21
В том крыле дворца, которое было отведено Шенару, слуги и чиновники ходили как в воду опущенные. Все бесшумно передвигались по стеночке, и каждый отправлял свою должность строго, как было предписано. Ни смех, ни разговоры не нарушали давящую атмосферу.
Новость пришла утром: немедленная мобилизация двух элитных полков в преддверии немедленного выступления в поход. Другими словами — война против хеттов! Шенар был поражен. Эти насильственные действия ставили под удар всю торговую политику, которую он только начал претворять в жизнь и от которой в скором времени ждал хороших результатов.
Это неразумное противостояние породит чувство незащищенности, которое противопоказано деловым отношениям. Как многие из его предшественников, Сети попался в эту затягивающую трясину. Вечно эта отсталая мораль, это стремление охранять египетскую территорию, утверждать величие цивилизации, растрачивая силы, которые могли бы так пригодиться в другом деле! Шенар не успел испортить репутацию царских военных советников и доказать их несостоятельность; эти вояки мечтали лишь о рукопашной, возомнив себя завоевателями, перед которыми должны были преклоняться все народы. Если поход окончится крахом, Шенар пообещал себе, что выгонит всех этих никчемных из дворца.
Кто управлял страной в отсутствие фараона, его первого министра и главнокомандующего? Царица Туйа, естественно. Даже если их встречи становились все реже и вообще в отношениях намечался застой, они все же относились друг к другу с большой нежностью. Настал час поговорить начистоту. Туйа не только должна была его понять, но и повлиять на Сети, чтобы сохранить мир. Поэтому он настаивал на скорейшей встрече с ней, несмотря на ее чрезвычайную занятость.
Туйа приняла его в середине дня, в своих покоях.
— Какая торжественная обстановка, матушка!
— Полагаю, ты здесь не затем, чтобы нанести частный визит.
— Вы правы, как всегда. Откуда это шестое чувство?
— Сын не должен льстить своей матери.
— Вам не нравится война, ведь так?
— А кому она нравится?
— Вам не кажется, что решение отца было принято несколько поспешно?
— Ты полагаешь, что он способен действовать необдуманно?
— Конечно, нет, но обстоятельства… Хетты…
— Тебе нравятся красивые вещи?
Шенар был обескуражен.
— Конечно, но…
— Идем со мной.
Туйа отвела своего старшего сына в соседнюю комнату: на низком столе лежали длинный парик с завитыми буклями, сорочка с широкими рукавами, длинная плиссированная юбка, обшитая бахромой, саржевый шарф, который должен был поддерживать одежду на поясе.
— Великолепно, не правда ли?
— Замечательная работа.
— Этот наряд предназначается тебе. Твой отец выбрал тебя знаменосцем в свой ближайший сирийский поход.
Шенар побледнел.
Знаменосец, по правую руку от предводителя, должен держать древко, увенчанное стягом с головой барана, одного из символов Амона, бога побед. Таким образом, старший сын фараона должен был принять участие в походе вместе со своим отцом и стоять в первых рядах во время битвы.
Рамзес переминался с ноги на ногу.
Амени почему-то задерживался: он должен был доставить распоряжение, в котором перечислялись все сановники, которых Сети решил взять с собой. Царевич с нетерпением ждал, кем его назначат в этот поход. Ему было все равно, каким громким званием его наградят, главное — это сражаться.
— Ну наконец-то! Где этот список?
Амени опустил голову.
— Что, что не так?
— Читай сам.
Царским указом Шенар назначался знаменосцем по правую руку от фараона; что же до Рамзеса, его даже не отметили.
Все казармы Мемфиса находились в состоянии подготовки к войне. С завтрашнего дня пехота и колесницы выступают в поход на Сирию под началом самого правителя.
Рамзес провел день во дворе главной казармы. Когда, уже глубокой ночью, его отец вышел с военного совета, он осмелился подойти к нему.
— Могу я подать вам прошение?
— Слушаю.
— Я хочу отправиться с вами.
— Мой указ обжалованию не подлежит.
— Я не собираюсь командовать, я хочу лишь сражаться с врагом.
— Значит, мое решение было правильным.
— Я… я не понимаю!
— Невообразимый каприз — это пустое; чтобы сражаться с врагом, нужно быть способным на это. Это не твой случай, Рамзес.
Немного оправившись от гнева и разочарования, Шенар рассудил, что его новое назначение не так уж плохо, к тому же оно подразумевало ряд почестей. В самом деле, невозможно было вступить на трон, не проявив свои качества воина. Со времени эпохи первых династий, правитель должен был доказать свою способность сохранять целостность своих территорий и дать отпор врагу. Таким образом, Шенар соблюдал эту традицию, достойную сожаления, но имеющую большую значимость в глазах народа. Она даже показалась ему почти забавной, когда он заметил расстроенный взгляд Рамзеса, устремленный на авангард, во главе которого должен был стоять знаменосец.
Выступление армии в поход, как всякое значительное событие, сопровождалось праздником; население воспользовалось лишним выходным днем и не преминуло утопить свои тревоги в кружке пива. Но кто сомневался в победе Сети?
Несмотря на личный триумф, Шенар все же был охвачен страхом: в ходе сражения и лучшему солдату грозила смерть. При мысли, что он будет ранен или останется беспомощным калекой, у него заходилось сердце; в битве он собирался прежде всего постараться избегнуть опасности, оставляя другим рискованные л сложные поручения.
В который раз ему везло; во время этой кампании ему представится случай поговорить с отцом и определиться насчет своего будущего. Эта перспектива вполне заслуживала того, чтобы сделать небольшое усилие, хотя оставить удобства царского дворца было для Шенара трудным испытанием.
Разочарование Рамзеса необычайно воодушевляло его.
Провинциальный контингент не нравился Бакену. Когда надвигалась война, набирали солдат, волонтеров, мечтавших о подвигах в далеких землях; но этот сброд неотесанных крестьян нельзя было вывести дальше окрестностей Мемфиса, они все разбегались по своим полям и деревням. Управляющий царскими конюшнями, великан недюжинной силы с квадратным лицом, обрамленным короткой бородкой, Бакен также отвечал за обучение зеленых рекрутов.
Низким хриплым голосом он приказал им, подняв мешок, наполненный камнями, положить его на правое плечо и бежать вдоль стены казармы, пока он не даст команду остановиться.
Ряды их быстро и резко поредели: большинство не сумело рассчитать свои силы. Выдохшись, они остановились, бросив мешки на землю. Бакен подождал еще немного и прервал испытание, когда в цепочке бежавших осталось всего пятьдесят человек.
Удивленный, он, кажется, узнал одного из новичков: возвышаясь над остальными больше чем на голову, он сохранял необычайную бодрость и свежесть сил.
— Царевич Рамзес! Ваше место не здесь.
— Я хочу пройти это испытание и получить свидетельство о пригодности.
— Но… вам оно не нужно! Достаточно только…
— Я думаю иначе, впрочем, как и ты. Папирус не делает солдата!
Застигнутый врасплох, Бакен перевернул кожаные браслеты, плотно облегавшие его мощные бицепсы.
— Это вопрос щекотливый…
— Ты боишься, Бакен?
— Я? Боюсь? Быстро в строй!
На протяжении трех дней Бакен испытывал людей, доводя их до изнеможения. Он отобрал двадцать самых выносливых, Рамзес оказался в их числе.
На четвертый день приступили к обучению обращаться с оружием: дубинами, короткими мечами и щитами. Бакен ограничился несколькими советами, а затем свел новобранцев друг против друга.
Когда один из них оказался раненным в руку, Рамзес положил свой меч на землю, остальные последовали его примеру.
— Что с вами? — прогремел Бакен. — Берите оружие или убирайтесь вон!
Рекруты подчинились требованиям наставника, вялые и неповоротливые выбыли. Из всей толпы осталось лишь двенадцать человек, способных нести солдатскую службу.
Рамзес держался как следует. Десять дней изнуряющих упражнений не ослабили его желания.
— Мне нужен офицер, — объявил Бакен на заре одиннадцатого дня.
За исключением одного, все кандидаты выказали одинаковую ловкость в обращении с луком из дерева акации: стрелы, выпущенные из такого лука, покрывали расстояние в пятьдесят метров.
Приятно удивленный Бакен показал лук необыкновенной величины, фронтальная поверхность которого была покрыта роговыми накладками, затем метнул медный брусок за сто пятьдесят метров от того места, где находились стрелки.
— Возьмите это оружие и поразите эту цель.
Большинство из рекрутов не сумело даже натянуть тетиву; двоим удалось выстрелить, но их стрелы не улетели и на сто метров.
Рамзес, сопровождаемый насмешливым взглядом Бакена, подошел последним. Как и его товарищи, он имел право на три попытки.
— Царевичу не следует выставлять себя на посмешище; и тем, кто посильнее, это не удалось.
Сконцентрировавшись, Рамзес не видел ничего, кроме цели; больше ничего не существовало.
Понадобилась приложить все силы, чтобы натянуть лук. Чувствуя невыносимую боль в мышцах, Рамзес справился с тетивой, сделанной из жил быка.
Первая стрела легла слева от мишени, Бакен расхохотался.
Рамзес выдохнул, задержал дыхание и почти сразу выпустил вторую стрелу, которая перелетела медную болванку.
— Последняя попытка, — объявил Бакен.
Царевич закрыл глаза и стоял так целую минуту. Он представил себе мишень, представил, что она близко, что она слилась со стрелой, что стрела, движимая непоколебимой волей, сливается с целью.
Третий выстрел был освобождением. Стрела распаяла воздух огненным жалом и пронзила медную болванку.
Рекруты громко приветствовали победителя. Рамзес отдал огромный лук Бакену.
— Я добавляю еще одно испытание, — сказал наставник, — рукопашная один на один со мной.
— Разве это входит в правила?
— Это мое правило. Страшно выйти против меня?
— Я требую мое удостоверение офицера.
— Сражение докажет, кто способен противостоять обычному солдату.
Рамзес был выше Бакена, но не такой мускулистый и гораздо менее опытный, ему оставалось рассчитывать лишь на быстроту своей реакции. Наставник бросился в бой, не предупреждая; царевич увернулся, кулак просвистел мимо, слегка задев левое плечо Рамзеса. Пять раз подряд удары наставника попадали мимо; задетый за живое, он сумел ухватиться за левую ногу противника и вывести его из равновесия. Однако стремительным ударом ноги в лицо тот освободился и ребром руки ударил Бакена по затылку.
Рамзес уже думал, что выиграл поединок, но оскорбленный Бакен взметнулся и ударом головы сбил царевича с ног.
Красавица Исет покрыла тело своего любовника таким чудодейственным бальзамом, что боль почти уже прошла.
— Ну что, разве у меня не легкая рука?
— Как я был глуп, — прошептал Рамзес.
— Этот громила чуть не убил тебя.
— Он выполнял свою работу, я уже думал, что поборол его. На войне меня бы уже убили.
Ласки красавицы Исет стали еще более нежными и смелыми.
— Я так рада, что ты остался! Война — это отвратительно.
— Но иногда она необходима.
— Ты не представляешь, как я тебя люблю.
Молодая женщина всем телом прильнула к своему любовнику, гибкая, как стебель лотоса.
— Забудь о сражениях и насилии, разве не лучше проводить время со мной?
Рамзес не отстранил ее, но полностью отдался удовольствию, которое она ему доставляла. Но необычайно счастлив царевич был по другой причине, которой он ей не открыл: его все-таки назначили офицером.
