиться неведомая угроза. К счастью, минутная слабость вскоре прошла.

Через полчаса впереди показались огоньки. По местному времени было около четырех часов утра. У дороги стояли белые домики — поселок. Мы стали осторожнее. Между домами никого не было видно. Однако на небольшой площади в центре поселка под стеной здания с башенкой сидели несколько мужчин. Я уже знал, что здание с башенкой — это церковь.

— Подойдем? — предложил я. Баракс был не в восторге от моего предложения, однако беспрекословно подчинился и последовал за мной. Иначе поступить он не мог: я был начальником нашей небольшой экспедиции, а дисциплина есть дисциплина.

Заслышав шаги, сидящие у стены встали, тревожно вглядываясь в темноту. Мы подошли к освещенному фонарями месту, я застегнул пиджак и любезно поздоровался:

— Буэнос ночес, сеньоры!

Это были мои первые слова из 1992 года. Не впервой мне выполнять задания в прошлом, однако в 1992 году гостить еще не приходилось. Правда, на первый взгляд, девяностые годы не слишком уж отличаются от знакомых мне пятидесятых или семидесятых.

— Доброй ночи, — буркнули неохотно аборигены, оценивающе разглядывая наши лица и одежду. Я старался вести себя спокойно и уверенно, держался как можно естественней.

— У нас испортилась машина, это в нескольких километрах отсюда… Мы иностранцы, — таким образом мое несовершенное произношение сразу же получило объяснение. — И хотели бы попасть в Боливар. Или, по крайней мере, в какой-нибудь город поблизости.

Мужчины молчали.

— Если бы можно было одолжить какую-нибудь машину, — продолжил я и, вспомнив о деньгах, которые оставил мне Гуров, поспешно добавил:

— Разумеется, мы хорошо заплатили бы за это.

Аборигены переглянулись, и один из них пробормотал:

— Сейчас что-нибудь придумаем, сеньоры. Подождите.

И они ушли все вместе в одну сторону. В восточной части неба едва заметно забрезжил сероватый неясный свет.

Вдруг из темноты послышались громкие слова команды, и неожиданно появились четверо усачей в одинаковой одежде. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, нас взяли в кольцо. Мы поняли, что это совсем не те люди, чем те, которые нас здесь встретили. У этих на ремнях на правом боку висели черные треугольные коробочки. Оружие, — догадался я, — мундиры. Это означало, что окружавшие нас принадлежат к какой-то военизированной организации.

— К стенке! — крикнул один из них. — Не двигаться!

Мы и не собирались двигаться. Впрочем, к стене становиться мы тоже не стали. Тогда тот, что кричал, подошел ко мне.

— Ты что, не слышал приказа?

— Это вы мне? — удивился я. Ничего не поделаешь, человек не в состоянии переделаться за какую-то минуту. Даже если у меня такая же профессия, как у него, и я знаком с нравами разных эпох. Я слишком долго пробыл в своем настоящем и сейчас не сумел мгновенно перестроиться и приспособиться к отношениям, царящим в давно прошедшем столетии. И тогда…

Позже, когда я вспоминал эти мгновения, ко мне неизменно возвращалось ледяное оцепенение — оно поднималось от колен. Я был просто не в состоянии поверить, что подобное может произойти. Вы ждете, чтобы я рассказал, что же было потом?

Он ударил меня в лицо. Я покачнулся, но не от удара. Какую-то долю секунды я стоял, как в тумане, все еще не понимая, что происходит. Эпоха, в которой мы живем, давным-давно не знает подобного обращения. Прошли века с тех пор, как человек в последний раз поднял руку на другого человека. А тогда события стали развиваться с головокружительной быстротой. Увидев, что произошло, Баракс начал действовать. Двое в мундирах еще валялись на земле, а он уже был рядом с третьим. Наконец и я очнулся от столбняка, схватил того, кто ударил меня, и швырнул приемом, который тысячи раз отрабатывал в спортзале. К сожалению, удар был настолько силен, что полицейский, ударившись головой о мостовую, растянулся без чувств.

Только тогда мне пришло в голову, что обезвредить его можно было бы куда более удобным и безопасным способом. Но, как видно, его удар пробудил во мне первобытные инстинкты, о существовании которых я даже не догадывался. Во мне вспыхнуло желание дать сдачи собственными руками.

Тем временем Баракс управился с третьим, не дав ему времени выхватить оружие. Я перевел дух, ничего не понимая.

— Черт побери! — Баракс использовал свое любимое выражение, которое, что греха таить, подцепил у меня. — Почему он так поступил?

— Бог его знает, — ответил я растерянно. — Это выше моего разумения.

— А что такое «бог»? — тут же поинтересовался Баракс.

— Лексический оборот, — пояснил я и вдруг осознал всю нелепость ситуации. Мы в опасности, стоим над четырьмя бесчувственными телами в форме и беседуем о лингвистике.

— Идем отсюда, — сказал я.

Баракс молча последовал за мной. Я оглянулся. На верхушке белой колокольни блестел крест. Наступал день, и солнечный луч над нами был предвестником приближающегося утра.

Крестьян нигде не было видно.

Опять мы шагали по пустынному шоссе.

— Это были полицейские, — пояснил я Бараксу. — Они следят за общественным порядком.

— Тогда почему он тебя ударил?

Я не сразу нашелся, что ответить. Потом в нескольких туманных выражениях попытался объяснить, что в старину грубость зачастую сопутствовала блюстителям порядка.

Я с азартом принялся рассказывать, а Бараксу было интересно, так как в этой эпохе он еще не бывал. С местным диалектом он был знаком, а с нравами — увы. Задание было у него, как и обычно, четко определено: прикрывать меня и выручать, если попаду в переделку. Поэтому Бараксу было проще. Однако я упустил из виду кристальную чистоту логики Баракса. Если у него возникал вопрос, с ним следовало разобраться, прежде чем переходить к следующему. И мой помощник настойчиво возвращался к событиям в селении.

— О нас полицейские ничего не знали. Крестьяне, наверное, сообщили им, что пришли двое иностранцев. Тем не менее нас сразу же окружили и отнеслись как к врагам.

— Н-да… — я потрогал щеку. — В самом деле, это было несколько неожиданно.

Баракс промолчал, но я почувствовал, что ответ его не удовлетворил.

Светало. Из полутьмы показались горы, на небе появились барашки. Легкий ветерок ерошил мои волосы. Снова запахло сухими травами. Через некоторое время справа от дороги показался одинокий домик. Где-то в той стороне мычали коровы. Какой-то человек грузил в кузов маленького пикапа алюминиевые емкости странной формы. Оставив Баракса на дороге, я подошел поближе и заговорил с этим человеком.

— Лория недалеко отсюда, — сообщил он. — Это небольшой городок. Собственно, я туда сейчас еду, везу молоко. Могу подвезти, если согласитесь поехать в кузове.

— Мы в долгу не останемся, — этими расхожими лексическими оборотами мне уже приходилось пользоваться во время предыдущих путешествий и всегда с успехом.

Так было и на этот раз: молочник спрятал банкноту в карман, явно удовлетворенный. Я позвал Баракса, и через минуту мы уже ехали в сторону Лории.

Несмотря на ранний час, на улицах города было людно. По пути мы обгоняли запряженные мулами двуколки, груженные фруктами и овощами. На рынке царило оживление. Донесся звон курантов с церковной колокольни. Взошло солнце.

Мы спрыгнули с машины. Я огляделся, не привлекли ли мы чьего-нибудь внимания. Но местным жителям было не до нас. Они предлагали свои товары быстроглазым матронам с корзинами, отгоняли мух, заворачивали в бумагу рыбу, перекликались. Скрипели колеса тележек, вопили ослы. Несколько подростков гоняли взад-вперед на мопедах. Какой-то торговец с грохотом поднял жалюзи на дверях своей лавки. Из кофейни неподалеку на террасу выносили столики. Мы были первыми посетителями.

Хозяин, крупный лысеющий человек с волосатыми руками, учтиво спросил нас, что подать. Я попросил кофе и какое-нибудь пирожное. Он склонился к Бараксу.

— А вам чем могу служить, сеньор?

Я сделал попытку взглянуть на моего спутника глазами этих людей. Каким он им видится? Высокий, плечистый, краснощекий. Даже сквозь пиджак заметно, как перекатываются бугры мускулов. Глаза серые. Лицо малоподвижное, походка размеренная. Одет скромно. Фигура атлетическая. Такие обычно нравятся женщинам. Возможно, с точки зрения жителей двадцатого века, он вообще не отличался от аборигенов. Кому придет в голову размышлять над тем, насколько он чужд этому пространству-времени?

— Кофе, пожалуйста, — сказал Бараке, и хозяин, поклонившись, отошел от нас.

Попивая горький обжигающий напиток, мы узнали, что некто Хуарес сдает напрокат автомобили. Его контора была сразу за церковью. Между Лорией и столицей есть автобусное сообщение. Первый рейс — в одиннадцать, второй — в три часа пополудни. Оказалось, что железной дороги здесь нет и близко…

Следовало как-то объяснить наше появление в этом местечке, поэтому я снова рассказал байку об испортившемся автомобиле. Хозяин понимающе кивнул, пряча в карман деньги. Тут мне кое-что пришло в голову. Агенты Галапола, выслеживающие Диппа Килиоса, были здесь несколько дней назад. Возможно, беглеца с тех пор здесь опять видели. Я вынул двухмерную черно-белую фотографию и показал ее владельцу кофейни.

— Вам случайно не знаком этот человек?

Реакция его меня удивила: едва бросив взгляд на снимок, он повернулся кругом и поспешно скрылся в дверях своего заведения. Не понимая, в чем дело, мы с Бараксом переглянулись, пожали плечами, подождали минуту-другую, но хозяин не показывался.

— Если удастся достать напрокат автомобиль, тогда все в порядке, произнес я, обращаясь к своему напарнику, — в противном случае придется довольствоваться автобусом.

Баракс, по своему обыкновению, промолчал. Общее руководство, планирование и обдумывание каждого нового шага всецело лежали на мне. Так же, как и во множестве прошлых совместных операций, он всего лишь помогал реализовывать мои планы. Естественно, при необходимости анализировать события я тоже использовал его блестящие способности.

Мы обогнули церковь и оказались в каком-то переулке. Невероятно тощий старик подпирал стену дома. Я спросил, где нам найти сеньора Хуареса.

Старик мотнул головой, указывая направление. Я снова достал фотографию. Старик посмотрел на фото, потом на меня, сплюнул себе под ноги и поспешно удалился. Я остался стоять, изумленный до предела. Баракс был тоже удивлен, но совсем не тем, что поразило меня.

— Черт побери, что это у него вылетело изо рта?

— Слюна, — пояснил я. — Это называется плюнуть.

— Никогда не слыхал ничего подобного, — покачал он головой.

Над воротами красовалась вывеска с изображением автомобильной шины и гаечного ключа — видимо, здесь находится автомобильная мастерская. Я припомнил, чему меня учили. Семнадцать лет назад на историческом факультете университета я целых полгода изучал символику 20-го века. Предмет был непростой, но, во всяком случае, полезный, в противоположность следующим курсам, посвященным суперсовременным методам криминалистических исследований, совершенно бесполезным при моей профессии. Так я размышлял, пока мы не оказались на просторном дворе, обнесенном стеной. На платформе в подъемниках стояло несколько полуразобранных автомобилей без колес. Вокруг них вертелись двое молодых парней в замасленной одежде. В ответ на мой вопрос мне показали дверь.

Я вошел. Баракс предусмотрительно остался снаружи. К моему удивлению, в конторе меня встретила молодая женщина. Комната с белыми стенами и мебелью темного лака была залита врывающимися через окно золотыми солнечными лучами. Здесь было по-домашнему уютно. Девушка повернулась ко мне, и под лучами солнца вокруг ее головы засиял золотой ореол. Длинные черные волосы опускались на плечи. На смуглом лице сверкнула улыбка.

— Здравствуйте, сеньор, чем могу быть полезна?

Я рассказал, что у нас за дело. Девушка выслушала все с большим вниманием, хотя в уголках ее губ то и дело проскальзывала тонкая усмешка. Потом она сказала:

— Я дочь Хуареса. Отец сейчас вернется. А что касается машины, то отец сдает их только местным жителям, которых хорошо знает, и поэтому не сомневается, что машину вернут… А вы здесь чужой…

— Мы иностранцы, — заметил я, хотя по моему произношению это было и так ясно. — Мы не прочь заплатить за прокат больше, чем вы обычно берете…

— Будет лучше, если мы отбуксируем вашу поломанную машину. Пока отец будет ее чинить, вы сможете воспользоваться нашей. Где вы оставили ее?

По вполне понятным причинам такой вариант меня не устраивал. К счастью, в это время через другую дверь в комнату вошел сам хозяин гаража сеньор Хуарес, коренастый человек лет пятидесяти, с лицом, на котором навсегда застыло выражение удивления окружающим миром.

— Что случилось, Эстрелла?

Девушка объяснила ситуацию. Она говорила очень быстро. Я тем временем ломал голову, как выбраться из этой переделки. Ну что нам стоило тихо-мирно посидеть на остановке и дождаться автобуса? И тут появился Баракс.

— Люди в форме, — невозмутимо сообщил он мне, произнося эту фразу на нашем языке. — Они перекрыли вход.

Я смотрел в это время на Эстреллу и видел, как она испугалась полицейских, которых увидела в раскрытые двери. Похоже, семья Хуареса имела основание опасаться властей. К сожалению, у меня не было времени на размышления. В дверях уже стояли трое с оружием на изготовку, и Баракс придвинулся ко мне.

— Буэнос диас, сеньор лейтенант, — поклонился Хуарес и дрогнувшим голосом спросил: — Какое дело привело вас ко мне?

— Мы разыскиваем этих сеньоров, — указал на нас с Бараксом унтер-офицер, которого Хуарес назвал лейтенантом.

Я принял телепатическое предостережение: Баракс сообщил, что у полицейских по отношению к нам недобрые намерения. Но, по-моему, Бараксу не стоило утруждать свои биодатчики: их неприязненные взгляды были достаточно красноречивы. Однако Баракс все-таки счел нужным предостеречь меня и сделал это надежным и испытанным способом, а телепат он был неплохой.

Унтер-офицер был молод и неопрятен. Он тут же определил, что Баракс всего лишь молчаливый исполнитель, а начальник, и, стало быть, главный противник — я.

— Ваши документы! — процедил унтер-офицер и протянул руку.

Тем временем один из его людей встал между окном и дверью, ведущей в жилую часть дома. Второй оставался на месте.

Мы подали наши паспорта. Унтер-офицер раскрыл их и принялся внимательно изучать. Заметно было, что паспорта его вообще не интересуют. Неожиданно он сунул документы в карман.

— Мне доложили, что вы показываете людям какую-то фотографию, сказал он, ядовито ухмыляясь. — Может, и нам позволено будет посмотреть на нее?

Я достал фото.

— Мы разыскиваем этого человека.

Унтер растерянно уставился на фотографию. Вид у него был на удивление дурацким. Наконец он понял это, изменил выражение лица и взвизгнул:

— Взять их!

Полицейские, размахивая оружием, подскочили к нам, и не успел я опомниться, как на моих запястьях защелкнулись наручники. Баракс стоял посреди комнаты. «Все в порядке», — передал он мне телепатически. Я спокойно встал рядом с ним.

— Так вот, оказывается, что вы за птицы! — ощерился офицер. Его и так неприятное лицо стало совсем мерзким.

— Какие птицы? — не понял я.

— Те самые, что напали на полицейских в деревне!

«Быстро сюда добралось известие о случившемся», — подумал я. Баракс оглядывался по сторонам. Справиться с этой четверкой для него было пустячным делом, так же, как и прошлой ночью, но с меня конфликтов было более чем достаточно.

— Тот полицейский ни за что ни про что ударил меня, — пояснил я.

Считая, что это объяснение удовлетворит офицерика, я очень ошибался. В его поросячьих глазках горела ненависть.

— Ты поднял руку на представителя закона!

— Совсем напротив, это он поднял на меня руку.

Полицейский только отмахнулся и взял со стола фотографию.

— Вам известно, кто это такой?

— Известно, — чистосердечно признался я.

— Почему вы о нем расспрашиваете?

— Это наше дело.

Он долго смотрел на меня исподлобья, взгляд его не обещал ничего хорошего, потом, пошептавшись с одним из своих людей, офицерик со злобной ухмылкой махнул охранникам:

— В камеру! Специальное подразделение выжмет из них все, что понадобится!

Баракс смотрел на меня. «Ну?» — спрашивал он безмолвно. Он думал о побеге. Я покачал головой и, сопровождаемые стражей, мы двинулись к выходу.

Камера оказалась большой комнатой с решеткой от пола до потолка вместо одной стены. Здесь были и мужчины и женщины, пожилые люди и молодежь. Неизменно флегматичный Баракс присоединился к толпе узников.

Он держал себя так, словно ничего в мире его не интересует, но только одному мне было известно, что он украдкой наблюдает за окружающими, пользуясь своим специальным снаряжением.

Меня же, напротив, не слишком заинтересовали товарищи по несчастью, наручники с нас сняли, я оперся спиной о решетку и погрузился в раздумья, машинально растирая запястья. Похоже на то, что наша миссия началась не самым удачным образом. Не прошло и часа с момента появления в 20-м веке, а мы уже успели вступить в конфликт с политическими властями этой географической области. Неподалеку от меня вполголоса переругивались две пестро одетые женщины. Какой-то молодой человек с бородкой оттеснил их в сторону, стал рядом со мной и негромко поинтересовался:

— Как здесь оказался, дружище?

Вопрос меня насторожил, однако взгляд молодого человека был ясным и открытым.

— Чувствую исходящую от него доброжелательность, — сказал Баракс на нашем языке: наверное, ему хотелось меня успокоить.

— Мы собирались взять напрокат машину у сеньора Хуареса. И вдруг пришли полицейские. Никак не возьму в толк, чего они от нас добиваются.

— Надеюсь, не Хуарес вас засыпал, — нахмурился бородач.

— Не думаю. Вы знаете Хуаресов? — спросил я, обращаясь к нему, как к старому приятелю, хотя понятно, что видел его впервые и был более чем вдвое старше его.

— Его дочь Эстрелла — моя невеста, — сказал незнакомец, и лицо его потемнело.

— А как ты здесь очутился? — полюбопытствовал я. Бородач огляделся. Окружающим было не до нас. Тем не менее он придвинулся ко мне, чтобы слышал только я.

— Меня заподозрили в принадлежности к Фронту…

— К чему?

Он изумленно поднял брови.

— Не знаешь, что такое Фронт?

— Мы не здешние. Приехали из-за границы, — пояснил я. В его взгляде появилось беспокойство, и я добавил: — Можешь не говорить, если не хочешь.

Он помолчал. Падающий от окна солнечный луч медленно полз по стене над головами.

Конечно же, мне было знакомо это понятие — Фронт. Однако пока мне приходилось играть роль иностранца, который ни в чем не разбирался. Я надеялся, что рано или поздно это принесет свои плоды. Наконец молодой человек решился.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Меня зовут Лоренцо, живу я в Лории. Эстреллу знаю с детства, во Фронте состою более года. Я шофер, вожу на грузовичке разную всячину в Боливар… Вчера вечером здешние члены Фронта собрались на нелегальную сходку, я тоже там был. Но нас кто-то выдал, и полиция всех арестовала.

— Твои друзья тоже здесь? — кивнул я на гудящую толпу.

— Нет. Двоих утром отвезли в Боливар в главное полицейское управление.

В его голосе послышались нотки страха.

— А с тобой что будет?

— Тоже отправят — следующим транспортом. Вместе с вами.

— Зачем?

— А ты думал, что допрашивать вас будут здесь? Как бы не так! Политических и иностранцев всегда везут в Боливар. Забрать отсюда они могут только троих за раз, потому что в фургон больше не помещается. А в здешнем комиссариате людей не слишком много. Вот фургон вернется, и нас с вами заберут.

Пока мы разговаривали, Баракс стоял поодаль, даже не подавая виду, что прислушивается, но, разумеется, все слышал. Благодаря необычайно чувствительным сенсорным органам, он безошибочно ориентировался в настроении окружающих и всегда мог сказать, надо ли опасаться, замышляется ли что-то против нас. Сейчас Баракс был спокоен, значит, разговаривать с бородачом можно было без помех, в открытую.

— Вам, иностранцам, и невдомек, под каким безжалостным гнетом мы здесь живем. Страна превратилась в одну большую тюрьму.

«Фразы, не более», — наверное, эта мысль явственно обозначилась на моем лице, потому что даже Лоренцо заметил это.

— Я знаю, сказать можно многое, но подумай сам: будь это нормальная демократическая страна, разве полиция обходилась бы с нами так, как обходится?

Он задел чувствительную струнку, напомнив мне ночной инцидент. В то же время я обратил внимание, что молодой человек изъясняется довольно интеллигентным языком… А ведь он сказал, что работает шофером!

— Лоренцо, ты в самом деле шофер?

Он сообразил, что послужило поводом для моего вопроса, и чуть заметно усмехнулся.

— В свое время родичи наскребли немного денег, и мне удалось пробиться в университет. Два года я изучал право, потом организовал политическую демонстрацию в защиту невинно осужденных. Меня вышвырнули на улицу. Я возвратился в Лорию и нанялся шофером к Хуаресу. Полиция не спускала с меня глаз. Возможно, именно я стал невольной причиной провала вчерашнего собрания. Шпики наверняка шли за мной по пятам…

Пока я ломал голову, что значит слово «шпики», Лоренцо продолжал рассказывать. Он говорил о громадных тюрьмах и лагерях принудительного труда, об островах-тюрьмах посреди океана, о специально созданных исключительно для борьбы с демонстрантами подразделениях полиции. Рассказывал о сети осведомителей, незаметно проникающей во все общество. О продажности властей. О безраздельной власти и нерушимом владычестве местных феодалов-латифундистов.

Я не особенно удивлялся. В университете я достаточно долго занимался древностью, в частности этим периодом. Кроме того, мне было известно и будущее. Хоть я и не имел права утешить Лоренцо, но хорошо помнил, что судьба его народа в самое ближайшее время круто изменится к лучшему. Я знал это вполне твердо…

Баракс стоял у решетки. Только он способен был сохранять такое спокойствие. Даже мигать он забывал. И я спрашивал себя, сможет ли кто из окружающих сообразить, что мы явились из другого мира? Скорее всего, нет. Если говорить о телепатии и сверхчувственном восприятии, то люди двадцатого века с этой точки зрения неслыханно примитивны. Поэтому, наверное, и не замечают, что мы… Короче говоря, не видят в нас ничего особенного. Мы оба являем собой элемент, куда более чуждый здесь, чем пришельцы из космоса, хотя, в отличие от пришельцев, мы знаем этих людей, их души, строение их тела, обычаи и даже их будущее. Знание будущего — мощнейшее оружие. Даже если бы мы не превосходили их в физическом отношении, все равно, как ни крути, мы сильнее. Сознание этого давало мне ощущение безопасности.

— Еще немного — и все это кончится, — продолжал Лоренцо с плохо скрываемым возбуждением. — Фронт уже готовится, народ тоже. Нет семьи, в которой кто-нибудь не сидит или не сидел в тюрьме. В горах все больше становится партизанских отрядов, они неплохо вооружены. На прошлой неделе было совершено нападение на воинскую колонну неподалеку от Боливара. Ситуацию не изменит даже то, что военные время от времени делают вид, будто уступают требованиям народа и ставят во главе страны правительство из штатских. Например, как сейчас. Новый диктатор такой же сукин сын, как и прежний.

Полицейские привезли новую партию арестованных. Они заперли камеру. Женщина средних лет с накрашенным лицом, рыдая, бросилась на решетку и принялась с силой ее трясти.

Баракс наконец пошевелился.

— Мы будем бежать или нет?

— Время есть, — успокоил его я, — если бородач говорит правду, нас отвезут в столицу, все равно нам туда надо добираться, не так ли? Во всяком случае, не придется искать транспорт. Подождем, пусть хоть в этом нам поможет полиция.

Баракс промолчал. Мой план был безукоризненным.

Вскоре после полудня у входа в камеру началась какая-то возня. Двое полицейских принесли большую алюминиевую емкость и стали разливать из нее бурую жидкость в грязные жестяные миски. Арестованные по одному подходили к решетке, и через небольшое окошко им подавали миску с варевом и прямоугольный кусок какой-то серой массы. Мы с Бараксом тоже получили по порции.

— Что это такое? — спросил я, заглядывая в миску.

— Суп и хлеб, — Лоренцо с аппетитом приступил к еде, жадно откусывая от ломтя липкого теста, которое он называл хлебом. Баракс вертел миску в руках и все приглядывался к этому «хлебу» — видно, анализировал. Я попробовал «суп» — вкус был ужасен! «Хлеб», напротив, оказался достаточно съедобен, и я съел его. Потом без колебаний отобрал хлеб у Баракса и тоже съел. Тем временем Лоренцо управился со своим супом и теперь беспокойно озирался. Видно было, что он еще голоден.

— Съешь суп моего приятеля, — предложил я ему.

— А он что — сыт? — удивился Лоренцо.

— Худею, — ответил Баракс.

Кто бы мог подумать! Вот это чувство юмора!

Лоренцо слегка удивился, но суп взял и управился с ним столь же быстро. Настроение у него заметно улучшилось.

Время текло очень медленно. Со времени нашего ареста минуло уже много часов, и пока что ничего не происходило. Я уже начал было опасаться, что про нас забыли, как вдруг дверь с треском распахнулась, и на пороге возникло несколько полицейских. Старший был уже не унтер с поросячьими глазками, а совершенно незнакомый мне длиннолицый усатый офицер. Он ткнул пальцем сквозь решетку:

— Ты… ты и ты!

Третьим на самом деле был Лоренцо.

— Выходите!

Решетчатая калитка камеры со скрежетом отворилась, Баракс, пользуясь тем, что нашего языка никто не понимал, проворчал:

— Рой, ты только скажи, я с ними живо управлюсь.

— Молчать! Разговорчики! — заорал офицер, размахивая руками. Он остановился перед Бараксом и грозно уставился на него.

Скорее всего это был газ. Похоже, Баракс брызнул немного в лицо офицеру. Газ бесцветный, ничем не пахнет, усач даже не заметил, как вдохнул его. Через десять секунд глаза его стали слипаться и он прислонился к стенке.

И арестованные, и полицейские растерянно уставились на храпящего офицера. Прежде чем его успели поддержать, он съехал вниз по стене на пол. Полицейские словно очнулись от столбняка, подбежали, подняли и стали брызгать ему в лицо водой, пытаясь привести его в чувство. В конце концов им удалось заставить его стоять, конечно, с поддержкой. Глаза он так и не открыл. Его уволокли и через окно было видно, как расстегивают на нем мундир и обмахивают платочком лицо.

Появился другой офицер. Полицейский пихнул меня прикладом ружья.

— Пошел вперед!

Мы прошли узким коридором — шаги полицейских отдавались эхом. Сквозь распахнутую дверь был виден стоящий во дворе автомобиль-фургон. Наверное, это в нем собирались отвезти нас в столицу. На руки нам снова надели наручники. Наступило какое-то замешательство — что-то выясняли. Пользуясь заминкой, Баракс толкнул меня в бок:

— Рой, ну-ка погляди вон в ту сторону!

Я посмотрел, и дыхание у меня перехватило. С большой прямоугольной фотографии, обрамленной разноцветными бумажными гирляндами, смотрел на меня…

— Лоренцо, — дрогнувшим голосом воззвал я и поблагодарил небеса за то, что полицейские глядели не на нас. — Лоренцо, скажи мне, кто этот человек?

Лоренцо мельком покосился на стену и отвернулся.

— Гальего Рамирес, черт бы его побрал. Наш новый диктатор.

Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Со стены на нас взирал не кто иной, как сам Дипп Килиос.

Шеф выразился достаточно ясно: от успеха экспедиции зависело многое. Но только теперь до меня дошло, что Галапол, оказывается, обеспечил мне доступ не ко всему потоку информации. Неужели к моменту нашей отправки там еще не знали, что беглец, виновный в создании хроноклазма, под именем Гальего Рамиреса стал диктатором в этой стране? Ведь специалисты-историки, работающие на Галактическую Полицию, в своих отчетах и рефератах по делу Килиоса наверняка отмечали, что, как свидетельствуют уцелевшие фотографии и кинокадры, бежавший из будущего преступник в стране, именуемой Боливария, угодил в президентское кресло… Я не думаю, что от меня пытались скрыть столь важную информацию. Должно быть, произошло что-то иное, возможно, специалисты слишком торопились, когда просматривали сохранившиеся материалы, им и в голову не могло прийти сравнить фотографии Килиоса с портретами знаменитых в то время высоких государственных чиновников. Или — что тоже не исключалось — до 31-го века не дошло ни одно фотографическое изображение диктаторов этого маленького государства.

Думается мне, что вовсе не в интересах Галапола прибавлять мне хлопот. Лоренцо сказал, что Килиос только неделю назад возложил на себя президентские полномочия. Если мы с Бараксом сделаем свое дело как следует и в течение нескольких дней возвратим в будущее незаконно пробравшегося в 20-й век человека, много ли останется доказательств пребывания здесь Килиоса? Наверняка столь немного, что когда в 3044 году специалисты заглянут в историю этой страны, маленькой латиноамериканской республики, они и следа не сыщут от этого краткого, длившегося всего неделю-другую, правления.

Если Килиос под именем Гальего Рамиреса стал президентом и тем не менее его владычество не оставит практически никаких следов, значит, наша миссия увенчается успехом. Но если нам не удастся в кратчайший срок убрать его из этой эпохи, он причинит столько вреда, что последствия для истории будут весьма значительными. Возможно даже, не только на этом континенте, но и во всем мире: ведь в распоряжении Килиоса технические средства, значительно опережающие эпоху.

Баракс, по обыкновению, стоял спокойно, он даже не смотрел на фотографию диктатора. Лоренцо все озирался по сторонам. Наконец появился какой-то субъект и махнул рукой:

— Марш в машину!

Первым сел Баракс, следом Лоренцо, затем в будку забрался я и двое охранников. Сумрачное пространство между разогревшимися металлическими стенками разделяла решетка. Нам было велено усаживаться на деревянные лавочки в задней части фургона, стражники сели впереди. Прежде чем за нами захлопнулась дверь, я успел заметить, что офицер забирается в шоферскую кабину. Дверь захлопнулась. Нас окутала полутьма, немного света проникало только через два. узких окошка, забранных проволочной сеткой.

— В Боливаре получите свое, — усмехнулся один из стражников, глядя на нас. — В центральной тюрьме с вами не будут нянчиться, небось, пожалеете, что на свет родились.

Угрозы меня не особенно беспокоили. Случайно я поглядел на сидящего напротив Лоренцо. В его глазах стоял ужас. «Хотелось бы знать, мелькнула у меня мысль, — что там вытворяют с заключенными, раз это место пользуется такой дурной славой».

Мотор стал набирать обороты, и мы тронулись по направлению к столице. Размеренный рокот, покачивание и тепло нагоняли на охранников дремоту.

Баракс, вытянув вперед ноги, удерживал равновесие на поворотах. Я оперся спиной о нагретую металлическую стену.

Через некоторое время Лоренцо пробормотал: «Еще немного — и мы будем на месте». Баракс перехватил мой взгляд.

— Сначала стражников?

— Конечно. Наручниками займешься потом.

Видавший виды пиджак на нем все равно не застегивался, уж очень он был силен. Теперь ему пришлось расстегнуть и рубашку. Он подался вперед. Я притиснулся к стенке, чтобы не мешать.

Лоренцо ничего не замечал. Правду сказать, я тоже. Излучение невидимо, оно лежит в частотном диапазоне, недоступном человеческому глазу. Стражники тут же уронили головы на грудь. Теперь они и впрямь походили на спящих. Но это был не сон. Скорее всего, это состояние походило на глубокий обморок. Придут они в себя только через несколько часов.

— Лоренцо, пересядь сюда, — быстро распорядился я. — Подай руку моему товарищу, а сам смотри на меня.

Наверное, было в моем голосе что-то, что заставило его подчиниться. Несколько секунд ему пришлось просидеть в неудобной позе, вывернув шею и теряясь в догадках, что там колдует Баракс над его запястьями. Тем временем Баракс разрушил кристаллическую решетку металла наручников. Он был столь предусмотрителен, что не стал демонстрировать бородачу наручники, а просто спрятал то, что осталось, в карман. Лоренцо был изумлен до такой степени, что не мог промолвить и слова, пока Баракс освобождал меня от браслетов. Наконец он, запинаясь, смог выдавить из себя:

— Н-но как вы могли это сделать? А если стражники сейчас проснутся?

— А ты понаблюдай за ними, скажешь, если они пошевелятся.

Так я снова отвлек его внимание. Он соскользнул со скамейки, стал внимательно следить за бесчувственными полицейскими, не замечая, как Баракс за его спиной несколькими ловкими движениями взламывает запор на дверях фургона. Дверца раскрылась, и мы увидали шоссе и пустынные окрестности, однако люди все же жили здесь, то и дело мелькали приземистые домики, виднелись вьющиеся то здесь, то там проселочные дороги и тропинки. Вдоль шоссе тянулась высоковольтная линия, с другой стороны блестели в послеполуденном солнце рельсы железнодорожного пути. На шум Лоренцо обернулся.

— Что это такое? — снова удивился он, но больше мы не услышали от него ни слова: он просто онемел от изумления.

— Останови машину! — велел я. Баракс моментально выбрал оптимальный, но в то же время самый безопасный вариант действий. В свое время, еще перед тем, как впервые отправиться со мной в прошлое, он ознакомился со старинными транспортными средствами, с основами их действия и даже со способами вождения. Кроме того, Баракс умел «просвечивать» металлические части машины. Наверное, он и на этот раз сделал что-то подобное: несколько пассов руками — и двигатель нашего автомобиля зачихал, а через минуту совсем заглох. Думаю, Баракс сгустил горючее до такой степени, что оно перестало поступать в мотор. Он это умеет.

Машина покатилась медленнее и остановилась на обочине. Из кабины донеслись крики и ругань. Баракс застегнул рубашку и первым выпрыгнул через заднюю дверь. Лоренцо и я последовали за ним. Подметки наших башмаков со стуком припечатывались к черному твердому асфальту. Я огляделся. Неподалеку виднелась шеренга коттеджей и извилистая дорога, усаженная ветвистыми деревьями вдоль обочины.

— Туда!

Мы побежали. Я надеялся, что Баракс сделал свое дело на совесть и уже успел выключить из игры водителя, а заодно и сидевшего рядом с ним офицера. Полицейских бояться нечего, однако движение по шоссе было довольно оживленным и следовало ожидать, что соответствующие службы будут поставлены на ноги. Мы припустили что есть духу.

Лоренцо был так воодушевлен спасением, что несся вперед, как на крыльях, я тоже без труда выдерживал темп. А о Бараксе и говорить нечего — он мчался как локомотив.

Оставив позади примерно с километр, я наконец дал знать, что уже можно не торопиться. В садах, окружавших коттеджи, играли дети, какой-то тип без рубашки и в пижамных брюках подстригал газон. Встречные с удивлением разглядывали нас.

— Мы привлекаем внимание, — заметил Лоренцо. — Сворачиваем за угол и бегом. Ноги в руки!

Последние слова, по правде сказать, я не понял, однако ситуация была недвусмысленная. Мы снова затопали вслед за бородачом. Неожиданно мы оказались среди деревьев: вероятно, это был парк. Встречный бульдог ощерил клыки и натянул поводок, а его хозяин изумленно уставился на трех бегущих гуськом мужчин. Мы миновали несколько ларьков и остановились передохнуть.

— Надо пробираться в центр, — пропыхтел Лоренцо. — В пригороде нас поймают без труда.

— Эти места тебе знакомы?

— Нет. Здесь бывать мне не приходилось. Но в центре народу тьма. В толпе нетрудно раствориться. Уж там-то полиции нас не найти!

Баракс вдруг шагнул на дорогу. К нам приближался зеленый автомобиль. За рулем сидела женщина лет тридцати: светло-каштановые волосы, окрашенные алой помадой губы… Завизжали тормоза. Я мгновенно сообразил, зачем мой товарищ преградил дорогу машине, и пихнул локтем Лоренцо.

— Садимся!

Я сел впереди рядом с женщиной. Глаза ее гневно сверкнули.

— Что вы себе позволяете, господа?

Мне вовсе не хотелось быть грубым. Я улыбнулся владелице машины. Тем временем Баракс забрался в кабину и расположился на заднем сиденье рядом с Лоренцо.

— Мы бесконечно благодарны вам, сеньора. Вы сжалились над несчастными иностранцами. Мы искали такси, но все было безуспешно. Мы уже и не надеялись сегодня добраться до центра города…

Я верил, что у Лоренцо хватит ума помолчать. Мой же акцент придавал словам правдоподобность. Баракс пока молчал. Я видел, как настороженно он озирается по сторонам и опасливо приглядывается к женщине.

— Но я… собственно, я не собиралась в центр… — женщина внезапно улыбнулась, тут же улыбка превратилась в недовольную гримасу.

— Я по глазам вижу, что такая отзывчивая и добросердечная сеньора не оставит в беде бедных иностранцев…

Это подействовало. Она нажала на газ, и машина рванулась с места. Мы катили по широкому шоссе с двусторонним движением и были, видимо, уже недалеко от центра, когда по встречной полосе, завывая сиренами, промчались в сторону предместья полицейские машины.

Женщина вела автомобиль быстро и умело. А я говорил. Восторгался достопримечательностями столицы, которую видел впервые в жизни. Возможно, город и в самом деле был красив, но мы видели пока только здания да бурлящие толпы на улицах, и больше ничего.

Между делом мне удалось узнать, что женщину зовут Флоренция, но она предпочитает более краткую форму — Флора. Я не сводил с нее глаз, и с каждой минутой во мне росло какое-то странное чувство. Нет. Тогда еще не было ничего определенного. Я только смотрел на ее губы, глаза, руки, ноги… Движения ее были плавными — казалось, пальцы, удерживающие рычаг переключения скоростей, исполняют необыкновенный танец. Иногда она бросала короткий взгляд на меня — сначала только на очень краткое мгновение, когда задавала вопрос, и улыбка на ее губах была тогда немного нервной. Я расслабился.

По-моему, просто из вежливости она поинтересовалась, чем мы занимаемся. Первое, что пришло мне в голову, было слово «коммерсант». Насколько я помню, в те времена это была довольно распространенная профессия. Вот я ее и назвал.

— Что вас сюда занесло? — спросила она.

Выражение удивило меня, но вскоре я понял, что оно должно означать. Шефу наверняка понравится, решил я и продолжал импровизировать.

— Наше дело — цветы. Надеемся найти в вашей стране экспортеров, способных обеспечить поставку крупной партии… — я был горд собственной сообразительностью. Скорее всего, ее имя подсказало моему подсознанию образ цветов.

Флора повернула руль. Летящие нам навстречу дома становились выше. Несомненно, мы приближаемся к центру города.

— Ваши костюмы, сеньоры, не внушают доверия… Пожалуйста, не сердитесь, но будь я крупным коммерсантом, я не стала бы вести переговоры с иностранцами, приди они в мой офис в таких затрапезных пиджаках с болтающимися на ниточках пуговицами, да к тому же еще в рубашках не первой свежести.

Я подумал, что заметить такое могла только женщина. Наши костюмы и впрямь заметно пострадали и в ночной драке, и во время ареста, а потом и в бешеной гонке по колючим кустам во время побега.

Я никогда не принимал всерьез слова шлягеров. Какой смысл в выражении «влюбиться с первого взгляда»? Я всегда думал, что это чушь и ерунда. Флора, однако, меня ошеломила. Я не в силах был отвести от нее взгляд. Но при этом все же не забывал о нашей безопасности.

— Мне хотелось бы еще когда-нибудь увидеться с вами, — признался я.

Флора только усмехнулась в ответ.

Наверняка она догадалась, что со мной происходит. Я надеялся получить от нее номер телефона или адрес, но, увы, мои надежды не оправдались. Она была прекрасна.

На углу улицы с довольно оживленным движением стоял цветочный ларек. Идея пришла сама собой.

— Притормозите здесь, дорогая Флора! Будьте добры!

Не знаю, как назывались эти ярко-алые цветы, наверное, какая-нибудь разновидность гвоздики. Пока мои товарищи выбирались из машины, я схватил с лотка охапку цветов и просунул в кабину.

— Спасибо, что подвезли нас. Может, еще увидимся когда-нибудь, сказал я с многозначительной улыбкой и захлопнул дверцу. Помахав на прощанье, Флора отъехала.

— Регистрационный номер экипажа я записал, — сказал Баракс. Секунду я оторопело взирал на него, а он продолжал с присущей ему флегматичностью: — Мне показалось, что ты не прочь бы еще раз встретиться с его владелицей.

— Черт побери! — взорвался я. — Конструкторы снабдили тебя несколькими лишними устройствами.

— Ничего подобного, — парировал он, — только теми, которые могут нам пригодиться.

— Давайте расходиться, — нервно заметил Лоренцо. — И как можно быстрее. Полиция ищет трех человек и с минуты на минуту нападет на след.

— А ты сбрей бороду, — посоветовал я.

— Я иду к друзьям. Завтра в полдень встретимся в соборе Нуэстра Сеньора.

С этими словами он исчез в толпе. Его голова мелькнула разок на лестнице, ведущей под землю. Надпись оповещала, что здесь вход в метро.

Баракс систематизировал то, что нам предстояло предпринять.

— До наступления сумерек следует найти местечко для ночлега, а тебе и поужинать бы не мешало. Завтра утром купим новые костюмы и разведаем район действий.

Он был прав. Мы отправились наугад вдоль улицы. В первом же киоске мне удалось купить подробную карту города, затем поужинать в какой-то харчевне. Пока я с отвращением давился холодной пищей, Баракс торчал у входа, не теряя меня из виду.

Ночлег отыскать было не так просто. Мысль об отеле пришлось оставить сразу, потому что наши документы находились в полицейском участке Лории, а здесь без бумажки ты букашка… Поэтому рассчитывать оставалось только на частный сектор. Некоторое время мы прогуливались, разглядывая шумную толпу на улицах. Потом меня осенило, и я купил вечернюю газету. Среди всякой всячины скоро нам удалось отыскать объявления о сдаче жилья внаем. Я разменял деньги и направился к телефону. Разобраться в принципе действия примитивного автомата было делом нескольких минут. Дозвонившись, мы узнали, что квартиру еще не сдали. Хозяин понял — речь идет об иностранцах, охотно согласился взять нас и объяснил, как быстрее добраться. Было это довольно далеко от центра, и мы взяли такси, но из осторожности вышли двумя кварталами раньше, чем следовало.

К тому времени стемнело. На фоне ночного неба вырисовывались силуэты четырехэтажных блоков, зажглись уличные фонари.

— Какой примитив, — буркнул Баракс уже в дверях. — Провалиться мне на месте, если они не дают больше тепла, чем света!

Конечно, он был прав: при помощи нашей аппаратуры можно было даже на расстоянии определить количество выделяемого тепла. Однако меня в эту минуту больше занимало, где нам удастся переночевать.

На площадке третьего этажа мы позвонили у массивной деревянной двери. Отворил невероятной толщины господин. Его круглое потное лицо расплылось в улыбке. Разговаривая с нами, он сильно шепелявил. Хозяин указал на дверь, которая вела в просторную квартиру с небольшой кухонькой и ванной. Баракс придирчиво осмотрел жилье, я же тем временем занялся переговорами. Чтобы рассеять возможные подозрения, я уплатил за две недели вперед и только после этого сказал, что наши паспорта с багажом пропали в самолете; насколько мне известно, в 20-м веке такое случалось довольно часто.

— В посольстве сейчас готовят дубликаты, — соврал я, — надеюсь, денька через два-три все будет в порядке. И тогда мы уладим все формальности.

Наш довольно растерзанный внешний вид не произвел на хозяина никакого впечатления, зато мое произношение, а главное, деньги, сделали свое дело. Он согласился на все и ушел восвояси. Можно было надеяться, что, по крайней мере, на первое время мы обрели надежное укрытие. Когда на следующее утро я открыл глаза, Баракс стоял у кровати.

— Кто рано встает, тому Бог дает, — пошутил я.

— Умывайся и давай за дело, — отозвался он хмуро.

— Прежде не мешало бы перекусить, — рискнул возразить я, хотя знал, что намеками на еду его можно вывести из равновесия.

— Надо готовить операцию, Рой, — сказал раздраженно Баракс.

— Хорошо, уже иду. Приготовь пока мне карту.

Во вчерашней газете мы обнаружили полезную информацию: сегодня в половине третьего пополудни президент посетит парламент и выступит с речью перед дипломатическим корпусом.

— Ну-ка, где у нас здесь парламент?

— Надо взять напрокат автомобиль, — сказал Баракс, казалось бы, ни к селу, ни к городу. Однако и на этот раз мы, как обычно, поняли друг друга.

— Заодно обзаведемся новыми костюмами, — добавил я.

— Времени мало, — покачал он головой.

— Позднее увеличим темп действий, — откликнулся я внешне беззаботно. Однако мысли в голове летели во весь опор. Опыт истории учит, что главу государства нужно тщательно охранять и посторонних допускать только в исключительных случаях. Одновременно я припомнил также, что покушения на лидеров государств были не такой уж редкостью и частенько заканчивались успехом. Описание одной такой операции было даже в информационном материале, множество которых я просматривал перед тем, как отправиться сюда. Сообщалось, что в девяностых годах в Боливаре было совершено покушение, однако имя жертвы не сообщалось. Следовательно, что бы мы ни планировали, все было уже предрешено, существовал реальный шанс заполучить в свои руки сеньора Рамиреса.

После завтрака мы купили новые костюмы. Со мной проблем не было фигура стандартная, зато плечистый Баракс произвел настоящую сенсацию. Продавщицы разглядывали его с нескрываемым любопытством. В кабине за ширмой мы переоделись во все новое, расплатились и вышли на улицу.

Я купил газеты, и мы расположились в тени на лавочке в парке. У фонтана дети играли в мяч. Солнце припекало немилосердно, горячий воздух заполнял легкие и прямо-таки обволакивал кожу. Баракс был свеж как огурчик и готов к действию.

— Килиоса необходимо похитить, — решительно заявил он. Говорить можно было смело: подслушай нас кто-нибудь из редких прохожих, ему все равно было бы не понять язык, на котором мы беседовали, потому что в 1992 году он еще не существовал. Разоблачить нас мог только один-единственный человек — Дипп Килиос. Впрочем, маловероятно, чтобы Рамиресу-Килиосу взбрела в голову идея прогуливаться по парку, словно Гарун-аль-Рашиду.

— Ну так пойдем и возьмем его, — съязвил я.

— Как? — спросил он. Мыслил он весьма логично, и главное, конкретно.

— Как правило, президенты живут в хорошо охраняемых дворцах. Меня наверняка сразу же застрелят, а в одиночку даже ты вряд ли сумеешь выполнить задание.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — проворчал он. Его реакция часто была похожа на мою: за последние несколько лет, пока мы колесили с ним по Солнечной Системе и земным эпохам, он многое сумел у меня перенять.

— Этот ход не годится, — сказал я решительно. — Действовать придется не раньше, чем наш друг высунет нос из ворот дворца. Тогда охранников вокруг будет поменьше, и наши шансы побыстрее управиться с делом значительно возрастут.

— Сегодня он собирается посетить парламент, — напомнил Баракс.

— Так-то оно так, но ведь мы еще не знакомы с местностью. Прежде всего следует разработать толковый план, все проверить, а потом уже выбирать подходящее место и время.

— Тут бы пригодился кто-нибудь, кто лучше нас знаком с городом. Какой-нибудь абориген.

— Ты хочешь сказать, что я не сумею разобраться во всем как следует, — разозлился я. Однако Баракс промолчал, в подобные минуты он обычно сохраняет дипломатическое молчание, словно предчувствуя надвигающуюся бурю. А ведь мой помощник и в самом деле может предчувствовать — чертова уйма аппаратуры, которой он напичкан, оберегает его от любых неприятностей. Баракс — мой товарищ и моя опора, но его реплики я переношу с трудом. Несколько странно, правда, было, что именно из его уст сорвалось:

— Ничего я не хочу сказать, а просто размышляю вслух.

Теперь пришла моя очередь съязвить:

— Размышляешь? Ты?

— У меня тоже есть мозг, — с достоинством парировал Баракс. — И, должен заметить, не из худших.

Здесь он был прав. Его аналитические способности значительно превосходят средний человеческий уровень. И все-таки пока что мы располагаем слишком скудной информацией, чтобы приниматься за разработку конкретного плана. Поэтому я отыскал на карте собор Нуэстра Сеньора.

— Скоро полдень, идем, — поднялся я.

— Куда это?

— У нас назначено свидание с Лоренцо, ты забыл?

— Я никогда ничего не забываю, — буркнул Баракс.

Отыскать собор оказалось проще простого. Он возвышался на краю просторной площади и был изумительно красив. Каждый его кирпич представлял архитектуру прошлого — камни, стрельчатые готические окна, резной портал… Ко входу вели длинные широкие ступени. Нетрудно было догадаться, что внутри собор богато отделан. Дымок свечей, ладана, аромат старинных рам, икон, деревянных скамей… В тридцать первом веке от этих предметов не осталось и следа. Последние церкви на Земле строили в 22-м веке, тогда казалось, что культ Космоса может иметь достаточно широкое распространение. Однако и космические верования в самом непродолжительном времени сами собой угасли.

— Я подожду снаружи, — сказал Баракс.

Это была не деликатность. Просто он руководствовался здравым смыслом — именно так следовало поступать, идя на встречу в незнакомом месте, исход которой неясен. Я спокойно вошел в дверь: на Баракса можно было положиться в любой ситуации. Для него существует одна задача, одна программа действий — оберегать инспектора Медину, своего начальника.

Под сводами храма царили сумрак и тишина: народу в это время здесь было немного. Мои шаги отдавались гулким эхом. Солнечные лучи проникали сквозь узкие стрельчатые окна, украшенные витражами, и ложились на каменные плиты пола разноцветными светящимися пятнами.

Из-за колонны вынырнула тень. Мои глаза уже привыкли к полумраку, я узнал всклокоченную бороду и приблизился.

— Здравствуйте, незнакомец, — приветствовал меня Лоренцо. (Ну да, я вспомнил, ведь я ему так и не представился!) Вид у него был встревоженный, я буквально ощущал исходящее от него беспокойство. Где ваш товарищ?

— Неподалеку. Как твои дела, где прятался?

— У друзей. — Больше он не сказал ничего, да я и не настаивал. Мы присели на узкую неудобную скамью, и Лоренцо тут же зашептал:

— Вчера я дал знать Эстрелле, и утром она приехала за мной…

Не знаю, почему, но его бородатая физиономия показалась мне удивительно похожей на лицо, изображенное на одной из икон. На человека, которого бесчисленные древние источники именуют сыном божьим. На Христа. А он продолжал:

— Она сказала, что вы показывали фото президента Рамиреса и спрашивали, кто он такой. Вы что, ненормальные?

— Ничего подобного, — поспешил заверить я его. — Мы приехали из-за границы со специальным заданием. Только и всего. Мы должны арестовать вашего президента.

— Что?! — Лоренцо вытаращил на меня глаза. — Арестовать Рамиреса? Тогда вы точно тронутые.

Я не совсем понял выражение «тронутые», однако интонация не оставляла сомнений в том, что молодой человек о нас думал.

— Однако быстро же ты успел забыть, каким образом мы освободились из «черного ворона», — напомнил я. Передо мной начал вырисовываться смелый, крупномасштабный план. — Перед талантами Баракса здешняя полиция бессильна.

— Это верно. Я сам видел. Не знаю, как это у него получается, но трюки были первоклассными.

«Не знаешь, и никогда не узнаешь», — подумал я. Мы не имели права на очередной хроноклазм. Аборигены не должны были догадываться о наших способностях. Достаточно было того, что уже натворил здесь Килиос. И того, что он успеет еще сделать в ближайшие дни. Я нутром чуял, насколько опасным стало влияние этого перебежчика на ход истории с того самого момента, когда он стал главой государства. Боливария, правда, страна небольшая, но все же…

Знать бы только, что намеревается сделать этот полоумный. Наверняка можно было бы «сочинить» что-нибудь похитрее. Мы или раскроем его замысел или не раскроем. Но, если все пойдет гладко, он уберется отсюда прежде, чем сможет реализовать свои планы, которые могут привести к столь трагическим последствиям. В 31-м веке у него будет возможность ответить за эту выходку — и отчитываться он будет перед специальным судом.

А пока что все было таким далеким и туманным.

— Чего вы, собственно, добиваетесь? — спросил я.

— Мы?

— Фронт.

Лоренцо беспокойно огляделся.

— Ч-ш-ш! Не так громко! Даже у стен бывают уши!

Я обрадовался: шеф будет доволен, когда я передам ему эту поговорку. Да, даже… у стен… бывают уши… Я наслаждался этой фразой и едва не воочию увидел стены, нашпигованные микроскопическими подслушивающими устройствами.

— В скором времени вспыхнет восстание, — прошептал возбужденный Лоренцо мне на ухо. — Люди уже не в состоянии больше терпеть! Партизаны все подготовили! И власти, по-моему, тоже догадываются о чем-то!

Я опасался, и не без основания, что этот парень снова примется провозглашать политические лозунги. Поэтому пришлось его тут же перебить.

— Как Рамирес добрался до власти? Что это, собственно, за человек?

— Известно о нем немного. Раньше Гальего Рамирес был кондитером в предместье.

— Раньше? Значит, его здесь давно знают?

— Конечно. Ведь он живет в Боливаре сорок лет.

Я обмер. Неужели мы так ошиблись? Неужели Килиос и Рамирес не одно и то же лицо?

А Лоренцо продолжал:

— Одни говорят, что он никогда не занимался политикой, другие клянутся, что он уже много лет подготавливал себе почву. Утверждают, что все свои деньги Рамирес направил на подкуп государственных чиновников, а в последнее время словно с цепи сорвался. Ораторствовал перед покупателями — у него была своя лавочка — и даже привлек этим к себе внимание тайной полиции. Ему раз-другой пригрозили, что, если он не прекратит заниматься агитацией, его посадят. Но это не помогло. Тогда был отдан приказ об аресте Рамиреса. Так он распропагандировал явившихся полицейских! За короткое время Рамирес добился неслыханного успеха. На его сторону становилось все больше чиновников, полицейских, армейских офицеров. Тогда уже и правительство забеспокоилось, но прежде чем они успели пошевелить пальцем, Рамирес сделал последний шаг — во главе трех сотен солдат и полицейских занял парламент и призвал заседавших там депутатов отправить в отставку президента, а на освободившееся место посадить его, Рамиреса. Они пришли к власти, не пролив ни единой капли крови.

— Так что же это за человек, ваш кондитер? — опешил я. — Он что-мессия? Златоуст? Народный трибун? Чародей?

— По-моему, ни то, ни другое, ни третье, — прошептал Лоренцо. — Я слушал по радио его речь, когда он давал присягу на президентство. Ничего нового и интересного, обычный набор простых фраз, как всегда. Это политика всех диктаторов. Мол, следует разрушить старую преступную систему, прогнать продажных чиновников, снизить налоги и так далее. Вернемся к демократии, ура! Ура! Ура!

— Погоди-ка. Так ты слушал его речь. Скажи, случаем, не заметил ли ты у него странного акцента? Не говорил он на вашем языке как иноземец, ну, вроде меня?

— Нет, — Лоренцо решительно покачал головой. — Он говорит совсем не так. В конце концов, как ему еще говорить? Множество народа знает его десятки лет, правда, в основном, это жители района Агрота… Это он, никаких сомнений. Низенький лавочник лет пятидесяти… Жители Агроты всю жизнь покупали у него торты и пирожные.

— Что же с ним стряслось? С чего это он полез в политику?

— Позавчера по телевидению передавали интервью с Рамиресом. Так он сказал, что нашел способ сделать Боливарию самым богатым и могущественным государством мира…

Что-то здесь не сходилось: выглядело это так, словно я пытался подогнать друг под друга две шестерни с разным количеством зубьев. Я прервал Лоренцо: сейчас было важнее получить еще кое-какие данные.

— Погоди-ка, дружище. Где тебя можно найти, если вдруг ты мне понадобишься?

— Понимаешь, мне не хотелось бы рассекречивать явку…

— Хорошо. Но, возможно, мы можем друг другу внезапно понадобиться, понимаешь, неожиданно. Скажи хотя бы, где можно оставить для тебя записку.

Минуту он колебался.

— Ладно. Удобнее всего для этого харчевня «У моряка». Это возле реки, в порту. Связаться поможет хозяин, он такой высокий, лысый.

Лоренцо снова огляделся и встал. Мы попрощались. Он ушел, а я прошелся еще немного по собору и только потом вышел на залитую солнцем площадь.

После обеда я собирался нанять автомобиль в одной из крупных прокатных контор, однако оказалось, что это невозможно было сделать без документов. Неподалеку вертелся какой-то коротышка с неприятным лицом. Разочарованный, я вышел из конторы. Коротышка тут же подскочил ко мне и заявил, что если бы я обратился к его родственнику, то без всяких документов получил бы почти новый автомобиль. Я протянул крупную банкноту, взамен он сообщил мне адрес своего родственника. Мы поймали такси и отправились в пригород.

«Родственник» оказался сварливым типом с еще менее симпатичной рожей. На заднем дворе у него скрывался отлично оборудованный пункт торговли автомобилями. Я мог выбрать машину какой угодно марки и размера, причем некоторые из находившихся здесь выглядели совершенно новенькими. Несомненно, машины были краденые, но как бы там ни было, я все же сделал свой выбор, и помощник хозяина на моих глазах прицепил на нее таблички с регистрационными номерами. Затем он наставительным тоном объяснил, что если остановит полиция, то я должен сказать, что взял эту машину напрокат в какой-нибудь соседней стране. Затем он пересчитал деньги, сунул их в нагрудный карман и помахал нам рукой на прощанье.

Старый адрес кондитера мы отыскали в телефонной книге заранее. Прежде чем стать диктатором, он жил на Королевской улице, в доме под номером 88.

Через полчаса в районе Агрота мы остановили машину.

— Я пойду вперед, а ты не торопись, топай следом.

— Все равно я тебя одного не отпустил бы, — буркнул Баракс и вылез из машины.

В подворотне у меня из-под ног выскочила кошка. Несло затхлым из подвального окна. Лестничная клетка с замызганными стенами, казалось, была предоставлена сама себе и держалась только на честном слове. На старомодной доске болтался листок бумаги с надорванным краем — это был список жильцов. Против слов «Рамирес, кондитер» значилась цифра 2.

На втором этаже стояла мертвая тишина. На почерневшей от времени двустворчатой двери висела массивная табличка «Гальего Рамирес». Я постучал. Ни шороха. Я нажал ручку, дверь была не заперта. После недолгих колебаний вошел и тут же почувствовал эманацию злой воли. Это была не то прихожая, не то коридор. Стояла кромешная тьма, и я не мог видеть того, кто излучал злобу.

Дальнейшее произошло мгновенно.

Назад: Сверхзадача

Дальше: Петер Жолдош Сверхзадача

Иштван Немере Дело Килиоса

Иштван Немере
Дело Килиоса