12
— Почему же ты рассказывала мне совсем не так?
— Я думала, что все это было не так. Даже вчера еще, когда говорила с Адальбертом.
— Разве можно…
— Можно, Эмилия, можно. Я не вынесла, поняв, что приняла неправильное решение. Адальберт говорит, никаких неправильных решений в жизни не бывает. Значит, я не вынесла, что приняла то решение, какое приняла. Да разве я вообще принимала какое-то решение? Меня тогда словно неудержимо повлекло, сперва к Адальберту, потом, еще сильнее, — в мой прежний мир, к Хельмуту. А когда я не нашла счастья в своем прежнем мире, с Хельмутом, я не смогла простить Адальберту, что он не догадался о моем страхе, не рассеял этот страх, не успокоил меня. Я чувствовала себя брошенной, а память потом все это соединила в той сцене, когда он простился со мной на вокзале.
— Но это же все-таки было твое решение!
Ну что на это ответить? Что это ничего не значило, так как в любом случае ей пришлось бы — да и пришлось — всю жизнь расхлебывать кашу, которую она заварила, приняв тогдашнее решение? Или сказать: она вообще не понимает, что значит принимать решения? Когда Хельмут привез ее домой к родителям, как-то само собой стало ясно, что они поженятся, и так же само собой получилось, что пошли дети, а потом начались его измены — тоже как-то сами собой. Появились обязанности, ради которых она и жила на свете, надо было их исполнять. Какие уж тут решения!
Она с досадой пожала плечами:
— А какое решение я должна была принять? Может, не заботиться о детях? Не ходить за детьми, когда они болели, не говорить с ними о том, что им интересно? Не водить их к театр и на концерты, не подыскивать школу получше, не помогать готовить уроки? С нами, внуками, у меня тоже были обязанности…
— Обязанности? Гак, значит, ты с нами все только но обязанности? И дети тоже были для тебя только обязанностью?
— Нет, я, конечно, люблю вас, я…
— Говоришь так, как будто и любовь для тебя — просто еще одна обязанность!
Нет, в самом деле, Эмилия слишком часто перебивает. Однако и ответить ей… ну что ей ответишь? Они ехали уже не по дороге, а в густом потоке машин на автобане. Эмилия вела машину быстро, куда быстрей, чем два дня тому назад, когда они ехали в тот город, — лихо, рискованно.
— Поезжай помедленнее, если можно. А то мне страшно.
Резко крутанув руль, Эмилия свернула на правую полосу и встроилась между двумя неторопливо пыхтевшими грузовиками.
— Ты довольна?
Она чувствовала усталость, засыпать не хотела, но все-таки задремала. Ей приснилось, что она, девочка, семенит, держась за руку матери, в каком-то городе. Дома и улицы ей знакомы, хотя город явно чужой. «Это потому, — подумала она во сне, — что я еще маленькая». Поду мать-то подумала, но спокойней на душе от этого не стало: они шли и шли, и ее все сильней одолевало уныние и робость. И вдруг — большая черная собака с большими черными глазами! Вскрикнув от ужаса, она проснулась.
— Что с тобой, бабушка?
— Да приснилось тут…
Промелькнул дорожный указатель — скоро они приедут. Когда она заснула, Эмилия опять перешла на левую полосу.
— Отвезу тебя, и в путь.
— Куда? К родителям?
— Нет. Зачисления в университет не обязательно дожидаться, сидя дома. У меня есть кое-какие деньги, вот и слетаю в гости к подружке в Коста-Рику. Я давно собираюсь заняться испанским.
— Но вечером…
— Вечером поеду во Франкфурт, поживу там у приятельницы, дождусь подходящего рейса.
Она подумала, надо бы что-то сказать, — поддержать Эмилию или предостеречь. Но что сказать, сообразить с ходу не удалось. Правильно поступит Эмилия или неправильно? Решение Эмилии просто великолепно, но об этом-то как раз она не могла сказать внучке, не поняв, правильное это решение или нет.
Приехали. Эмилия собрала свои вещи, и теперь уже бабушка провожала внучку. Они шли к остановке автобуса.
— Спасибо тебе! Если бы не ты, я бы не выздоровела. Если бы не ты и поездка эта не состоялась бы.
Эмилия пожала плечами:
— Пустяки.
— Ты во мне разочаровалась, верно? — Найти бы такие слова, чтобы все ими передать, тогда бы опять все стало хорошо. Но слова не находились. — У тебя все получится гораздо лучше.
Подошел автобус, она прижала к себе внучку, та обняла ее, потом, войдя в автобус, Эмилия долго пробиралась в самый конец. И пока автобус не скрылся за поворотом, стояла на коленках на заднем сиденье и махала в окно.