Глава 36
Тревожный набат колоколов церкви Святой Маргариты на Фиш-Хилл-стрит вырвал Иеремию из сна. Протерев глаза, он понял, что проспал от силы пару часов. Еще не рассвело. Поднявшись, он в ночной рубашке подошел к окну и, распахнув его, выглянул на улицу. Справа вдалеке были видны клубы дыма над крышами домов и отсветы пламени в одном из ведущих от Истчипа к Темзе переулков. Пожар! Там бушевал пожар!
И хотя Иеремия понимал, что жители уже пытаются побороть огненную стихию, он решил отправиться туда. Кто знает, может, там не хватает людей? Спешно одевшись, иезуит прихватил немного денег и стал спускаться вниз. Кит, который с ареста мастера Риджуэя проживал у Хаббарта и помогал в мастерской, за что тот предоставил ему крышу над головой и пропитание, тоже поднимался с кровати.
– Что случилось, святой отец? – обеспокоенно спросил Кит. – Не голландцы ли напали?
– Нет, мальчик. Один из домов загорелся. Так что ложись и спи, еще рано. А я сбегаю посмотрю, как там дела. Может, понадобится моя помощь.
Иеремия дошел до конца моста, затем, пройдя через Фиш-Хилл-стрит, у церкви Святой Магдалины свернул к юдоли страданий на Темз-стрит. Тут как раз начинался переулок Паддинг-лейн, где и случился пожар. Жители домов высыпали на улицу – одни выносили скарб из жилищ, другие из близлежащей церкви тащили топоры, кожаные ведра и деревянные лестницы, хранившиеся там согласно закону города. Беда вот только, что снаряжение потихоньку разворовывали и никто не помышлял найти ему замену.
Иеремия увидел человека, который в припадке отчаяния рвал на себе волосы. Его лицо было перемазано копотью, а ночная рубашка, в которой он выскочил из дому, порвана. Это был королевский пекарь Томас Фэйрипер – судя по всему, именно с его загоревшейся пекарни и начался пожар.
– Нет-нет, я сам залил уголья водой, – бормотал он. – Огня в печи не было. Клянусь Богом, не было!
Кто-то из жителей переулка стал топором выламывать камни из мостовой в надежде добраться до подземного водопровода, сложенного из полых стволов вязов. Водяные колеса под двумя первыми арками северной части моста при приливах приводили в движение насосы, снабжавшие водой центральную часть города. Еще один удар топором, и дерево не выдержало – в трубе образовалась дыра. Люди стали черпать воду ведрами и кувшинами.
– Становитесь цепью! – крикнул Иеремия.
Схватив лежавшее на мостовой ведро, иезуит встал первым. Люди не торопились последовать его примеру – пламя, пожиравшее остатки пекарни, вздымалось все выше в темное ночное небо. Набежавший вдруг порыв ветра раздул огонь так, что он перекинулся на соседние дома.
В панике жители стали покидать свои жилища, хватая все, что попадет под руку, чтобы хоть что-то уберечь от стихии. Им уже было не до тушения пожара. Огонь мгновенно превращал дома в пылающие костры. Оглушительно трещала лопавшаяся в огне черепица, осыпая все вокруг градом раскаленных осколков. Едва образовавшаяся цепь распадалась – из-за страшного жара люди были вынуждены отходить подальше, – ветер поднимал вверх снопы искр, и они, попадая на крытые сухой соломой крыши домов, вызывали новые пожары. В одно мгновение занялся постоялый двор «Стар инн». Душераздирающее ржание заживо горевших лошадей сливалось с тревожным звоном церковных колоколов и ревом разбушевавшегося пламени. Рухнули стены и кровля догоревшего дома пекаря. Народ, поняв тщетность попыток противостоять огню, в панике разбегался. Иеремия побежал к постоялому двору, рассчитывая спасти еще живых лошадей. Перепуганные насмерть животные ржали, тщетно пытаясь сорваться с привязи. Один жеребец, в ужасе закатив глаза, бил копытом. Иеремия стал спешно отвязывать коня, потом другого… Ему удалось спасти трех жеребцов, которых он выгнал на Грэшиос-стрит, рассчитывая, что там кто-нибудь заберет их и отведет в безопасное место.
Между тем огонь успел добраться до церкви Святой Маргариты, куда жители окрестных улиц на время сволокли домашний скарб. Кучка смельчаков пыталась преградить путь огненной стихии, но стекла окон здания не выдержали жара, и огонь стал проникать внутрь, пожирая все на своем пути. Вскоре церковная башня уподобилась гигантскому факелу, а еще некоторое время спустя с грохотом обрушилась кровля. В клубах дыма остался чернеть лишь закопченный каменный остов храма.
Иеремия не верил глазам. Всего за час огонь успел уничтожить несколько переулков. Люди растерянно взирали на обугленные останки того, что еще совсем недавно служило им кровом. Вдруг Иеремия заметил карету, приближавшуюся со стороны Грэшиос-стрит. На углу Паддинг-лейн она остановилась, и из нее с недовольным видом вышел хорошо одетый господин. Иезуит узнал лорд-мэра сэра Томаса Бладуорта, чей сон праведника нарушил слуга, доложивший ему о пожаре. Брезгливо скривившись, глава лондонского муниципалитета созерцал пожиравший все вокруг огонь.
– И ради этого меня вытащили из постели? – с ноткой отвращения осведомился сэр Томас Бладуорт. – Баба усядется помочиться и мигом зальет этот ваш, с позволения сказать, пожар! Тьфу!
Резко повернувшись, лорд-мэр зашагал к карете.
Иеремия не верил ушам – ну как можно быть таким чванливым тупицей, не видящим дальше собственного носа?!
Тем временем огонь распространялся дальше на запад, к Темз-стрит. С ужасом Иеремия вспомнил, что именно там хранятся огнеопасные товары, принадлежавшие Айзеку Форбсу. Он должен предупредить своих прихожан! Не медля, иезуит свернул на Темз-стрит и стал обегать дома в лабиринте переулков, где обитали католики-прихожане. Их жалкие лачуги, кое-как сколоченные из сухих досок, воспламенятся как порох, стоит здесь упасть хоть искре. Иеремия молотил кулаками в двери, криками пытался предупредить людей о грозящей им смертельной опасности. Куда там! Никто не желал покидать жилищ – как-никак хоть убогая, но все крыша над головой. Тогда пастор, призвав себе в помощь авторитет духовного лица, буквально силой стал выталкивать своих подопечных на улицу, чего ранее не позволял себе никогда и ни при каких обстоятельствах.
Отсчет времени шел на минуты. Огонь уже добрался до складов – вовсю пылали крыши зданий. Наконец одна не выдержала и с грохотом обрушилась, взметая сноп искр, и тут же стали взрываться бочки с маслом, бренди и смолой.
Обезумевшие люди метались, не зная, что делать. Иеремия пытался было хоть как-то вразумить их и направить к реке.
Пожар, уподобившись огненному катку, двигался, охватывая новые и новые дома на Темз-стрит, отрезая путь в северную часть Лондона. Земля сотрясалась от взрывов бочек с порохом и смолой, во все стороны разлетались горящие остатки балок и черепичное крошево.
Иеремия все-таки сумел вывести группу прихожан на берег Темзы, уровень которой из-за затянувшейся жары значительно понизился – до воды пришлось шагать по широкой полосе чуть подсохшей тины.
– Святой отец, вы только взгляните! – вскричала одна ирландка, прижимая к груди плачущего ребенка. – Мост!
Повернувшись, Иеремия похолодел от ужаса. Огонь уже достиг начала моста и бушевал на крышах внешней цепочки домов, именно там, где располагалась мастерская Хаббарта. Ничто не могло остановить пожар!
– Пресвятая Мать Богородица! – в ужасе прошептал Иеремия. – Кит! Хаббарты!
Жертвой пожара пала и церковь Святого Магнуса Мученика, и доступ к мосту с севера был отрезан.
– Они наверняка сумели спастись, наверняка сумели, – бормотал про себя Иеремия. – Но книги, измерительный прибор…
И тут же пристыженно умолк, поняв, что человеческую жизнь нельзя ставить на одну ступеньку с вещами, пусть даже ценными и дорогими тебе. Он сам виноват в том, что поставил знания, почерпнутые из книг по медицине, выше своего духовного долга. Вот за это его и покарал Бог!
Аморе отпила чаю из чашки. Несмотря на поздний час, спать не хотелось. Ей не давала покоя болезнь мастера Риджуэя. Пастор Блэкшо сообщил, что лекарь совсем плох и что он опасается самого худшего. Пролежав несколько часов в постели без сна, леди Сен-Клер поднялась и, вызвав служанку, велела подать чай. Арман беспрекословно повиновалась, несмотря на усталость минувшего дня, выдавшегося для девушки нелегким.
Едва она отослала служанку, как послышался тихий стук в дверь ее комнаты – не стук, скорее, кто-то осторожно скребся. Удивившись, кто бы это мог быть в такое время, Аморе отперла. Перед ней стоял Уильям.
– Прошу простить, миледи, – взволнованно произнес он. – Но мне стало известно нечто такое, о чем вам обязательно следует знать. Один извозчик сообщил, что в городе бушует пожар.
– Пожар? Ничего удивительного – такая жара и сушь, – пожав плечами, ответила Аморе.
– Огонь уже уничтожил много домов, миледи. И движется к мосту.
– Пресвятая Дева Мария! Но ведь его пытаются погасить, не так ли?
– Пытаются, да толку мало – сильный ветер раздувает его. Если прикажете, я могу добраться до моста и попытаться разыскать там пастора Блэкшо.
Аморе кивнула.
– Да-да, Уильям, непременно поезжай туда. И прихвати с собой Джима. Как твоя нога? Не помешает?
– Я уже и позабыл о ней, миледи. Больше не болит.
Аморе вручила слуге кошель – на случай, если срочно потребуются деньги.
– Поторопись! И как вернешься, немедля сообщи мне обо всем.
Ни о каком сне и думать было нечего. Подойдя к окну спальни, леди Сен-Клер распахнула его. Поворот реки затруднял видимость, и все же она разглядела багровое зарево. Создавалось впечатление, что сумерки едва наступили.
– Пресвятая Матерь Божья! Охрани пастора Блэкшо! Я хочу видеть его в добром здравии, – прошептала она.
Едва рассвело, как Аморе велела служанке помочь одеться, после чего сразу же отправилась в королевский дворец – узнать от придворных последние новости. К сожалению, никто не мог сказать ничего определенного. Разочарованная и расстроенная, леди Сен-Клер хотела было возвратиться домой, но тут доложили о прибытии Сэмюела Пипса, хроникера и секретаря флота. Он явился к его величеству с подробным отчетом о масштабах лондонского пожара. Аморе поторопилась в кабинет короля, где Карл в присутствии своего брата, леди Каслмейн и некоторых других придворных принимал Сэмюела Пипса.
– Ужасно, – рассказывал хроникер флота. – Я наблюдал за пожаром из одной башни Тауэра. Сент-Магнус сгорела дотла; кроме того, еще несколько церквей, а также улицы Фиш-Хилл-стрит и Темз-стрит до самого «Старого лебедя». В настоящее время огонь добрался до сталелитейных мастерских.
– Как мост? – спросил король.
– Дома на северной стороне выгорели. Пришлось срочно снести ограждения на незастроенной части – это и остановило распространение огня. Пожар в конюшнях в Саутуорке так и не удалось потушить.
– А что делает лорд-мэр для борьбы с пожаром? – осведомился герцог Йоркский.
– Огонь можно сдержать лишь при условии, если снести часть домов, то есть создать пустое пространство, преграду, через которую огню уже не перекинуться. Но принятые бог весть когда законы города гласят, что тот, кто снес дом, обязан за свой счет возместить все расходы по возведению нового. Вот поэтому лорд-мэр не решается отдать соответствующее распоряжение. Ваше величество, лишь вы располагаете полномочиями освободить его от прежних обязательств. Поверьте, это единственный путь спасти город от полного уничтожения.
– Понимаю, мистер Пипс, понимаю, – проговорил Карл. – Отправляйтесь к лорд-мэру и передайте ему мой приказ – не щадить ни одного дома независимо от того, кто владелец. И начинать снос немедленно.
Отвесив глубокий поклон, Пипс удалился исполнять королевскую волю.
Аморе в ужасе слушала доклад хроникера флота. Значит, пожар не пощадил и дом, где проживал пастор Блэкшо. Но Пипс и словом не обмолвился о жертвах. Большинство лондонцев проснулись от набата церковных колоколов и успели покинуть дома до того, как пожар добрался до них. Она от души надеялась, что иезуиту удалось спастись.
Уильям и Джим до сих пор не возвратились. Тревога Аморе за судьбу пастора росла.
Иеремия оперся головой о надгробие за спиной. Он чувствовал себя вконец обессиленным. Всю ночь он вместе с прихожанами спасался от наступавшего пожара. Когда на его глазах огонь уничтожил дом мастера Хаббарта, он сосредоточился на том, как доставить своих прихожан католиков в безопасное место.
Небольшая группа людей сумела на берегу Темзы спастись от бушевавшего пламени, пожиравшего склады на Темз-стрит с хранившимися там товарами на десятки тысяч фунтов стерлингов. Давно превратился в пепел «Старый лебедь», и огонь неукротимо двигался на север вдоль берега реки. Люди покидали жилища, где оставались буквально до последних минут, отчаянно надеясь, что стихия не доберется до них. Спасали все, что можно, и вскоре лишившиеся крова погорельцы и их жалкий скарб заполонили берег Темзы.
Лодочники, тоже разбуженные звоном колоколов, быстро сообразили, что перед ними открылась возможность скорой наживы на горе людском – цены за переправу на другой берег возрастали ежеминутно и вскоре удвоились, а потом и утроились. Люди проклинали алчных, потерявших всякий стыд владельцев лодок, вздувавших цены, но у них не оставалось иного выхода, как платить, чтобы спасти хотя бы часть нажитого.
Иеремия договорился с одним лодочником переправить прихожан на противоположный берег, однако католики были в своем большинстве бедны, чтобы платить такие деньги, тем более что у лодочника отбою не было от желавших за любую сумму оказаться за рекой. Иеремия готов был отдать лодочнику последние шиллинги, чтобы спасти хотя бы детей, но матери боялись, что малыши потеряются. Так что оставалось брести по вонючей жиже до следующей переправы. Позади дымились остатки «Старого лебедя», Колд-Харбор и сталелитейные мастерские, где заправляли делами ганзейские купцы, до тех пор пока королева Елизавета не изгнала их из страны. У Доугейтского дока беженцы наконец почувствовали твердую почву под ногами и смешались с толпой других несчастных, тащивших пожитки на тележках или просто на плечах.
Иеремия привел группу католиков во двор церкви Святого Мартина, чтобы они могли хоть немного отдохнуть. Небольшая церковь была буквально забита товарами и домашним скарбом. Поскольку здание было выстроено из камня, люди рассчитывали уберечься в его стенах от огня. Но Иеремия видел, что произошло с церковью Магнуса, а ведь она по размерам была куда больше, чем эта, – огонь сровнял ее с землей. Если пожар не сумеют остановить, оставалось только бежать от него дальше.
Всеобщая апатия постепенно сменялась слепой яростью. Непременно надо было найти козла отпущения за пережитые беды. Какой-то всадник носился по узким переулкам, крича:
– К оружию! Голландцы высаживаются!
Другой вопил о том, что высаживаются французы, а некто третий орал во всю глотку:
– Это все паписты! Их рук дело! Это они подожгли Лондон!
Женщина, сидевшая рядом с Иеремией, хотела было перекреститься, но иезуит удержал ее. Так, чтобы другие не слышали, он сказал своим прихожанам:
– Не давайте им повода излить на вас ненависть и отчаяние. Иначе прольется кровь. И детям своим мои слова передайте. Сейчас не время и не место выставлять напоказ нашу веру.
Впрочем, дети не нуждались в наущениях. Они с малых лет хорошо уяснили, что молиться следует подальше от посторонних глаз. Маленькая группа католиков сбилась теснее и втуне взывала к Господу дать избавление их родному городу.
С рассветом Иеремия, оставив за себя одного могильщика, наказал прихожанам в случае приближения пожара покинуть церковный двор и отправляться дальше. Как только он возвратится, сразу найдет их. После этого иезуит отправился на поиски сэра Орландо.
Судья Трелони был несказанно рад видеть своего друга живым и здоровым.
– Душа была не на месте, когда я узнал, что пожар достиг моста, пастор.
Иеремия без сил опустился на стул – сказывалось недосыпание.
– Все произошло так быстро, что я даже не успел ничего уберечь, – пробормотал он. – В чем выбежал, в том и стою перед вами.
– Может, вам все-таки стоило бы немного отдохнуть? Сейчас я распоряжусь приготовить для вас комнату.
– Нет-нет, милорд, – запротестовал Иеремия. – Мне обязательно нужно побывать у мастера Риджуэя. Ему необходим уход.
– Понимаю вас. Но не отпущу голодным. Вам нужны деньги? Что может понадобиться вашему другу?
Иеремия благодарно кивнул.
– Пару бутылей пива или вина. И куриный или мясной бульон. Да и маковый отвар весь вышел.
– Я закажу для вас у аптекаря, – пообещал Орландо Трелони и немедленно дал лакею соответствующие указания.
– Спасибо вам за хлопоты. Но мне хотелось бы еще и просить вас послать кого-нибудь из прислуги ко двору, разыскать там леди Сен-Клер и передать ей, что у меня все хорошо. Она наверняка беспокоится.
– Конечно, конечно, святой отец.
Судья вручил иезуиту чистые салфетки, простыни и одеяло. Связав все в узел, Иеремия поспешил в Ньюгейт.
Джордж Грей всю ночь просидел у постели Алена, время от времени давая ему жидкого пива и охлаждая лоб смоченной в воде тряпицей. Иеремия, появившись, передал квакеру еду и одежду для его соратников по вере. Джордж, поблагодарив, устало улыбнулся и отправился к себе.
Ален лежал с полузакрытыми глазами. Когда иезуит вполголоса заговорил с ним, он попытался сесть, но сил не было. Ален с трудом выговаривал имя пастора, и Иеремия, желая успокоить друга, пожал ему руку. Ален, откинувшись на подушку, пробормотал что-то невнятное. Благодаря коре хинного дерева горячка спала – Иеремия периодически поил больного отваром из нее. Пятна на коже Алена потемнели и сливались друг с другом.
Напоив больного куриным бульоном, иезуит смочил салфетку в вине и тщательно протер ею тело Алена, после чего сменил ему простыню и одеяло. Покончив с этим, Иеремия дал больному успокоительное – отвар из мака, чтобы Риджуэй как следует выспался. Затем, почувствовав, что глаза у него слипаются, пастор улегся прямо на полу у кровати Алена и провалился в сон.
Проснувшись несколько часов спустя, Иеремия первым делом осмотрел Алена. Тот спал. Иезуит сменил покрывавшую лоб салфетку, положил на грудь больного свежую влажную салфетку побольше и подошел к окну. Вдали синее небо застили клубы густого черного дыма, гонимые сильным ветром на запад. Даже здесь, вдалеке, в воздухе стоял резкий и тревожный запах пепелища, от которого нестерпимо першило в горле.
Иеремия, убедившись, что состояние Алена особых опасений не внушает, решил оставить его на пару часов одного.
У Ньюгейта не было обычной толкотни, но по мере приближения огненной стихии близлежащие переулки заполнялись озабоченными людьми. У собора Святого Павла царила настоящая давка – бесчисленные тележки и телеги, доверху нагруженные домашним скарбом, тащились по Уотлинг-стрит. В разъедавшем глаза удушающем дыме люди казались призраками. Взрослые на плечах несли детей, чтобы не потерять их в толпе. Тут же визжали свиньи, мычали коровы, которых спешили увести из опасной части города. Лондонцы, готовясь покинуть жилища, выставляли вещи и мебель на улицу и препирались с извозчиками, заламывавшими неслыханные деньги.
Иеремия кое-как добрался до церкви Святого Мартина, где оставил своих подопечных. Пожар пока что не добрался до храма, но подошел к нему настолько близко, что католики вынуждены были уйти. В поисках их иезуит безуспешно обходил церковные дворы. Вероятно, его прихожане сочли необходимым все же покинуть центр города и отправились искать надежного убежища за городскими стенами.
На Кэннон-стрит Иеремия увидел лорд-мэра сэра Томаса Бладуорта. Глава муниципалитета оживленно о чем-то толковал с мужчиной, в котором пастор узнал хроникера британского флота. Проходя мимо, он краем уха услышал, как Пипс именем короля приказывал Бладуорту приступить к срочному сносу домов. Лорд-мэр, обвязавший рот платком, чтобы защититься от дыма, что-то промычал в ответ, из чего можно было понять, что он уже приступил к выполнению королевского указа, однако огонь распространяется настолько быстро, что они не успевают ставить преграды на его пути.
Иеремия без труда понял, отчего от сноса домов мало проку. Их-то разрушили крепкими длинными баграми, а вот руины убирать и вывезти никто не подумал, да и не на чем было. Подступавший огонь превращал их в огромные костры; кроме того, даже там, куда огонь не успел добраться, останки домов серьезно затрудняли проезд пожарных экипажей по узеньким переулкам. Тяжелые четырехколесные пожарные повозки всегда с трудом продвигались в переулках, а теперь и вовсе едва тащились, блуждая среди развалин. Они представляли собой телеги с укрепленными на них внушительных размеров латунными емкостями с длинными рычагами сверху, которые управлялись двумя пожарными. Третий пожарный манипулировал латунной трубой, из которой выливалась вода. Но остатки снесенных домов начисто исключали применение этой неуклюжей техники – пламя распространялось в мгновение ока, так что самим пожарным приходилось спасаться, бросая где попало повозки. Повсюду люди взламывали каменные мостовые и вскрывали проложенные под ними водопроводные трубы, но поскольку пожар уничтожил водяные колеса на северном конце Лондонского моста, вода из поврежденных труб еле сочилась.
Иеремия, поняв, что ничем не сумеет помочь, вернулся в Ньюгейт. Оставалось порадоваться хотя бы тому, что состояние Алена не ухудшалось.
Аморе старалась держаться поближе к королю, поэтому первой узнавала новости. Пришедший от сэра Орландо Трелони лакей сообщил ей, что с Иеремией все в порядке. Эта новость немного успокоила леди Сен-Клер. Вскоре служанка сообщила о благополучном возвращении Уильяма и Джима. Они повстречали на мосту ученика мастера Риджуэя – мальчик был хоть и напуган, но жив. Слуги решили доставить Кита в Хартфорд-Хаус. Что касается семейства Хаббарт, они устроились у друзей где-то в Саутуорке. Аморе собралась сообщить об этом пастору Блэкшо – он наверняка беспокоился о своих новых хозяевах и мальчике.
Услышав, что Карл вместе со своим братом Джеймсом собрались взглянуть на пожар, она решила отправиться с ними. Его величество прошествовал с группой придворных к парадной лодке. Чем ближе они подплывали к пожару, тем больше встречалось им на воде груженных скарбом лодок. На набережных южного берега Темзы высились горы спасенных от огня товаров, так что люди не знали, куда податься вместе с имуществом.
Парадная лодка короля причалила у «Трех кранов», после чего оба брата взобрались на башню церкви Святого Мартина, чтобы оттуда наблюдать за распространением огня. Несмотря на протесты Карла, с ними пошла и Аморе.
– Там наверху страшный ветер, дорогая! Обождите нас внизу в лодке вместе с остальными. Обещаю, что расскажу вам все в деталях.
Но леди Сен-Клер не дала уговорить себя, и король, обреченно вздохнув и подав ей руку, повел ее по узкой деревянной винтовой лестнице на платформу башни. Открывшаяся их взору панорама являла страшное зрелище. Вся восточная часть города до берега Темзы представляла собой сплошное море огня. Единственное, что уцелело, – Лондонский мост, но от домов на северной его стороне остались лишь почерневшие руины. Сильный восточный ветер гнал черный дым прямо на них. Едкий смрад раздирал горло. Карл, взяв Аморе под руку, повел ее вниз. Вернувшись в лодку, его величество повторил свое распоряжение о сносе домов, даже невзирая на протесты их владельцев.
– А что, если пожар так и не удастся остановить? – обеспокоенно спросила Аморе. – Если огонь доберется и да Уайтхолла?
– Нечто подобное просто немыслимо, дорогая, – успокоил ее король. – Туда ему ни за что не добраться.
С началом сумерек в Лондоне было светло как днем. Охваченное багровым заревом небо уподобилось печи. И в течение ночи огонь продвигался дальше, уничтожив и «Три крана», где еще днем швартовалась парадная лодка короля.