Глава четвертая
И продолжалась битва…
Спешно собранный военный совет проходил под открытым небом. Дарий восседал на походном троне из позолоченной меди, а военачальники и царские советники широким полукругом стояли вокруг. Все были смущены и растерянны. Никто, кроме Артабана, не ожидал такого поворота событий.
Из уст Дария прозвучал один-единственный вопрос:
– Что будем делать?
Вельможи молчали. Никому не хотелось испытывать на себе гнев царя неугодной репликой или советом, данным невпопад. Было видно, что Дарий рассержен, хотя пытался скрывать свое негодование. Прежде всего он винил себя – он не прислушался к словам Артабана, не внял вовремя своему беспокойству.
Наконец молчание нарушил Гистасп:
– Очевидно, что скифы перехитрили нас. Заманили в безводную местность…
– Я вижу это и без тебя, отец, – раздраженно бросил Дарий. – Ты скажи лучше, что делать.
– Самое лучшее, по-моему, разбить стан прямо здесь и…
Гистасп не успел договорить, его перебил Артабан:
– Дарий, самое разумное в нашем положении – это немедленно повернуть обратно. Нужно пересечь пустыню по тем следам, что оставило наше войско, покуда эти следы не уничтожены песчаной бурей.
– Ты предлагаешь персидскому царю бегство? – Гистасп недовольно покосился на Артабана.
Некоторые из военачальников недовольно заворчали, соглашаясь с Гистаспом.
– Я предлагаю Дарию спасение и славное царствование взамен бесславной гибели в этом диком краю, – не моргнув глазом парировал Артабан. – Причем не стрелы и копья саков уничтожат наше войско, если мы промедлим, а самая обычная жажда.
– Артабан, ты хочешь сказать, что я уже проиграл эту войну, – нахмурился царь. – Ты намекаешь, что саки без битвы победили меня. Так?
– Дарий, я далек от намеков, – промолвил Артабан, почтительно прижав ладонь к сердцу. – Просто предлагаю поскорее добраться до колодцев, мимо которых мы проходили, и там уже спокойно обсудить, кто победил, а кто нет. Только и всего.
– Ты прав, Артабан, воды у нас осталось совсем мало, – печально вздохнул Дарий.
– Вряд ли мы найдем воду здесь, повелитель, поэтому самое верное – это возвращаться туда, где есть колодцы, – стоял на своем Артабан. – Только нужно спешить, ведь проклятые ветры могут занесли песком наши старые следы.
Видя, что Дарий благосклонно внимает Артабану, в пользу отступления назад высказались еще двое: Гидарн и Аспатин.
– Государь, если бы наше войско повернуло вспять, завидев войско Скунхи, тогда это можно было бы назвать бегством, – заметил Аспатин. – Но ведь скифского войска перед нами нет.
– Вот именно, – вставил Гидарн. – Скунха, как видно, вознамерился одолеть нас зноем и жаждой. Если наше войско доберется до колодцев, тем самым подлые замыслы Скунхи будут расстроены.
И Дарий повернул войско в обратный путь.
Эта поросшая полынью степь, уходящая к горизонту, казалась теперь Дарию не менее грозным врагом, чем войско саков, так и не встреченное им. Копыта персидских коней топтали пожухлые степные травы и жесткую полынь, горький привкус которой незримо витал в безветрии затухающего дня, оседая на губах всадников.
«Вот она – горечь поражения! – думал Дарий, погоняя своего жеребца. – Я вынужден отступать пред невидимым врагом, имея сильное войско. И войско мое сильно, пока у него есть вода. Без воды все эти люди и кони через три дня станут прахом. Как все просто! Действительно, зачем скифам укрепленные города, если их негостеприимные безводные степи лучше всякой крепости?»
И тут, прервав невеселые думы Дария, на взмыленном коне из передового отряда примчался гонец.
– Царь, у нас на пути стоит войско саков! – крикнул он. Боевые трубы персов заиграли тревогу. Растянувшиеся на марше персидские отряды стали выстраиваться в боевой порядок.
Дарию казалось, что все происходит слишком медленно. Пехота как-то нерасторопно занимает центр и конники без толку суетятся на флангах.
– Почему обозные оказались во второй линии? – высказал Дарий свое недовольство оказавшемуся рядом Артавазду.
– А куда их денешь? – пожал плечами Артавазд. – Укрепленного лагеря у нас все равно нет. Скифы непременно попытаются отбить у нас обоз, так что за ним нужен глаз да глаз.
– Поставь «бессмертных» позади обоза, – приказал Дарий Гидарну, – заодно «бессмертные» будут прикрывать наш тыл.
Вдалеке показалась лавина конных саков, которая катилась по степи с грозным топотом многих тысяч копыт. Над островерхими шапками скифов покачивались бунчуки из конских хвостов, щетинились копья… Степная конница легко преодолевала невысокие холмы и небольшие увалы, подобно стремительной реке, прорвавшей плотину. Когда до персидского войска оставалось не более двух перестрелов, скифы принялись выкрикивать боевой клич. Одновременно заиграли сотни скифских рожков и свистулек, наполнив воздух пронзительными звуками.
Жеребец Дария испуганно запрядал ушами, переступая с ноги на ногу. Будь его воля, конь непременно ударился бы в бегство, спасаясь от этой страшной свистящей лавины, и только сильная рука хозяина удерживала животное на месте.
Царские телохранители тоже как могли успокаивали своих лошадей, напуганных то ли звуками скифских дудок, то ли скифским боевым кличем, то ли всем этим вместе.
В довершение всего зловеще зазвенели, засвистели скифские стрелы, которые непрерывным смертоносным дождем посыпались на головы персов, причем с такого расстояния, что персидские лучники были не в состоянии причинить сакам хоть какой-то урон, ибо их стрелы не долетали до врага. Скифская конница, прекратив свой стремительный бег, замерла на месте на безопасном расстоянии от персидского войска. Скифские всадники обстреливали персов из луков, сменяя друг друга. Воины с опустевшими колчанами отступали в глубь скифской орды. На смену им выдвигались другие с полным запасом стрел.
Дарий был поражен всем увиденным.
Мало того, что скифские луки оказались более дальнобойными, меткость же скифских лучников была просто невероятной. Находясь во второй линии боевого построения, Дарий с ужасом наблюдал, что творится в первой линии его войска, где плотными шеренгами стояла вся персидская пехота. Ни щиты, ни панцири не спасали персов от смертоносных стрел саков. Вся первая линия персов в течение часа пришла в полное расстройство, поскольку всюду громоздились тела раненых и убитых. Погибло много сотников и десятников, поэтому воины, не чувствуя командования над собою, начали оставлять боевые порядки, ища спасения во второй линии, куда не долетали скифские стрелы.
– Надо ударить на саков, покуда они не перестреляли нас как баранов, – обратился к Дарию Артавазд.
Дарий велел трубачам дать сигнал: «Конница, вперед!»
Однако стремительный удар персидских конников пришелся в пустоту. Скифы не менее стремительно подались назад, продолжая на всем скаку отстреливаться из луков.
Покуда основная масса саков отвлекала на себя Дариеву конницу, два больших скифских отряда ударили по флангам персидского войска. Причем скифы больше норовили внести смятение в ряды персов, нежели по-настоящему завязать сражение.
Персидская конница, возвратившаяся из погони за скифами, являла собою довольно печальное зрелище. Щиты всадников и защитные чепраки на лошадях из толстой воловьей кожи были сплошь утыканы скифскими стрелами. Многие воины были ранены. Немало их осталось лежать в степи, это было видно по тем сотням лошадей, что остались без седоков.
Дарий выслушивал Артавазда, который делился впечатлениями после неудачной атаки на саков, когда перед ними появился Артабан верхом на саврасой кобыле, сбруя которой сверкала от обилия золотых бляшек.
– Дарий, – заговорил Артабан голосом, полным тревоги, – сзади на нас во множестве наступают пешие саки. Боюсь, одних «бессмертных» для защиты обоза недостаточно.
Дарий подозвал Гидарна и велел ему отрядить на помощь «бессмертным» еще десять тысяч пехоты.
Пешие саки приближались густыми нестройными толпами, сотрясая короткими копьями и сагарисами. Небольшие щиты саков, обтянутые человеческой кожей, ослепительно сверкали в лучах заходящего солнца.
С другой стороны на персов накатывалась грозная скифская конница.
– Похоже, скифы вознамерились сойтись с нами врукопашную, – проговорил Артавазд и, оставив Дария, поскакал туда, где торопливо образовывали боевой строй конные пасаргады, марды и марафии.
Две конные лавины с оглушительным шумом столкнулись на просторной равнине.
Этот шум, ни с чем не сравнимые звуки яростного конного сражения пробудили в Дарий воинственный пыл. Царь вскочил на коня, собираясь повести в битву своих конных телохранителей. Но в следующий миг два человека вцепились в поводья Дариева коня, удержав его на месте. То были Аспатин и Багапат.
– Повелитель, битва только началась, а ты уже вознамерился рисковать своей жизнью, как будто обстоятельства требуют этого, – сердито выговаривал Дарию Аспатин.
– Так великие цари не поступают, – вторил Аспатину Багапат. – Царь царей должен…
Но Дарий так и не услышал окончания этой фразы. Длинная скифская стрела с черным оперением пробила навылет шею Багапату, и евнух как подкошенный свалился на землю.
– Ты хочешь, чтобы и меня постигла такая же участь? – крикнул Дарий Аспатину, кивнув на мертвое тело евнуха. – Я предпочитаю смерть от меча, но не от стрелы.
Огрев плетью Аспатина, который вовремя закрылся руками, Дарий погнал коня туда, где кипело сражение. За ним помчались триста конных телохранителей.
Саки, нападая, громко вопили, причем их боевой клич не отличался единообразием. Это объяснялось тем, что каждый скифский род обладал своим особым кличем и своей отличительной эмблемой, которая болталась у воина на шее в виде амулета либо была изображена у него на щите или колчане. У некоторых саков лица были раскрашены красной и черной краской. Это означало, что данный воин находится под покровительством своего демона-хранителя.
Дарий столкнулся в битве с одним таким саком и сначала решил, что перед ним страшный даэва, творение Ангро-Манью. Царь метнул в скифа дротик и ранил его в плечо. Размалеванный сак выдернул копье из раны и накинулся на Дария с топором в руке. Отбиваясь, Дарий еще дважды ранил скифа акинаком в руку и бедро, но тот будто и не чувствовал боли. И только стрела, пущенная кем-то из царских телохранителей, наконец сразила насмерть неутомимого врага.
Несколько раз Дарий оказывался на волосок от смерти, то пропустив опасный удар скифского копья, то оказавшись лицом к лицу сразу с тремя разъяренными саками. И всякий раз кто-нибудь из телохранителей спасал царю жизнь, вовремя подставив щит или метко бросив во врага дротик.
Майское солнце близилось к закату, а перелома в битве так и не наступило. В горле у всех першило от песка, пот стекал градом по лицам воинов, и безумно, до одури хотелось пить, пить, пить… Кони ржали, мечи звенели, гортанные кличи разрисованных саков летели к небу… То был кромешный ад.
Обширное пространство степного раздолья, где перемешались конные и пешие массы, гремя оружием и воинственно завывая, было похоже на взбаламученный океан, где вместо волн бились отряды всадников, а взлетающие водяные брызги заменялись тучами стрел и дротиков.
Небо, затянутое белым пологом туч, и земля, одетая скудной степной растительностью, разделялись на горизонте широкой линией ярко-красного заката, подсвеченного сверху розовато-сиреневой дымкой. На фоне этой дымки мрачно вздымались степные курганы, укрытые тенью близкой ночи, на вершинах которых продолжается битва. Когда все вокруг уж клонилось ко сну, когда таинственная ширь степей, казалось, замирала в ожидании ночного покоя, неким вызовом меркнущим звукам и краскам засыпающей Природы являлась эта долгая жестокая сеча озлобленных мужчин.
Саки не желали уступать персам ни своей свободы, ни воинской славы. Войско царя Дария было для саков добычей, угодившей в расставленные силки. Степные воины топтали конями, рубили и сминали своих врагов, которым было некуда бежать, но которые ни в какую не собирались сдаваться, предпочитая продать свою жизнь дороже. Слепая ярость сошлась лоб в лоб с безудержной жестокостью, и катились по сухой истоптанной траве отрубленные головы персов и саков, лежали вперемежку туши убитых коней и тела павших воинов: обоюдная свирепость скифов и персов толкала их к единственному и неизбежному завершению подобного кровопролития – взаимному уничтожению.
Меркли яркие отсветы далекого заката. Шла ночь.
И продолжалась битва…
