Книга: Сын света
Назад: 48
Дальше: 50

49

Красавица Исет, которая теперь жила в царском дворце в Фивах, родила прекрасного малыша, которого нарекли именем Ха . Приняв Рамзеса, молодая женщина поручила ребенка заботам кормилицы и занялась собой и своим прекрасным телом, чтобы избежать всяких последствий родов. Рамзес гордился своим первенцем. Видя, как он счастлив, красавица Исет пообещала дать ему еще детей, если он по-прежнему будет любить ее.
Тем не менее после его отъезда она почувствовала себя очень одинокой и вспомнила ядовитые слова Шенара. Рамзес покинул ее, чтобы остаться с Нефертари, раздражавшей тем, что всегда была скромной и предупредительной; так просто было ее возненавидеть! Но главная супруга Рамзеса, сама того не желая, начинала завоевывать сердца и умы одной своей лучистой улыбкой. Красавица Исет тоже была покорена до такой степени, что даже допускала досадное пренебрежение к ней Рамзеса.
Однако это одиночество было ей в тягость. Ей не хватало роскоши двора в Мемфисе, бесконечных разговоров со своими подругами детства, прогулок по Нилу, купания в прудах роскошных имений. Фивы были богатым и процветающим городом, но он был ей неродной.
Может быть, Шенар был прав, может быть, Рамзес не должен был отодвигать ее на второй план, лишая ее главного места рядом с ним.

 

Гомер размельчил сухие листья шалфея, растолок их в порошок и высыпал его в большую раковину улитки; потом он опустил туда тростинку, поджег снадобье и с явным наслаждением начал курить.
— Странный обычай, — отозвался Рамзес.
— Это помогает мне писать. Как здоровье вашей несравненной супруги?
— Нефертари по-прежнему ведет дом царицы.
— Женщины здесь часто показываются на людях, в Греции они более скромны.
— И вы об этом сожалеете?
Гомер затянулся.
— Честно говоря… нет. На этот счет вы, конечно, правы, но у меня найдется множество других замечаний.
— Я буду счастлив их выслушать.
Приглашение Рамзеса удивило поэта.
— Вы согласны, чтобы вас бичевали?
— Если ваши замечания позволят преумножить радость каждого дня в нашей стране, они будут весьма кстати.
— Странная страна… В Греции мы проводим долгие часы за речами, ораторы воспламеняются, и часто все это заканчивается поножовщиной. А здесь кто осмелится критиковать слова фараона?
— Его долг претворять в жизнь закон Маат. Если он упустит это, воцарятся беспорядок и несчастье, до которых люди столь охочи.
— Вы ни в чем не доверяете отдельному человеку?
— Лично я не склонен доверять; предоставьте его себе самому, и все обратится в сплошное предательство и трусость. Занесенная для удара палка — вот непременное оружие мудреца.
Гомер опять затянулся.
— В моей «Илиаде» появляется божество, которое мне хорошо знакомо; оно ведает прошлым, настоящим и будущим. Что касается настоящего, то я спокоен, ибо ваш отец достоин мудрецов, о которых вы упоминали. Но вот насчет будущего…
— Вы, значит, тоже прорицатель?
— Какой же поэт не является провидцем? Послушайте эти стихи моей первой песни:

 

«…и внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный…
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану» .

 

— В Египте сжигают только признанных преступников; лишь самые мерзкие поступки наказываются столь страшной карой.
Гомер, казалось, начал раздражаться.
— В Египте мир… Но надолго ли? Я видел сон, царевич Рамзес, и видел сонмы стрел, низвергающихся из туч и пронзающих тела молодых людей. Подступает война, война, которой вам не удастся избежать.

 

Сари и его супруга Долент ревностно выполняли поручение, данное им Шенаром. Посоветовавшись друг с другом, дочь царя и ее муж решили повиноваться Шенару и стать его усердными слугами; им предоставлялся случай не только отомстить Рамзесу, но и приобрести высокое место при дворе Шенара. Союзники в борьбе, они ими останутся и после победы.
Долент без труда вошла в лучшие фиванские семьи, где были рады принять столь высокородных особ. Дочь Сети объяснила свое пребывание на Юге желанием лучше узнать эту замечательную провинцию, испытать на себе очарование спокойной жизни и приблизиться к храму Амона в Карнаке, где она собиралась провести не один день в сопровождении своего мужа.
Во время бесконечных приемов и разговоров с глазу на глаз Долент беспрестанно делилась своими мыслями и опасениями насчет Рамзеса. Кому, как не ей, было знать все его секреты? Сети был великим правителем, безупречным сувереном, Рамзес же будет тираном. Доброе фиванское общество больше не будет играть никакой роли в государственных делах, храм Амона будет оставлен заботой, безродные выскочки, как Амени, заменят представителей знатных родов. Слово за слово, она рисовала отталкивающий портрет регента и налаживала тесные связи между яростными противниками Рамзеса.
Со своей стороны Сари прикинулся набожным и неприкаянным. Он, который управлял выдающимся институтом «Капа», согласился на скромную должность учителя в одной из школ в Карнаке и вступил в сообщество ритуальных служащих, которым надлежало украшать алтари цветами. Его самоуничижение не осталось неоцененным — влиятельные деятели церкви получали большое удовольствие от бесед с ним и часто приглашали разделить с ними трапезу. Подобно жене, Сари всюду изливал свою желчь.
Когда ему позволили побывать на великой стройке, где находился и Моис, Сари поздравил своего бывшего ученика с успехами в работе. Ни один колонный зал не сможет сравниться с храмом Карнака, размеры которого были столь велики, что в самом деле напоминали жилище богов.
Моис заметно окреп и возмужал. Бородатый, с лицом, опаленным лучами солнца, он размышлял в тени гигантской капители.
— Как я рад тебя видеть! Еще один мой ученик блестяще преуспел в своем деле…
— Не забегайте вперед; пока последняя колонна не будет воздвигнута, я не смогу чувствовать себя спокойно.
— Повсюду только и слышишь похвалы стремительности твоих работ.
— Я всего лишь проверяю, как работают другие.
— Твои достоинства не могут не поражать, Моис, и я только могу себя поздравить с этим.
— Вы в Фивах проездом?
— Нет, мы с Долент остановились на загородном доме. Я теперь преподаю в школе в Карнаке.
— Это очень похоже на опалу.
— Так оно и есть.
— И какова же причина немилости?
— Хочешь знать правду?
— Пожалуйста.
— Трудно говорить об этом…
— Я вовсе не хочу принуждать вас.
— Это из-за Рамзеса. Он выдвинул ужасные обвинения против меня и своей собственной сестры.
— Без доказательств?
— Без малейших доказательств. Иначе почему он не обратился в суд?
Довод был весьма убедительным.
— Рамзес опьянен своей властью, — продолжал Сари. — Его сестра опрометчиво потребовала от него вести себя немного сдержаннее. На самом деле он вовсе не изменился. Его непримиримый и несдержанный нрав не слишком подходит для тех обязанностей, которые ему доверили. Поверь, я же первый пожалел об этом; я тоже пытался его образумить. Бесполезно.
— Это изгнание не слишком тяжко для вас?
— Изгнание — слишком громкое слово! Здесь замечательно, храм внушает покой душе, и я счастлив передавать свои знания маленьким детям. Для меня время амбиций прошло.
— Вы считаете себя жертвой несправедливости?
— Рамзес — регент государства.
— Злоупотребление властью достойно осуждения.
— Так лучше, поверь мне; но не стоит доверять Рамзесу.
— Почему?
— У меня такое впечатление, что он собирается избавиться от всех своих старых друзей под разными предлогами. Одно их присутствие тяготит его, как и Нефертари; с того времени, как они поженились, эти двое перестали замечать кого бы то ни было. Эта женщина отравляет ему ум и сердце. Берегись, Моис! Со мной уже все кончено, но настанет и твой черед!
Еврей в этот раз размышлял намного дольше, чем обычно. Он уважал своего бывшего наставника, который говорил весьма убедительно. Неужели Рамзес свернул с прямого пути?

 

Лев и желтый пес благосклонно приняли Нефертари; за исключением Рамзеса, она одна могла погладить хищника, не рискуя быть оцарапанной или укушенной. Каждые десять дней молодая чета устраивала себе день отдыха и отправлялась на прогулку за город; Громила бежал рядом с колесницей, Неспящий устраивался в ногах у своего хозяина. Они останавливались, чтобы пообедать на краю поля, наблюдали за полетом ибисов и пеликанов, приветствовали сельских жителей, очарованных красотой Нефертари; молодая женщина умела со всеми найти общий язык и всегда подбирала нужные слова. Часто она спешила помочь, чтобы улучшить условия жизни старого или немощного крестьянина.
С кем бы она ни имела дело, с Туйей или со служанкой, она всегда оставалась самой собой, внимательной и спокойной. Она обладала всем, чего не хватало Рамзесу — терпением, сдержанностью и мягкостью. Каждый ее шаг подтверждался печатью царицы. С первой минуты было понятно, что она станет незаменимой.
В сердцах молодых людей росла и ширилась любовь, которая весьма отличалась от того, что регент испытывал к красавице Исет. Как и она, Нефертари умела отдаваться удовольствию и ласкам своего любовника, но когда их тела соединялись, глаза ее светились совсем иным светом. Нефертари, в отличие от красавицы Исет, разделяла самые тайные помыслы Рамзеса.
Когда наступила зима двенадцатого года правления его отца, Рамзес попросил у него разрешения отвезти Нефертари в Абидос, чтобы приобщить ее к тайнам Осириса и Исиды. Царственная чета, регент и его супруга, вместе отправились в святой город, где Нефертари прошла посвящение.
На следующий день после церемонии царица Туйа надела ей на руку золотой браслет, который она теперь должна была надевать во время отправления ритуалов, являясь отныне помощницей великой царской супруги. Молодая женщина была растрогана до слез. Вопреки тому, чего она опасалась, ее новый путь нисколько не отдалил ее от храма.

 

— Мне это не нравится, — жаловался Амени.
Зная ворчливый нрав своего личного секретаря, Рамзес порой слушал его вполуха.
— Мне это совсем не нравится, — повторил тот.
— Что, тебе прислали папирусы плохого качества?
— Можешь быть уверен, я их не принял. Ты что, не замечаешь, что творится вокруг тебя?
— Здоровье фараона в порядке, моя мать и супруга лучшие в мире друзья, в стране мир, Гомер творит… Чего еще желать? Ах, да, ты у нас еще не женат!
— У меня нет времени заниматься этими пустяками; больше ты ничего не заметил?
— Нет, честное слово.
— Ты утонул в глазах Нефертари. Но как можно тебя в этом упрекать! К счастью, я на страже, я слежу и слушаю.
— И что же ты слышишь?
— Тревожные слухи: кое-кто пытается испортить твою репутацию.
— Шенар?
— Твой старший брат в последние месяцы отличается удивительной скромностью, зато недовольство двора все растет.
— Это неважно.
— Я так не считаю.
— Я устраню всех этих болтунов со своего пути!
— Они это знают, — заметил Амени, — поэтому-то они и ополчились против тебя.
— Вне кулуаров дворца, приемного зала или их пышных особняков они не такие смелые.
— Теоретически ты прав, но я опасаюсь организованной оппозиции.
— Сети назначил своего преемника; все остальное — пересуды.
— Ты полагаешь, Шенар отступился?
— Ты сам говорил о его покорности.
— Она-то меня и беспокоит. Это так на него не похоже!
— Ты слишком подозрителен, мой добрый друг. Мы под защитой Сети.
«Пока он жив», — подумал Амени, решившись оградить Рамзеса от ядовитой ауры, которая все сгущалась вокруг него.
Назад: 48
Дальше: 50