11

Шенар мог часами млеть в умелых руках специалистов маникюра и педикюра, обученных в лучшей придворной школе. Старший сын Сети много времени отводил своей персоне; человек света и будущий правитель могущественной и богатой страны, он постоянно должен был выглядеть достойно. Утонченность же была лучшим подтверждением принадлежности к цивилизации, которая не последнее место отводила гигиене, уходу за телом и его украшению. Больше всего он любил, когда за ним ухаживали как за бесценной статуей, покрывая тело ароматическими маслами, незадолго до прихода парикмахера. Чей-то громкий голос нарушил безмятежность дворца Мемфиса. Шенар открыл глаза.

— Что происходит? Я терпеть не могу, когда…

Рамзес стремительно ворвался в зал для купания.

— Правду, Шенар. Я требую, чтобы ты сказал мне правду, немедленно.

Потревоженный сановник отпустил своих мастеров.

— Успокойся, милый брат, о какой правде ты говоришь?

— Ты заплатил своим людям, чтобы они убили меня?

— Что ты еще выдумал! Подобные предположения ранят меня в самое сердце!

— Двое соучастников… Один из них мертв, другой исчез.

— Объясни, что происходит; неужели ты забыл, что я твой брат?

— Если ты виновен, я это узнаю.

— Виновен… Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

— Меня попытались убрать во время охоты в пустыне, на которую ты меня послал.

Шенар взял Рамзеса за плечи.

— Мы оба, нельзя не признать, очень разные, и ясно, что мы не слишком любим друг друга; но зачем же все время спорить, вместо того чтобы признать реальность и принять ту участь, которая нам дана? Я хочу, чтобы ты уехал, это правда, ибо считаю, что твой характер совершенно не подходит для светской жизни. Но я нисколько не намерен причинять тебе хоть малейшее зло, и я, ты знаешь, ненавижу насилие. Поверь мне, прошу тебя, я не враг тебе.

— В таком случае помоги мне провести расследование: нужно найти возницу, который завел меня в ловушку.

— Можешь рассчитывать на меня.

Амени следил за своими письменными принадлежностями с ревностным усердием; он дважды чистил чашечку для воды и кисти, когда другим хватало одного раза, скреб дощечку для письма до тех пор, пока поверхность ее не становилась идеально гладкой, сменял скребок и щеточку, когда они больше не позволяли ему добиться желаемого результата. Несмотря на определенные преимущества, обеспечиваемые постом секретаря царского писца, он экономно расходовал папирус, предпочитая использовать в качестве черновиков куски известняка. В старом черепашьем панцире он разводил пудру минералов, чтобы получить ярко-красный или иссиня-черный цвет чернил.

Когда Рамзес, наконец, вновь появился, Амени несказанно обрадовался.

— Я знал, что ты жив и здоров! Если бы это было не так, я бы это почувствовал. Знаешь, я не терял времени зря… Ты мог бы гордиться мною.

— Что ты обнаружил?

— Организация нашей системы управления довольно сложна, отделы ее многочисленны, а управляющие подозрительны… Но твое имя и твое звание открыли для меня не одну дверь. Может быть, тебя и не любят, но зато боятся!

Рамзес был заинтригован.

— Поточнее, пожалуйста.

— Чернильные палочки являются главным богатством нашей страны; без них нет письменности, без письменности — нет цивилизации.

— Ты, наконец, скажешь, в чем дело?

— Как я и предполагал, контроль весьма жесткий; ни одна палочка чернил не уйдет со склада не будучи проверенной. Перепутать продукт разного качества невозможно.

— Так что же…

— Так вот, существуют злоупотребление и растрата.

— Ты случайно не переутомился от чрезмерной работы?

Амени надулся, как маленький.

— Ты не воспринимаешь меня всерьез!

— Я вынужден был убить человека, в противном случае он убил бы меня.

Рамзес рассказал о своем злоключении, Амени слушал, понурив голову.

— Тебе должны были показаться смешными мои истории с чернильными палочками… Это боги хранят тебя! Они никогда тебя не покинут.

— Хорошо бы, чтобы они тебя услышали.

Теплая ночь окутала хижину из тростника; совсем близко, на берегу канала, квакали лягушки. Рамзес решил ждать красавицу Исет хоть всю ночь напролет; если она не придет, он больше никогда ее не увидит. Он вновь пережил в памяти сцену, когда, защищая свою жизнь, толкнул конюха на шипы дерева; он сделал это не раздумывая, властный огонь разлился по его жилам, удесятеряя его силы. Что это было? Потусторонняя сила, проявление могущества бога Сета, имя которого носил его отец?

До сих пор Рамзес полагал, что он полновластный хозяин себе и своей жизни, способный противостоять богам и людям, выходя победителем из любого сражения. Но он забыл о плате за такую возможность и о близости смерти, для которой он являлся постоянной мишенью. Не испытывая ни малейшего сожаления, он лишь задавался вопросом, что означал этот случай — то ли конец его мечтаниям, то ли пределы другого, неизвестного мира.

Залаяла собака; кто-то приближался.

Не поступил ли Рамзес слишком опрометчиво? Поскольку возницу, заплатившего конюху, так и не нашли, царевич находился в постоянной опасности. Может быть, его выследили; несомненно, предатель взял с собой оружие, решив напасть в этом глухом месте.

Рамзес чувствовал присутствие врага; не видя его, он уже знал, на каком расстоянии тот находится. Он мог описать каждое его движение, зная ширину его неслышных шагов. Когда тот стоял у входа в хижину, Рамзес кинулся на него и повалил на землю.

— Какое неистовство, мой царевич!

— Исет? Почему ты крадешься?

— Разве ты забыл наш уговор? Скромность прежде всего.

Она обвила руками шею своего возлюбленного, который уже весь напрягся от желания.

— Ну же, милый, что ты медлишь?

— Ты сделала свой выбор?

— Мое присутствие здесь не дает ли тебе исчерпывающий ответ?

— Ты еще увидишь Шенара?

— Замолчишь ты, наконец!

На ней была широкая накидка, наброшенная на голое тело. Забывшись, она отдалась ласкам мужчины, в которого была безумно влюблена, до такой степени, что забыла о своих планах стать супругой будущего правителя Египта. Такая страсть объяснялась не только красотой Рамзеса. Юный царевич обладал внутренней силой, в которой он сам себе не отдавал отчета, силой, которая пленяла красавицу до такой степени, что она уже не могла думать больше ни о ком. Как он воспользуется этим качеством? Станет ли он разрушителем? Шенар был близок к власти, но каким старым и скучным он казался! Красавица Исет слишком любила страсть и юность, чтобы успокоиться раньше времени.

Заря застала их в объятиях друг друга; с необычайной нежностью Рамзес ласкал волосы своей возлюбленной.

— Говорят, ты убил человека на охоте.

— Он хотел меня уничтожить.

— Зачем?

— Месть.

— Он знал, что ты сын царя?

— Конечно, знал, но возница, который сопровождал меня, щедро ему заплатил.

Встревоженная, красавица Исет поднялась на локте.

— Его задержали?

— Нет еще, я подал жалобу, его ищут.

— А если…

— Заговор? Шенар все отрицал. Мне показалось, что он говорил искренне.

— Будь осторожен. Он хитер и коварен.

— Полностью ли ты уверена в своем выборе?

Она поцеловала его пронзительно, как жгучие лучи восходящего солнца.

Кабинет Амени был пуст; он даже не оставил записки, объясняющей отсутствие. Рамзес подумал, что его секретарь просто не устоял перед возможностью раскрыть загадку испорченных чернильных палочек; упрямый и педантичный, он не терпел подобного попустительства и без устали доискивался правды, добиваясь наказания виновного. Бесполезно было пытаться умерить его рвение; несмотря на свое хрупкое сложение, Амени был способен развить удивительную активность, чтобы добиться цели.

Рамзес отправился к главе отряда дознания, отвечавшему за ход расследования, которое, к сожалению, не давало никаких результатов: мрачный возница пропал, силы порядка до сих пор не напали на какой-либо серьезный след. Царевич не мог сдержать своего возмущения, хотя высокопоставленный сановник и обещал ему взяться за дело с удвоенным рвением.

Раздосадованный, Рамзес решил сам расследовать это дело. Он пришел на конный двор Мемфиса, где располагались многочисленные колесницы, предназначенные для военных действий и для охоты, за которыми требовался постоянный уход. Занимая пост царского писаря, он мог потребовать встречи с чиновником, занимающим пост, равный его званию, который отвечал за состояние повозок. Желая знать, принадлежала ли к этому ведомству повозка сбежавшего, он описал ее в мельчайших подробностях.

Чиновник направил его к некоему Бакену, смотрителю конюшен.

Бакену на вид было лет двадцать, это был человек крепкого телосложения с грубыми чертами и квадратным подбородком, заросшим короткой щетиной; бицепсы его были охвачены двумя бронзовыми обручами. Смотритель хорошо знал свое дело, он осматривал серого скакуна, слишком молодого, чтобы ставить его в упряжку, и выговаривал вознице за жестокое обращение с животным. Низким хриплым голосом он словно вколачивал слова проповеди в голову подопечного.

Когда провинившийся удалился, Бакен погладил коня, который благодарно косил на него глазом.

Юноша обратился к смотрителю:

— Я — царевич Рамзес.

— Тем лучше для тебя.

— Мне нужно кое-что узнать.

— Обратись в службу охраны.

— Ты один можешь мне помочь.

— Да неужели?

— Я ищу одного возницу.

— Я занимаюсь только лошадьми и колесницами.

— Этот человек — сбежавший преступник.

— Это меня не касается.

— Ты хочешь, чтобы он безнаказанно скрылся?

Бакен гневно взглянул на Рамзеса:

— Не хочешь ли ты обвинить меня в пособничестве? Царевич ты или нет, тебе лучше уйти отсюда!

— Не надейся, что я стану тебя умолять.

Бакен рассмеялся.

— Ты еще здесь?

— Ты что-то знаешь и ты скажешь мне это.

— С чего это ты так решил?

Послышалось ржание; Бакен, встревоженный, кинулся к великолепному скакуну темно-коричневой масти, который бешеными рывками пытался освободиться от веревки, которой он был привязан.

— Тише, тише, мой красавец!

Голос Бакена, казалось, немного успокоил жеребца; человек сумел приблизиться к коню, красота которого вызвала восхищение Рамзеса.

— Как его зовут?

— «Бог Амон объявил мою храбрость»; это мой любимец.

На этот раз Рамзесу ответил не Бакен; от голоса, раздавшегося у него за спиной, кровь застыла в жилах юного царевича.

Рамзес обернулся и преклонил колени перед своим отцом, фараоном Сети.