Глава 36
Огонь в небе
Агамемнон любил думать о себе как о человеке практичном. Стоя на палубе флагманского корабля, который быстро шел к Тере, царь все еще сердился, но, вспоминая последний день в Трое, знал, что не мог бы принять другого решения.
Хвастун Идоменей бранил его за то, что Агамемнон открыл Скейские ворота хеттской орде, но разве у него был выбор? Если бы они заперли ворота, чтобы не впустить хеттов, войска Агамемнона оказались бы осаждены в городе, как раньше были осаждены троянцы, почти без воды и без еды. Они умирали бы от голода несколько дней, а потом им пришлось бы предстать слабыми и беззащитными перед превосходящими силами хеттов.
И хотя это было унизительно — покинуть Трою по приказу выскочки-императора, на самом деле это обернулось благом. Агамемнон не собирался отстраивать разрушенный город. Его цель была достигнута. Все Зеленое море знало, что он уничтожил Трою, победил Приама и убил его сыновей. Он был Агамемноном Завоевателем, и люди дрожали перед ним. Его имя будет вечно отдаваться эхом в сердцах и умах, как предсказал оракул Пещеры Крыльев.
Агамемнон мысленно улыбнулся. Как только он найдет украденные сокровища Приама, он с триумфом вернется в Львиный зал. Мальчик-царь Астианакс не стоит того, чтобы тревожиться о нем. Микенские воины и шпионы будут безжалостно выслеживать его, и Геликаона Сжигателя тоже, и эту суку Андромаху — хотя Агамемнон все еще надеялся найти их на Тере. Он получит огромное удовольствие от их смерти, которая будет долгой и мучительной.
Когда флот приблизился к гавани, царь Микен увидел лежащий на острове тяжелый серый покров. Черный остров в центре бухты стал куда больше, чем помнился Агамемнону, и столб дыма поднимался из его вершины. Слышался рокот землетрясения, как предзнаменование гибели.
Агамемнон задрожал.
— Мой царь, — сказал его помощник Клейтос, — берег пуст. «Ксантоса» здесь нет.
— Значит, подлый Геликаон, должно быть, уже побывал на острове и покинул его. Он не может опередить нас больше, чем на полдня пути. Он не ожидает, что за ним последуют, поэтому не станет торопиться.
— Что будем делать, мой царь?
Агамемнон быстро прикинул.
— Пошли шесть наших кораблей вокруг черного острова, чтобы убедиться, что «Ксантос» не прячется по другую его сторону. Мы сойдем на берег и найдем безумную дочь Приама.
Я заставлю ее рассказать нам, где Геликаон. Она заявляет, что обладает даром прорицания, и теперь сможет это доказать. Если ее больше здесь нет и мы не найдем сокровища, отплывем на Итаку.
«Мой визит на Итаку должен был состояться уже давно, — подумал он. — Я буду упиваться смертью толстого дурака Одиссея и его семьи».
Флагманский корабль Агамемнона и критская военная галера были вытащены на черный песок, и три царя шагнули на берег вместе со своими телохранителями. На песке валялись сотни дохлых крыс, и было трудно пройти по берегу, не наступив на их трупы. Густой запах крови и гари висел над островом.
— Почему здесь столько крыс? — нервно спросил Менелай. — И черный остров растет. Здесь пахнет колдовством. Мне не нравится это место.
Идоменей, как обычно, облаченный в доспехи, прорычал:
— Остров женщин — это мерзость. Мы все слышали истории о противоестественных порядках, которыми они наслаждаются. Я с радостью увижу, как колдуний продадут в рабство.
Менелай удивился.
— Но все они — царевны, некоторые из них — дочери наших союзников!
Идоменей набросился на него:
— И ты побежишь их предупредить, жирный пес-любимчик?
Агамемнон раздраженно сказал:
— Мы почти добрались до конца нашего путешествия. Скоро мы уже не будем тяготиться компанией друг друга. А теперь следуйте за мной!
Быстрым шагом он двинулся вверх по тропе на утес, впереди и позади него шли его телохранители.
Все почти достигли вершины, когда раздался низкий гул еще одного толчка землетрясения. Люди на мгновение застыли, потом бросились на землю, когда она затряслась под ними. Два телохранителя впереди были сброшены с тропы и упали, разбившись о скалы далеко внизу.
Агамемнон закрыл глаза и мрачно ждал, пока земля перестанет двигаться. Что-то в нем вопило, чтобы он бежал обратно на корабль и мчался прочь от острова колдуний. Он безжалостно подавил это чувство.
Спустя некоторое время цари осторожно встали, засыпанные толстым слоем серого пепла. Они стряхнули его с одежд, и Агамемнон сердито зашагал вперед.
— Этот остров проклят, — согласился он с братом. — Мы возьмем то, что нам надо, и быстро его покинем!
Менелай осмотрелся по сторонам.
— Теперь здесь очень тихо, — пробормотал он.
Добравшись до вершины утеса, Агамемнон увидел Храм Коня, нависающий над его головой. Слабое, ускользающее воспоминание пронеслось по краешку его сознания, но он забыл про него, когда увидел ковыляющую к нему жрицу. Она была старой каргой и шла с трудом, но тащилась вперед, протягивая руки, как будто собиралась коснуться его. Агамемнон вытащил меч. Он вонзил его в костлявую грудь старухи и пошел дальше, оставив ее лежать в луже крови.
Агамемнон протянул украшенный орнаментом и гравировкой меч воину, чтобы тот его почистил, потом вернул клинок в ножны, чувствуя себя в более приподнятом настроении, чем за многие дни. Он прошагал между передними копытами лошади и вошел в храм.
Там было холодно и очень темно. Единственное, что сперва увидел Агамемнон, — это яркие лучи дневного света, вертикально падающие с крыши. Он помедлил, чтобы дать своим телохранителям время развернуться перед ним. Здесь жили только женщины, но Агамемнона раздражали странности этого острова.
— Мой царь!
Воин указал мечом на мрачный угол, где лежала на покрытом тюфяке темноволосая молодая женщина. Она тихо напевала себе под нос с закрытыми глазами.
Не открывая глаз, женщина крикнула:
— Огонь в небе, и гора воды касается облаков! Берегись Великого Коня, царь Агамемнон!
Эти слова пробудили ускользающее воспоминание Агамемнона.
Девушка села и повернулась к ним, спустив ноги с тюфяка, как ребенок. Агамемнон подумал, что она уродлива — грязна и худа, как клинок.
— Слова пророчества, царь! — сказала она ему. — Слова пророчества! Но ты не слушал тогда и не будешь слушать меня теперь.
Агамемнон понял, что безумная девушка повторяет слова оракула Пещеры Крыльев. Откуда она знает? Агамемнон был единственным оставшимся в живых человеком, слышавшим это пророчество.
Девушка склонила голову к плечу и нахмурилась.
— Ты убил Ифигению, — печально сказала она. — Я этого не предвидела. Бедная Ифигения!
Агамемнон услышал, как кто-то ахнул; повернувшись, он увидел, что Менелай поспешил прочь из храма. «Итак, та старая карга была нашей сестрой, — подумал он. — Я бы никогда не смог с ней поладить».
— Ты осквернил храм своими яркими доспехами и острыми мечами, — сказала Кассандра. — Ты убил девственницу храма.
Агамемнон фыркнул.
— И теперь полубог меня съест? — пренебрежительно спросил он.
Кассандра подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
— Да, — просто ответила она. — Что-то поднимется.
Агамемнон почувствовал, как по спине его пробежал холодок, и понял, что земля теперь непрерывно дрожит, издавая низкий звук, от которого ломило зубы. Резкая боль кольнула его за глазами.
— Поднимите ее! — приказал он, снова обнажая меч.
Два воина схватили Кассандру за руки и подняли. Она болталась между ними, как кукла, пальцами ног едва касаясь земли. Микенский царь приставил кончик меча к ее животу, но лезвие как будто задрожало и согнулось прямо у него на глазах, словно клинок сунули в топку. Агамемнон заморгал, и меч опять сделался прежним. Царь вытер с глаз пепел и грязь.
— Где Геликаон? — спросил он, и с облегчением услышал, что голос его звучит твердо.
— Я бы предложила тебе целый лес правды, но ты желаешь говорить об одном-единственном листике, — произнесла Кассандра. — Геликаон далеко.
Взгляд ее обратился куда-то внутрь, и она нахмурилась.
— Торопись, Геликаон. Ты должен торопиться!
— Он отправляется на Итаку?
Кассандра покачала головой.
— Геликаон никогда больше не увидит Итаки.
— А сокровища Приама, девчонка? Сокровища у него?
— Нет никаких сокровищ, царь. Все они потрачены давным-давно. На острые мечи и сияющие доспехи. Полит рассказал мне. Я видела его вместе с его женой. Они очень счастливы. Остались только три медных кольца, — сказала Кассандра. — Цена шлюхи.
Агамемнон в бешенстве попытался ее ударить, но новый толчок заставил всех покачнуться. Кассандра выпала из рук воинов и, проскользнув мимо вооруженных мужчин, выбежала из храма.
Агамемнон, ругаясь, последовал за ней.
Она не ушла далеко. Кассандра стояла снаружи, глядя на Сожженный остров, у вершины которого клубился густой черный дым. На земле теперь лежал толстый слой пепла. Неподалеку сидел Менелай, плача над телом сестры. И она, и он были покрыты пеплом и казались каменными статуями.
Кассандра посмотрела на Агамемнона.
— Видишь ли, под островом Тера есть громадные покои, полные огня и горящих скал. Может быть, там и живет бог — я не знаю. Но веками эти покои росли, и теперь они готовы взорваться от напряжения. Горячий воздух и камни извергнутся наружу. Потом, когда огненные покои опустеют, свод их рухнет и в них ворвется море. Морская вода и огонь — враги, понимаешь. Они будут стараться убраться друг от друга, и остров воспарит в небо, как галька, брошенная ребенком. Мы отправимся в небо вместе с ним. Это будет восхитительно!
Она повернулась к Агамемнону с сияющей улыбкой, приглашая присоединиться к ее ликованию.
— Девчонка безумна! — крикнул Идоменей, но голос его был тонким и испуганным.
Небо потемнело, и Агамемнон, посмотрев вверх, увидел огромную стаю птиц, летящую над ним на запад, тысячи птиц затмили серый мутный свет, их крики походили на крики гарпий.
Кассандра по-детски помахала им, двигая рукой вверх и вниз.
— Пока, пока, птицы! — сказала она. — Пока, пока!
Микенский царь содрогнулся, чувствуя, как ужас сжимает его грудь.
— Все меня ждут, — счастливо сказала Кассандра царям, когда земля снова неистово затряслась. — Мать ждет меня. И Гектор с Лаодикой. Они совсем близко.
Внезапно она встала на цыпочки и показала на Сожженный остров. Раздался такой звук, будто прогремела тысяча громов, и горячая черная колонна вырвалась из вершины вулкана и ушла в небо. Чудовищный звук разорвал что-то в ушах Агамемнона, и тот с воплем упал на землю; из ушей его текла кровь. Поднеся руки к голове, он посмотрел вверх и увидел, как башня черного огня с ревом понимается все выше и выше.
Звук был невыносимым, и порыв жара опалил кожу на его лице. Огромные валуны вылетели из вулкана, взмыв в небо, как легкая галька. Потом они рухнули в море и на остров рядом с людьми, уничтожая здания и едва не попав в храм. Шум был ужасающим, и Агамемнон подумал, что сойдет с ума от мощи этого звука.
Кассандра единственная осталась стоять на ногах и без страха смотрела на башню огня.
Казалось, огонь целую вечность поднимался все выше, потом подъем замедлился, и вершина его начала струиться во все стороны, балдахин дыма и пепла все ширился, затемняя землю и закрывая собою солнце.
Кассандра сочувственно посмотрела на Агамемнона. Казалось, она стала выше и сильнее, и он не понимал, почему она показалась ему уродливой. Лицо ее было лучезарным, она сияла красотой, как сияет меч, погруженный в пламя. Потом девушка снова показала на вершину вулкана, откуда начал вырываться красно-коричневый поток, как раскаленная лавина, и потек вниз по склонам. Он быстро скользил через черные камни Сожженного острова и вскоре достиг моря. Агамемнон с трудом поднялся на ноги, потому что они по колени погрузились в теплый пепел. Он увидел, что его корабли стараются как можно быстрей добраться на веслах до выхода из гавани.
«Трусы бросают меня!» — мысленно завопил он.
Он увидел, как Идоменей кричит, но не мог разобрать, что именно.
Агамемнон подумал, что докрасна раскаленная лавина остановится, когда достигнет моря, но вместо этого она продолжала двигаться вперед, перекатываясь по поверхности воды к флоту. Задолго до того, как она добралась до первого корабля, судно загорелось и было испепелено раньше, чем его поглотил чудовищный поток. Одна за другой галеры были охвачены пламенем и уничтожены, их команды почернели и обуглились в мгновение ока. Когда поток достиг подножия утесов, на которых стояли Агамемнон и его спутники, катящаяся лавина огня начала карабкаться вверх, к ним, но потом замедлила свой ход и остановилась.
Агамемнон с трудом перевел дух.
Его облегчение длилось всего несколько мгновений.
Из глубины недр под его ногами раздался еще один ужасающий звук. Агамемнон наблюдал, как посреди воды в гавани образовалась вмятина, и там начал формироваться колоссальный водоворот, сперва не спеша, потом все быстрей и быстрей. Раздался еще один оглушительный звук, армия громов, и море внезапно отступило, немедленно проглоченное землей. Весь флот обугленных судов мгновенно исчез, когда вода ринулась в гавань, чтобы влиться в образовавшуюся в мире дыру.
С нарастающим ревом земля начала дико трястись.
Последнее, что увидел Агамемнон, — это Кассандра с радостной улыбкой на лице, машущая ему в знак прощания.
Он закрыл глаза.
Потом остров вздыбился под ними и швырнул вопящих царей в небо.
Неподалеку оттуда к западу Геликаон стоял на палубе «Ксантоса», небрежно держа руку на рулевом весле и глядя на парус, туго натянутый ветром. Он чувствовал себя счастливей всего, когда черный конь танцевал над волнами.
Хотя человек шесть моряков слонялись по палубе, сплетничали, ели и пили, смеялись и рассказывали небылицы, Геликаон ощущал себя наедине с кораблем, когда судно шло под парусом. Он чувствовал движение и поскрипывание дерева под своими босыми ногами, слышал малейшую вибрацию огромного паруса и ощущал через дуб рулевого весла доблестное сердце галеры. «Ты царь морей», — говорил он своему кораблю, когда тот резал волны, поднимаясь и опускаясь с грацией и силой.
Взгляд Геликаона обратился к Андромахе, как обращался всегда при малейшей возможности. Она сидела на носовой палубе под желтым навесом. Мальчики свернулись рядом с ней. Они все утро бегали по кораблю, восхищенные тем, что гребцы готовы по малейшему их знаку играть с ними и рассказывать им истории о море. А теперь, устав, оба заснули под тентом, защищавшим их от полуденного солнца.
Андромаха смотрела назад, в сторону Теры, хотя остров уже скрылся из виду. Геликаон теперь знал ее сердце, и понимал, что она не сожалеет, что оставила Кассандру, раз сестра просила ее об этом. Однако Андромаху печалило то, что ей пришлось оставить сестру умирать в одиночестве, под присмотром одной только старой жрицы.
Некоторое время после их отплытия Геликаон ругал себя за то, что не взобрался на утес, чтобы доставить девушку на «Ксантос», потом безжалостно отбросил эти чувства. Решение было принято. Он всегда будет с любовью вспоминать Кассандру, но теперь она стала частью прошлого.
Он оставил рулевое весло Ониакусу и пошел по кораблю; Геликаона неудержимо влекло к любимой. Он заставил себя помедлить, словно осматривая сетки с оружием (мечами, щитами, луками, стрелами), сложенные у бортов. Как обычно, благодаря заботливому надзору Ониакуса, все это находилось в безукоризненном состоянии: вычищенное и готовое к действию.
— Сегодня вечером мы вытащим корабль на берег, Золотой? — спросил седобородый Навбулий, ветеран, плававший на «Ксантосе» с тех пор, как судно спустили на воду на Кипре, а перед этим ходивший в море на Итаке.
— У Пещеры Свиной Головы или на Каллисто, если нам поможет восточный ветер.
Люди отозвались одобрительными криками и хмыканьем. Даже перед войной шлюхи на Каллисто были гостеприимнее, чем в любом другом месте Зеленого моря. Теперь в этих водах ходило мало кораблей, и галеру такого размера, как «Ксантос», встретят с восторгом.
Геликаон двинулся дальше. Он проверил огромные сундуки с глиняными шарами, лежащими в защитных соломенных коконах. Осталось только десять шаров. Он нахмурился, потом отмахнулся от этой проблемы. Все равно тут ничего нельзя было поделать. Существовала большая вероятность, что они достигнут конечной цели своего пути, не увидев ни одного корабля, не говоря уж о вражеском.
Ноги Геликаона ощутили крошечное изменение курса судна, и он оглянулся назад. Ониакус направлял галеру, чтобы поймать ветер, поэтому слегка повернул на север. Геликаон посмотрел туда, откуда они пришли. «Кровавого ястреба» больше не было видно. «Ксантос» двигался куда быстрее и оставлял меньший корабль все дальше и дальше позади.
— Как ты, Аргус? — спросил Геликаон жилистого старого моряка, сидящего на палубе, прислонясь спиной к скамье гребца.
Этот человек пострадал от ужасной раны в руку, полученной летом в битве у Киоса, когда микенский военный корабль прошел вдоль борта «Ксантоса», вырывая его весла из уключин.
Аргуса ударило веслом, отскочившим обратно, прежде чем он успел убраться с дороги. Его рука была сломана в стольких местах, что ее нельзя было сложить, поэтому ее отрезали почти по плечо. Старик пережил ампутацию, и, когда поправился, Геликаон разрешил ему вернуться на скамьи гребцов, потому что Аргус клялся, что может грести одной рукой так же хорошо, как большинство мужчин гребут двумя.
В ответ на вопрос Аргус кивнул.
— Гораздо лучше, раз я знаю, что нынче вечером мы будем на Каллисто.
Он подмигнул и ухмыльнулся.
Геликаон засмеялся.
— Только если не изменится ветер, — предупредил он.
И пошел к носовой палубе, зная, что Андромаха наблюдает за каждым его шагом. Геликаон подумал, что сегодня она выглядит изумительно, в шафрановом хитоне, неровно обрезанном у колен. Она носила кулон прекрасной работы, который он ей подарил, и теплые искры камня сочетались с огнем ее волос.
Но лицо ее было мрачным.
— Ты думаешь о Кассандре, — рискнул предположить Геликаон.
— Это правда, Кассандра никогда надолго не покидает моих мыслей, — призналась она. — Но сейчас я думала о тебе.
— О чем же ты думала, богиня? — спросил он, взяв ее за руку и покрывая ее ладонь поцелуями.
Андромаха приподняла брови.
— Я гадала, как долго мы сможем притворяться, будто мы не любовники, — ответила она, улыбаясь. — Кажется, я получила ответ на этот вопрос.
Хотя он стоял, отвернувшись от команды, Геликаон почувствовал на своей спине сотни взглядов и услышал, что люди замолчали. Потом, почти немедленно, вернулась обычная болтовня, как будто ничего не случилось.
— Кажется, они не удивлены, — сказал Геликаон Андромахе.
Она покачала головой, лицо ее светилось счастьем.
— Золотой!
Геликаон повернулся и увидел, что к ним по палубе бежит Праксос. На бегу мальчик пытался показывать назад.
— Думаю, это шторм!
Геликаон быстро посмотрел туда, куда показывал Праксос, в сторону Теры. На чистой линии горизонта появилось маленькое черное пятно. Похоже на шторм. Но это был не шторм. Геликаон наблюдал, как пятно растет и принимает форму темной башни. В животе его похолодело от ужаса.
Донесся далекий гул грома, и вся команда повернулась, чтобы посмотреть на темную башню, зловеще растущую на фоне бледного неба.
Прошло несколько мгновений, а башня все росла и росла, потом внезапно ее поглотил огромный выброс огня, осветившего небо на востоке. Звук взрыва ударил их, как стократно усиленный гром, как глубокий рев военного рога Ареса или как сам трубный глас.
— Это Тера! — крикнул кто-то. — Бог разорвал свои цепи!
Геликаон посмотрел на Андромаху.
Ее лицо побелело, как чистое льняное полотно, в глазах был страх. Она показала на горизонт, и Геликаон снова посмотрел в ту сторону. Облако взрыва, быстро распространяясь вверх и в стороны, затемнило небо на востоке. Но оно загадочным образом исчезло, когда море вздыбилось. Геликаон озадаченно смотрел на горизонт. Горизонт поднимался на его глазах.
С ужасающей ясностью он понял, что происходит.
— Убрать парус! — крикнул он. — Немедленно беритесь за весла!
Он приказал Ониакусу повернуть корабль, и его помощник прокричал команду гребцам.
Геликаон схватил с палубы канат, бронзовым кинжалом рассек его на три куска и бросил куски Андромахе.
— Забери мальчиков на нижнюю палубу и крепко привяжи к чему-нибудь прочному. Потом привяжись сама.
Андромаха уставилась на него.
— Почему? — спросила она. — Что происходит?
— Делай, что тебе сказано, женщина! — взревел он.
Показав на вздыбившийся горизонт, Геликаон обратился к команде:
— Это стена воды, она идет на нас, высокая, как гора! Через несколько мгновений она будет здесь. Все, кто накрепко не привяжется в чему-нибудь, погибнет! Мы будем грести прямо на волну, и «Ксантос» взлетит на нее. Это наш единственный шанс!
Теперь все могли видеть, что это такое: темная линия на горизонте, поднявшаяся высоко в небо, рвалась к кораблю со скоростью падающего на добычу орла. Перед волной летела огромная стая чаек, неистово уходящих от огромного вала.
Когда птицы промчались над «Ксантосом», небо потемнело, вопли чаек били людей по ушам, а хлопанье крыльев подняло ветер, закачавший судно. Гребцы на скамьях трудились изо всех сил, чтобы развернуть огромную галеру. Остальные члены команды срывали канаты и резали их на куски для себя и для гребцов. Все продолжали испуганно взглядывать на гигантскую волну, стремившуюся к ним.
Геликаон схватил какую-то веревку и побежал на кормовую палубу, где Ониакус прилагал все силы, чтобы удержать рулевое весло, подав его вбок. «Ксантос» поворачивался по узкому кругу. Геликаон тоже налег на весло и бросил еще один быстрый взгляд на волну. Она была громадной и с каждым мгновением становилась все больше. Сможет ли он сделать так, чтобы корабль поднялся на нее, спросил себя Геликаон? Он был уверен только, что волна не должна ударить их в борт, иначе галера будет мгновенно уничтожена. Их единственной надеждой было править прямо на волну. Весла и деревянные плавники, которые Халкей прикрепил к корпусу, удержат корабль на плаву.
— Мы привяжем рулевое весло так, чтобы оно держалось по центру, — сказал Геликаон Ониакусу, — но в придачу понадобятся силы нас обоих, чтобы удержать его в таком положении.
— Если мы вообще сможем это сделать, — с нескрываемым ужасом мрачно ответил его друг.
Корабль теперь двигался прямо на волну. Геликаон рассек веревку пополам, обмотал половину вокруг своей талии и привязал ее к поручню. Он сделал то же самое для Ониакуса, который смертельной хваткой сжимал весло.
— Золотой! — внезапно воскликнул Ониакус. — Что будет с глиняными шарами? Если мы выживем, они будут разбиты!
Геликаон посмотрел вверх, на волну, которая почти нависла над ними.
— Их смоет! — крикнул он. — О них я беспокоюсь в последнюю очередь!
Нос судна начал подниматься, когда достиг подножия волны. Геликаон видел повсюду глаза перепуганных людей, налегающих на весла, гребущих, как одержимые, пока за их спиной вставал ужас.
— Гребите, коровьи сыны! — взревел им Геликаон. — Гребите, если хотите жить!
Волна ударила в них, и Геликаон почувствовал, как корабль содрогнулся, будто разламывался надвое.
Потом раздался чудовищный стон, и судно начало подниматься на волну. «Это невозможно, — сказал себе Геликаон. — Волна слишком высока». Он боролся с ужасом в груди. «Если какой-нибудь корабль способен такое сделать, то только „Ксантос“, — подумал он.
А потом они очутились под водой. Геликаон не видел ничего, кроме крутящегося моря вокруг, он почувствовал, как воздух вырывается из его груди, когда галера резко накренилась на бок, бросив его на рулевое весло. Его швыряло, как тряпичную куклу, и он сосредоточился только на том, чтобы удержаться за весло, крепко вцепившись к него, чувствуя, что руки Ониакуса тоже держатся за весло. Судном было невозможно править. Все, что они могли сделать, — это крепко держаться и пытаться не утонуть.
На мгновение Геликаон вынырнул из воды и мельком увидел ужасающую сцену: корабль стоял над ним вертикально, гребцы гребли, как безумные, хотя большинство весел не касались воды. Потом море снова сомкнулось над его головой, и все, что он мог видеть, — это голубовато-зеленая толща.
Корабль качался и вертелся, падал и вздымался. Это длилось так долго, что Геликаон подумал: этому не будет конца. Он больше не знал, где верх, где низ, поднимается ли он к поверхности моря или погружается в его глубины. Он не знал, откуда исходят ужасающие звуки в его ушах — то ли это стонет корабль, то ли кричат люди, то ли вопят его измученные легкие.
Внезапно снова стало можно вдохнуть, и Геликаон сделал быстрый вдох, готовясь к новому резкому погружению. Но потом осознал, что они больше не под водой. Корабль поднялся на гребень огромной волны.
На мгновение Геликаон испугался, что они падают, что судно швырнет в глубокую впадину за волной. Но, посмотрев вперед, он понял, что это не ужасное падение, а плавный спуск. Как будто доблестный «Ксантос» поднялся на гигантскую морскую ступеньку. Геликаон согнулся, и его вырвало морской водой, скопившейся в животе.
Он оглядел палубу. Почти половина скамей была пуста, гребцов забрал себе Посейдон. Многие висели, утонувшие или потерявшие сознание, на веревках, привязывавших их к скамьям. Мачту вырвало из гнезда и унесло, так же как большинство поручней и много весел.
Ониакус лежал на палубе рядом с Геликаоном, полузахлебнувшийся, одна рука его была жестоко вывихнута. Геликаон с ужасом начал отвязывать свои веревки. Он должен был найти Андромаху и мальчиков. Если он почти утонул на верхней палубе, как мог кто-то выжить на нижней палубе корабля?
Он почувствовал, как на его руку легла ладонь. Ониакус с серым лицом приподнялся и положил здоровую руку на руку Геликаона, чтобы помешать тому отвязаться. Ониакус указал вперед; в глазах его был ужас.
— Идет еще одна волна! — крикнул он.
