Глава 53

Такие состоявшие только из одного слова мысли роились в голове Мартина, с силой бились о черепной свод, производя при этом глухой гул, как дисгармоничная музыка к фильму, сопровождающий те картины, которые в этот момент мелькали перед его внутренним взором. Картины, которые напомнили ему о его прежних встречах с Анук: девочка в ночной рубашке, молча сидящая на кровати, использующая предплечья в качестве точильного камня для своих ногтей.

Мартин подумал о том, как Герлинда рассказала ему о фонарике, и вспомнил, как на пути к капитану столкнулся с подвыпившим пассажиром со светящимся напитком в руке. Казавшиеся на первый взгляд бессвязными обрывки мыслей неожиданно слились теперь в единое целое.

Во время этого, как Мартин предполагал, последнего спуска в «Адскую кухню» Бонхёффер оставил его одного, после того как сначала побежал вслед за ним и перед входом на палубу для служебного персонала даже загородил дорогу.

– Что вы выяснили? – допытывался он.

Мартин уже было собрался выложить Бонхёфферу свое подозрение, но в этот момент зазвонил мобильник капитана.

Находившаяся в капитанской каюте Юлия Штиллер, мать пропавшей девушки, снова пришла в себя и попросила позвать Бонхёффера. Точнее, она потребовала, чтобы он явился к ней.

– Негодяй! Где ты только пропадаешь? Как ты мог поступить так со мной?

Юлия так кричала, что Мартин мог слышать каждое слово, хотя Бонхёффер крепко прижимал свой мобильник к уху.

Капитан обещал, что присоединится к нему, как только посмотрит, как там Юлия, но сейчас Мартин стоял один перед дверью в палату Анук. От волнения его руки вспотели, когда он пользовался своим электронным ключом. Не постучав, он вошел в комнату.

И оказался перед пустой кроватью.

На мгновение он растерялся и был не способен ясно мыслить. Он гипнотизировал взглядом покинутую кровать, словно надеялся, что Анук материализуется, если он будет достаточно долго смотреть на измятую простыню.

Мартин пребывал в крайнем смущении не более секунды, но затем шум сливного бачка в туалете вывел его из состояния паралича. Находившаяся справа от него дверь ванной открылась, и, шаркая ногами, оттуда появилась Анук. На ней была свежая ночная рубашка, а колготки она, по-видимому, сняла. Анук была босиком. Увидев Мартина, она испуганно шмыгнула назад в ванную.

– Стой! – воскликнул Мартин и своевременно поставил ногу перед дверью, которую Анук собиралась захлопнуть. – Не бойся меня, я тебе ничего не сделаю.

Он снова распахнул дверь. Анук вжала голову в плечи, закрыла ее обеими руками и начала отступать назад, пока не наткнулась на унитаз. Она опустилась на крышку унитаза.

– Ты же еще помнишь, кто я, или уже забыла?

Он сунул карточку-ключ в нагрудный карман своей рубашки и подождал, пока Анук успокоится и начнет дышать ровнее. Прошло какое-то время, пока она поняла, что он не собирается трогать ее. Когда она отважилась опустить локти и посмотреть ему прямо в глаза, он улыбнулся ей. По крайней мере, попытался придать уголкам своего рта соответствующее положение. С тех пор как он вошел в «Адскую кухню», у него снова заболела голова. Тупая боль в висках, которая скоро перейдет в постоянную, тянущую боль.

– Смотри, я буду просто стоять здесь, – сказал он и поднял вверх обе руки. – Могу я попросить тебя об одном одолжении, если пообещаю, что не сдвинусь с места и не приближусь к тебе?

Никакой реакции. Ни кивка. Ни малейшего движения бровей. Анук оставалась по-прежнему нема как рыба. И тем не менее, несмотря на болезненную бледность ее лица и испуганную позу, Мартину показалось, что появились первые признаки психического выздоровления.

Ее взгляд уже не был безучастным, а скорее выжидательным, настороженным. Она ни на секунду не спускала с него глаз; не так, как еще вчера, когда большую часть времени смотрела сквозь него. Были и другие признаки, указывающие на то, что она поднялась еще на несколько ступенек вверх по лестнице, ведущей из подвала ее души: она больше не чесалась и не сосала большой палец, хотя находилась в состоянии крайнего возбуждения.

Заметив пластыри с изображениями животных, которые удерживали в правильной позиции бинты, Мартин пришел к заключению, что ассистент Елены наложил девочке новые повязки.

– Не беспокойся, нам не обязательно разговаривать, – сказал он успокоительным тоном.

Если он правильно оценил ее состояние, то сможет узнать от нее все, что ему нужно, и при этом травмированной девчушке не придется даже открывать рот.

– Я пришел только потому, чтобы передать тебе некоторые вещицы, которых тебе давно недоставало.

Он показал ей фонарик.

Ее реакция была просто поразительной. Анук мгновенно вскочила с крышки унитаза и потянулась к руке Мартина. Хотела вырвать у него фонарик, но он оказался быстрее и успел убрать руку с фонариком.

– Только в том случае, если ты скажешь мне правду, – потребовал он. Мартин почувствовал комок в горле, так как эти слова вызвали в нем воспоминания о Тимми, как в былые времена он сам «шантажировал» его.

«Можно я пойду поиграю в теннис, папа?»

«Только после того как уберешь в своей комнате».

Тимми часто противился этому, бросался на пол, плакал и упрямо игнорировал сделку «Игра в теннис за уборку в комнате».

Анук тоже была упрямой. Ей хотелось заполучить фонарик. Но она все еще не хотела довериться ему.

Она смотрела на него с мрачной миной, сдвинув брови к переносице.

– Хорошо, тогда я сам расскажу тебе, как все было, – сказал Мартин. – Я думаю, что ты знаешь, где твоя мать. Ты даже нарисовала для нас это место на экране своего компьютера, хотя тогда мы не поняли твой намек и до сих пор не знаем, где находится этот колодец. Но ты знаешь дорогу туда. Ты пометила путь с помощью ультрафиолетовых грифелей, которые я нашел в твоем пенале. Однако, к сожалению, ты не увидишь эти метки при обычном освещении…

Он сделал ошибку, бросив быстрый взгляд вверх на потолочную лампу, и тут же его мозг пронзила молния. В рекламе говорится, что существует тридцать семь видов головной боли, с которыми можно справиться с помощью лекарств, продающихся в аптеках без рецепта лечащего врача. Но его боль определенно не входила в это число. У него возникло такое чувство, словно кто-то изнутри втыкал тонкие раскаленные иглы в его глаза и они проникали до другой стороны глаз, вплоть до самых зрачков. Мартину показалось, что он даже чувствует выступающие кончики этих игл, которые раздирали до крови внутренние стороны век всякий раз, когда он моргал.

Прислонившись к двери, под недоверчивым взглядом Анук, которая словно вкопанная стояла рядом с раковиной, он ждал, пока боль немного отступит и ее можно будет терпеть. Потом он выключил свет.

Темнота была настоящим наслаждением. Его головные боли моментально пошли на убыль. Приступ закончился так же быстро, как и начался.

Он дал глазам несколько секунд, чтобы они привыкли к почти полной темноте. Затем он повернул выключатель фонарика. И луч, который при нормальном освещении был почти незаметен, разом заполнил все помещение и заставил флуоресцировать белую плитку в ванной, а также ночную рубашку Анук, ее зубы и ногти на пальцах рук.

– Так я и знал, – сказал Мартин, обращаясь скорее к себе самому. Но сейчас, когда его теория подтвердилась, в его голосе не было и намека на триумф. Глаза Анук жутко сверкали в отраженном ультрафиолетовом свете. Она была похожа на лишенное губ привидение из фильма ужасов.

Фонарик, который он сейчас направлял на девочку, не был слабым, а оказался лампой ультрафиолетового излучения, испускающей свет в частотном диапазоне, который почти незаметен для человеческого глаза. Во время одной из операций он уже пользовался похожей моделью.

Это был тот вопрос, который приходилось отложить на потом, поскольку нужно было выяснить более важные вещи:

– Эта лампа указывала тебе путь к твоей маме, верно?

Когда Анук никак не прореагировала, он спросил еще раз, но теперь уже настойчиво:

– Куда ее насильно увезли?

Реакция Анук снова выбила у него почву из-под ног. Поскольку, как и при их первой встрече, она снова прошептала его имя:

– Мартин.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать мне, – хотел он возразить ей и удивился тому, почему не слышит своего собственного голоса, хотя шевелит губами.

В следующий раз он удивился, почему еще не упал.

Боль за глазами снова вернулась, но на этот раз резко и с удвоенной силой.

Мартин медленно опустился на пол и почувствовал, что ему стало еще хуже. Анук переступила через него и снова включила потолочное освещение. Ему показалось, что тем временем какой-то призрак заменил лампочку в ванной комнате на сварочную горелку. Казалось, что ее ослепительный свет хотел врезаться ему глубоко в глаза. Однако в отличие от приступа, случившегося с ним прошлой ночью в капитанской каюте, он чувствовал, что не теряет сознание. Но зато он едва мог двигать своими конечностями.

Он почувствовал, как Анук, которая неожиданно присела перед ним на колени, разогнула его пальцы, и он уже был не в силах помешать ей забрать из его рук фонарик.

– Что ты собираешься делать? – пробормотал он.

– Да, – ответила Анук, возможно имея в виду, что нашла карточку-ключ в нагрудном кармане его рубашки.

– Эй, подожди, пожалуйста. Может быть, будет лучше, если я тебя провожу?

Огромным усилием воли Мартин заставил себя повернуться на правый бок. Он увидел, как, топая по полу босыми ногами, она вышла из ванной комнаты. Услышал, как она громко и четко еще раз сказала «Да», что не имело никакого смысла, потому что она и не собиралась ждать его.

«Куда же ты собираешься идти?» – хотел крикнуть он ей вслед, но с его уст не сорвался даже шепот.

Анук еще раз обернулась в его сторону. Мартин увидел, как ее губы сформировали ответ на его вопрос: К «Голубой полке»; а потом и услышал эти слова, дошедшие до него с небольшой задержкой во времени, словно расстояние между ними увеличилось до такой степени, что для его преодоления звуку требовалось заметно больше времени, чем свету.

К «Голубой полке»?

Мартин оперся о колени и ладони и на четвереньках пополз вслед за Анук.

Он уже где-то слышал это обозначение.

Будучи не в силах двигаться быстрее, чем в черепашьем темпе, он выполз из ванной и успел увидеть, как Анук открыла входную дверь и, так и не обернувшись в его сторону, покинула свою палату.