Глава 41

Слишком поздно.

Еще издали Тиаго увидел открытую дверь каюты, из которой падал яркий свет и, словно фары автомобиля, освещал коридор. Он понял, что опоздал и уже не сможет предотвратить несчастье.

«Эх, если бы я открыл конверт пораньше!»

Держа письмо Лизы в руке, он медленно приблизился к каюте, в которой только вчера искал деньги. Сейчас здесь царила необычная для такого времени суток суета. И хотя он не мог видеть людей, находившихся в каюте, но их тела отбрасывали в коридор мечущиеся тени всякий раз, когда они пересекали луч света, падающий из каюты. Находясь в коридоре, Тиаго не мог слышать и о чем они говорили.

Он остановился, раздумывая над тем, есть ли теперь смысл являться с повинной. Тиаго знал, почему дверь этой каюты была распахнута настежь. И что могли искать там внутри все эти люди. Об этом было написано в письме, которое он снова сунул в карман брюк.

При этом он заметил, что не слышит шума двигателей судна. И хотя корабль продолжал покачиваться, но он не чувствовал привычной вибрации корпуса. Как раз в тот самый момент, когда Тиаго прикоснулся кончиками пальцев к настенным поручням, из каюты вышел он.

Тиаго поспешно отвернулся, но, по-видимому, недостаточно быстро. Офицер службы безопасности узнал его.

– Эй, – услышал он голос человека, который пытал горничную, засунув ей в рот осколок стекла, и уже одно это «эй» прозвучало так, что сразу стало понятно, что осколков стекла будет недостаточно даже в качестве закуски для того меню, которое он уже мысленно приготовил для Тиаго.

Тиаго совершил ошибку и повернулся. Они были одни в коридоре. Он и офицер, который мгновенно сорвался с места.

Тиаго помчался по тому же пути, каким пришел сюда. Топ, топ, топ – раздавался у него за спиной стук тяжелых ботинок, приглушенный толстым ковровым покрытием, а в висках громко стучала кровь, это своеобразное музыкальное сопровождение его растущего страха.

Он распахнул плечом качающиеся двери, ведущие на лестничную клетку, нажал на кнопки лифтов, бросился – когда ни один из них не открылся – вниз по лестнице, даже не задумываясь, в противном случае он бы сразу понял, что бежит в направлении трюма, где серфингист отлично ориентировался!

Тиаго вбежал в широкий проход. Латунная табличка подсказала ему, где он находился.

Магазинчики были закрыты, театры тоже, атриум пуст. Он остановился и огляделся по сторонам.

Хрясь!

Тиаго услышал хруст своих собственных костей, когда полетел на пол, словно после удара железного ядра, которым разбивают стены старых зданий.

Он попытался сделать вдох, но что-то лежало на его лице. Что-то массивное придавило все его тело к полу.

Он почувствовал сильный удар в область паха, и острая боль пронзила все его тело, пробежав от промежности вверх по позвоночнику. Кто-то поволок его по полу, его голова билась обо что-то (или что-то билось о его голову), но во всем мире не было такой силы, которая могла бы разомкнуть его ладони, прижатые к паху. Правда, это ни на йоту не уменьшило боль, от которой его яйца были готовы прямо-таки разорваться.

Он почувствовал, что его губы коснулись какой-то металлической планки, возможно, это был дверной порожек, но он не мог открыть глаза, потому что в его теле не осталось ни одного мускула, который мог бы управлять его движениями, в том числе и движениями его век. У Тиаго наступил паралич всего тела.

– Ну, вот я тебя и поймал, – довольным тоном сказал офицер. Совсем рядом захлопнулась дверь.

Тиаго повернулся на бок, изо рта у него текла слюна. Он огляделся. Попытался составить себе представление о том помещении, куда его приволок офицер. Каток все еще утюжил его яйца, двигаясь взад и вперед, чтобы не дать боли утихнуть.

Лежа на полу, Тиаго увидел ножки стула, матрас, дверь. Он почувствовал запах мокроты и соплей, которые текли у него из носа. Но потом он был вынужден снова закрыть глаза, чтобы не видеть, как блюет.

Однако, прежде чем он успел выблевать все земляные орешки, которые ел в последний раз, офицер раздвинул его челюсти, и Тиаго почувствовал странный металлический привкус во рту, который не был похож на кровь. В детстве ему слишком часто разбивали нос, поэтому он мог легко отличить вкус крови от чего угодно.

Он снова открыл глаза и увидел искаженное ненавистью лицо офицера, склонившегося над ним. И почувствовал, как тот засунул дуло своего револьвера еще глубже ему в рот.

– Хммхмм, – простонал Тиаго, что, по-видимому, должно было означать: «Пожалуйста, подождите. У меня есть что-то, на что вы должны обязательно взглянуть». Но оружие, торчавшее у него во рту, не позволяло ему четко произнести ни одного слова.

Тиаго лихорадочно искал выход из сложившегося положения, возможность освободиться, защититься от нападения, но в сценарии киллера не был предусмотрен решающий поединок, как это бывает в вестернах.

Никакого промедления. Никакой попытки объяснить подлинные мотивы своих действий, чтобы приближающийся спаситель успел прискакать на горячем скакуне на помощь. Никакой отсрочки, за которую жертва могла бы освободиться с помощью хитрости.

У Тиаго не было больше никакой возможности показать этому чокнутому офицеру письмо Лизы и объяснить ему, почему было так важно, чтобы мать девушки прочла его. Или капитан.

Киллер не смеялся, не изображал человека, который наслаждается своим превосходством, он даже не дал ему помолиться перед смертью. Он вырвал дуло револьвера изо рта Тиаго, прицелился с расстояния менее двадцати сантиметров ему в лоб и прошипел:

– Ах ты, грязный педофил.

И спустил курок.