57

На позолоченной колеснице Сын Света ехал по главной улице Пер-Рамзеса, направляясь к храму Амона. Он появился в полуденный час, подобно солнцу, чьи лучи дали городу жизнь. По бокам запряженных лошадей шли пес и лев, чья грива развевалась на ветру.

Толпа, остолбеневшая от той силы, что исходила от монарха и его чар, подчинивших огромного хранящего его хищника, несколько минут хранила молчание. Потом раздался крик: «Долгие годы Рамзесу!», подхваченный сначала двумя, затем десятком, сотней, тысячей голосов… Вскоре вокруг царило неописуемое ликование, продолжавшееся в течение всего медленного, величественного проезда царя.

Знать, ремесленники, крестьяне были одеты в праздничные одежды, волосы блестели от масла моринги, самые прекрасные парики украшали головы женщин, в руках детей и слуг были цветы и листья, которые они бросали перед колесницей.

Был устроен пир на свежем воздухе. Управляющий нового дворца приказал испечь тысячи хлебов из тонкой муки, две тысячи булочек, десять тысяч пирожных, приготовить вяленое мясо, молоко, плоды цератонии, виноград, фиги и гранаты. Дичь, рыба, жареные гуси, огурцы и груши также присутствовали, из царских подвалов были вытащены бесчисленные кувшины с вином и пивом, сваренным заранее.

В день рождения столицы фараон пригласил свой народ к столу.

Не было ни одной девочки, которая не получила бы нового платья, ни одной лошади, которая не была украшена цветными лентами и медными розетками, ни одного осла, на шее которого не было бы гирлянды из цветов. Собаки, домашние обезьяны, кошки получили двойные порции. Старики, независимо от положения и происхождения, усаженные на лучшие места в тени смоковниц, были обслужены в первую очередь.

И конечно, были подготовлены прошения о жилье, работе, земле, скоте, которые Амени благосклонно принимал и внимательно рассматривал в течение этих счастливых дней, когда щедрость была неистощима.

Евреи не в последнюю очередь выразили свою радость. Справедливо назначенный долгий отдых последовал после огромных усилий, приложенных для создания новой столицы Египта. Еще многие поколения будут говорить об этом событии.

Все затаили дыхание, когда колесница остановилась перед колоссом, из-за которого чуть было не произошла трагедия накануне.

Стоя напротив своего изображения, Рамзес поднял голову и посмотрел в глаза каменного гиганта, устремленные к небу. На лбу статуи — уреус, поднявшаяся кобра, чей яд ослеплял врагов царя, на его голове — «две силы», объединенные белой короной Верхнего Египта и красной — Нижнего. Сидя на троне в спокойной позе с опущенными вдоль тела руками, фараон из гранита созерцал город.

Рамзес сошел на землю. Он также был облачен в просторное одеяние изо льна с широкими рукавами, через которое просвечивала золотистая схенти, подвязанная серебряным поясом. На груди лежало золотое ожерелье.

— Ты, в ком воплощается Ка моего царствования и моего города, я открываю твои глаза, рот и уши. Отныне ты живое существо, и тот, кто решится напасть на тебя, поплатится жизнью.

Солнце было в зените, над головой фараона. Он повернулся к своему народу.

— Пер-Рамзес родился, Пер-Рамзес — наша столица!

Тысячи голосов подхватили эти слова.

В течение дня Рамзес и Нефертари ходили но улицам и переулкам, широким аллеям и зашли в каждый квартал Пер-Рамзеса. Восхищенная главная царская жена дала городу прозвище, родившееся у нее на устах: «город бирюзы». Это был главный сюрприз, приготовленный Моисом для царя: фасады домов, особняков и скромных жилищ, были покрыты бирюзовой лаковой черепицей, сверкающей на свету. Устраивая мастерскую, которая ее изготовляла, Рамзес не мог предположить, что она сможет изготовить такое количество материала в такой короткий срок. Благодаря этому столица обрела уникальный вид.

Моис, элегантный и ухоженный, исполнял роль распорядителя. Не было никаких сомнений, что Рамзес назначит своего друга детства визирем и сделает из него первого чиновника государства. Было видно, что эти оба дополняют друг друга, а успех Моиса был очевиден всем. Царь не произнес ни слова, которое говорило бы о том, что какие-то его надежды не были оправданы.

Шенар был в ярости. Офир солгал ему или ошибся, утверждая, что смог управлять евреем. После такого триумфа Моис станет богатым человеком и истинным придворным. Атаковать Рамзеса при помощи глупой религиозной ссоры было самоубийством. Что касается его народа, то он прочно обосновался в сердцах людей и не собирался покидать их. Единственными верными союзниками Шенара оставались хетты. Пусть они были так же опасны, как ядовитые змеи, но они все же были союзниками.

В большой зале с колоннами, украшенной живописью, представлявшей мирные сцены природы, был дан прием, приведший в восхищение придворных, очарованных красотой и благородством Нефертари. У главной царской супруги, магической защитницы царской резиденции, для каждого нашлись верные и любезные слова.

Невозможно было оторвать взгляды от великолепной облицовки стен, куски покрытой глазурью мозаики образовывали изображения бассейнов со свежей водой, цветущих садов, уток, летающих в зарослях папируса, раскрывшихся цветов лотоса и рыб, плавающих в пруду. Симфония цвета, в которой смешивались бледно-зеленый, белый, золотистый и фиолетовый, воспевала совершенство творения.

Насмешники и зубоскалы смолкли. Храмы Пер-Рамзеса были еще далеки от завершения, но дворец не уступал по роскоши и утонченности дворцам в Фивах и Мемфисе. Здесь ни один придворный не чувствовал себя в захолустье. Обладать особняком в Пер-Рамзесе уже стало заветной мечтой каждого вельможи и придворного.

С невероятным постоянством Рамзес продолжал совершать чудеса.

— Вот человек, которому город обязан своим существованием, — объявил фараон, кладя руку на плечо Моиса.

Разговоры смолкли.

— Согласно ритуалу, нужно, чтобы я сел на трон, а Моис простерся передо мной, а я даровал бы ему золотые ожерелья за верную службу. Но он мой друг, друг моего детства, и мы вели это сражение вместе. Я задумал эту столицу, а он осуществил задуманное мною.

Рамзес торжественно обнял Моиса. Не существовало большего знака отличия со стороны фараона.

— Моис останется управляющим царским строительством еще несколько месяцев, время, необходимое для того, чтобы подготовить своего преемника. А потом он будет работать рядом со мной во имя славы Египта.

Шенар был прав, опасаясь худшего. Верная дружба этих двоих была опасней, чем целая армия.

Амени и Сетау поздравили Моиса, чья нервозность удивила их. Они списали ее за счет волнения.

— Рамзес ошибается, — сказал еврей. — Он приписывает мне качества, которыми я не обладаю.

— Ты будешь превосходным визирем, — возразил Амени.

— Но тебе будет отдавать приказы этот шелудивый писец, — заявил Сетау. — Ибо на самом деле правит именно он.

— Осторожнее, Сетау!

— Пища здесь великолепна. Если мы с Лотус разыщем здесь нескольких хороших змей, то, возможно, поселимся здесь. А почему нет Аши?

— Не знаю, — ответил Амени.

Трое друзей увидели, как Рамзес подходит к матери, Туйе, и целует ее в лоб. Несмотря на грусть, которая навсегда омрачила ее тонкое лицо, она не скрывала своей гордости. Когда она объявила, что поселится во дворце Пер-Рамзеса, триумф ее сын стал окончательным.

Хотя вольер был закончен, птиц, услаждавших слух и зрение придворных, еще не было. Прислонившись к колонне и скрестив на груди руки, Моис не решался глянуть на своего друга Рамзеса. Ему придется забыть о том, что это его друг, и обращаться как с противником, фараоном Египта.

— Все спят, кроме нас с тобой.

— Ты кажешься уставшим, Моис. Может, мы сможем перенести эту беседу на завтра?

— Я не смогу долго играть.

— Играть?

— Я еврей и верю в единого Бога. Ты египтянин и поклоняешься своим идолам.

— Снова эти детские речи!

— Они смущают тебя, потому что так оно и есть на самом деле.

— Ты был воспитан в мудрости Египта, Моис, а твой единый бог без облика есть сила, скрытая в каждом живом существе.

— Но она не воплощается в баране!

— Амон является тайной жизни, которая таится в ветре, наполняющем паруса барки, в рогах овна, в спиралевидном развитии гармонии существа, в камне, дающем форму нашим храмам. Она во всем и ни в чем. Тебе это известно, как и мне.

— Это всего лишь иллюзия! Бог един.

— Разве это мешает ему присутствовать в своих созданиях и оставаться единым?

— Ему не нужны твои храмы и твои статуи!

— Я повторяю тебе, ты устал.

— Моя задача выполнена. Даже ты не можешь изменить этого.

— Если твой бог делает тебя нетерпимым, берегись его. Он приведет тебя к фанатизму.

— Скорее тебе нужно поберечься, Рамзес. В этой стране растет сила, еще колеблющаяся, но готовая сражаться за истину.

— Объяснись.

— Помнишь ли ты об Эхнатоне, его вере в единого Бога? Он указал дорогу, Рамзес. Прислушайся к его голосу и к моему тоже. Иначе твое царство погибнет.