Тайра Мунэмори сидел подле ширмы ките, из-за которой виднелся край серого рукава.

— Благодатного тебе Нового года, сестрица, — сказал он.

В этом году среди министров ответственным за проведение новогодних торжеств избрали Мунэмори, а он со своей стороны постарался ограничить их пределами ограды Сёмэмон, где урон постройкам был наименьшим, а ремонт проводился в первую очередь. Падал легкий снег, но гуляньям это не вредило. Саке и вино лились рекой, позволяя вельможам ненадолго забыть о бедах мира.

— Верно, хуже проклятия нет, — пробормотала Кэнрэймон-ин по ту сторону занавеса. — Не могу смотреть на эти яства без мысли о несчастных, которым нечего в рот положить.

— Наш рис вовсе не лучшего качества, — возразил Мунэмори, — а лук и дайкон выросли здесь, в императорском саду. Ни то ни другое не годится для черни. Вдобавок в нынешние смутные времена правительство должно хорошо питаться, иначе повсюду наступит хаос.

— А если править будет уже некем? — спросила Кэнрэймон-ин.

— Безлюдья боги не допустят, — сказал Мунэмори. — Уж эта-то земная поросль никогда не переведется. Быть может, просто пришло время проредить всходы.

— Ты, вижу, совсем очерствел душой, — заметила Кэнрэймон-ин.

— Как и подобает главе клана, — напомнил ей Мунэмори. — А ты жалостлива, как положено женщине.

Он услышал, как сестра охнула и опрокинула свою чашку с рисом.

— Не разбрасывайтесь, государыня, если вам жаль голодных.

— Она была пуста. Сколькие из нас, — продолжила Кэнрэймон-ин, — смотрят на снег, усыпающий едва расцветшие бутоны сливы, с мыслями не о поэзии, а о том, принесет ли дерево плоды?

— Цвет сливы — знак надежды, так что подобные мысли вполне своевременны, я бы сказал.

— На что людям надеяться? Я слышала, Минамото стягивают силы в край Оми, недалеко от столицы. Они могут обрушиться на нас в любой миг!

— Не слушайте, что говорят, владычица. Это пустяк, не угроза. Как только горные тропы оттают, Корэмори с ними быстро разделается.

— Наш племянник? Тот, что бежал от уток?

— Тс-с, — тихо сказал Мунэмори. — Он усвоил урок и теперь куда более опытен, чем тогда.

Кэнрэймон-ин, помолчав, произнесла:

— Еще до меня дошли слухи, будто в следующую луну тебе дадут младший чин первого ранга. Поздравляю.

— Меня всячески заверили, что так и будет. Давно пора. Непросто, доложу тебе, давать указания Фудзивара, находясь лишь в четвертом ранге. Они меня попросту не замечают. Как здоровье юного государя?

Кэнрэймон-ин снова ответила не сразу.

— Довольно сносно, учитывая обстоятельства. Он как будто не унывает и старается не вникать в то, что происходит вокруг. Иные говорят, ему недужится оттого, что страдает земля.

— Вздор. Если земля отчего и страдает, так единственно от засилья Минамото. Как только мы их разобьем, все снова наладится. — Сказав так, Мунэмори, однако, поглядел в сад на мягко падающий снег, стараясь сохранить его вид в памяти. Он уже был наслышан о том, сколько воинов стекались под знамена Минамото, — часть возглавлял лихой Ёсинака, а часть — какой-то молодой выскочка по имени Ёсицунэ. Слышал Мунэмори и пересуды, согласно которым голод и мор, как и бедствия прошлых лет, предвещали скорое падение Тайра.

Мунэмори знал, сколько участков дворцовой стены имели подкопы и скольким был нанесен невосполнимый урон. Случись осада — и крепости долго не выстоять. По смутам Хогэн и Хэйдзи он помнил, что в бою внутри города все преимущества были на стороне нападавших — деревянные постройки, казалось, только и ждали, когда их подожгут. Даже укрепленную Рокухару можно было спалить несколькими меткими выстрелами.

Мунэмори знал: наступит час — может, раньше, а может, позже, когда Тайра и их малолетнему императору придется оставить Хэйан-Кё.