Глава 38
Едва рассвело, как лондонцы, заметив на небе огромное облако, усмотрели в нем знак избавления. Но то были не грозовые тучи, обещавшие благодатный ливень, а застилавший небо дым пожарищ.
Огонь добрался и до Чипсайда, улицы богачей – золотых и серебряных дел мастеров. Прежде чем огненный шквал сровнял с землей роскошные дома этой части города, все ценное успели перевезти в Тауэр. Вдоль берега Темзы пожар неукротимо продвигался дальше на запад; не устояла перед стихией даже такая твердыня, как замок Бэйнард-Касл, не говоря уж об исправительном доме Брайдуэлл. Бушевавшее в северной части города пламя продолжало уничтожать здания гильдий ремесленников, десятки церквей и даже городскую ратушу. Тем временем ураганный ветер с востока и не думал утихать.
Когда Иеремия проснулся на следующий день с гудящей от боли головой и тяжестью в желудке, близился полдень. Вызвав Мэлори, он велел ему принести одежду.
– Почему его светлость не разбудил меня? – недовольным тоном осведомился пастор, пока слуга судьи Трелони помогал ему одеться.
– Поверьте, он пытался. Но вы так сладко спали, что он оставил свои попытки, – извиняющимся тоном защищал хозяина Мэлори.
Услышав голоса и поняв, что Иеремия проснулся, судья Трелони поспешил к нему.
– Вам необходимо лежать, – наставительно произнес судья. – Вы еще не оправились после вчерашнего.
– Нет-нет, я должен быть у мастера Риджуэя, – запротестовал Иеремия. – Он идет на поправку, но по-прежнему нуждается в уходе. Его нельзя оставлять без присмотра.
– Вы ведь минувшим днем на собственной шкуре испытали, что делается на улицах Лондона, святой отец.
– Я понимаю это, но не могу забросить свои первейшие обязанности.
Трелони испустил обреченный вздох. Он уже потерял надежду образумить неугомонного друга.
– Хорошо, но я по крайней мере велю заложить для вас карету.
Подумав, Иеремия согласился, но только потому, что все еще с трудом переставлял ноги, а силы следовало приберечь – они еще понадобятся для ухода за Аленом.
Джордж Грей, который провел ночь в камере Алена, не дождавшись пастора рано утром, стал тревожиться. И когда Иеремия наконец появился, квакер со вздохом облегчения поднялся с табурета, на котором просидел всю ночь, не смыкая глаз. Заметив характерной формы кровоподтек на шее пастора Блэкшо, Джордж Грей невольно перекрестился.
– Прошу у тебя прощения, друг. Мне рассказали, что твоих братьев по вере в открытую избивают на улицах. Несмотря на то что вы официально находитесь под защитой короля, вы, как и мы, не избавлены от травли и преследовании. Горько сознавать, что я сразу не удосужился разобраться в этом.
Когда квакер ушел к себе, иезуит хотел заняться Аленом, который все еще был очень слаб. Но, увидев, что мастер Риджуэй безмятежно спит, пастор Блэкшо все же решил ненадолго оставить его и повидать своих прихожан. Он рассчитывал обернуться быстро, но из-за царившей на лондонских улицах толчеи добирался до них куда дольше и прибыл в Мурфилд вконец измотанным. А там его ждали и вовсе дурные вести – беженцев на полях скопилось столько, что на всех не хватало ни воды, ни провизии.
Усевшись, Иеремия заговорил с ними, пытаясь хоть немного приободрить, хотя сам едва мог даже сидеть. Голова болела страшно, ныла каждая мышца, каждый нерв болью напоминал о вчерашней едва не свершившейся трагедии. В конце концов иезуит закрыл глаза и без сил привалился спиной к дереву, решив хоть на несколько минут прикорнуть.
Человеческие голоса сливались в сплошной неумолчный гул: «…все, все потеряли, что имели – дом, мебель, посуду, – все… Сгорело, обратилось в пепел… Дети… где они теперь, бедные… не иначе как пропали в этом бедламе… Нет, здание гильдии полыхало как свеча… ну что вы… А у этого ювелира тоже все сгорело… Патерностер-роу больше нет, одно сплошное пожарище… Собор Святого Петра с трех сторон объят огнем… Скоро и ему конец… Куда там – даже стены города, и те не помогли… Церковь Христа тоже сгорела… Там, в центре, еще людей полно, им оттуда ни за что не выбраться… Конец им всем придет… Огонь уже добрался до последних ворот…»
Иеремия открыл глаза. Тело по-прежнему ныло, и потребовалось время, чтобы прийти в себя. Он что, заснул? Подняв взор к небу, Иеремия попытался по солнцу определить, который час, но не увидел его за непроницаемой пеленой дыма.
– Сколько сейчас времени? – оторопело спросил он у ирландки, сидевшей рядом с ним с ребенком на руках.
– Не знаю точно, – пожала плечами женщина. – Дело уже к вечеру. Вы вон сколько проспали. Я попробовала растолкать вас, да куда там.
Иеремия сосредоточенно потер лоб. Головная боль почти унялась, но вот грудь ломило ужасно. Он попытался вспомнить обрывки фраз, услышанных им незадолго до пробуждения. Что? Патерностер-роу выгорела? Так, значит, и дом Алена тоже! Постойте-постойте, выходит, огонь уже у самого Ньюгейта?!
Иеремия почувствовал, будто тонкая игла пронзила сердце.
– Тут вроде говорили, что огонь подобрался к последним воротам. Что значит – к последним? К каким именно воротам? – спросил он у сидевших вокруг католиков.
– К Ньюгейту, – пояснила ирландка. – Люди, которые только что пришли оттуда, рассказывают, что пожар смел весь Ньюгейтский рынок и вот-вот доберется и до самих ворот.
Иеремия окаменел, не сразу уразумев, что это означает. А поняв, вскочил, но вынужден был ухватиться за дерево – в глазах потемнело, голова шла кругом. Сделав несколько глубоких вдохов, он заставил тело повиноваться. Не сказав ни слова, иезуит, подстегиваемый страхом за Алена, стал пробираться между сидевшими впритык людьми туда, где стоял Ньюгейт.
С рассветом после недолгого сна Брендан вновь вместе с гвардейцами отправился сопровождать брата короля. Согласно высочайшему повелению, из соседних графств пригнали рабочий люд с лопатами – необходимо было срочно соорудить на берегу Флита заслон для огня. Герцог Йоркский лично следил за ходом работ, подбадривал людей и даже пытался им помогать, что повергло всех в изумление. Моряки и рабочие доков прикатили бочки с порохом и по приказу короля приступили к подрыву строений. Но окаянный восточный ветер лишь подхватывал искры и нес их к близлежащим домам.
Спешившись, Брендан встал в ряд с солдатами, рабочими и простыми горожанами, по цепи передававшими ведра с водой. Надо было во что бы то ни стало остановить распространение огня. Принимая ведро от соседа по цепи, Макмагон вдруг узнал в нем короля Карла. Лицо монарха было перемазано в копоти.
– Не ожидали увидеть вашего короля за таким вот достойным черни занятием? – весело улыбнувшись, осведомился Карл и добавил: – Поймите, сейчас необходимо вдохновить парод личным примером.
Слова короля поразили Брендана, и он даже не нашелся что ответить. До сих пор ирландец втихомолку презирал этого помешанного на наслаждениях сибарита из рода Стюартов, но, услышав такое, проникся искренним уважением к властителю Британии. Личное участие монарха должно было означать, что на самом деле властями принимаются все возможные меры, чтобы спасти от огня хотя бы часть столицы. Да и сам Брендан вдруг ощутил потребность внести свою лепту в дело защиты этого доставившего ему столько бед города и, в сущности, ничего общего с его родиной не имевшего.
После того как огонь на этом участке был потушен, Карл вскочил на лошадь и, ловко маневрируя между рабочими, стал объезжать обретавший очертания заслон, раздавая из висевшей у него на плече кожаной сумы золотые монеты. Брендан почтительным взглядом проводил его, после чего взобрался на своего Лепрекона, намереваясь вернуться к герцогу Йоркскому.
Работы по сооружению заслона, протянувшегося от Темзы и до Холборнского моста, близились к завершению. Но вдруг кто-то принес известие о том, что огонь охватил множество домов на улицах поблизости от Солсбери-Корт. В считанные минуты брат короля и его гвардейцы вынуждены были спешно отойти. Верхом на взмыленных и насмерть перепуганных лошадях они торопились к Флит-стрит, туда, где она пересекалась с Феттер-лейн.
– Еще немного, и все было бы кончено! – объявил Джеймс. – Окаянный восточный ветер! Все ему нипочем: будь заграждения хоть в милю шириной – разносит себе искры куда заблагорассудится.
Они заметили направлявшегося к ним со стороны Холборнского моста лорда Крейвена.
– Как обстановка в северной части города? – осведомился у него брат короля.
– Пожар по-прежнему распространяется, и нет никаких способов остановить его, ваше высочество, – ответил Крейвен. – Огонь уже охватил дома, находящиеся в непосредственной близости от Ньюгейта, и вскоре доберется до Холборнского моста. Если он преодолеет Флит, не знаю, как и чем мы его остановим!
– Так подумайте, милорд, как и чем остановить его! – бросил в ответ Джеймс. – Заставьте ваших людей работать до упаду. Нам во что бы то ни стало надо преградить путь огню, слышите? Иначе Уайтхоллу конец! Вы поняли меня?
Лорд Крейвен, кивнув, отправился на свой пост к Холборнскому мосту.
– Что с вами, сэр? Вы побелели как мертвец! – обратился герцог Йоркский к Брендану.
– Ньюгейт… – пробормотал в ответ ирландец. – Простите меня, ваше высочество, но мне непременно нужно быть там!
Не дожидаясь ответа Джеймса, Брендан рванул с места на своем жеребце. Чем ближе он подъезжал к городской стене, тем труднее было проехать. Повозки, телеги, подводы, толпы беженцев заполонили все близлежащие улицы и переулки. Но ирландец, не обращая на них внимания, оттеснял их в сторону и пробивался вперед. Лишь в конце Сноу-Хилл-стрит стало чуть свободнее. Прямо перед Бренданом возвышались окруженные морем огня ворота Ньюгейт. Медно-красное пламя с воем вырывалось из окон верхних этажей, блики его плясали на зубцах обеих шестигранных башен.
Секунду или две Брендан стоял словно громом пораженный. Не успел! Сердце в груди заколотилось. Соскочив с лошади, он схватил за локоть пробегавшего мимо мальчишку.
– Что с арестантами?! – выкрикнул он прямо в ухо вырывавшемуся парню. – Их успели вывести?
– Пытались, их хотели переправить в Клинк. Да только они почти все дали деру.
– А больные, те, кто не мог идти? Что с ними? – допытывался Брендан.
– А вы что, не чуете запах горелого мяса? – язвительно вопросил молодой человек. – Они там заживо поджариваются!
Брендан отпустил его, и тот, явно обрадованный, бросился прочь. Ирландец в ужасе взирал на пылающую надвратную башню. Неужели и мастер Риджуэй сейчас там? Лежит в бреду, не в силах спастись от бушующего пламени, обреченный на мучительную смерть?
Брендан, натянув поводья, заставил Лепрекона приблизиться к охваченным огнем воротам. Они были распахнуты настежь. Может, огонь проник еще не на все этажи? Может, оставался хоть крохотный шанс вытащить отсюда мастера Риджуэя? Но исходивший от ворот жар становился нестерпимым – он обжигал лицо, еще немного, и начнет тлеть одежда. Дышать и то было трудно. Лепрекон мотнул головой и воспротивился воле хозяина. Рванув на себя поводья так, что конь едва устоял на ногах, ирландец стал оттаскивать его прочь от огня. Бессмысленно пытаться что-либо сделать! К дыму примешивался тошнотворный смрад горящей плоти, и Брендан, почувствовав, что его нутро бунтует, отскочил в сторону и опорожнил желудок.
Довольно долго стоял он, апатично глядя на вырывавшееся из окон пламя. Он не мог заставить себя уехать отсюда. Да, он ревновал Риджуэя, ревновал до лютой ненависти, однако смерти, тем более такой, никогда ему не желал. Даже в мыслях.
При воспоминании об Аморе сердце Брендана сжалось. Каким это будет ударом, когда она обо всем узнает! Нет, лучше уж она узнает это от него, нежели от кого-нибудь из своих слуг! Вскочив на Лепрекона, Брендан уселся поудобнее и взял в руки поводья. Жеребец был несказанно рад покинуть проклятое место и с места рванул в галоп.
Попасть в Хартфорд-Хаус можно было лишь сделав большой крюк, и когда Брендан наконец добрался туда, его встретил конюх леди Сен-Клер. Спешившись и вручив ему поводья, ирландец направился в дом. У входа он остановился в нерешительности – как все-таки тяжело выступать в роли дурного вестника! Но иного выхода у него не было.
Он обнаружил Аморе в будуаре. Женщина стояла у окна, обозревая поднимавшееся над горизонтом багровое зарево.
– Аморе! – вполголоса произнес Брендан.
Повернувшись к нему, леди Сен-Клер улыбнулась.
– Я уж и не надеялась, что ты выберешься ко мне. – Нерешительно подойдя ближе, она произнесла: – Я не хотела причинять тебе боль, Брендан. Прости меня, если можешь.
Взяв ее руки в свои, он некоторое время, не говоря ни слова, смотрел на нее. Чуткое женское сердце заподозрило худшее, и это подтверждал его полный печали взгляд.
– Что случилось?
Набрав полную грудь воздуха, Брендан ответил:
– Аморе, поверь, мне очень нелегко об этом говорить, но… Ньюгейт… сгорел дотла.
Лицо леди Сен-Клер исказила гримаса ужаса.
– Что? Сгорел? Но ведь арестантов успели вывести, да? Или нет?
Ирландец отрицательно покачал головой.
– Лишь меньшую их часть. Тех, кто мог самостоятельно передвигаться. Есть основания предполагать самое худшее. Думаю, что мастера Риджуэя среди них не было.
– Нет! Нет! Этого не может быть! – выдохнула Аморе и умолкла, не в силах произнести ни слова, и в следующее мгновение разрыдалась.
Брендан погрузился в молчание, не зная, что делать. Ему было больно видеть, как она оплакивает его соперника, но ни радости, ни даже удовлетворения от гибели мастера Риджуэя ирландец не ощущал. Подойдя к Аморе, он ласково обнял ее. Женщина продолжала рыдать. Прошло немало времени, прежде чем леди Сен-Клер успокоилась.
Подняв голову, она посмотрела ирландцу прямо в глаза.
– А что с пастором Блэкшо?
Брендан недоуменно наморщил лоб.
– Пастор Блэкшо все время находился с мастером Риджуэем, – продолжала Аморе. – Он не оставлял его ни на минуту и не допустил бы, чтобы с ним что-нибудь произошло. Наверняка он нашел способ вытащить его оттуда до того, как тюрьма загорелась.
– Наверное, ты права, – помолчав, согласился ирландец. Он хотел было рассказать ей о том, что произошло с иезуитом, но не смог.
– Как же отыскать их? Куда они могли пойти?
Высвободившись из объятий Брендана, Аморе посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был полон решимости.
– Мы обязаны найти их! – заявила она и, повернувшись к двери, хотела идти, однако Брендан удержал ее.
– Выгляни в окно! Уже смеркается, и скоро станет совсем темно. Как ты собираешься их искать? И где?
– Брендан, ты позабыл о том, что несколько последних ночей в Лондоне было светло как днем, – взволнованно произнесла леди Сен-Клер. – Пожирающий город огонь освещает его подобно адскому пламени! Прошу тебя, помоги мне разыскать пастора Блэкшо и мастера Риджуэя. Они определенно сумели спастись и находятся где-нибудь неподалеку от Ньюгейта. Я знаю, я чувствую это!
– Я помогу тебе. Завтра утром! Будь благоразумна, прошу тебя. Пойми, сегодня это бессмысленно.
– Мало ли что может с ними случиться. Может, они ранены и нуждаются в нашей помощи?
Но Брендану, хоть и не сразу, все-таки удалось уговорить леди Сен-Клер дождаться следующего дня.
– Приляг, отдохни, умоляю тебя, – просил он. – Я разбужу тебя, как только рассветет.
Когда Иеремия, запыхавшись, все-таки добрался до Ньюгейта, языки пламени уже лизали наружные стены надвратной башни. Прикрыв глаза, он прислонился к стене, пытаясь отдышаться.
У ворот что-то оживленно обсуждали начальник тюрьмы и несколько надзирателей.
Не отдышавшись как следует, иезуит приблизился к ним и обратился к одному из стражников:
– Там еще остались арестанты?
Излишним было спрашивать об этом. Из подвалов отчетливо доносились крики заключенных, их не мог заглушить даже рев огня.
– И вы бросаете этих людей на произвол судьбы! – в ужасе воскликнул Иеремия.
– Часть мы отправили в Клинк, – нимало не смущаясь, ответил тюремщик. – И несколько этих негодяев сумели-таки удрать. Сейчас ждем, пока не прибудут гвардейцы для их конвоя.
Иеремия не верил ушам.
– Вы что, не видите, огонь подбирается к окнам! Немедленно выпустите несчастных, иначе будет поздно!
В ответ надзиратель лишь пожал плечами. Иеремия понял, что пытаться взывать к его рассудку все равно что биться головой о каменную стену. Он стал высматривать среди стоявших начальника тюрьмы. Один из мужчин, одетый богаче и приличнее других, нервно поигрывал связкой ключей.
– Вы начальник тюрьмы? – без долгих предисловий обратился к нему Иеремия.
– Допустим. А вам что здесь нужно?
– Если вы сию же минуту не выпустите их оттуда, ваша тюрьма станет для них могилой!
– Ничего знать не желаю. Нам велено дождаться гвардейцев.
– Гвардейцы сюда не доберутся! – выкрикнул ему в лицо Иеремия. Иезуит начинал терять терпение. – Если эти люди погибнут, знайте, их смерть останется на вашей совести. Отпирайте двери!
– Вы что, спятили? – вскипел начальник тюрьмы. – Это сплошь жулье да отъявленные бандиты. Их не удержать. Они и нас с вами прикончат!
– Сколько среди них настоящих преступников? Как вы можете огульно обвинять этих людей – ведь они здесь не по приговору суда! Если они по вашей милости погибнут в огне, тогда вы убийца и вам по делам вашим воздастся на Страшном суде!
Начальника тюрьмы, похоже, проняло после слов Иеремии. Он стал неуверенно оглядываться, словно из-за угла должны вот-вот появиться долгожданные гвардейцы. Но они не появились.
– Так уж и быть – выпущу этот сброд. Но преступники останутся там! И не просите за них!
Подойдя к дверям башни, он отпер замок. Иеремия бросился на другую сторону.
И тут же арестанты толпой устремились наружу, едва не сбив с ног Иеремию, начальника тюрьмы и остальных стражников. Кое-кто из узников, пробегая мимо, норовил садануть своих мучителей локтем в бок или дать пинка под зад.
Иеремия стоял, прижавшись к стене, чтобы толпа не увлекла его за собой подобно бурной горной речке. С трудом ему удалось пробраться ко входу в подвал, где находились квакеры. Он увидел, как Джордж Грей вместе со своими братьями по вере, отчаянно работая локтями, силится протолкнуться к выходу. Завидев пастора, квакер ухватил его за рукав.
– Я знал, что ты придешь за своим другом! – радостно воскликнул он.
– Скорее! Скорее! Немедленно выводи отсюда своих! – настаивал Иеремия. – Сейчас вас никто не задержит. Вы на свободе! Я позабочусь об Алене. А вы давайте прочь отсюда. Спасибо тебе за все!
– Тебе спасибо! Если бы не твое великодушие, нас бы давно уморили голодом.
– Давайте идите! – бросил на прощание Иеремия, продвигаясь к лестнице.
По ней, наполняя воздух грохотом цепей кандалов, тяжело топали заключенные изо всех отделений верхних этажей. Иезуит вынужден был дожидаться, пока не иссякнет людской поток, но не выдержав, стал протискиваться против толпы. Второй этаж… третий…
Ален полулежал на постели, безучастно уставившись перед собой. Видимо, он спал и был разбужен охватившей тюрьму суматохой, однако не понимал, что происходит. Иеремия тут же бросился к нему и принялся поднимать.
– Ален, вы слышите меня? – взволнованно обратился он к лекарю. – Нам нужно немедленно уходить отсюда!
Риджуэй поднял глаза на пастора Блэкшо, но тут же вновь уставился в пол.
– Иеремия… – едва разборчиво пролепетал он.
– Прошу вас, попытайтесь встать, – умолял иезуит.
Обхватив исхудавшее тело Алена, Иеремия попытался поднять друга и поставить на ноги, но ноги не держали его. Ален ослаб настолько, что не мог даже стоять, не говоря о том, чтобы самостоятельно передвигаться. Пастору ничего не оставалось, как взять Риджуэя на руки.
Рев пламени ощутимо нарастал. Языки его уже лизали железные решетки окон. От сыпавшихся отовсюду искр задымилось одеяло на соседней кровати.
Наполнивший тюремную каморку жар показался Иеремии зловещим дыханием преисподней. Чтобы Ален не пострадал от искр, пастор накинул на него одеяло, после чего, собрав все силы, поднял лекаря. Руки и ноги Алена болтались словно у тряпичной куклы. Дойдя до лестницы, пастор, хватаясь за горячие поручни, стал осторожно спускаться.
Хотя Риджуэй за время пребывания в Ньюгейте заметно убавил в весе, тело лекаря оказалось непосильной ношей для еще не успевшего оправиться от побоев Иеремии. Пару раз иезуит едва не упал на лестнице. Постепенно тюрьму заполнял едкий, разъедающий глаза дым. Сломанное ребро напоминало о себе страшной болью в боку. Ноги дрожали от непомерной нагрузки.
Дойдя до второго этажа, пастор вынужден был остановиться и усадить Алена на ступеньки. Перед глазами плясали красные круги.
«Ничего не выйдет, – обреченно думал Иеремия. – Снова эта тьма, будто на тебя опустили черный балдахин. Нет, оставаться здесь означает обрекать себя на верную гибель». Тряхнув головой, пастор решительно поднялся, изо всех сил стараясь удержаться на ногах и не свалиться без чувств. Но…
– Ален, мне очень жаль, однако…
И тут он заметил молящий взор друга. Ален, казалось, заклинал его спасаться самому, бежать прочь и оставить его. Но Иеремия упрямо замотал головой.
– Нет, нет! Лучше мне принять смерть здесь, вместе с вами…
Стиснув зубы, пастор вновь взвалил на себя обмякшее тело друга, но, пройдя от силы десяток шагов, почувствовал, что ему вновь необходим отдых.
«Господи милостивый, помоги мне!» – мысленно взывал он к Создателю.
Вдруг в дыму иезуит разобрал чей-то приближающийся силуэт, и он узнал в нем Джорджа Грея.
– Вы здесь так надолго застряли, что я не вытерпел и сказал себе: дай посмотрю – может, моя помощь пригодится тебе и твоему другу, – объявил квакер. – Понесем его вместе – ты бери за ноги, а я – под руки.
Иезуит, не в силах ответить, кивнул. Завернув Алена в одеяло, они подняли его и потащили вниз. Путь на нижний этаж оказался мучительным испытанием для обоих. Несколько раз Иеремия едва не упал, но все-таки устоял. Вскоре они оказались в холле, из которого было два шага и до выхода.
Когда они выбрались из ворот башни Ньюгейт, огонь уже лизал ее стены. Повернув голову, Иеремия заметил, как полыхает здание суда Олд-Бейли.
Иезуит вместе с квакером понесли больного Алена сначала по Джилтспер-стрит, потом, миновав Пай-Корнер, направились к рыночной площади Смитфилда. По пути они часто останавливались передохнуть – Иеремия едва держался на ногах.
Так они добрались до поросшего травой открытого пространства, где прежде продавали лошадей и скот, сейчас площадь стала прибежищем тех, кого пожар лишил крыши над головой. Отыскав свободное место – полоску в несколько квадратных футов, Иеремия и Грей осторожно уложили Алена. Иеремия постарался укрыть его одеялом, так чтобы никто не заметил сковывавших руки и ноги кандалов. После этого, ощутив смертельную усталость, пастор опустился на землю рядом с ним.
– Я от души благодарен вам за помощь, – сказал он, подавая руку Джорджу Грею.
Квакер крепко пожал ее.
– Для меня честь помогать тебе и твоему другу. Может, нам еще суждено встретиться в других, не столь ужасных обстоятельствах.
Махнув на прощание рукой, он исчез в толпе.
