Последняя битва
Еще девять с половиной лет прошли мирно. Наши семьи разрастались, земли ширились. Корабли выходили в море за рыбой.
Вил сделался совсем взрослым и взял в жены двоюродную сестру царицы Лавинии, еще крохой оставшуюся без отца во времена битв с рутулами. Кианна вошла в тот же возраст, в каком меня застало в Пилосе появление черных кораблей.
И конечно, зов услышала именно она: яснее всего Владычица Мертвых являет себя лишь юным и старцам.
Как-то ранним утром в разгар лета я проснулась от ощущения, будто что-то происходит. Снов или не было, или я их не помнила. Я окинула взглядом комнату. Маркай и Кар уже давно не жили при храме; их младшая сестра спала в углу, разметав по подушке светлые волосы. Ила, долгожданная дочь святилища, рожденная почти шесть лет назад, росла хорошенькой и толковой, но даже в раннем ее возрасте я видела, что рука Владычицы ее не коснулась.
Постель Кианны была пуста.
Я поднялась и вышла в главный зал храма.
Белые статуи богов хранили молчание в предрассветном сумраке, по резному лику Афродиты скользнула тайная улыбка. Кианна стояла в дверях спиной ко мне, ее тень отчетливо вырисовывалась на фоне светлеющего неба. Сотис уже опускался за край земли.
Я подошла.
— Кианна…
Она чуть вздрогнула, как от холода, и плотнее запахнула на себе одеяло.
— Я слышала голос матери… Но ведь этого не может быть, она сейчас дома… Мне приснилось, будто она велела мне идти на вершину холма, где Поблиевы виноградники. Сказала, что я должна успеть к рассвету.
У меня по спине пробежал озноб.
— Тогда лучше сделать так, как она велела.
Кианна искоса взглянула на меня.
— Только не уйди босиком, — напомнила я на всякий случай, уже завязывая сандалии.
Она кивнула.
— Нам надо спешить. — На ее лице застыло все то же странное выражение.
Мы вместе взобрались по склону холма, где рядами тянулись переплетенные молодые лозы с едва завязавшимися первыми ягодами. Длинноногая, не отягощенная хромотой, Кианна летела впереди меня, подталкиваемая необходимостью, которую я понимала, но не ощущала.
На вершине мы оказались как раз вовремя.
К устью реки подходили десять кораблей. Рассветные лучи коснулись их мачт, высветили знаки на парусах. На переднем проступило изображение солнечной колесницы.
Одного взгляда мне оказалось достаточно, и я возблагодарила Ее за Кианну — легконогую и сообразительную.
— Беги! — велела я. — Сейчас же беги к царю. Скажи, что идет Неоптолем с десятью кораблями.
Она помедлила.
— Кианна, беги! Я подоспею позже, сейчас каждый миг на счету. Беги!
Большего не потребовалось. Кианна сорвалась с места, как юная лань, промчавшись сквозь виноградники так, как я никогда и не мечтала бегать.
Багряное солнце поднялось из-за облаков, предвещая багряный день: день смерти, день крови.
«О Владычица, — молила я на бегу, — сделай так, чтобы Неоптолем никогда не видел боев в сомкнутом строю…»
Когда я добралась до дворца, мужчины уже вооружались. Царские посланцы мелькали тут и там по всему городу, поднимая с постели воинов, не услышавших тревоги. Во дворе Сильвий и два его ровесника уже вскакивали на низкорослых крепких альбанских лошадок, чтобы объехать все окрестные землевладения, присягнувшие на верность Лацию. Сильвий послал было коня вперед, но увидел меня в воротах.
— Прости, госпожа! — Он натянул поводья.
Я отступила к стене.
— Не извиняйся, скачи!
Коню, молодому и нетерпеливому, как хозяин, не требовались уговоры. Одно касание — и они устремились вперед: трехлетний жеребец и двенадцатилетний подросток.
Я поспешила во дворец.
Кто-то из юных прислужников помогал Нею надеть панцирь. Ней обернулся ко мне:
— Сивилла, наконец-то! Кианна передала мне, что ты велела. Что еще скажешь?
— Корабли идут к речному устью, но некоторые тяжело гружены и сидят низко в воде. Лето выдалось сухим, река обмелела, а обходных протоков Неоптолем не знает. Так что вряд ли они смогут подняться по реке к самому городу.
Ней кивнул:
— Надо двигаться им навстречу. Чем дальше от полей мы на них нападем, тем лучше.
На полях еще зрел урожай, до уборки оставалось несколько недель.
Вил влетел в комнату, за ним едва поспевала жена; ее длинные волосы сбились и рассыпались по спине. Он остановился ее поцеловать, слов его я не расслышала.
Ней увидел мое лицо.
— Ступай, госпожа, позаботься о своих сыновьях. Нас ждет битва.
Я вошла в дом Ксандра — тот самый дом, где так часто бывала. Со двора доносились голоса, кто-то вооружался. Я поспешила внутрь. Кар собирал вещи.
— Кар… — Я остановилась, не зная, что еще говорить.
— Мне не хочется, мам. Правда. — Пятнадцатилетний, широкоплечий, сильный. Конечно, он должен идти. Биться в сомкнутом строю его начали учить сразу же, как только он влился в команду «Дельфина». — Там настоящий бой, а не развлечение. Но я должен сражаться.
Маркай подошел сзади, чтобы застегнуть ему панцирь. Маркай уже перерос и меня, и Ксандра, и в свои восемнадцать был на загляденье крепким и сильным. Ростом, как я подозревала, он пошел в своего неведомого ахейского деда, но здравый смысл и трезвый ум явно унаследовал от Ксандра.
Я кивнула. Нет смысла изыскивать предлоги и оставлять его дома, когда и более молодые отправляются в бой — даже Сильвий, чья жизнь для Нея бесценна. Если каждая мать станет удерживать сына от битвы — что с нами будет? Кто защитит поля и городские стены? Ней прав. Надо встретить врага как можно дальше от города.
Ксандр подошел и поцеловал меня, к некоторому смущению сыновей. Я коснулась рукой его щеки и улыбнулась, глядя в глаза.
— Не волнуйся, — сказал он спокойно. — За мальчиками я присмотрю.
— Я знаю. — Я отвела с его лба волосы, уже чуть тронутые сединой.
Об остальном говорить не требовалось: за девятнадцать лет мы сказали друг другу все, что можно сказать, и я никогда не устала бы повторять те же слова вновь и вновь.
Я обняла Маркая и Кара, попутно удивившись, как это непривычно — дотягиваться до сыновних объятий.
— Слушайтесь отца и будьте осторожны.
Нет, Маркай не возвел глаза к небу, но я успела увидеть, как братья обменялись понимающим взглядом.
Ила, разметав волосы по ветру, с визгом принеслась из храма.
— Я так и знала, что вы здесь! — Она кинулась к Кару.
— Мне нужно идти, сестренка. — Кар поднял ее на руки, она обхватила ногами его бронзовый панцирь. Из двоих братьев он был мягче и отзывчивее, чем Маркай.
Ксандр отцепил ее от Кара и поцеловал. Длинные волосы Илы опять спутались — не представляю, как можно спать, чтобы волосы завязывались чуть ли не узлами…
— Мы скоро вернемся, — сказал Ксандр.
Он улыбнулся мне поверх головы Илы.
— Пора.
Мы поспешили за ними к торговой площади у ворот, где уже собирались воины. Ксандр начал отдавать приказы собравшейся команде «Дельфина», сыновья смешались с остальными бойцами. К тому времени кораблей у нас было уже пять и войско состояло не только из моряков, но воины по-прежнему делились на три отряда, названные по именам первых кораблей. Строй равнялся на Бая, стоявшего справа в первом ряду; его бороду уже посеребрила седина.
— Все вперед! — скомандовал Ней. — Открыть ворота!
После рассвета не прошло и часа, а объединенное воинство уже выступило из города — «Семь сестер», «Дельфин» и затем «Жемчужина». Мы смотрели им вслед, пока они не скрылись из виду.
К нам с Илой подошла Кианна, вместе мы смотрели, как оседает постепенно пыль, поднятая удаляющимся войском.
— Мама, давай я пойду накормлю Илу завтраком, — наконец проговорила Кианна.
— Да, хорошая мысль, — ответила я безупречно спокойным голосом.
Кианна держалась молодцом, руки ее совершенно не дрожали. Она подхватила Илу:
— Пойдем, кроха, я дам тебе хлеба с медом. Твой отец и братья вернутся еще не скоро. — Она взглянула на меня: — Где ты будешь?
— Во дворце, мне там самое место.
Я вошла в главный зал. Лавиния собрала женщин, у стен раскладывали тюфяки, кто-то готовил лоскуты для перевязки. Лида сновала здесь же, сгорбленная и седая. Увидев меня, она улыбнулась:
— Вот и еще пара умелых рук! А куда подевалась Кианна? Ей тоже найдется дело!
— Она скоро придет.
— Хорошо, — кивнула Лида и поспешила дальше, оставив меня наедине с царицей.
Лавинии еще не исполнилось тридцати, но красота ее уже увядала. Таким лицам, как у нее, юность придает особое очарование, однако со временем кожа стягивается плотнее, обнажая в лице излишнюю резкость, которая не считается у нас красивой. В Египте, пожалуй, сказали бы, что она будет прекрасна в смерти… Я невольно передернула плечами.
— Чем все закончится? — спросила она тихо.
— Я и сама желала бы знать, моя госпожа. Вряд ли нашим усилиям суждено обратиться в прах, но большее мне неизвестно.
Лавиния выпрямилась. Возможен любой исход, она может остаться вдовствующей царицей при двенадцатилетнем сыне, у которого погибли отец и брат. Ничто не предрешено, жребий еще не брошен.
— Что бы ни случилось, ты всегда будешь мне нужна, — проговорила она. — Как нужна моему мужу и господину.
Я встретила ее взгляд:
— Я к твоим услугам, моя госпожа. — Мы вполне стоили друг друга.
День тянулся бесконечно. Солнце взобралось на небо и уже начало путь вниз. Я не чувствовала Ее присутствия. Смерть пребывала не здесь, но на поле битвы.
После полудня во дворец прибежал мальчишка с воплем о том, что на дороге показалась пыль. С такой же вестью подоспел и гонец.
— Мне нужно быть во дворце, проверить, все ли готово, — сказала Лавиния, но я видела, что ей не терпится выйти на стены.
— Госпожа… — начала я.
— Да идите, идите, — вмешалась Лида. — Тут уже трижды все перепроверили, я останусь здесь. В конце концов, раненые ведь не свалятся неожиданно, сами по себе.
Мы с Лавинией двинулись к воротам, с трудом сохраняя чинную поступь, подобающую царице и прорицательнице.
Над дорогой и впрямь поднималась пыль. Но кто приближался — наши или Неоптолем? Солнце светило в глаза, разглядеть удалось не сразу.
Ней шел впереди, за ним растянулось войско. Отряд «Семи сестер» двигался первым, предваряемый Вилом.
Лавиния едва слышно ахнула.
— О боги, — прошептала она, — их так мало… Боги, как же их мало!..
Отряды уменьшились чуть ли не вдвое, крестьянские повозки тянулись позади остатков воинства.
— Повозки… — проговорила я.
Пыль. Никого не разглядеть за пыльной завесой. Кажется, я узнала Коса — коренастую фигуру впереди третьего отряда. Но никого не разглядеть. Ничего не известно.
Рядом возникла Кианна, ее ладонь сжимала мою руку чуть ли не до хруста.
Гонец, совершенно измученный, добрался до ворот, его впустили. Задыхаясь, он поднялся на стену, к царице.
— Моя госпожа, царь велел донести тебе, что свершилась победа. В жестокой схватке он своей рукой убил Неоптолема из Ахен, и «Колесничий солнца» больше не причинит нам горя.
Я не слышала, что еще он говорил.
Рядом с какой-то из повозок, опустив голову, шел Маркай. И я поняла.
Не знаю, как я сбежала по ступеням и оказалась за воротами. Из города устремились какие-то женщины — наверное, я была в их числе.
Ксандр лежал на повозке, его изрубленное тело прикрывал плащ, на чистом, без единой ссадины, лице застыло спокойствие. Кар, которого уложили рядом, словно прильнул щекой к отцовскому плечу — рассеченной щекой к тому самому плечу, на котором так любил засыпать в детстве. Кто-то прикрыл им глаза, хотя на ресницах Кара густо запеклась кровь. Маркай шел рядом.
Каким-то образом рядом очутился Ней — наверное, добежал от головного отряда, не знаю. Он пытался удержать меня окровавленными руками и говорил какие-то бессмысленные слова:
— Третий приступ, мы едва устояли. Я не видел, что произошло. Ксандр упал. Я крикнул, чтобы держали строй, не высовывались за щиты. Маркай…
У него перехватило горло.
— Маркай подчинился, остался стоять. А Кар… — Ней опустил голову, по щекам текли слезы. — Кар подбежал к отцу, его зарубили. Я говорил ему не высовываться! Я говорил, Чайка, он не слушал. Я кричал. Он не слушал…
Внутри меня что-то прорвалось безудержным воплем — и я уже не могла остановиться.
В тот раз я не пела Сошествие. Горло саднило от крика, голос охрип. Руки тряслись, я не могла наложить краску.
Пока Кианна пела, я стояла у погребальных костров под ночными звездами. Ее лицо, прорисованное черным и белым, напоминало об островных легендах: медные головные булавки, удерживающие черное покрывало Смерти поверх рыжих волос, были древнее той бронзы, что знали наши отцы. Она пела Сошествие верным и чистым голосом — двенадцать раз у двенадцати погребальных костров: так многочисленны были погибшие.
Ксандр и Кар лежали вместе на последнем костре — отец и сын, обернутые багряным плащом из тонкой шерсти. Я смутно припомнила, что плащ, должно быть, принадлежал Нею. Тончайшая ткацкая работа нескольких недель…
Ила тихо всхлипывала, прижавшись к моим коленям, но я не находила для нее ни слов, ни тепла.
Тия, подойдя, обняла ее и прижала к себе. Я словно заледенела.
«В последний раз, — думала я, — в последний раз я взгляну в лицо сыну, в последний раз коснусь его щеки. В последний раз отведу волосы со лба Ксандра. Мне уже не узнать, как тонкая седина обратится в сплошное серебро, как постареют его руки. Мне никогда не веселиться на свадьбе Кара, никогда не слышать, как они с братом смеются своим мальчишечьим шуткам. Мне никогда больше его не увидеть».
Ней уже приближался, с ним Кианна и остальные. Глаза Нея покраснели от дыма предыдущих костров.
Встав у одра, он протянул руку за чашей, затем возлил жертвенного вина — лучшего вина, сотворенного нашими руками.
— Услышьте, о люди, деяния Ксандра, сына Маркая, и Кара, сына Ксандра, чтимых нашим народом превыше других. В тебе, мой друг, слились все лучшие наши черты.
Ней помолчал, ему явно было тяжело продолжать. Кианна, бесстрастная, как сама Смерть, замерла позади.
— Тысячи раз мы могли затеряться в широком море, тысячи раз сгинуть в Египте и дальних землях, когда бы не Ксандр, сын Маркая. Умелый моряк, преданный воин, верный друг — таких в мире не было и не будет уже никогда. О мой друг! Целый мир погиб, но мы с тобой сумели уплыть за его пределы и отыскать наконец надежную гавань…
Ней отплеснул вина.
— Невозможно сказать все, что чувствую, невозможно назвать все твои деяния — они слишком многочисленны и слишком весомы. Во всем народе нет человека, не обязанного тебе жизнью, не знавшего твоей помощи. И когда в величайшей из битв ты жертвуешь собственным сыном — это не больше, чем я мог от тебя ожидать.
Ней поднял голову, голос его зазвучал в полную мощь.
— Знайте, что Маркай, сын Ксандра, — отныне сын моей семьи, собрат моих сыновей и мой родич. Если Иле, дочери Ксандра, придет пора оставить храм — она получит приданое, достойное царевны Лация. Ни большего, ни меньшего я не в силах сделать для своего брата.
Голос его прервался, Ней не мог продолжать. Он молча склонил голову.
Кианна выступила вперед и, взяв из его рук мирру, бросила ее поверх костра. Среди отсветов пламени перед нами стояла Смерть, и в глазах Кианны я видела Ее леденящее сострадание.
— Вот и все, — прошептала я. — Теперь и вправду все кончено.
