29
Выйдя из Мемфиса в двадцать четвертый день второго месяца зимы, в восьмой год царствования Сети, египетская армия довольно быстро продвигалась на юг. В Асуане она высадилась на берег и вновь погрузилась на корабли, обогнув скалы первого водопада; высота воды в Ниле в это время года позволяла почти беспрепятственно преодолевать опасные пороги, однако фараон предпочел использовать специально приспособленные судна для продвижения вверх по течению в сторону Нубии.
Рамзес был очарован. Назначенный армейским писцом, он управлял походом, подчиняясь непосредственно приказаниям своего отца, поэтому он располагался на борту того же корабля, который имел форму полумесяца, так что нос и корма выступали высоко над поверхностью воды; два руля, один — с левого, другой — с правого борта, позволяли судну маневрировать быстро и плавно. Огромный парус, крепящийся на одной-единственной высоченной мачте, выпячивал свое большое брюхо, надутое сильным северным ветром; экипажу часто приходилось проверять крепление канатов.
В центре находилась большая кабина, разделенная на отсеки; на носу и на корме также находились каюты, немного поменьше, предназначенные для капитана и двух рулевых. На борту царского корабля, как и на всех остальных судах военного флота, царило веселое оживление: матросы и солдаты, казалось, совершают увеселительную прогулку, не грозящую никаким риском, никто из офицеров не докучал им. Все хорошо усвоили распоряжения правителя: никакого насилия по отношению к мирным жителям, никого не забирать в армию против воли, держаться вежливо, не проводить никаких незаконных арестов. Надлежало, чтобы шествие армии внушало страх и вызывало уважение к установленному порядку, а не опасения террора и грабежа. Нарушителей кодекса чести ожидало тяжелое наказание.
Нубия заворожила Рамзеса, который все плавание не уходил с палубы; пустынные холмы, островки гранита, тонкая полоска зелени, сопротивляющейся пустыне, небо необыкновенной синевы, бескрайнее, напоенное зноем пространство опаляло восхищением душу царевича. По берегам лениво и сонно паслись коровы, в воде лежали гиппопотамы, хохлатые цапли, розовые. фламинго и быстрые ласточки рассекали воздух над пальмами, в листве которых копошились бабуины. Рамзес сразу же проникся красотой этого дикого края, ощущая родство с ним, он так же сгорал от внутреннего неукротимого огня.
От Асуана до второго водопада египетская армия шла через спокойные земли; наконец, она остановилась возле мирных поселений, которым оставила съестные припасы и всякий скарб. Эта провинция Уауата , усмиренная давным давно, простиралась на триста пятьдесят километров. Рамзес жил, как во сне, свободный и счастливый, настолько эта земля была мила его сердцу.
Он проснулся, увидев невероятный монумент, огромную крепость Бухен, со стенами из кирпичей, которые достигали одиннадцать метров в высоту и пять в ширину; с высоты прямоугольных башен, опоясывавших берег зубчатым кружевом, египетские постовые наблюдали за вторым водопадом и его окрестностями. Ни один нубийский отряд не мог пересечь вереницу укреплений, из которых самым важным являлся, конечно, Бухен; здесь постоянно находился гарнизон из трех тысяч солдат, поддерживавший непрерывную связь с Египтом посредством почтовых пересылок.
Сети и Рамзес вошли в крепость через главный вход, обращенный к пустыне; он был защищен парой двойных ворот, соединенных между собой деревянным мостом: осаждающий неминуемо должен был попасть под град стрел, дротиков и камней, выпущенных из рогаток. Амбразуры были устроены таким образом, что противник попадал под перекрестный огонь, уйти от которого не представлялось возможным.
Часть войска приняли в небольшом городке, развернувшемся у подножия укрепления; казармы, нарядные домики, склады и мастерские, рынок, медпункт — здесь было почти все для вполне сносного существования. Войска могли задержаться здесь передохнуть, прежде чем углубиться во вторую нубийскую провинцию, страну Куш; на данный момент боевой дух был на высоте.
Комендант крепости принял царя и его сына в парадном зале, где объявлялись решения суда, после подтверждения их визирем. Высоким гостям подали холодное пиво и финики.
— Полагаю, царский наместник Нубии сейчас отсутствует? — начал Сети.
— Он должен скоро прибыть, Великий Царь.
— Неужели он сменил место своего пребывания?
— Нет, Великий Царь, он предпочел сам оценить положение дел в краю Ирем, к югу от третьего водопада.
— Положение дел… Вы хотите сказать, бунт?
Комендант старался не смотреть в глаза Сети.
— Подобное определение несколько преувеличенно.
— Неужели номарх отправился бы так далеко, чтобы остановить какую-то шайку воров?
— Нет, Великий Царь, мы строго контролируем данный регион и…
— Почему вот уже несколько месяцев ваши отчеты преуменьшают надвигающуюся опасность?
— Я пытался быть объективным; нубийцы провинции Ирем и в самом деле иногда проявляют себя, но…
— Два каравана разорены, один колодец попал в руки грабителей, вестовой офицер убит… Это вы называете «иногда проявляют»?
— У нас случалось нечто и похуже, Великий Царь.
— Конечно, но при этом были вынесены и приведены в исполнение приговоры. На этот раз и царский наместник, и вы оказались не в состоянии задержать виновных, которые теперь считают себя неуязвимыми и собираются устроить настоящий мятеж.
— Моя обязанность состоит только в том, чтобы защищать, — попытался протестовать комендант. — Ни один мятежный нубиец не проникнет на территорию наших крепостей.
Сети уже начинал выходить из себя.
— Вы полагаете, мы можем оставить во власти мятежников провинции Куш и Ирем?
— Ни на мгновение, Великий Царь!
— Тогда я хочу знать правду.
Слабоволие старшего офицера вызывало у Рамзеса отвращение; подобные трусы недостойны служить Египту. На месте своего отца он бы разжаловал его и отправил на передовую.
— Мне кажется нецелесообразным поднимать наши войска, даже если некоторые волнения и нарушили наше спокойствие.
— Каковы наши потери?
— Таковых нет, я надеюсь; наместник отбыл во главе патрульной экспедиции. При одном ее появлении нубийцы сложат оружие.
— Я жду еще три дня, не больше; затем я вынужден буду вмешаться.
— В этом не будет необходимости, Великий Царь, однако для меня будет большой честью принять вас. Сегодня вечером я устраиваю небольшой праздник.
— Я не приду. Позаботьтесь о размещении моих солдат.
Существовала ли на свете картина более внушительная, чем вид второго водопада? Высокие утесы обступали Нил, воды которого пробивались сквозь узкие желоба, сдавливаемые громадными глыбами базальта и гранита, о которые разбивались пенистые потоки. Река кипела и билась с такой яростью, что преодолевала препятствие и опять вздымалась вверх. Вдалеке струйки охристого песка наползали на красные берега, усеянные синими скалами. Пальмы дум с раздвоенным стволом вносили в эту картину немного зелени.
Рамзес переживал каждый толчок могучего Нила, он шел вместе с ним напролом на скалы и вместе с ним побеждал. Между ними, царевичем и потоком, было полное согласие.
Маленький город Бухен ликовал, наслаждаясь спокойствием вдалеке от полей сражений, от войны, в которую никто не верил. Тринадцать египетских крепостей остановили бы тысячи неприятелей; что же до провинции Ирем, то она всегда представляла собой обширное пространство пахотных земель, служившее доказательством спокойного и счастливого существования, которое никто и не собирался нарушать. По примеру своих предшественников Сети довольствовался тем, что продемонстрировал свою военную мощь, чтобы оставить неизгладимое впечатление в умах и укрепить мир.
Проходя по лагерю, Рамзес убедился в том, что ни один солдат и не думал о бое; одни спали, другие пировали, третьи предавались ласкам восхитительных нубиек, кто-то играл в кости, кто-то поговаривал о возвращении в Египет, оружие было оставлено в забвении.
А между тем номарх еще не вернулся из провинции Ирем.
Рамзес отметил естественную склонность людей отталкивать самое важное и значимое, чтобы тем легче питаться иллюзиями; реальность представлялась им столь неудобоваримой, что они предпочитали забивать себе голову миражами, будучи уверенными при этом, что освобождаются от своих оков. Человек становился одновременно дезертиром и преступником; царевич поклялся себе, что не отступит перед фактами, даже если они не будут соответствовать его ожиданиям. Как Нил, он устремится на скалы и одолеет их.
В западном конце лагеря, выходившем на пустыню, какой-то человек согнувшись рыл песок, как если бы собирался закопать там сокровище.
Рамзес, заинтересовавшись, подошел поближе, держа меч наготове.
— Что ты делаешь?
— Помолчи, тише! — раздался едва слышный голос.
— Отвечай сейчас же!
Человек поднялся.
— Ах, как глупо! Из-за тебя она улизнула.
— Сетау! Ты тоже в войске?
— Нет, конечно… Уверен, в этой норе пряталась черная кобра.
Одетый в свою нелепую накидку с карманами, небритый, загорелый, с черными волосами, переливавшимися при лунном свете, Сетау, естественно, вовсе не походил на солдата.
— По словам опытных знахарей, яд нубийских змей отменного качества; подобная экспедиция — это, знаешь, такой шанс!
— Но… как же угроза? Ведь речь идет о войне!
— Что-то не слышно запаха крови. Эти болваны солдаты только и знают, что жрать да пить. В сущности, это самый безобидный вид их деятельности.
— Это спокойствие долго не продлится.
— Это уверенность или предвидение?
— Ты полагаешь, что фараон поднял столько народу ради простой прогулки?
— Неважно, лишь бы мне не мешали отлавливать змей; их размеры и цвет великолепны! Вместо того чтобы глупо рисковать своей жизнью, тебе бы следовало отправиться со мной в пустыню. Сколько бы мы там наловили!
— Я нахожусь под началом у своего отца.
— А я свободен.
Сетау разлегся на земле и тут же заснул. Он и в самом деле был единственный египтянин, не страшившийся снующих там и здесь рептилий.
Рамзес любовался водопадом, восхищаясь неослабевающим напором Нила. Ночь уже почти растаяла, когда он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.
— Ты забыл лечь спать, мой сын?
— Я сторожил сон Сетау и видел, как многие змеи подползали к нему, останавливались, а потом удалялись; даже во время сна он не теряет свою власть над ними. Не так ли должно быть и в случае с правителем?
— Наместник вернулся, — объявил Сети.
Рамзес посмотрел на отца.
— Ему удалось успокоить Ирем?
— Пять убитых, десять тяжелораненых и поспешное отступление — вот итог его выступления. Предсказания твоего друга Аши сбываются с невероятной точностью. Этот парень прекрасный наблюдатель, сумевший сделать нужные выводы из собранных показаний.
— Иногда он ставит меня в неловкое положение, но мыслить он умеет в самом деле превосходно.
— К несчастью, именно он, а не все остальные советники, оказался прав.
— Это война?
— Да, Рамзес. Нет ничего, что я ненавидел бы больше, чем это, но фараон не должен жалеть ни бунтаря, ни подстрекателя мятежа. Иначе наступил бы конец господства Маат и все обернулось бы беспорядком, а беспорядок несет несчастье для всех — как сильных, так и слабых. На севере Египет защищает себя от вторжений, держа под контролем ханаан и Сирию; на юге — Нубия. Царь, который имел бы неосторожность проявить слабость, как Эхнатон, обрек бы страну на гибель.
— Мы будем сражаться?
— Будем надеяться, что нубийцы поведут себя разумно. Твой брат очень настаивал, чтобы я утвердил твое назначение; кажется, он верит в твои способности воина. Но наши противники весьма опасны; если они напьются перед боем, они будут драться до смерти, не чувствуя наносимых им ран.
— Вы полагаете, что я не готов выдержать такой бой?
— Ты не обязан подвергать свою жизнь подобному чрезмерному риску.
— Вы возложили на меня определенную ответственность, и я не дрогну.
— Разве твоя жизнь не ценнее всего этого?
— Нет, конечно. Кто изменяет своему слову, не заслуживает оставаться в живых.
— Тогда вперед, сражайся, если восставшие не подчинятся, бейся, как бык, как лев, как ястреб, будь стремительным, как молния. Иначе ты погибнешь.
