44

В своем саду в беседке из виноградных лоз Шенар устраивал настоящие пиры Менеласу. Грек любовался темно-зелеными ветвями, с которых свисали тяжелые гроздья; кроме того, он наедался до отвала крупным синим виноградом. Рагу из голубей, жареная говядина, перепела в медовом соусе, свиные почки и ребрышки, приготовленные с тончайшими приправами, не могли не поразить гостя своим изысканным вкусом. Он без устали любовался юными танцовщицами, гибкие тела которых были едва прикрыты легкими одеяниями, флейты и арфы завораживали его слух.

— Египет прекрасная страна, — признал он, — я бы даже предпочел его полю битвы.

— Вы довольны вашими покоями?

— Настоящий дворец! Когда вернусь, закажу своим архитекторам построить мне такой же.

— Слуги?

— Выполняют малейшие мои желания.

По просьбе Менеласа ему доставили чашу из гранита, которую наполняли теплой водой, и грек мог без конца принимать ванны. Его египетский управляющий считал эту процедуру не отвечающей правилам гигиены и слишком расслабляющей; как и его соотечественники, он предпочитал душ. Однако ему приходилось подчиняться приказаниям Шенара; каждый день массажистка натирала маслами тело великого героя, все покрытое шрамами.

— Не слишком-то они покладистые, ваши девушки! У меня рабы не столь строптивы. После ванны они удовлетворяют меня так, как только я пожелаю.

— В Египте нет рабов, — уточнил Шенар, — все они мастера, которым платят.

— Нет рабов? Вот тот прогресс, которого пока еще не знает ваша великая держава!

— Да, нам не помешали бы люди вашей закалки.

Менелас отодвинул перепела в меду, поданного на блюде из алебастра; последние слова Шенара отбили у него аппетит.

— Что вы хотите этим сказать?

— Египет — богатая и сильная страна, это правда, но, сдается мне, ею можно управлять с большей проницательностью.

— Разве вы не старший сын фараона?

— Неужели эта родственная связь должна была бы ослепить меня?

— Сети — это подавляющая личность; даже Агамемнон не пользовался такой властью, как он. Если вы вздумали строить заговоры против него, откажитесь; провал обеспечен. Этот царь обладает сверхъестественной силой; я не трус, но все же боюсь встретиться с ним взглядом.

— Кто говорит о том, чтобы строить заговоры против Сети? Весь народ почитает его. Но фараон тоже человек, и поговаривают, что в последнее время у него не все в порядке со здоровьем.

— Если я правильно понял ваши обычаи, после его смерти на трон должен взойти регент; какая бы то ни было война за наследство исключена.

— Царствование Рамзеса погубит Египет. Мой брат не способен управлять.

— А вы, противопоставляя себя ему, неужели вы пойдете против воли вашего отца?

— Рамзес воспользовался им. Если вы согласитесь быть моим союзником, будущее вам улыбнется.

— Будущее? Но я собираюсь как можно скорее вернуться к себе! Даже если Египет принимает меня и кормит лучше, чем я мог бы вообразить, я здесь всего лишь гость без всяких прав. Забудьте ваши бессмысленные мечтания.

Нефертари показала Елене гарем Мер-Ура. Прекрасная блондинка с белой кожей была поражена великолепием земли фараонов. Разбитой и уставшей, ей, наконец-то, выпало счастье отдохнуть, прогуливаясь в садах и наслаждаясь звуками музыки; изысканное времяпрепровождения, которое вот уже несколько недель дарила ей царица Туйа, действовало как лекарство. Но недавняя новость опять повергла ее в ужас: два греческих корабля уже были приведены в порядок. Близилось время отъезда.

Сидя на берегу пруда, покрытого лилиями и лотосами, она плакала, не в силах сдержать слез.

— Извините меня, Нефертари.

— Разве в вашей стране вас не почитают как царицу?

— Менелас, конечно, соблюдает приличия; он постарается доказать, что он, настоящий воин, смел с лица земли целый город и перебил все его население, чтобы вернуть свою жену и смыть нанесенное ему оскорбление. Но моя жизнь там превратится в ад; смерть была бы милее.

Нефертари не стала произносить бесполезных слов, она постаралась отвлечь красавицу, раскрыв ей секреты искусства ткацкого дела. Увлеченная этим занятием, гречанка проводила в мастерских целые дни напролет, расспрашивая самых опытных ткачих, и сама принялась за изготовление роскошных нарядов. Она ловко работала руками и быстро сумела снискать уважение лучших мастериц. Эти работы позволили ей забыть о Трое, о Менеласе и неотвратимом возвращении вплоть до того вечера, когда переносной трон Туйи появился на пороге гарема.

Елена метнулась в свои покои и бросилась на кровать вся в слезах; присутствие великой царской супруги означало конец ее счастливых дней, которые никогда уже больше к ней не вернутся. Она пожалела, что ей недостало мужества покончить с собой.

Нефертари очень ласково попросила ее следовать за ней.

— Царица желает видеть вас.

— Я никуда отсюда не пойду.

— Туйа не любит ждать.

Елена покорилась. В который раз она опять оказывалась сама себе не хозяйка.

Сноровка египетских плотников удивила Менеласа. Слухи о том, что египетские корабли могли находиться в плавании целыми месяцами, казалось, были обоснованны, поскольку судостроительные верфи Мемфиса восстановили и укрепили греческие корабли в невероятно короткие сроки. Царь Лакедемона видел огромные баржи, способные выдержать целый обелиск, быстроходные парусники и военные укрепления, которые он не пожелал бы брать приступом. Сила египетского устрашения была не пустым звуком.

Он постарался отогнать эти мрачные мысли, радуясь, что, наконец, можно готовиться к возвращению. Эта остановка в Египте позволила ему восстановить силы; его солдат хорошо выхаживали и кормили, экипажи были готовы к отплытию.

Победным шагом Менелас направился во дворец великой царской супруги, где остановилась Елена после своего возвращения из гарема Мер-Ура. Нефертари встретила его и провела к супруге.

Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.

При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.

— Это я, Елена.

— Я вижу.

— Разве ты не должна была меня приветствовать?

— С какой стати?

— Но… я твой муж и хозяин!

— Единственный хозяин здесь — это фараон.

— Мы отправляемся в Лакедемон.

— Я еще не закончила свою работу.

— Поднимайся и следуй за мной.

— Ты поедешь один, Менелас.

Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.

— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.

— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!

— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.

Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.

Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.

— Эта стерва… Что она еще выдумала?

— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.

— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!

— Вы останетесь в Мемфисе?

— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!

— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.

Менелас ударил кулаком по жернову.

— Будь проклята эта Елена!

— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.

Грек внимательно прислушался.

— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.

— Что я должен делать?

— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.

— Сети может прожить до ста лет!

— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.

Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.

— Сколько еще надо будет ждать?

— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.

Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.

Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.

— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.

Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.

— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.

— Зачем? Вы нездоровы?

— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?

— Что она была долгой и унесла много жертв.

— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.

Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.

Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.

— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.

Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.

Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.

Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский конь», гораздо более проворный, чем первый, только что проник в благословенную страну.

Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.

Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны. Почетный гость, Менелас старался подчиняться требованиям двора и прилагал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения с регентом. Таким образом, несмотря на холодность Рамзеса, риска открытого конфликта удалось избежать. Шенар и его греческий союзник спокойно плели свою паутину.

Аша, с ухоженным лицом, безупречно подстриженными усиками, аккуратным маникюром, взглядом, светящимся умом, не спеша наслаждался хорошим пивом, которое ему только что принесли в его каюту на борту корабля Шенара. Согласно их договору, встречи эти должны были храниться в тайне.

Старший сын царя рассказал о прибытии Менеласа и Елены, но, не слишком доверяя юному дипломату, не стал открывать своих планов.

— Как развивается ситуация в Азии?

— Дело все больше и больше усложняется; маленькие княжества без конца ссорятся между собой, каждый королек мечтает о целой федерации при условии, что он будет стоять во главе объединения. Эта раздробленность нам на руку, но она долго не продлится. В отличие от моих коллег, я убежден, что хетты знают, как обращаться с чужими амбициями и недовольством, и скоро они всех соберут под свои знамена. С этого дня Египет окажется в большой опасности.

— И как скоро это должно произойти?

— Несколько лет — переговоры, увещевания…

— Фараон будет в курсе дел?

— Не совсем. Наши послы — люди прошлого, неспособные правильно распознать грядущее.

— Ваше положение позволяет вам иметь доступ к необходимой информации?

— Пока нет, но у меня уже завязались крепкие отношения с тайным советником. Мы встречаемся вне рамок официальных приемов, и я пользуюсь определенным доверием у этого высокопоставленного лица.

— Министр иностранных дел, Меба, в последнее время очень сблизился со мной, мы почти друзья. Если наше сотрудничество продолжится, я похлопочу насчет вас, чтобы вы поскорее получили повышение.

— Ваша репутация в Азии нисколько не пострадала. Рамзеса там никто не знает.

— Как только случится что-нибудь важное, предупредите меня.