Ингрид
Титус все-таки сказал жене. Собрался с силами и решился на разговор. Тем же вечером он стоял на пороге у Ингрид, в руках – спортивная сумка.
– Придется пожить у тебя несколько дней. Пока она не успокоится.
Но Розе не требовалось успокаиваться. Она была спокойна.
– И что она сказала? Как отнеслась?
Титус опустился в кресло, вытянул ноги. Волосы сальные, грязные, и была в нем какая-то неухоженность, какой она прежде не замечала. Они выпили вина, отмечая событие. «А хорошо бы сейчас шампанского», – подумала Ингрид. Титус нервно теребил очки, положил на столик, снова взял в руки. Она отметила, что стекла тоже нуждаются в чистке.
– Не знаю, – сказал он. – Правда, не знаю.
Она ждала. Титус повторил:
– Я не знаю.
– И что, ты вот так прямо и выложил все? «Роза, я ухожу от тебя»?
– Что-то в этом роде, да.
– А она…
– Она сидела и смотрела телевизор. Новости. Паника на Стокгольмской бирже, всё как всегда. Я взял пульт, выключил телевизор. Она сказала: «Вот как. А ты думал, я не знала? Давно догадывалась».
– Ох.
– Да. Так и сказала.
– А она спрашивала что-нибудь… про меня?
– Нет. Но я ей рассказал. Она должна знать. И о нашем знакомстве с тобой, о том, что мы уже давно встречаемся. Что я не просто… А она перебила меня и сказала, что ей все равно.
– Правда?
– И добавила, что хвост лучше отрубать разом, а не по частям. Спокойно так сказала. Даже с облегчением будто. – Он покачал головой и отпил вина. – Так странно. Я не ожидал подобной реакции. Я-то был на взводе, подготовил целую речь, объяснения, а она…
– А вдруг у нее тоже кто-то есть? Может, она тоже выжидала подходящего момента. Но ты ее опередил. Неудивительно тогда, что она ощутила облегчение.
Титус рассмеялся. Смех вышел холодным, резким.
– Роза? О нет, только не Роза.
– Откуда такая уверенность? Почему ты так считаешь?
– Потому что Роза, она… как бы это сказать… Честная. Правильная, что ли, или как там говорят обычно. Вряд ли она соврала хоть раз в жизни.
Внутри у Ингрид словно оборвалось что-то.
– А дальше? – хрипло сказала она. – Что дальше?
– А дальше я ей объяснил, что дом, пожалуй, нам продавать не нужно; можно устроить так, что они с сыном будут там жить. И что в любом случае торопиться с такими вещами не следует. Тогда и Йенни с Юлией тоже сохранили бы свои комнаты на вилле. У них ведь своего жилья еще нет. Словом, глобальных перемен не надо.
– Они ее любят?
– Кто?
– Твои дочери любят Розу?
– Ну, прежде отношения были хорошими. Хотя большую часть времени они сейчас живут у своей матери, у Биргитты.
– И что она ответила? О том, что вилла останется за ней?
Титус помолчал. Несколько раз кашлянул. Глотнул вина.
– Отказалась. Сказала, чтобы мы… чтобы я как можно скорее нашел маклера.
Ингрид думала, что ее должна захлестнуть радость, что от счастья она воспарит над землей. Взмоет под потолок, к люстре, невесомая… Но ничего такого не случилось. Напротив, ее точно придавила какая-то тяжесть, живот скрутило.
– Но куда же ей деваться? Да еще и с ребенком…
– Томас уже взрослый, в следующем году ему исполнится двадцать.
– Пусть так. Но где они будут жить?
– Все образуется, это все можно устроить. Практические вопросы решаются сами собой. В прошлый раз получилось именно так. Но в тот раз бросили меня.
Он рассказал, что Роза и Биргитта сразу нашли общий язык. Ингрид поняла, что Титус был не в восторге от симпатии, которая связывала его жен. Будто боялся, что женщины станут обмениваться опытом, делиться его секретами. К тому же его взглядам была присуща некоторая старомодность. А женщины? Ну да, эмансипация. Слово это он обычно выплевывал – точно проклятие, точно нецензурщину. Ингрид частенько его поддразнивала, не без удовольствия именуя шовинистом. Но это было в прошлом, в самом начале их романа. Когда ей еще казалось, что она способна на него влиять.
Поначалу после разрыва Розу приютила как раз Биргитта. Сына Роза взяла с собой. Томас отлично ладил с учителем пения, вторым мужем Биргитты. Оба были увлечены музыкой.
Места в доме Биргитты хватило всем.
Роза по-прежнему хранила безразличие. Но только не дочери Титуса. Они пришли в ярость. В кратком изложении Титуса выглядело это так:
– С одной стороны, я их понимаю, но с другой – нет. Наверное, дело в той старой истории. Они же взяли мою сторону, когда Биргитта нанесла удар. Всегда меня защищали, заботились обо мне, я ведь был пострадавшей стороной; они-то были еще маленькими, так что мне одному пришлось все дерьмо разгребать. Но сейчас-то все иначе. История совсем другая. Бросить мужа с двумя детьми – такое не прощают, я и не могу простить до сих пор. А сейчас… Мы все взрослые люди. И Юлия с Йенни не вправе, черт подери, решать за меня, как мне жить! Так что свои мысли они могут оставить при себе.
Он просто исходил гневом. Книги и прочие вещи так и летали по дому, когда девушки приехали, чтобы забрать скарб из своих комнат.
Йеннифер орала на отца: ну вот, а теперь ты поступил точно так же! Сделал то, в чем всегда винил маму! Почему ты о Розе не подумал?
Ингрид понимала, что ярость была направлена и на нее. Прошло больше года, прежде чем он познакомил новую жену и дочерей. Титус пригласил девушек в дом на Тулегатан, показал комнату, которую обустроил для них:
– Вот здесь, девочки, вы можете жить. Добро пожаловать в пансионат. И не придется ночью трястись в метро. – Он рассмеялся.
Девушки не поддержали шутливый тон. Вежливо заглянули в комнату – только потому, что Титус настаивал.
Ингрид с Титусом тоже держались скованно. Разок взялись за руки, и все. Она кожей чувствовала их оценивающие взгляды. Так вот ты какая, жирная сука.
Она испекла хлеб и приготовила салат с креветками и раковыми шейками. Красиво сервировала стол, у окна, стояла ранняя весна, под крышей галдели воробьи. На десерт – кофе с печеньем.
Йеннифер и Юлия. Его дочери, юные, крепкие девушки. Так не похожие друг на друга. У старшей, Йеннифер, темные спутанные волосы – такая мода, решила Ингрид. Йенни была в кружевном лиловом топе, больше напоминавшем майку. Под топом – ничего, просвечивает бледная кожа, темные соски. Ингрид отметила, что и от внимания Титуса это тоже не укрылось, – судя по всему, так и было задумано. Явный вызов со стороны Йеннифер. На ногах – массивные башмаки на высоченной белой платформе. Не какие-то там туфельки на шпильках, а настоящие колоды. Выглядело это комично. Наряд довершала белая мини-юбка поверх белых же лосин.
Разумеется, Титус поддался на провокацию. Встав перед дочерью, он оценивающе осмотрел ее.
– Так вот как теперь нужно выглядеть?
Та выдержала его взгляд.
– Ага!
Светленькая Юлия казалась мягче и словно бы никого не осуждала – в открытую, во всяком случае. В тонком платье без рукавов, на бретельках, в сапожках. Обе девушки были обильно накрашены: темно-красная помада, подведенные глаза, постоянно распахнутые, словно моргать они не умеют. Фарфоровые, алебастровые. Будто куклы.
Украшений они не носили, и Ингрид почувствовала себя разряженной, как новогодняя елка: золотая цепочка, подарок Титуса, и кольца. Она даже чуть не сняла украдкой кольца, но вовремя одумалась. Она замужем за их отцом. Рано или поздно, но им придется принять ее.
Она исподтишка наблюдала за девушками, высматривала сходство с отцом. Не обнаружила, и ей почему-то сделалось грустно.
– Устраивайтесь, прошу вас, – сказала она. Рядом с этими грациозными юными созданиями Ингрид чувствовала себя большой и неуклюжей.
Йенни бесстрастно глянула на нее, лицо застывшее, точно маска.
– Прошу, – повторила Ингрид, указывая на кресла.
Йенни не двинулась с места, будто не слышала. «С ней что-то не так, – мелькнула у Ингрид мысль. – Явная психическая неуравновешенность». Вперед скользнула Юлия, опустилась на диван. Помедлив, Йенни присоединилась к сестре. Титус и Ингрид заняли места напротив.
– Ну, рассказывайте, как дела, – бодро сказал Титус.
– Нормально.
– Ох, ну и ответ!
Юлия пожала плечами. Йеннифер сидела неподвижно.
– Йеннифер, ты же заканчиваешь гимназию в следующем году. Придется много вкалывать. В смысле, грызть гранит науки… Вот, помню, я в ваши годы… Хотя сейчас, наверное, все иначе.
– Все нормально, – сдержанно сказала Йеннифер.
– А ты уже знаешь, кем хочешь стать? – встряла Ингрид.
– Нет.
– Да, это нелегко. Я тоже не знала.
– Ты как-то говорила, что хочешь изучать историю искусств, – сказал Титус.
Йенни разглядывала стену. Молчала. Титус повернулся к Юлии:
– А ты? Ты ведь у нас вечно витаешь в облаках. И сочиняешь. У нее явные способности к этому, – улыбнулся он Ингрид и снова посмотрел на дочь: – Не поделишься планами? Хочешь заниматься литературой? Какие планы?
– О, так, может, по стопам отца? – спросила Ингрид.
– Не знаю.
– Литература! – продолжала Ингрид. – Я всегда об этом мечтала!
Юлия вежливо улыбнулась:
– А почему тогда не занялись этим?
– Да, скажите!
– Как вам известно, у Ингрид собственный книжный магазин, – ответил за нее Титус.
– Тем более! – заметила Юлия, вдруг показавшись взрослее. – Разве это не главное условие для владельца книжного магазина? Знать все о своем товаре?
– Детка, – усмехнулся отец, – скоро ты узнаешь о жизни с другой стороны. Порой у меня возникает ощущение, что большинство людей из тех, кто стоит за прилавком книжных магазинов, с таким же успехом могли бы торговать колбасой.
– И что плохого в том, чтобы торговать колбасой? – парировала Юлия.
– Ничего, если не путать колбасу с книгами. – Отец посмотрел на дочерей, ожидая, что те рассмеются в ответ. Но они не рассмеялись.
Ингрид нервно улыбнулась. Пододвинула блюдо с салатом к Йенни. Почудилось, будто девушка еще сильнее напряглась. Даже не посмотрела на тарелку.
Ингрид заметила, что Титус закипает.
– Ну что же ты, Йенни? Угощайся. Ингрид готовила салат целое утро.
Ингрид покраснела.
– Вовсе я не готовила его целое утро!
Титус вымученно улыбнулся.
– Да что с тобой, Йенни? Тебе нездоровится?
– Папа, ты же знаешь! – Голос девушки прозвучал неожиданно громко. – У меня аллергия на креветок!
Как будто отвесила пощечину. Ингрид чувствовала, как вспыхивает лицо, как краска заливает шею и грудь.
– Титус, почему ты мне не сказал?
– Папа, ты что, забыл? – вмешалась Юлия. – Ты ведь знаешь! Мы с Йенни не едим морепродукты!
