Моряки «Ксантоса» лихорадочно работали. Четыре конструкции, новое оружие Халкея, вынесли из трюма и теперь, под бдительным оком Ониакуса, прикрепляли к палубе. Свободные члены команды надевали кожаные доспехи и шлемы, доставали луки, колчаны и мечи. Геликаон застегивал бронзовые доспехи. Боковым зрением он заметил приближение большой фигуры мужчины с черной бородой. В сердце царевича вспыхнула надежда — на секунду ему показалось, что это Зидантос. Затем, когда он осознал, что Вол умер, у него защемило сердце. К нему подошел египтянин Гершом.

— Тебе следовало остаться на берегу, — сказал Геликаон суровей, чем намеревался. — Здесь нужны только войны.

Темные глаза мужчины засверкали от гнева.

— Я не моряк, Геликаон, но ты увидишь, я умею сражаться.

— Покажи мне свои руки.

Гершом вытянул руки. Они были перевязаны, кровь проступила сквозь повязки.

— Ты не сможешь держать меч.

— Нет, — согласился Гершом. — Но с твоего позволения я возьму дубинку Зидантоса. Я знал его только один день, но он прыгнул за мной в море, и я в долгу перед ним. И Они-акус рассказал мне, что Зидантос всегда сражался рядом с тобой.

Геликаон кивнул.

— Да, так и было. — Он тяжело вздохнул. — Эта дубинка будет твоей, если ты хочешь, Гершом. Держись поближе ко мне. Затем он позвал на корму Ониакуса.

— Ты знаешь, что нас ждет за пределами бухты? — спросил Геликаон.

— Полагаю, трезубец Посейдона, — ответил Ониакус.

— Я тоже так думаю, — согласился Геликаон. — Коланос будет на главном корабле, поэтому он будет первым зубцом и дальше ото всех нас. Я хочу, чтобы гребцы налегли на весла, как только мы увидим его. Мы приблизимся к нему на максимальной скорости.

Ониакус выглядел обеспокоенным.

— Они расположат другие корабли по обе стороны от нас, — предположил он. — И если они поплывут достаточно быстро, то смогут пробить в нашем корпусе брешь.

Геликаон проигнорировал это замечание

— Ты думаешь, «раненый лебедь» сможет противостоять сразу трем галерам?

— Нет. Нам нужно победить, по крайней мере, один корабль с помощью горящих снарядов. Сконцентрируйтесь на главном корабле. Он должен отплыть назад, иначе нас протаранят с двух сторон. Я думаю, «Ксантос» выдержит, но на каждом из этих кораблей больше пятидесяти бойцов. Если они приблизятся к нам, то будут превосходить нас вдвое.

— Я буду на носу следить за оружием. Я не промахнусь, Счастливчик.

Ониакус был самым опытным из людей, которые тайно тренировались на Кипре с новым оружием. Туда отбирали самых надежных и спокойных людей. Геликаон знал, что было очень важно не доверять нефтар беспечным морякам.

Едкая, отвратительно пахнущая жидкость легко воспламенялась, и при возгорании погасить ее было практически невозможно. А при взаимодействии с водой она разгоралась особенно интенсивно. На «Ксантосе» было восемь запечатанных воском глиняных сосудов с драгоценной жидкостью. Каждый сосуд был размером с голову человека и по стоимости равнялся пяти хорошим скакунам, восьми волам или двадцати необученным рабам. Несчастный случай мог превратить «Ксантос» в горящий корабль.

— Убедись, что люди точно понимают наши планы, — предупредил его Геликаон. — Мы не будем знать до последнего момента, с каким кораблем разыграем «лебедя». Я не хочу, чтобы наши весла разбились при повороте или упал сосуд с нефтаром.

— Да, господин, — ответил Ониакус.

Геликаон подошел туда, где у руля лежала утыканная гвоздями дубинка Зидантоса. Подняв дубинку, царевич протянул ее Гершому.

— Найди себе доспехи и шлем, — велел он, — а затем возвращайся.

Гершом ушел, и Геликаон повернулся к рулевому Эпею со спутанной бородой.

— Где твой щит? — спросил царевич.

— Я забыл его, господин.

— Принеси его, — приказал Счастливчик, положив руку на весло. — Ты будешь мишенью для каждого микенского лучника.

— Они до меня не доберутся, — ответил Эпей с широкой улыбкой. — Прорицатель предсказал мне прошлой ночью, что я проживу до восьмидесяти лет, у меня будет десять сыновей и тридцать внуков.

— Может, он прав, — сказал Геликаон, — но все же принеси свой щит.

Когда рулевой убежал вниз на главную палубу, Геликаон посмотрел на бухту и на море за ней. Небо было голубым и ясным, море спокойным, дул легкий ветерок. Микенских кораблей пока не было видно. Он предполагал, что один из вражеских кораблей расположился на юге за мысом, а два других укрылись за отдаленными островами — один на западе, другой на севере. Они нападут на «Ксантос», выстроившись в трезубец, зная, что независимо от маневренности корабля Счастливчика, он не сможет защититься от тройной атаки. Задачей для одной из галер, возможно, для двух — будет удар по кораблю Геликаона посередине, пробив его корпус. Как только микенцы пробьют брешь, и «Ксантос» зачерпнет воды, другие суда подплывут ближе, и воины поднимутся на борт. Коланос знал, что его корабли двигаются быстрее, чем более тяжелый «Ксантос», но ему ничего не было известно ни о горящих снарядах, ни о запасе нефтара.

Вернулся Эпей с пристегнутым к левой руке кривым, высоким щитом. Щит был обтянут белой и черной воловьей кожей, а по краям отделан бронзой — он сможет остановить много стрел. За ним пришел Гершом. Мужчина был мускулистым, но не таким большим, как Зидантос, поэтому выглядел так, словно ему было немного неудобно с этой тяжелой дубинкой. Мысли о Зидантосе тяготили Геликаона, когда корабль пересекал бухту. Аргуриос был прав. Если бы он не изуродовал труп Электриона, Зидантос, вероятно, был бы сейчас жив. Геликаона мучило чувство вины. За всю свою жизнь у него было всего три настоящих друга — Одиссей, Гектор и Зидантос. Теперь один из них ушел навсегда. Голос Гершома отвлек его от мрачных мыслей.

— Что такое «раненный лебедь»? — спросил Гершом.

— Так называют маневр, чтобы развернуть корабль. Представь себе лебедя с перебитым крылом, который пытается взлететь с озера. Он кружится и кружится. Имея хорошо обученную команду, этот корабль может сделать то же самое. Если это получится, следуй за мной, потому что я собираюсь подняться на борт одного из их судов. Бой обещает быть жестоким.

— Я буду рядом с тобой, Счастливчик.

Геликаон обернулся и бросил взгляд на берег. Он разглядел маленькую фигуру Одиссея, стоящую у края воды, и прекрасную Андромаху рядом с ним. У него перед глазами возникло лицо девушки. Одиссей часто рассказывал истории о мужчинах, которые влюблялись с первого взгляда, как это у него произошло с Пенелопой. Геликаон не верил в такие чудеса. Любовь, вне всяких сомнений, должна вырасти из понимания, дружбы, взаимного доверия и рождения детей. Теперь он не был уверен в этом.

Прошлой ночью один только взгляд на эту девушку поразил его сердце, словно удар молнии. Сегодня даже страдая из-за потери друга, он смотрел на нее и чувствовал страстное желание, которого не испытывал никогда раньше. Внезапно в голову юноши пришла мысль, которая его смутила. Он посмотрел на Гершома.

— Ты был рядом и слышал мой разговор с Толстым царем? — обратился Геликаон к египтянину.

— Да.

— Ты помнишь, как я назвал женщину, стоящую рядом с ним?

— Ты назвал ее богиней.

Геликаон выругался.

— У нее суровое лицо, — заметил Гершом.

— Не суровое. Сильное. Она — страстная женщина, которая знает, что такое сострадание. Умная, храбрая и верная.

— Так ты ее знаешь? Я думал, вы не знакомы.

— Моя душа ее знает.

«Ксантос» медленно проплыл мимо острова у входа в бухту. Впереди, примерно в полумили к западу Геликаон увидел главный микенский корабль Коланоса. Нарисованный на носу галеры красный глаз злобно смотрел на судно дарданцев.

— Ты видишь его, Ониакус? — крикнул Геликаон.

— Да, господин, — закричал в ответ Ониакус. Геликаон осмотрел корабль. У каждой из пяти конструкций, метающих огненные снаряды, стояло по четыре человека. Лучники присели рядом. Возле борта находились маленькие медные жаровни с пылающими углями, лучники обматывали свои стрелы тряпками, вымоченными в масле.

— Приготовьте нефтар! — приказал Геликаон. Все моряки начали действовать, двое оттащили назад оружие и закрепили спусковые канаты за выступающие бруски. Затем осторожно вылили содержимое больших запечатанных воском глиняных горшков в горящие корзины.

«Ксантос» вышел в открытое море. С юга, из-за мыса, показался еще один корабль, весла ударили по воде, как только он направился к ним. Геликаон посмотрел направо. Третий корабль появился с севера, солнечные лучи отражались от бронзового овна на его носу.

— Приготовьте весла! — заревел Геликаон, переведя взгляд на главный микенский корабль. Он несся на них с огромной скоростью, на четверть мили опережая остальных. — Шесть весел!

«Ксантос» рванулся вперед, когда шестьдесят весел разрезали голубую воду. Набирая скорость, корабль направился прямо на Коланоса и его главное судно с кровавым глазом. С юга тоже приближалась вражеская галера, но «Ксантос» проплыл мимо нее. Над головой моряков пролетели горящие стрелы. Несколько из них попало в палубу. Моряки укрылись под мокрой одеждой, стараясь погасить пламя. Микенское судно с севера быстро набирало скорость, устремившись к левому борту корабля Счастливчика. Галера собиралась протаранить бронзовым овном корпус, словно копьем в сердце. Геликаон стоял мрачный, наблюдая за приближением корабля. Теперь все зависело от ловкости моряков, обращавшихся с нефтаром.

Дарданского царевича охватило невозмутимое спокойствие. Казалось, что время медленно тянется. Рядом стоял вооруженный дубинкой Зидантоса сильный Гершом, и в нем не было заметно страха. Ониакус выкрикнул команду, и по левому борту бросили пылающий снаряд, щелкнула деревянная подпорка. Сосуд с нефтаром пролетел по воздуху и разбился о палубу приближающегося микенского судна. Затем полетел еще один снаряд. Он попал в цель, разлетевшись на кусочки и вылив едкую жидкость на левый борт. Лучники на «Ксантосе» окунули свои стрелы в горящие жаровни, затем выпустили огненные стрелы, и полетели по небу прямо к кораблю микенцев.

Вспыхнувший огонь охватил обшивку галеры с невероятной скоростью. Повсюду загорелось пламя. У одного из гребцов загорелась туника, он попытался потушить ее, но огонь перекинулся ему на руки. Два микенских моряка вылили на пламя ведра с водой. Последствия были ужасные. С огромной скоростью огонь охватил корабль. Моряки в панике бросились прочь от весел, и судно перевернулось на бок.

Когда «Ксантос» проплывал мимо, лучники выпустили стрелы с бронзовыми наконечниками в испуганную команду вражеского корабля. Микенцы — у многих из них загорелась одежда — прыгнули в море. Даже там пламя продолжало гореть. Еще два глиняных снаряда попали в центр палубы. Нефтар проник в трюм, и брошенный корабль погрузился в воду.

Вылетели еще четыре метательных снаряда — в этот раз в сторону главного корабля Коланоса. Три снаряда упали в море, а один попал в левый борт, вылив содержимое на гребцов. Еще больше горящих стрел пролетели по небу. Одна стрела попала в палубу, и Геликаон увидел, что моряки пытаются погасить огонь одеялами и плащами. Одежда загорелась тоже. Главный корабль микенцев изменил направление и избежал столкновения с «Ксантосом». Геликаон собирался приказать своим гребцам преследовать Коланоса, когда стрела пролетела позади него, ударившись о борт. Оглянувшись назад, он увидел приближение последней из трех галер. Его охватила злость. Сейчас не время преследовать Коланоса.

— «Раненный лебедь» по правому борту! — пронзительно закричал он.

Гребцы по левому борту опустили свои весла глубоко в воду, а затем подняли, в то время как моряки по правому борту гребли изо всех сил. «Ксантос» накренился, затем быстро развернулся. Преследующая их галера набрала скорость, пытаясь протаранить борт «Ксантоса». Но микенцы недооценили скорость поворота, и два судна почти столкнулись. Гребцы «Ксантоса» по правому борту притянули свои весла. Микенцы были не достаточно быстры, и многие из их весел разбились и разлетелись в щепки. Несколько человек на носу «Ксантоса» забросили канаты с крюками на борт галеры противника. На корме сделали то же самое. Натянув канаты, моряки Геликаона притянули корабль микенцев.

Счастливчик надел свой бронзовый шлем и побежал к центру палубы, где с мечами в руках стояли самые крепкие моряки из его команды. Геликаон перебрался через борт с криком: «За Зидантоса!» Затем он прыгнул вниз, на палубу микенского корабля. Все моряки, вооруженные мечами, секирами и дубинками, приготовились к штурму. Геликаон ударил мечом по лицу первого, плечом толкнув другого на палубу, затем прыгнул вперед и вонзил меч в грудь третьего. Четвертый нападавший прицелился из лука ему в голову, но огромная дубинка сбила его с ног. Гершом ринулся врукопашную схватку, дубинка Зидантоса ударила по бронзовым доспехам и отбросила микенцев. Еще больше воинов с «Ксантоса» спустились на корабль, и сражение было кровавым и жестоким. Геликаон убил еще одного моряка. Начался яростный бой. На него бросились трое воинов. Он отразил мечом удар первого, затем поскользнулся на окровавленной палубе. Упав, Счастливчик полетел вперед, врезался в другого нападавшего и сбил его с ног. Перевернувшись на спину, Геликаон отразил удар меча по ногам противника.

Появился тощий моряк с «Ксантоса» с двумя кривыми кинжалами и перерезал нападавшему горло. Геликаон поднялся на ноги. Гершом стоял справа, а худой моряк — слева.

Микенские воины бросились на них. Геликаон приготовился встретить новую угрозу. Гершом и моряк ринулись вместе с ним в ряды микенцев, разя и убивая.

Геликаон увидел Глаукоса с мечом в руках. Его охватила ярость, и, отбросив противника, он бросился на молодого воина. Сверху на палубу обрушился дождь из стрел.

Когда Геликаон подбежал к Глаукосу, то услышал, как кто-то крикнул: «Мы сдаемся! Спрячьте оружие! Проявите милосердие! Мы сдаемся!» Повсюду раздался звук падающего оружия. Глаукос сурово смотрел какое-то время на Геликаона. Затем, увидев, что все вокруг прекратили сражаться, бросил свой меч. Геликаон посмотрел на юношу и увидел ненависть в его глазах.

— Ты плыл вместе с Зидантосом, — сказал Геликаон. — Ты знал, что они с ним сделали. Но ты все равно к ним присоединился. Мне следует прирезать тебя как свинью. Но я не буду. Я отвезу тебя туда, где тебя ждет Аргуриос.

Глаукос ничего не ответил. Геликаон отвернулся от него. Худой моряк, который пришел ему на помощь, чистил лезвие своих кинжалов. Геликаон подошел к нему. Этот человек был немолод, ему было, по крайней мере, около сорока.

— Прими мою благодарность. Как твое имя?

Глаза мужчины были темного цвета, а выражение лица спокойным.

— Я Атталус.

— Ты храбро сражался, и я у тебя в долгу, Атталус.

Отвернувшись от него, Геликаон прокричал приказ своей команде:

— Принесите канат! Я хочу привязать всех пленников к борту. И бросьте веревки всем морякам, которые еще в воде.

Моряки спустились с «Ксантоса» и собрали микенцев на палубе, привязав к борту. Затем Геликаон приказал опустить на корабль тело Зидантоса. Обернутое в окровавленную ткань, оно лежало в центре палубы. Геликаон вытащил из мешка изуродованную голову и приложил к шее. Затем вынул золотое кольцо из кошелька и положил в рот Зидан-тоса — подарок для паромщика Гадеса, чтобы он переправил старого друга через темную реку. Когда Счастливчик встал на колени рядом с телом, воцарилось молчание. Помедлив, Геликаон поднялся на ноги и пробежал взглядом по пленникам.

— Это Зидантос, — сказал он. — Кто-то из вас знал его недолго. Некоторые, может быть, схватили его и притащили в лагерь. Он был хорошим человеком, отцом шестерых дочерей. Зидантос плавал по Зеленому морю дольше, чем большинство из вас прожили на свете. Он был хеттом, и мы должны отправить его к богам по хеттскому обычаю. Все вы будете присутствовать на церемонии, во время которой у вас будет время подумать о своем участии в его убийстве.

Аргуриос сидел один на берегу, погрузившись в свои мысли. Поступок Коланоса — это еще одно пятно на чести микенцев. Пытки и убийство Зидантоса были ужасным зверством. Не только Коланос ответит за эти события в бухте Толстого царя. Когда Агамемнон узнает, что Аргуриос спас Счастливчика, он придет в ярость. Аргуриосу очень хотелось бы отказаться от этой прогулки с Геликаоном. Если бы он остался на берегу, тогда, возможно, убийцы преуспели, и такой хороший человек, как Зидантос, теперь готовился бы отплыть домой к своей жене и дочерям. И как юный Глаукос мог принять такое решение, связавшись с жестокими убийцами? Это оставалось тайной для Аргуриоса, которая очень тяготила его. Тут он заметил мальчика Ксандера, который испуганно приближался к нему. В одной руке он держал деревянную чашку и булку с сыром в другой.

— Я думал, ты проголодался, господин, — сказал он.

Аргуриос сурово посмотрел в веснушчатое лицо мальчика, затем кивнул:

— Я голоден, — взяв чашу, он начал есть. Это была жидкая похлебка, но специи приятно жгли язык. Хлеб тоже был свежим. Он поднял глаза и увидел, что мальчик ждет поблизости. — Что-нибудь еще? — спросил Аргуртос.

— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы спасли меня.

Аргуриосу всегда было неуютно с молодыми, даже когда он сам был молод. Теперь он не знал, что ответить. Воин посмотрел на мальчика. Тот был бледен и, очевидно, испуган.

— Не бойся меня, — сказал Аргуриос. — Я не причиню вред детям.

— Я хотел бы никогда сюда не приезжать, — внезапно признался Ксандер. — Мне хотелось бы остаться дома.

— У меня тоже были такие желания, — рассказал ему воин. — Детство — безмятежное время, но когда ребенок становится мужчиной, он видит мир таким, какой он есть на самом деле. Я тоже скорблю о Зидантосе. Не все микенцы похожи на тех людей, которые убили его.

— Я это знаю, — сказал мальчик, усаживаясь на песок у ног Аргуриоса. — Ты спас меня и чуть не умер тогда. Я испугался. А ты?

— Смерть не пугает меня, мальчик. Она приходит ко всем. Счастливые умирают героями, и их имена остаются в памяти людей. Несчастные умирают медленно, их волосы становятся белыми, а тело теряет силу.

Аргуриос съел похлебку и хлеб. Поставив пустую плошку на камень рядом с собой, он взял шлем и пошел туда, где собрались моряки с «Пенелопы», которые смотрели на море и гадали, чей корабль или корабли вернутся с победой.

Одиссей сидел отдельно от своих людей и разговаривал с Андромахой, одетой в зеленое платье. Это была удивительная женщина. Аргуриос чувствовал себя неуютно с женщинами — даже больше, чем с детьми — но ему нужно было поговорить с Одиссеем. По дороге он заметил, что юный Ксандер идет рядом с ним. Мальчик поднял глаза и радостно улыбнулся ему. Аргуриос попытался нахмуриться и приказать ему уйти, но открытая улыбка мальчика его обезоружила. Микенец подошел к Одиссею, который увидел его и жестом пригласил сесть, после чего представил ему Андромаху. Аргуриос постарался придумать что-нибудь.

— Сожалею, что вы стали свидетельницей такой ужасной сцены, — микенец вспомнил, как Геликаон вытащил голову из мешка.

— Я уже видела отрезанные головы раньше, — ответила девушка холодно.

Аргуриос не смог придумать, как продолжить разговор. Ему этого и не хотелось. Он повернулся к Одиссею.

— У меня есть дело в Трое, — сказал он. — Можно, я поплыву с вами на «Пенелопе»?

— Не уверен, что у меня есть свободное место, — холодно заметил Одиссей.

— Он спас мне жизнь, — внезапно вмешался в их разговор Ксандер.

— Разве? Я хотел бы услышать эту историю.

Аргуриос развернулся и ушел прочь.

— Подожди, подожди! — закричал Одиссей. — Дай мне послушать историю, которую расскажет парень. Давай, мальчик, расскажи нам историю о храбром поступке.

Аргуриос остановился. Ему не хотелось оставаться с недружелюбным жителем Итаки, но ему все равно нужно было в Трою. Он стоял, пока Ксандер на одном дыхании не поведал им о буре и сломанном борте, и о том, как он оказался в бушующем море. Одиссей внимательно слушал, затем посмотрел Аргуриосу в глаза. Выражение его лица теперь было более дружелюбным.

— Ты — удивительный человек, Аргуриос. Для удивительных людей на «Пенелопе» всегда есть места. Но будет тесно.

— Это не важно.

Кто-то закричал, и люди на берегу вскочили на ноги. Они увидели, как «Ксантос» ищет путь между мелями. Он тащил на буксире военную галеру. Заинтересованный увиденным, Аргуриос подошел к кромке воды и посмотрел на приближающиеся корабли. Команда микенской галеры стояла вдоль борта судна. Когда они подошли ближе, Аргуриос увидел, что все пятидесят человек связаны. «Ксантос» начал разворачиваться, направившись к самому глубокому месту бухты.

«Что он делает?» — спросил Аргуриос. Одиссей не ответил, но микенский воин заметил, как опечалилось его лицо. В тревоге Аргуриос повернулся, чтобы наблюдать за кораблями. Как только они достигли более глубокого места, «Ксантос» опустил канаты, и галера микенцев медленно остановилась. Корабль Геликаона отплыл. Затем Аргуриос заметил, как что-то темное полетело с «Ксантоса» на палубу корабля микенцев. Еще что-то мелькнуло в небе. Связанные люди начали кричать и попытались освободиться. Множество горящих стрел полетело в них с «Ксантоса». Пламя с огромной скоростью охватило корабль. Раздались крики, и Аргуриос видел, как загорелся Глаукос. Запылала его туника и доспехи, затем языки пламени перекинулись на волосы. Раздались ужасные крики, люди на палубе горели, словно свечи. Над морем поднялся темный дым. Аргуриос не мог поверить своим глазам. По крайней мере, пятьдесят беспомощных людей умирали. Один попытался освободиться и прыгнул в море. К его удивлению, когда он коснулся воды, пламя продолжало его сжигать.

На берегу воцарилось молчание, пораженная толпа наблюдала, как магический огонь охватил корабль и его команду.

— Ты спрашивала меня, чего я боюсь, — сказал Одиссей. Аргуриос понял, что он обращается к Андромахе. — Теперь ты видишь.

— Это ужасно, — воскликнула Андромаха, а предсмертные крики с горящего корабля продолжали эхом разноситься по берегу.

— Да, — печально согласился Одиссей.

Черный дым кружился над погибшим кораблем, а «Ксантос» медленно направился в море.