ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Они мчались галопом к Кумам, туда, где рядом с развалинами некогда прославленного греческого города выросла на морском берегу маленькая рыбачья деревушка. Ливия, похоже, достаточно хорошо знала эту местность, и, несмотря на полумрак, направляла свою лошадь уверенно, не сбавляя скорости. Бегство рабов, убийство полудюжины стражей и затопление арены гладиаторских боев наверняка вызвало серьезную суматоху, так что в интересах беглецов было как можно скорее найти безопасное прибежище как можно дальше в стороне от главных дорог. Батиат был таким огромным, что всегда привлекал к себе внимание людей, где бы ни очутился, так что нужно было найти место достаточно пустынное. Беглецы решили избегать постоялых дворов, таверн и вообще любых мест скопления людей. Ливия предложила укрыться в той части мертвого города, о которой говорили, что там по-прежнему обитает Сивилла. Кумекая, в темной пещере, якобы постоянно посещаемой демонами. Ливия сочла, что если там станет одним черным демоном больше, то это лишь подстегнет воображение местных жителей.

И вот, наконец, они очутились за полуразрушенной городской стеной, и Ливия повела своих товарищей в пещеру, которая на самом деле представляла собой нечто вроде искусственного туннеля трапециевидного разреза, пробитого в камне. Оказавшись в глубине, они разожгли маленький костер, а потом Ливия зашила рану Батиата и перевязала ее, как смогла. Девушка отдала раненному гиганту свое одеяло; остальные устроились, как смогли, в этом не слишком уютном прибежище. Аврелий набрал довольно много сухой листвы; часть ее он бросил в огонь, получив в результате гораздо больше дыма, нежели огня, а часть рассыпал на земле, чтобы можно было лежать все-таки не на голых камнях. Ливия извлекла из своего мешка все оставшиеся у нее запасы провизии; еды оказалось слишком мало для шестерых. Немного сыра и оливок, да одна-единственная краюха хлеба… Ливия предложила измученным мужчинам немного перекусить.

– Тут, конечно, сущая ерунда, просто чтобы немного утолить голод перед сном. А утром посмотрим, что тут можно будет раздобыть. Все равно сейчас всем нужно отдохнуть, скоро уже рассветает.

– Отдохнуть? – повторил Батиат. – Ты, должно быть, шутишь, девочка! Уж слишком многое мы должны рассказать друг другу. Ты вообще знаешь, кто мы такие? И через что нам пришлось пройти вместе? Милостивые боги, я и сам в это поверить не могу! Вот этот самый парень что сказал? «Эй, ты, мешок угля, не разочаруй меня, я на тебя поставил все свои денежки!» Ну, или что-то в этом роде. Я-то повернулся, чтобы плюнуть в физиономию сукину сыну, и кого я увидел? Аврелия Амброзия Вентида во плоти и крови! Видит Геракл, мне показалось, я прямо сейчас помру на месте! Но я сказал себе: «Что тут может делать такой человек, как он? Решил сыграть с этими выродками и разбогатеть – или решил освободить своего старого товарища?» – Голос Батиата дрогнул, когда он произносил эти слова, а губы совсем по-детски искривились. – Можно поспорить, подумал я, что он хочет вытащить меня из этой вонючей дыры! – продолжил гигант. – Но потом я подумал: «А как он вообще нашел меня тут, кто же ему сказал, что я здесь?» Видят боги, я просто не мог поверить своим глазам! Да я и до сих пор не верю! Ущипни меня, я хочу знать, что не сплю.

Ватрен с размаху двинул приятеля ладонью по затылку.

– Вот, понял? Ты не спишь! Все в порядке, черный человек! Мы это сделали, мы вырвались оттуда! Мы им всем вставили! Ты вообще можешь это представить? Когда до этой ямы доберутся власти, кого они там найдут? Сколько там уважаемых горожан, сколько там важных матрон! И все плавают в грязной воде! Пойманы за руку на участии в незаконных гладиаторских боях! Мне бы сейчас хотелось ненадолго стать лягушкой, чтобы поплавать среди них и полюбоваться на их физиономии! А ты представляешь, сколько народу в городе будет утром чихать и кашлять?!

Аврелий взорвался хохотом, другие поддержали его, и они смеялись до тех пор, пока не начали задыхаться, пока у них на глазах не выступили слезы; это был смех освобождения, смех, смывший страшное напряжение, так долго державшее их всех.

Ливия наблюдала за ними молча. Эти мужчины были просто потрясающи; в них сконцентрировались все мужские достоинства, все лучшее, что только можно найти в людях: преданность друзьям, готовность к самопожертвованию, радостный энтузиазм. Даже их довольно грубая речь, непривычная для девушки, не казалась неприятной.

Потом внезапно наступила тишина; это была тишина воспоминания и сожалений… тишина в память о тех, кто встретился с такими же опасностями и испытал такую же боль…

И еще здесь ощущалось размышление о том, что теперь, наконец, рядом есть товарищи, готовые поддержать в любую минуту, преданные друг другу, доверяющие друг другу. Это была тишина глубоких чувств и недоверчивой радости… да, они, наконец, снова встретились, несмотря на все препятствия, несмотря на помехи и сопротивление судьбы. Ливии казалось, что она просто видит все эти мысли, отражавшиеся в глазах легионеров, нахмуривших брови… она могла прочитать их прошлое по мозолистым рукам, по шрамам, которыми пестрела их кожа, по плечам, вдруг обвисшим под тяжестью воспоминаний. Они думали о товарищах, которых больше не было в живых, которых они потеряли навсегда, и о своем командире Клавдиане, раненном, а потом убитом врагами, лишенном чести лежать в мавзолее рядом со своими предками, как то подобает патрицию…

Тяжкое молчание нарушил Аврелий, когда перехватил любопытные взгляды друзей, направленные на Ливию.

– Это Ливия Приска, – сказал легионер. – Она из деревни, что стоит на острове в лагуне, между Равенной и Альтинумом, и сейчас она тут главная, нравится вам это или нет.

– Ну, ты просто шутишь, – улыбнулся Ватрен. – Главный сейчас ты, хотя я и выше тебя по воинскому званию.

– Нет. Она спасла мою жизнь, и она дала мне цель, ради которой стоит жить и бороться. Она из тех женщин, что очень похожи на мужчин… но только она лучше мужчин во многих отношениях. И она… ну да, она готова заплатить вам, если вы согласитесь участвовать в некоем деле… в миссии, возглавлять которую буду я. Сообразили?

Батиат покачал головой, явно сбитый с толку, но тут заговорила Ливия, кивнув в сторону тех двоих, что присоединились к друзьям в момент бегства.

– А эти кто такие? Кто они? Можно ли им доверять?

– Мы вам очень благодарны за то, что вы нам позволили бежать с вами, – сказал один из бывших гладиаторов. – Вы спасли нам жизнь. Меня зовут Деметр, я грек из Гераклии, и я попал в плен на войне. Готты схватили меня возле Сирмии, я там был речным патрульным, плавал в лодке по Данапрису. А потом меня продали варвару Одоакру. Меня привезли сюда, чтобы отдать на флот, потому что я был моряком. Но я также хорошо владею мечом, уж можете поверить, и никто не сравнится со мной в драке на ножах. А это мой друг и боевой товарищ, Оросий. Он участвовал во множестве сражений во всем мире, кожа у него просто дубленая.

– Они оба отличные парни, – добавил Ватрен. – Они всегда сражались честно, все то время, что мы провели там. И они так же ненавидят варваров, как мы, и точно так же мечтали вырваться на свободу.

– У вас есть семьи? – спросил Аврелий.

– У меня была, – ответил Деметр. – Жена и два мальчика, четырнадцати лет и шестнадцати… но я уже пять долгих лет ничего о них не слышал. Они жили в деревне поблизости от нашего зимнего лагеря. Когда я в тот раз отправился в разведку на реке, аланцы ночью навели через реку мост из лодок. Они застали наших людей врасплох и убили почти всех. Когда я вернулся с реки, я нашел только пепел да черную грязь… дождь тогда лил, как из ведра. И трупы. Везде. Проживи я хоть сотню лет, я никогда этого не забуду. Я переворачивал тела одно за другим, и в сердце моем была такая боль… я каждую минуту ожидал увидеть любимое лицо. – Голос грека оборвался.

– У меня тоже была семья, жена и дочь, – заговорил его товарищ. – Мою жену звали Астерией, и она была хороша, как ясное солнце. Однажды, когда я вернулся после долгой военной кампании в Мессине, я обнаружил, что мой город подвергся нападению ругенцев. Жена и дочь пропали. Я услыхал, что это племя все еще бродит где-то неподалеку, и мой командир послал к ним на переговоры одного из туземцев, предлагая выкуп за моих родных. Но эти дикари запросили совершенно немыслимую цену. Я понял, что мне их никогда не выкупить. А потом дикари ушли, вернулись в свои бесконечные степи, из которых они выползают время от времени… С тех пор я только о том и мечтаю, чтобы отправиться на поиски жены и дочери. Но куда? Как? Каждую ночь, прежде чем заснуть, я пытаюсь представить, где сейчас они обе, под какими небесами… и смогу ли я теперь узнать свою маленькую дочку. – Он склонил голову и тоже замолчал.

Это были истории, похожие на многие другие, но, тем не менее, Аврелий был тронут. Он никогда не мог смириться с подобными катастрофами. Он никогда не мечтал о божьем граде, как учил Августин. Ему никогда не мерещились города в небе, среди облаков. Единственным городом для него был Рим, стоящий на семи холмах, защищенный стеной, построенной при Тиберии. Рим, изнасилованный, но бессмертный, мать всех земель и всех земель дочь, хранилище всех самых священных воспоминаний. Он спросил:

– Ну а теперь, когда вы снова свободны, что вы собираетесь делать?

– Нам некуда идти, – ответил Оросий.

– У нас ничего нет. И никого, – подтвердил Деметр. – Возьмите нас с собой, и мы поможем выполнить вашу миссию.

Аврелий бросил на Ливию неуверенный взгляд. Девушка кивнула.

– Похоже, они настоящие люди, а нам наверняка понадобятся лишние воины.

– Они могут и передумать, когда узнают, что именно мы затеяли.

Мужчины довольно уныло переглянулись при этих словах.

– Но как же мы можем это узнать, если ты нам ничего не скажешь? – сердито спросил Батиат.

– Что за страшная тайна? Давай, выкладывай ее! – предложил Ватрен.

– Ты вполне можешь нам доверять. Наши друзья это знают. Мы всегда старались во время сражений защитить друг друга, – добавили Деметр и Оросий.

Аврелий бросил быстрый взгляд на Ливию, и девушка снова кивнула.

– Мы хотим освободить императора Ромула Августа, которого держат в плену на острове Капри, – выложил легионер.

– Что-что ты сказал? – недоверчиво произнес Ватрен.

– То, что ты слышал.

– Во имя Геркулеса! – воскликнул Батиат. – Это нелегкое дельце.

– Нелегкое дельце! Да это просто чистая глупость! – изумился Ватрен. – Наверняка вокруг него будет толпа стражи, и они с него глаз не спустят ни днем, ни ночью!

– Эти веснушчатые свиньи, – пробормотал Батиат. – Я их ненавижу.

– Их там всего семьдесят, – сказала Ливия. – Мы сосчитали.

– А нас всего пятеро, – напомнил Ватрен, оглядывая всех суровым взглядом.

– Шестеро, – поправила его Ливия. Ватрен пожал плечами.

– Не стоит ее недооценивать, – предупредил Аврелий. – Она чуть не оторвала яйца одному здоровенному негодяю там, в порту. Он был покрупнее тебя. Если бы я ее не остановил, она бы и горло ему перерезала, как старому козлу.

– Неплохо, – заметил Оросий, быстро, но очень внимательно оглядывая девушку.

– Ну как? – спросил Аврелий. – Помните, вы теперь свободные люди. Вы можете просто уйти сейчас, и все равно мы останемся друзьями. И если мы как-нибудь встретимся в каком-нибудь борделе, вы мне поставите выпивку.

– Ну правильно, вечно ты пьешь за чужой счет, – сказал Батиат.

Ватрен вздохнул.

– Я пойду с вами. Мы, конечно, попадем из огня да в полымя, но, по крайней мере, это выглядит так, будто нам удастся неплохо поразвлечься. Но денег за эту работу, похоже, ожидать не приходится? Я-то без гроша за душой, но если…

– По тысяче золотых солидов на каждого, – перебила его Ливия. – Когда дело будет сделано.

– Боги милостивые! – ошеломленно воскликнул Ватрен. – Да за тысячу солидов я тебе приведу Цербера из подземного царства!

– А чего мы, собственно, ждем? – поинтересовался Батиат. – Мы вроде обо всем договорились, чего сидеть на месте?

Аврелий поднял руку, прося внимания.

– Друзья… та задача, что ожидает нас, может оказаться намного труднее, чем все, что каждый из нас когда-либо в жизни делал. Нам нужно отыскать надежный путь на остров, освободить императора, а потом доставить его через всю Италию в некую точку на берегу Адриатического моря, где нас будет ожидать корабль, чтобы доставить императора в конечный пункт назначения. Именно за это Ливия нам заплатит, но эти деньги принадлежат человеку, пославшему ее на столь сложное задание.

– А потом что? – спросил Ватрен.

– Ты слишком много хочешь знать сразу! – ответил Аврелий. – Между прочим, не так-то легко было вытащить вас всех из того гладиаторского ада, но ведь получилось, а? И кто знает, что ждет нас впереди? Может, каждый из нас дальше пойдет своей дорогой, а может быть, император захочет, чтобы мы отправились с ним, а может быть… да кто может угадать? Я черт знает как устал, да всем нам надо немного отдохнуть. Вот когда наступит утро, тогда мы и сможем подумать как следует. Но первым делом, конечно, нам надо будет найти лодку, чтобы подобраться как можно ближе к острову и изучить обстановку, а уж потом увидим. Нам придется разработать очень надежный план, прежде чем мы приступим к настоящим действиям. Кто встанет в караул первым?

– Первый и единственный, потому что уже почти рассветало, – сказал Батиат. – Я не устал, и, кроме того, меня почти невозможно заметить в темноте.

Конечно, все они устали и измучились, и воспоминаниям о жестоких мучениях предстояло остаться с ними на всю жизнь, где бы они ни оказались и чем бы ни занимались, – но они снова держали судьбу в собственных руках и не собирались выпускать, ни за какие блага в мире и ни по какой причине. Скорее каждый из них предпочел бы умереть.

Первый день на Капри прошел почти приятно. Остров обладал невероятными, удивительными красками: плотная, темная зелень сосновых лесов и миртовых и мастиковых кустов, ярко-желтый ракитник и серебристо-серая листва диких олив под бирюзовым небом ненадолго вызвали у Ромула чувство, что он попал в Элизиум, на поля блаженных. А ночью трепетные лучи луны танцевали на морских волнах, когда те, увенчанные барашками белой пены, перекатывались через гальку на берегу и толпились вокруг голых остроконечных камней, торчавших над поверхностью воды. Ветер нес соленый аромат моря во все уголки огромной виллы, заодно прихватывая с собой мириады запахов этой зачарованной земли. В детстве Ромул именно таким представлял себе остров нимфы Калипсо, – тот самый, на котором провел семь долгих лет Одиссей, почти забыв родную Итаку, голую и каменистую.

Здесь пахло зрелыми фигами, розмарином и мятой, а откуда-то издали доносились блеяние овец, голоса пастухов, слышался крик птиц, кружащих на закате в малиновом небе… Рыбачьи суденышки возвращались к родным причалам, как овцы в загон, ленивые спирали дыма поднимались над домиками, устроившихся вдоль безмятежного залива.

Амброзин сразу же принялся за сбор трав и минералов, иногда отправляясь на такие прогулки вместе с Ромулом, – хотя, разумеется, их тюремщики держались поблизости, не спуская глаз с пленников. Старый наставник рассказывал мальчику о достоинствах различных ягод и корешков, объяснял, как движутся звезды в небе. Он показал Ромулу ковши Большой и Малой Медведиц, и Полярную звезду.

– Это звезда моей родины, – сказал он. – Британия… это остров, большой, как вся Италия, покрытый зелеными лесами и полями, и там бродят невероятно большие отары овец и стада красных быков с огромными черными рогами. В дальних пределах этого острова, – продолжил Амброзин, – зимняя ночь тянется шесть месяцев, а летом солнце вообще не прячется за горизонт. Его свет заливает небо вплоть до полуночи… а там уж и время рассвета наступает.

– Остров величиной с целую Италию! – повторил Ромул. – Да разве такое возможно?

– Возможно, и он существует, – заверил его старый наставник, и тут же напомнил ученику о плавании морехода Агриколы, который полностью обошел упомянутый остров во времена императора Траяна.

– Но дальше… дальше, по ту сторону этих бесконечных ночей, что лежит там, Амброзии?

– Дальше лежат вешние земли, почти не выступающие над поверхностью моря. Это Тулий, или дальний предел, крайний север… его окружают ледяные стены в двести локтей высотой, и об эти стены день и ночь бьются морозные ветра, его охраняют морские змеи и гигантские монстры с когтями, подобными кинжалам. Из тех краев никто не возвращался живым, кроме одного греческого капитана из Марсилии, его звали Пифос. Он-то и описал гигантский водоворот, который час за часом поглощает воды Великого океана, а потом извергает их с ужасающим шумом, – вместе с обломками кораблей и скелетами моряков, – и разбрасывает их на многие мили вокруг, рассыпая по прибрежным отмелям.

Ромул слушал, разинув рот, и на какое-то время даже забыл о своих несчастьях.

Днем они бродили по просторным дворам виллы и по галереям, нависавшим над морем. Когда они находили подходящее местечко в тени какого-нибудь дерева, Амброзин давал мальчику очередной урок, и юный император всегда слушал с предельным вниманием. Однако дни шли, и место заточения казалось пленникам все более тесным, а небо словно бы удалялось от них и выглядело таким равнодушным… И все вокруг как будто начало пугающе меняться: полет чаек над волнами, вооруженные стражи, охраняющие бастионы, ящерицы, греющиеся в последних лучах осеннего солнца и мгновенно ныряющие в трещины в стенах при звуке приближающихся шагов…

Мальчиком начали овладевать приступы внезапной тоски и терзающей душу грусти, и он мог часами смотреть на море, не двигаясь с места. А в другие моменты он вдруг впадал в гнев и отчаяние и принимался швырять в стену камни – десятки, сотни камней… а варвары насмешливо наблюдали за ним, пока Ромул не падал от усталости, задыхаясь, обливаясь потом…

Старый наставник наблюдал за мальчиком с неизменной нежностью и состраданием, но никогда не позволял себе выразить хоть намек на жалость. Вместо этого он учинял Ромулу выговор, напоминая мальчику о гордости его предков, об аскетизме Катулла, о мудрости Сенеки, о героизме Марка, о несравненном величии Цезаря.

Однажды, увидев Ромула задыхающимся и измученным после такой вот глупой, бессмысленной забавы, униженным насмешками тюремщиков, Амброзин подошел к мальчику и положил руку ему на плечо.

– Нет, Цезарь, нет, – сказал он. – Побереги лучше силы для того момента, когда тебе придется взять в руки меч правосудия.

Ромул покачал головой.

– Зачем ты пытаешься обмануть меня? Такой день никогда не наступит. Разве ты не видишь вон тех варваров на галерее? Они такие же пленники острова, как и мы с тобой. Они состарятся в скуке, они потеряют силы – и тогда кого-нибудь пришлют им на смену… а я все так же буду сидеть здесь. Стражи будут меняться, но охранять они будут все того же меня. Я теперь вроде стены или дерева. И превращусь в старика, не узнав настоящей молодости.

Откуда-то сверху медленно приплыло птичье перышко. Ромул поймал его и крепко сжал в ладони. А потом разжал пальцы и посмотрел прямо в глаза своему наставнику.

– А может быть, ты сумеешь изготовить для меня крылья, как Дедал для Икара? И я улечу отсюда?

Амброзин опустил голову.

– Если бы я только мог это сделать, мой мальчик… Если бы я мог! Но, возможно, кое-что все-таки в моих силах кое-чему я могу научить тебя: не позволяй душе стать пленницей тела! – Он поднял взгляд к небу. – Посмотри, видишь вон ту чайку? Видишь ее? Позволь своему духу улететь с птицей, туда, ввысь. Сделай глубокий вздох… еще один, еще… – Амброзии положил ладони на виски мальчика, прикрыв ему глаза. – Лети, сын мой, закрой глаза и лети. Улети от этого жалкого места, далеко за стены этого старого дома, взвейся над утесами и лесами… Лети прямо к золотому диску солнца и окунись в его бесконечный свет… – Аврелий понизил голос, ощутив, как по щекам мальчика поползли слезы. – Лети, – мягко повторил он. – Никто не может взять в плен душу человеческую.

Дыхание Ромула, сначала быстрое и прерывистое, как у перепуганного щенка, стало постепенно медленным, глубоким, как во сне.

Но иной раз, когда ни один из проверенных приемов не помогал, когда не находилось больше слов, – Амброзин уходил в какой-нибудь угол просторного двора и принимался записывать свои воспоминания.

Ромул оставался предоставленным самому себе, и он мог делать что угодно…

Обычно мальчик в таких случаях брал палку и начинал чертить на песке бессмысленные линии, – но мало-помалу он подбирался все ближе к своему наставнику, наблюдая за Амброзином краем глаза, пытаясь угадать, что такое пишет старик своим росным, аккуратным почерком…

И однажды терпение Ромула лопнуло. Он подошел и спросил:

– Что ты пишешь?

– Просто воспоминания. Тебе бы тоже следовало подумать о записях… или хотя бы просто о чтении. Чтение помогает забыть о проблемах; оно освобождает дух от тревог и скуки обыденной жизни, оно позволяет нам заглянуть в другой мир. Я уже просил прислать кое-какие книги для твоей библиотеки, и они как раз сегодня должны прибыть из Неаполя. Там не только философия, геометрия и труды по сельскому хозяйству; там должны быть и великолепные истории… эфиопские сказки Гелиодора, пастушеский роман о Дафнисе и Хлое, приключения Геркулеса и Тезея, путешествия Улисса… Да ты сам увидишь! Ну, а пока мне нужно кое-чем заняться, а потом я приготовлю тебе обед, так что не уходи слишком далеко, я не хочу надрывать голос, зовя тебя.

Амброзин положил на скамью рядом с собой свою тетрадь, закрыл чернильницу и спрятал перо. И отправился в старую императорскую библиотеку, некогда содержавшую в себе многие тысячи томов, доставленных из разных частей империи, – на латыни, греческом, сирийском, египетском и других языках.

Ныне все ниши, где некогда стояли полки, были пусты, словно глазницы черепа, и таращились в никуда.

Лишь бюст Гомера сохранился от прежнего величия, тоже слепой, белеющий в большой темной комнате, как привидение.

Ромул бесцельно бродил по огромному двору, но каждый раз, проходя мимо оставленной на скамье тетради, бросал на нее осторожный взгляд.

Внезапно он остановился и жадно уставился на тетрадь. Наверно, ему можно прочитать страничку-другую, раз уж его наставник оставил тут свои записи… может, он и не стал бы возражать, если бы Ромул заглянул в них? Мальчик сел на скамью и открыл тетрадь. На титульном листе был изображен крест с альфой и омегой на концах. Под крестом красовался рисунок веточки омелы, похожий на гравировку на том серебряном медальоне, который Амброзин всегда носил на шее.

Вечер был теплым, последние ласточки собрались в стаю в небе над виллой, окликая друг друга и словно не желая покидать опустевшие гнезда и отправляться в далекие края на зимовку.

Ромул улыбнулся и негромко произнес

– Улетайте же, глупые! Вы-то можете умчаться отсюда, так и не задерживайтесь. На следующий год вы найдете меня на этом же самом месте. Я посторожу пока ваши гнезда. А потом он перевернул первую страницу и углубился в чтение.