17
У каждого знатного жителя Фив в голове была лишь одна мысль: встретиться с царем и оправдаться, чтобы сохранить достигнутые блага. Лицом к лицу с непредсказуемым монархом, не зависящим ни от какого клана, даже самые влиятельные придворные могли ожидать неприятных сюрпризов. Однако нужно было еще преодолеть препятствие, которое представлял собой Амени, личный секретарь царя, не допускающий назойливых и тщательно отбирающий достойных аудиенции. А что говорить об обыске? Серраманна никого не пропускал к фараону, лично не убедившись, что у посетителя нет при себе оружия или чего-нибудь подозрительного.
Этим утром Рамзес выпроводил всех посетителей, включая главного смотрителя плотин, рекомендованного Амени, которому он уделил особое внимание. Царю нужен был совет великой супруги.
Сидя на краю бассейна, в котором они только что выкупались, подставляя свои обнаженные тела солнцу, чьи лучи проходили через листву смоковниц, царственная чета наслаждалась красотой дворцового сада. Неджем, хоть и стал советником по земледелию, продолжал заниматься садом с ревностной заботой.
— Я только что говорил с верховным жрецом Амона, — признался Рамзес.
— Его враждебность нельзя исправить?
— Увы. Или я принимаю его точку зрения, или навязываю свою.
— Что он предлагает?
— Чтобы Карнак сохранил главенство над другими святилищами Египта, чтобы он правил на Юге, а я на Севере.
— Это недопустимо.
Рамзес с удивлением посмотрел на Нефертари.
— Я ждал, что ты будешь уговаривать меня проявить умеренность!
— Если умеренность ведет к развалу страны, она становится пороком. Этот жрец пытается противопоставить закону фараона свои личные интересы, разрушая общее благо. Если ты уступишь, трон покачнется, и все, что создал Сети, будет разрушено.
Голос Нефертари был нежен, тон голоса спокоен, но слова ее звучали удивительно твердо.
— Ты предвидишь последствия открытого столкновения между царем и верховным жрецом Амона?
— Если ты проявишь слабость в начале правления, то воспрянут все недостойные и честолюбивые. Что же касается верховного жреца Амона, то он возглавит раскол и утвердит свою власть над властью фараона.
— Я не боюсь ввязываться в эту битву, но…
— Ты боишься действовать исходя только из своей личной выгоды?
Рамзес созерцал свое отражение в голубой воде бассейна.
— Ты читаешь мои мысли.
— Разве я не твоя супруга?
— Что ты ответишь на свой вопрос, Нефертари?
— Никакая обычная человеческая личность не может вмещать сущность фараона. Именно ты есть вместилище щедрости, подъема и силы, и ты используешь свое оружие, чтобы подняться на вершину дела, завладевшего твоей жизнью.
— А если я выберу ложный путь?
— Зло — это то, что разделяет, верховный жрец выбрал раскол, потому что ему так выгодно. Будучи фараоном, ты не должен уступать ему ни клочка земли.
Рамзес положил голову на грудь Нефертари, которая начала гладить его волосы. Ласточки, чуть шелестя крыльями, кружили над царской четой.
Шум ссоры у входа в сад нарушил их покой. Какая-то женщина спорила со стражами, тон ее голоса постоянно повышался.
Рамзес обернул вокруг бедер набедренную повязку и направился к маленькой группе.
— Что здесь происходит?
Стражники раздвинулись, и царь увидел красавицу Исет, восхитительную и грациозную.
— Великий Царь! — воскликнула она. — Позволь поговорить с тобой, я умоляю об этом!
— Кто запрещает это тебе?
— Твоя стража, твоя армия, твой секретарь, твой…
— Идем со мной.
Спрятавшись за мать, маленький мальчик сделал шаг в сторону.
— Вот твой сын, Рамзес.
— Ха!
Рамзес взял ребенка на руки и поднял высоко вверх. Испугавшись, мальчик заплакал.
— Он очень застенчив, — сказала Исет.
Царь посадил его к себе на плечи, страх Ха быстро рассеялся, и он рассмеялся.
— Четыре года… Моему сыну четыре года! Его наставник доволен им?
— Он слишком серьезен. Ха очень мало играет и занимается лишь расшифровкой иероглифов. Он уже знает много иероглифов и даже умеет писать некоторые.
— Он станет писцом раньше меня! Иди освежись, а я поучу его плавать.
— Она… Нефертари там?
— Конечно.
— Почему мне пришлось десять дней осаждать дворец, почему ты держишь меня в отдалении, как чужую? Если бы не я, ты был бы мертв!
— Что ты хочешь сказать?
— Разве не мое письмо предупредило тебя о заговоре, направленном против тебя?
— О чем ты говоришь?
Красавица Исет опустила олову.
— Это правда, мучительными ночами я страдала от своего одиночества, от того, что ты покинул меня. Но я никогда не прекращала любить тебя и я отказалась примкнуть к членам твоей семьи, замышлявшим против тебя.
— Твое послание не дошло до меня.
Исет побледнела.
— Так ты думал, что я тоже стала твоим врагом?
— Я не прав?
— Да, ты не прав! Именем фараона я клянусь, что не предала тебя!
— Почему я должен верить тебе?
Исет взяла Рамзеса за руку.
— Как я могла бы солгать тебе?
В этот момент Исет увидела Нефертари.
От ее красоты захватывало дух. Не только совершенство форм вызывало восхищение, но также свет, исходящий от царицы, который делал ее неотразимой и обезоруживал всякую попытку критики. Нефертари действительно была царицей, с которой никто не мог соперничать.
Даже тень ревности не коснулась сердца красавицы Исет. Нефертари светилась подобно летнему небу, ее благородство вызывало уважение.
— Исет! Я рада видеть вас.
Вторая жена поклонилась.
— Нет, прошу вас… Идите, искупайтесь, так жарко!
Исет не ожидала такого приема. Смущенная, она не устояла, разделась и обнаженная, как и Нефертари, нырнула в голубую воду бассейна.
Рамзес смотрел, как плавают две женщины, которых он любил. Как мог он одновременно испытывать такие разные, но сильные и искренние чувства? Нефертари была главной любовью жизни, существом исключительным, царицей. Ни испытания, ни следы времени не уменьшат сияющую страсть, которой они жили. Красавица Исет олицетворяла желание, беззаботность, блаженство, безумное удовольствие. Однако она солгала и участвовала в заговоре против него, у него не было другого выхода, как наказать ее.
— Это правда, что я твой сын? — спросил маленький Ха.
— Правда.
— «Сын» — это иероглиф, изображающий утку.
— Сможешь нарисовать его?
Указательным пальцем, очень серьезно, ребенок довольно успешно нарисовал утку на песке аллеи.
— Ты знаешь, как пишется «фараон»?
Ха изобразил дом, затем колонну.
— Дом означает убежище, колонна — величину: «большой дом», «великий дом», это значение слова «фараон» . Ты знаешь, почему меня так называют?
— Потому что ты больше, чем все вокруг, и ты живешь в очень большом доме.
— Ты прав, сын мой, но этот дом — весь Египет, и каждый из его жителей должен в нем найти свое жилище.
— Ты научишь меня другим иероглифам?
— Нравятся ли тебе еще какие-нибудь игры?
Мальчик задумался.
— Конечно.
Ха улыбнулся.
Указательным пальцем царь нарисовал круг с точкой посередине.
— Это солнце, — объяснил он. — Его зовут Ра, его имя состоит изо рта и руки, так как он есть речь и действие. Нарисуй его.
Ребенок забавлялся тем, что нарисовал несколько солнц, которые мало-помалу приближались к идеальной форме. Выйдя из воды, Исет и Нефертари были изумлены результатом.
— Его способности удивительны! — подтвердила царица.
— Он меня почти пугает, — призналась Исет, — наставник боится этого.
— Он неправ, — заявил Рамзес. — Мой сын идет своим путем, сколько бы ему ни было лет. Возможно, судьба уже готовит его стать моим наследником. Такое развитие — дар богов, будем уважать его и не ограничивать. Подождите меня здесь.
Царь вышел из сада и вошел во дворец. Рисуя иероглифы, Ха поранил палец и начал плакать.
— Могу я взять его на руки? — спросила Нефертари Исет.
— Да… да, конечно.
Ребенок почти сразу же успокоился, в глазах Нефертари появилась невыразимая нежность. Исет решилась задать мучавший ее вопрос.
— Несмотря на несчастье, постигшее вас, вы надеетесь иметь ребенка?
— Я думаю, что уже беременна.
— Ах… В таком случае да будут к вам благосклонны божества, покровительствующие рождению!
— Я благодарю вас за эти слова, они помогут мне родить.
Исет скрыла свое смятение. То, что Нефертари была царицей, она не оспаривала и не завидовала главной царской жене, обремененной обязанностями и заботами, но красавица Исет хотела быть матерью бесчисленных детей Рамзеса, прародительницей, которую бы царь чтил всю жизнь. До этого момента она была той, кто произвел на свет первого сына; но если Нефертари родит мальчика, Ха может быть отодвинут на второй план.
Рамзес вернулся, он нес в руках маленькую табличку писца с двумя крошечными горшочками с красными и черными чернилами и тремя маленькими кисточками. Когда он дал их своему сыну, лицо Ха засияло, и он прижал ценные предметы к груди.
— Я люблю тебя, отец!
Когда Исет и Ха ушли, Рамзес не стал скрывать своих мыслей от Нефертари.
— Я убежден, что Исет участвовала в заговоре против меня.
— Ты спросил ее об этом?
— Она признает, что была обижена на меня, но утверждает, что пыталась предупредить меня о готовящемся покушении. Ее письмо не дошло до меня.
— Почему ты не веришь ей?
— Мне кажется, что она лжет, что она не простила меня за то, что я выбрал тебя главной царской женой.
— Ты ошибаешься.
— Ее ошибка должна быть наказана.
— Какая ошибка? Фараон не может карать, основываясь на мимолетном впечатлении. Исет подарила тебе сына, она не желает тебе зла. Забудь об ошибке, если она и была допущена, и никаких наказаний.
