Глава 2
Пламя верных
Андер прислонился к стене храма. Жизнь в городе затихала. Спешили домой грязные голодные мастеровые. Двое рабов выволокли кухонные отходы и вывалили их посреди проулка. На подоконнике верхнего этажа сидели голые дети, болтали ногами, переговаривались, плевали вниз. Над крышами кривой занозой светился тонкий месяц. Плохая рыбалка. Отчим Андера всегда дожидался, чтобы лунный диск вырос хотя бы до половины своего полного размера. Рыба пляшет в лунном свете, говорил он. Чем ярче луна, тем больше пляшет и тем больше устает. Иной раз так устает, что ее можно подбирать голыми руками, отложив копье. Бывало, к полудню отчим уже возвращался с полной корзиной. Чистить рыбу — работа Андера. Не самое плохое занятие. К тому же и ему иногда перепадала рыбина за труды. Он вспомнил, как мачеха пекла рыбу, обмазав ее медом и обваляв в муке. Ах, каким дурманящим ароматом веяло от карпов, от жирной камбалы… и от костра!
Он думал о рыбе, когда дверь дома напротив отворилась, и на улицу вышла молодая женщина с ведрами. Она сразу же опустила на землю тяжелую ношу и вытерла пот со лба, размазав по лицу грязь. Ее платье под мышками и под грудью взмокло и потемнело от пота.
— Добрый вечер, — кивнул ей Андер.
Женщина посмотрела на него и нерешительно кивнула в ответ.
— Неплохая рыбалка, — продолжил Андер и улыбнулся.
Она озадаченно уставилась на него, подхватила ведра и заспешила по улице. Ведра при каждом шаге били ее по ногам.
«Капюшон», — догадался Андер. Плащ и капюшон. Как только он напялил эту хламиду, женщины стали подхватывать детей и шарахаться от него, как от злого духа. Мужчины ухмылялись.
Андер приобрел этот наряд уже в Кан-Пураме. Он искал шляпу взамен пропавшей, но шляпы ему попадались или на чьих-то головах, или же слишком далеко от входа в лавки, за прилавком, на стене, а купить обновку было не на что. Солнце немилосердно припекало голову, когда он заметил бурое шерстяное одеяло, вывешенное напротив открытого окна. Служанка-рабыня, караулившая одеяло, заснула, и Андер незаметно стащил его с веревки. При помощи обнаруженного в куче мусора обломка ножа он подрезал, подкроил добычу — как и все рабы, Андер умел обращаться с одеждой — и у него получилась довольно удобная накидка с капюшоном. Выглядела она, надо признать, диковато, весила немало, в ней было очень жарко, однако от солнца она защищала не только голову и руки, но и ноги. Кроме того, ее нельзя потерять, как шляпу, при малейшем порыве ветра. Разве что сам снимешь. Но снимать накидку Андеру пока не приходилось.
Андер все еще глазел вслед женщине с ведрами, когда на плечо его неожиданно опустилась чья-то рука. Он резко повернулся, сбросил руку прочь и схватился за кинжал. Свежая добыча. Только нынче утром раздобыл он это оружие. Тонкое и узкое лезвие, загнутый конец, удобная рукоятка с гардой.
— Спокойно, — Изин отпрянул. — Это всего лишь я.
Андер медленно разжал кулак, выпустил рубаху Изина.
— Долго же тебя не было, — проворчал он.
— Пришлось отвечать на много вопросов, — оправдывался Изин, расправляя рубаху, смятую на груди цепкими пальцами Андера. Изин, мужчина среднего роста и сложения, — жрец высокого ранга, служит богине Калле. Лоб его пересекают глубокие морщины, в глазах читается тревога. На груди болтается на длинной цепочке амулет Каллы. Изображение богини. Беременная женщина с пышной грудью и необъятными бедрами.
— Что за вопросы?
— В основном, о тебе. Они боятся, что ты… — Изин замялся, не желая обидеть собеседника.
— Не в своем уме, — закончил за него Андер. Не впервой.
Изин кивнул.
— Надо поторопиться, — сказал он, взглянув на луну. — Поздно уже.
Он повернулся к западу, к центру города.
— Сколько народу нам дадут?
Как обычно, Андер не спросил, куда ведет его Изин. Какая разница? Они ходили по храмам, уговаривали людей начать подготовку к вторжению нифилим. Изин рассказывал, убеждал, а Андер ожидал позади. Жрец обычно просил его поведать о выпавших на его долю приключениях, и Андер выкладывал все, выделяя самые ужасающие детали. Он так часто рассказывал о смерти Сокола, что и сам почти поверил, что видел ее собственными глазами. Его часто перебивали, расспрашивали о подробностях. Андер старался отвечать на все вопросы, какими бы глупыми они ему ни казались. Потом его отсылали прочь и обсуждали сложившуюся ситуацию уже без него. Он не обижался. Так было всегда, да он и чувствовал себя лучше под открытым небом. Стены громадных кирпичных и каменных сооружений давили на него.
— Нисколько, — ответил Изин. — Бойцов не дадут.
Они свернули на узкую улочку, бегущую вдоль одного из каналов.
— Нисколько?
— Нам предоставят носильщиков для доставки войскам пищи и воды.
— Что за ерунда, — фыркнул Андер, но Изин возразил:
— Не совсем. Без носильщиков не обойтись, а мощь Создателя неизмерима, и…
— Куда теперь? — оборвал его на полуслове Андер. Ему не хотелось снова, в который уже раз, выслушивать лекцию о богах, богинях и их предполагаемых возможностях.
— Доран ждет нас.
Изин подвел Андера к узкому пешеходному мостику возле большого трехэтажного дома.
Доран — еще один священнослужитель храма Каллы. Он моложе, чем Изин, крепче, но и его волосы уже подернуты сединой. Седина придает его внешности солидность. И к жизни он ближе, общается с горожанами на улицах, тогда как Изин склонен к затворничеству, сидит в храме да размышляет о высоком. Андер и Изин вербовали людей, а Доран тем временем собирал оружие и снаряжение, в чем весьма преуспел. Уже в половине городских кузниц ковали кистени, булавы и двуручные боевые топоры.
Андер встретился с Дораном на третий день своего пребывания в Кан-Пураме. Он уже совался в поместья богачей, но дальше рабов-привратников не прорвался. Никто не хотел разговаривать с каким-то неизвестным оборванцем. Злой и голодный, он бродил по городу, пока не вышел к храму Каллы. Сначала он подумал, что перед ним громадный торговый склад. Мощные стены, маленькие окна… Но перед входом стояли два человека и раздавали благословения. Не пищу, не воду, а только благословения. Жрецы.
Андер рассказал им о своем бегстве с рудников Нифилим, об опасности, угрожающей городу. Младший жрец от него отмахнулся, но Доран отнесся к его рассказу серьезнее. Он пригласил Андера в храм, накормил и представил Изину. И они приступили к делу.
— Что мы будем делать, когда встретимся с Дораном? — Его раздражала инертность горожан. Дюжина там, сотня здесь… И вот, пожалуйста: несколько часов потрачено на то, чтобы завербовать десяток носильщиков.
— Доран договорился о встрече со жрецом Молоха.
— Еще какая-нибудь мелкая секта?
Изин засмеялся.
— Самый богатый храм в Кан-Пураме.
— Почему же мы сразу к ним не обратились?
— Не так все просто. Верховный жрец храма, Килимон, в молодые годы вел разгульную жизнь, говорят, даже был разбойником. Но с возрастом сильно изменился. Сейчас он противник всякого насилия. Вряд ли он нам чем-то поможет. Поэтому Доран зашел с другой стороны: он встретился с помощником Килимона. Шамаш разумнее своего вождя. С ним можно иметь дело.
— Значит, все улажено?
— Не совсем. Шамаш хочет тебя послушать. Вся надежда на то, что он тебе поверит.
— А не поверит — Кан-Пураму конец.
Изин вздохнул.
Килимон восседал посреди молитвенного зала на неудобной табуретке и пытался сосредоточиться. Мешало тело, тленная плоть. Ныла спина, затекали ноги… Он заерзал на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее.
Последние две недели он размышлял о взаимоотношениях тела и разума, об осязаемости одного и неуловимости другого. А боги? Есть у них тела? И если есть, то похожи ли они на человеческие? Подвержены ли старению, распаду, ранениям? Сотни, даже тысячи историй слышал Килимон, и все они противоречили одна другой. Проблема сложная, но решить ее надо.
Да вот беда, никак не сосредоточиться! Мысли Килимона ускользали, как вода сквозь песок. Память отказывалась служить: многое забылось, воспоминания стерлись.
Килимон тяжко вздохнул, ощущая, как выдыхаемый воздух щекочет усы. «Не волнуйся, — приказал он себе. — Успокойся, сядь поудобнее». За много лет медитации на этом самом месте он лишь несколько раз устраивался у стены и опирался на нее, но сейчас снова решился на это. Он сменил позу, вытянул перед собою ноги.
Монашки заканчивали свои молитвы. Чаще всего Килимон не обращал на них внимания. Но сейчас до него доносился шорох их шагов, он слышал, как они задувают свечи, как журчит струйка ароматического масла, заливаемого в светильник. Он почувствовал даже движение воздуха, легкий ветерок, когда одна из женщин прошла близко от него. Каждый раз, поднимая покрывало с лица, они отворачивались. Интересно, чью скромность они берегли: его или свою собственную. Его давно уже не волновала близость этих греховных сосудов.
Выполнив все предписанные процедуры, монахини одна за другой покинули молельный зал. Шорох одежды, скрип двери — и вот он остался один. С восходом солнца они снова примутся за труды. Вся работа в храме возложена на их плечи. Приготовление пищи, уборка, беседы со вдовами и молодыми матерями, уход за новорожденными и лечение приобщенных. Даже возделывание сада и ремонт помещений. Килимон иногда удивлялся, откуда у них берутся силы. Давно он уже пришел к убеждению, что женщины выносливее мужчин. Ему бы их энергию!
На мгновение показалось, что в зале абсолютно тихо. Килимон снова попытался сосредоточиться на своих думах, но тут что-то словно задело его макушку. Пожалуй, даже не прикосновение, а легкое дуновение.
Килимон открыл глаза и огляделся. Помещение освещалось факелами, закрепленными в угловых кронштейнах. Факелы горят ровным пламенем, хватит еще надолго. В юго-восточном углу, слева от двери, над факелом порхает крохотная летучая мышь.
Такие крошки обычно селятся под городскими мостами, а по ночам стаями носятся над каналами. Этот зверек метался от стены к стене, искал выход. Утомившись, прицепился к одной из потолочных балок и приступил к вечернему туалету. Тщательно очистив мордочку и уши, летучая мышь накрылась крылом и затихла. «Пример воздержания в природе», — подумал Килимон не без некоторой зависти. Завтра ее поймают и выпустят на волю, но сегодня она поможет ему в размышлениях.
И снова Килимону не удалось сосредоточиться. Лишь только он в очередной раз закрыл глаза, как раздался стук в дверь. «Странно», — подумал он. Слишком поздний час для посещений. Все знали, что он любит поразмышлять в уединении перед отходом ко сну. Но к этой помехе его уже подготовило появление летучей мыши, поэтому он чуть ли не обрадовался, увидев в приоткрытой двери голову Шамаша.
— Господин… — полувопросительно промолвил Шамаш.
Килимон поднялся, чтобы приветствовать помощника.
— Входи.
Шамаш вошел в зал. Высокий, узколицый, узкоплечий, на диво энергичный. Наследник Килимона. В храме шутили, что Шамаш на этом не остановится, что он стремится стать богом, но Килимону даже нравилась такая целеустремленность. Шамаш чрезмерно склонен к возлияниям, его дыхание всегда отдает пивом. Кроме того, любит тратить золото храма на личные нужды. Зато он популярен, все время общается с людьми в городе. При нем и залы, и хранилища храма всегда будут наполнены, любил подчеркнуть Килимон.
— Мир тебе, — степенно произнес Килимон и вытянул вперед руку. Шамаш поцеловал ладонь с обеих сторон, его колючая борода царапнула кожу.
— Прошу прощения за беспокойство, господин.
— Ничего страшного. Не ты первый.
Шамаш удивился.
— Как? — не понял он.
— Вон, посмотри-ка. — Килимон указал на летучую мышь. — Раньше тебя влетела. — Он смотрел на мышь, надеясь, что она расправит крылья, но та, похоже, уже заснула. — Мы многим обязаны этим зверькам, без них бы нас комары совсем заели. Я даже думаю, не приручить ли одну. Гоняла бы мошкару в моей комнате.
— Прошу прощения, господин, но у меня к тебе дело важное и неотложное.
— Неужто ты еще нуждаешься в моих скромных советах?
— Господин, в мире происходят ужасные события. — Шамаш махнул рукой в сторону двери, как будто эти события происходили в храмовом саду. Жест этот всколыхнул рубаху Шамаша, и Килимон увидел на шее помощника огромный амулет. Золотое солнце, серебряный полумесяц и в центре такой большой изумруд, каких Килимон еще не видел.
Килимон замер. Шамаш всегда с готовностью тратил металл, но… Неслыханно! Откуда он взял такой камень? Если этакое происходит у него под носом, что же тогда творится в городе…
— Мне кажется, что сначала следует поинтересоваться, что происходит в самом храме, — сухо заметил верховный жрец.
Шамаш опустил руку, брелок нырнул под рубаху.
— Нифилимы оставили Иссохшие Холмы, они уже в Шинаре. Идут на Кан-Пурам. Захватили Акшур, население перебили и увели в рабство.
— Откуда такие сведения? Кто тебе сказал?
— Изин и Доран.
— А ты не задался вопросом, для какой надобности жрецы Каллы распускают такие слухи?
— К ним обратился человек по имени Андер, — продолжил Шамаш, не отвечая на вопрос верховного жреца. — Они привели его ко мне. Этот человек сбежал из Дагонора и Акшура. Я видел его, слышал его рассказ. Я верю ему.
— Нифилимы… — Килимон презрительно скривил губы. — Грязепоклонники. Слышал об их боге? — Верховный жрец презрительно фыркнул. — Они с трудом одолели кенанитов. Войско у них слабое и малочисленное.
— Они захватили дикарей и гонят их перед собой. Мудро было бы…
— Ты меня учишь мудрости? — Килимон вспыхнул от гнева. Хуже всего то, что Шамаш не понимает, сколь далеко отклонился он от тропы праведности. — За мудростью обращаются к богам, а не к златокузнецам.
Шамаш прижал руку к груди. Замечание Килимона его явно задело.
— Мудрый не отвлекается от темы спора.
Килимон скрипнул зубами, еле сдерживая поток брани.
— Изин и Доран ждут у храма. Андер с ними. Я пообещал представить их тебе, господин.
Шамаш поздравил себя с успехом. Мало кому удавалось заставить верховного жреца Молоха промолчать.
— Введи, — проронил сквозь зубы Килимон и опустился на свою табуретку. Гнев его не угас. Расточительство Шамаша не должно более оставаться без последствий. А его наглое поведение, вызов верховному жрецу… Его следует одернуть ради его собственной души и для блага храма.
Шамаш вышел и вскоре вернулся с тремя посетителями. Изин и Доран, войдя в помещение, поклонились.
— Благодарим тебя, господин, за разрешение войти в неурочный час, — степенно промолвил Доран. Давно не видел его Килимон, седины в бороде Дорана за это время заметно прибавилось.
— Просим прощения за визит без предупреждения, — добавил Изин.
Андер не кланялся и ничего не говорил. Он стоял позади жрецов в своей странной хламиде, из-под которой виднелось лицо, белее которого Килимон в жизни своей не видел.
— Оружие в молитвенном зале! — Килимон указал на кинжал Андера. — Ты, очевидно, неверный, но следует уважать чужие обычаи.
— Прошу прощения, если мой нож тебя обижает, но я не расстанусь с ним. Я поклялся, что не оставлю оружия, пока нифилимы не разбиты.
— И ты, разумеется, тот самый человек, которому суждено их победить.
— Я их жертва. Я был их рабом. Теперь я должен их уничтожить. Или погибнуть.
— Господин, — вмешался Шамаш. — Это Андер, человек, о котором я тебе говорил. Он сбежал из Дагонора и дрался под Акшуром. Он хочет рассказать тебе о Нифилим.
— Что ж, рассказывай свою историю, молодой человек.
Андер начал с самого детства в горах к северу от Акшура, с истории своего пленения. Подробно описал труп Дария. Рассказал о рудниках, о планах побега, об их осуществлении. Не упомянул, правда, о том, как использовал Кадима, чтобы замести следы. Изин попытался было придать повествованию другое направление, но Андер не обратил на него внимания. Он описал битву под Акшуром, смерть Сокола и разграбление города. Закончив, он скрестил руки на груди и замер.
Килимон сложил руки на коленях.
Верховный жрец ждал, что Доран или Изин дополнят рассказ своего спутника, но оба почему-то молчали.
— Это все? — спросил, наконец, Килимон голосом более резким, нежели сам желал.
— Нет, не все, — столь же резко ответил Андер. — Нифилимы наступают. Они стремятся захватить весь Шинар, убить или поработить каждого мужчину, женщину и ребенка. Если их не остановить здесь, в Кан-Пураме, так и произойдет.
— Господин, ситуация серьезная, — вступил Шамаш. — Город готовится к войне. Богачи забыли о вражде. Большинство других храмов уже призывают своих верующих. В северных полях проходят войсковые учения. Изин и Доран могут рассказать о приготовлениях…
— Нет, — перебил Килимон. — Я не желаю слушать о приготовлениях к войне. Не сейчас.
Шамаш открыл рот, готовясь возразить, но Килимон отмахнулся от него.
— Я хочу задать один вопрос. — Он помолчал, погруженный в размышления, и спросил, наконец, обращаясь к жрецам Каллы: — Почему вы уверены, что этот человек не лжет?
— Мы послали в разведку наших молодых служителей, — ответил Доран. — Нифилим наступают. Медленно, но неумолимо.
Килимон заметил, что лицо Андера еще больше побледнело. Этот странный человек, очевидно, впервые услышал, что его рассказ подвергли проверке.
— Сколько народу предоставил ваш храм? — последовал второй вопрос Килимона.
— Около двух тысяч, — ответил Изин.
— А всего, все храмы и секты?
— Не менее восьми тысяч.
— Восемь тысяч восемьсот, — уточнил Андер.
— То есть далеко не все возможные силы, — сделал вывод Килимон. Шамаш нахмурился. — А иные? Неверные?
— Есть и такие, — подтвердил Изин. — Богатые семьи обещали выставить рабов и слуг. Еще тысяча наберется.
— Конечно, все вооружены. Ножи, дубинки… Так?
— Хорошего оружия не хватает, — озабоченно заметил Доран. — Мало пик и копий, мечей, кинжалов.
— Это сила немалая. Нифилимам столько не набрать. Для защиты города вполне хватит. Да и не сунутся они сюда. Они же не сумасшедшие.
Андер встрепенулся.
— Они придут, мужчины и женщины, они придут и будут убивать так, как не убивал никто раньше. Убийство у них в крови, как у хищников. Отразить их смогут только все жители Кан-Пурама вместе. Иначе грифы и вороны разжиреют так, что не смогут летать.
— Прошу, господин, прислушайся. Вспомни о дикарях…
— Вера! — выкрикнул Килимон, вставая. — Ты ее растерял. Что с тобой?
— Я тверд в вере, — возразил побледневший Шамаш.
— Тогда прибегни к ней. Вспомни дары Молоха.
Шамаш опустил глаза.
— Сними сандалии, — приказал Килимон. — Покажи им.
Шамаш медленно исполнил приказ верховного жреца. Развязал шнуровку, скинул обувь. Поочередно поднял обе подошвы и продемонстрировал Изину, Дорану и Андеру.
Изин вздрогнул, Доран перевел дыхание. Лишь Андер никак не отреагировал. Килимон понял, что этому не раз доводилось видеть зрелище пострашнее.
Подошвы Шамаша покрывало множество уродливых заживших рубцов.
— Покажи остальное! — велел Килимон.
Шамаш поморщился, но возражать не стал. Его ноги до колен были покрыты такими же страшными шрамами, как и ступни.
— Объясни им, что это такое.
— Священный огонь Молоха, — почти прошептал Шамаш, сверля Килимона ненавидящим взглядом. — Знаки моего приобщения к вере, моей принадлежности к обществу правоверных.
Глаза Килимона возбужденно сияли.
— Скажи им о благословении бога. Они должны знать.
Глаза Шамаша тоже светились, но иным огнем. Его жег гнев и стыд. Казалось, пламя, лизавшее когда-то его пятки, вспыхнуло теперь в зрачках. Килимон смутился. Шамаш, глядя на своего господина, произнес дрожащими губами:
— Могучий бог защищает всех, кого коснулся его огонь. Никто не может устоять против Молоха.
— Вот именно, — кивал Килимон, глядя на Изина и Дорана. — Вот именно. Мы в полной безопасности. Мы под защитой Молоха, к нам враг не прикоснется. Никто из наших людей не возьмет в руки оружия. Мы будем молиться за вас. С вами наши молитвы, но не наши тела. И не наши души.
— Господин, — возвысил голос Шамаш. — Это безумие. Нифилимы сметут нас. Разве ты не слышал рассказа Андера?
Килимон вздохнул.
— Маловер.
Он подошел к Шамашу, положил руку на его предплечье.
— Стыдись, даже эта маленькая летучая мышь крепче в вере, чем ты. Погляди.
Килимон пересек зал, остановился как раз под сучком, за который уцепился зверек, и принялся колотить по стене костяшками пальцев. Летучая мышь даже не удостоила его взглядом.
— Видишь? Она знает, что мне ее не достать. Она верит.
— Господин, — снова начал Шамаш. Но Килимон его не слушал. Он повернулся к жрецам Каллы.
— Я дам вам добрый совет, потому что мне не все равно, что произойдет с другими жителями Кан-Пурама.
— Мы внимательно слушаем, господин, — заверил Изин, стараясь скрыть разочарование.
— Изин, возьми этого человека, Андера, и отправляйся с ним в Ур. Упросите верховную жрицу зиккурата дать вам войска. Доран управится здесь один. А Шамаш тем временем продаст все свои побрякушки, добавит средств из нашей сокровищницы… и можно будет приобрести немало копий и всякого другого оружия для вашего войска…
Шамаш молча разглядывал пол под ногами.
— Мы будем молиться о вас, — заверил Килимон.
— Я пойду в Ур, если Изин меня возьмет, — произнес Андер. Изин глянул на Дорана, тот молча кивнул. — Надеюсь, мы успеем вернуться, прежде чем нифилимы сожрут город вместе с населением.
Андер нагнулся, подхватил с пола одну из сандалий Шамаша, обмотал шнуровку вокруг подошвы и запустил вверх.
Килимон ахнул. Сандалия ударилась о стену возле летучей мыши. Та сорвалась с места и заметалась по залу.
— Зачем? — ужаснулся Килимон. — Что она тебе сделала?
— Можете надеяться на покровительство своего бога. Но нифилимы достанут вас, как и любого другого.
