Предыдущие два раза оформляться через приемный покой неотложки им не пришлось – Титусу дали зеленый свет. Это он сам так шутил. Черный юмор.

Вообще-то его положили в реанимацию. Считалось, что шанс на выздоровление есть. Но недавно доктор Стенстрём отвела Ингрид в свой кабинет и произнесла слово «хоспис». Перед глазами у Ингрид все поплыло, она согнулась, уперлась лбом в стол. Доктор неуклюже похлопала ее по спине:

– Ингрид, давайте я вам что-нибудь выпишу. Как вы спите? Ночной сон очень важен для поддержания сил.

Ингрид выпрямилась. В ушах шумело.

– Хоспис… – хрипло выдохнула она.

– Да. Хоспис.

Докторша села. Поправила волосы, убрала локоны за уши, подалась вперед. В мочках блестели капельки золотых сережек. Ингрид смотрела то на клавиатуру, то на запутавшиеся компьютерные провода, отчаянно пытаясь сосредоточиться.

– Можно предложить несколько вариантов на выбор, – продолжала врач. – Вот, к примеру, есть Стокгольмский дом, это за улицей Мариеберга, на Кюнгсхольме, у него хорошая репутация, достойное место. Или пансионат в Эрсте, там тоже хорошо. Разумеется, имеет смысл рассмотреть и вариант с антропософской клиникой в Ярне – правда, это уже далековато. Но работают там весьма профессионально, квалификация у персонала высочайшая. И еще там… уютно. Мы займемся этим вопросом и постараемся выяснить, где могут принять вашего мужа. Разумеется, придется некоторое время подождать. Сами понимаете…

– А здесь? – чуть слышно спросила Ингрид. – А здесь как же? – Она почти шептала. – Нам здесь нравится… и мы вас знаем всех, и вы знаете Титуса.

Докторша улыбнулась. Беспощадной улыбкой.

– Я рада, что вам у нас хорошо. Но дело в том, что мы не в состоянии предоставлять Титусу длительный уход. Намного комфортней ему будет в хосписе… Там он обретет более достойные условия. Там ему будет удобней и… лечение будет более подобающее.

«Конечная станция, поезд дальше не идет! – зазвучало в мозгу Ингрид. – Просьба всем пассажирам выйти из вагонов!»

Ее охватило истерическое желание рассмеяться, так что пришлось со всей силы прикусить щеку. На глазах выступили слезы, она разрыдалась, достала носовой платок. Доктор сочувственно смотрела.

Ингрид молчала, пауза все тянулась. Постукивала секундная стрелка стенных часов. Наконец докторша откашлялась и заговорила:

– Есть еще один вариант. Если он, конечно, сможет находиться в домашних условиях. Вам помогут, для такого случая есть бригада надомного ухода, капельницы и прочее оборудование, очень квалифицированный персонал. Вас никогда не оставят одних, это я могу вам обещать. К тому же, насколько я понимаю, большую часть времени вы проводите дома.

Вокруг вновь зашумело. Комната закрутилась веретеном.

– Да, – тихо сказала Ингрид. – Но я не знаю…

Врач встала:

– Обдумайте все. И попозже давайте вернемся к этому разговору.

Вот и знакомая палата. Сестра Лена уже все приготовила. На кровати лежали рубаха и бесформенные больничные штаны из полинявшего голубоватого трикотажа. Ингрид помогла Титусу переодеться. Палату он делил с человеком намного старше себя, который никогда не отвечал на приветствия, только смотрел блеклыми глазами. Большую часть времени в палате находилась и его жена, пухлая женщина в сером вязаном жилете поверх мешковатого платья. На голове обязательная шляпка – обычное дело для старушек, уходящее поколение. Чаще всего они встречались с ней в комнате с телевизором, где стоял столик с минералкой, печеньем и ящичком для пожертвований.

Две медсестры отгородили кровать Титуса на время процедур. Поставили капельницу. Ингрид решила выйти, момент подходящий. Хотя и боялась случайной встречи с доктором Стенстрём – вдруг та потребует ответа.

Женщина в шляпке сидела за столом, помешивала кофе в пластиковой чашке. По кругу, по кругу, жидкость крутится все быстрее и быстрее…

– Он теперь совсем как ребенок, – заговорила женщина. – Никого не слушает, говорит что в голову взбредет. Наверное, я уже не смогу его домой забрать, никогда.

– Это печально.

Женщина обернулась. Уголки рта дергались.

– Мне с ним не управиться. Он тяжелый. Вставать сам не может. Стирка дважды в день. А мне ведь самой скоро восемьдесят два.

– Разве больница не предоставляет помощь на дому?

– Помощь… Да никто ведь не знает, как помогать. Приходят какие-то чужие люди, лезут не в свое дело. И вечно меняются, одна баба даже постоянно ребенка с собой таскала… Сидит на полу и сопли пускает… У Эрнста очень хрупкое здоровье, он же инфекцию запросто подхватит, должна же понимать, что детская зараза с их соплями и прочим… Да и вообще, таскать ребенка в дом к тяжелобольному… Я тогда позвонила, пожаловалась, а они только и сказали, что «ладно, мы обсудим поведение нашей сотрудницы». Ну, и я от так называемой помощи отказалась.

– Сочувст…

– Я понимаю, куда вы клоните, – перебила женщина. – Память у него все хуже, иной раз смотрит на меня, будто впервые видит. Я спрашиваю: «Не узнаешь?» – а он молчок. Я уж и забыла, когда мы с ним толком разговаривали. Мы ведь с ним одни в целом мире. У меня больше никого, только он. Да еще врачи…

Ингрид хотелось, чтобы женщина замолчала.

– У него болезнь Альцгеймера? – услышала она собственный голос.

– Что? – Женщина вздрогнула – видимо, привыкла к монологам.

– Я о вашем муже. Ведь у него болезнь Альцгеймера?

– Не знаю. Ничего я не знаю…

Ингрид встала.

– Сочувствую, – повторила она.

Медсестры закончили обихаживать Титуса. Он лежал, закрыв глаза. Такой бледный. Лицо чуточку расслабилось. Ингрид передвинула стул к кровати, взяла Титуса за руку. Почувствовала жар.

– У тебя температура?

Он беспокойно заерзал, повел шеей.

– Наверное…

– Хочешь воды или еще чего-нибудь?

– Воды.

Она налила минералки в стакан, сунула соломинку, поднесла к его губам. Вдруг захотелось вина. Дома вечером откупорит бутылку шардоне, стоящую в холодильнике. Собирались выпить вдвоем. Она даже купила паштет из морепродуктов и сыр бри.

Телефон, лежавший на тумбочке, приглушенно заурчал. Титус жестом попросил ответить. Звонила Йеннифер, старшая из двух его взрослых дочерей.

– Папа там? – коротко спросила она.

«А ты как думаешь? – едва не ответила Ингрид. – Считаешь, я бы стала сидеть здесь и разговаривать с тобой, если бы твоего отца рядом не было?»

Вслух произнесла:

– Да, мы в больнице, приехали с час назад.

– Я звонила ему, мобильный не отвечал.

– У него были процедуры.

– Хочу с ним поговорить.

– Сейчас узнаю. – Протянула телефонную трубку: – Йеннифер.

Титус потянулся к мобильному, она вложила трубку в его пальцы. Голос дочери слышно, но слов не разобрать.

– Что есть, то есть, – произнес Титус. – Нет. Вряд ли. Постарайся понять. Я не могу говорить долго. Поболтай с Ингрид.

Она вновь взяла трубку.

– Я приеду, – сообщила Йеннифер.

– Он очень устал.

– Вы там надолго?

– Посижу еще.

– Так можно в любое время для посещений?

– Приезжай завтра. Вместе с Юлией.

Йеннифер дала отбой, не попрощавшись. С ней трудно, вот с Юлией легче ладить. А старшая дочь Титуса всегда относилась к Ингрид предвзято, не скрывала неприязни. Будто это Ингрид во всем виновата. Будто Ингрид отнимает у них отца. Хотя ради Ингрид он бросил не их мать, а Розу.

Титус так и лежал с закрытыми глазами. Может, уснул. Над кроватью нависал прозрачный пузырь капельницы. Здесь Титусу ничто не грозит. Ингрид наклонилась и поцеловала его твердый широкий лоб.

– Езжай домой, – прошептал он.

– Ты уверен, что справишься?

– Да.

– Хорошо, тогда я поеду.

– Ладно.

– Позвони, как только хоть что-то понадобится. И я приеду, ты ведь знаешь.

Не ответил, лишь странно всхрапнул.

Ингрид отодвинула занавеску, надела пальто. Новое, узкое и черное, с воротником из искусственного меха. Титусу оно понравилось. Он вызвался тогда на роль стилиста; дело было осенью, в прошлом году, в одном бутике в Дандерюде. Титус сам нашел бутик по рекламному объявлению в газете «Свенска дагбладет». Сказал, ей нужно развеяться. Она тогда только что закрыла свой книжный магазин, и самооценка у нее болталась в районе нулевой отметки.

На выходе в коридор Ингрид столкнулась в дверях с женщиной в шляпке. Та несла поднос с двумя чашками кофе и тарелку с пирожными. Кивнула ей:

– До свидания.

Долго шла по коридору с поблескивающим полом. Двери палат открыты, видны разобранные постели, прикроватные лампы. На табло под потолком сверкали какие-то цифры, манили. «Прочь, – подумала Ингрид. – Прочь отсюда, пока я не задохнулась».

Когда проходила мимо поста медсестер, в коридор вышла сестра Лена. Лицо усталое.

– Заснул, – сообщила Ингрид.

– Да. Мы поставили ему капельницу со снотворным. Завтра почувствует себя лучше.

– Правда?

– Да. Как правило, так и случается.

– Я домой.

– Конечно. Вам тоже нужно поспать. До завтра.