Глава 26
Иеремия, полный раздумий, брел по лабиринту коридоров Вестминстерского дворца. Незадолго до этого произошел безрадостный разговор с судьей Орландо Трелони, едва ли не завершившийся ссорой. Нежелание друга исполнять супружеские обязанности не давало иезуиту покоя, и он, набравшись решительности, напрямик заявил об этом сэру Орландо. В ответ прозвучала сначала возмущенная тирада о невоздержанности на язык домашней прислуги, готовой первому встречному разболтать то, что для чужих ушей не предназначено. Неоднократные попытки Иеремии перейти к сути дела, потерпели фиаско. В конце концов сэр Орландо, исчерпав запасы терпения, в достаточно учтивой, но весьма категоричной форме дал понять, что, дескать, вся эта тема к нему, доктору Фоконе, касания не имеет и в будущем он настоятельно просил бы его никогда не возвращаться к ее обсуждению.
Иезуит остался у разбитого корыта. Чуть позже его посетила идея увидеться с Аморе и испросить совета этой умной и проницательной женщины.
Леди Сен-Клер в соответствии с обязанностями фрейлины как раз собиралась на встречу с королевой. Аморе весьма обрадовал неожиданный визит святого отца, она предложила ему сесть и отправила служанку Арман в дворцовую кухню приготовить чай.
– Миледи, есть проблема, решить которую без вашего участия мне не по силам, – сразу перешел к делу Иеремия. – Вот поэтому я и вынужден был побеспокоить вас. Мне необходим ваш совет.
Не впервые иезуит прибегал к помощи Аморе, когда не знал, как разрешить ту или иную докучавшую ему проблему. И очень часто леди Сен-Клер, призвав на помощь чисто женское чутье, сдвигала дело с мертвой точки, в особенности если это касалось человеческих чувств и отношений.
– Как всегда, с охотой готова служить вам, – без промедления ответила красавица. – Речь, случаем, не идет о гибели той самой нищенки, о которой вы мне рассказывали?
Иеремия отрицательно покачал головой:
– Нет, здесь дело скорее сердечного толка.
Аморе была искренне удивлена.
– Ну-ну, святой отец, рассказывайте.
– Вероятно, вам доводилось слышать о женитьбе судьи Трелони.
И Иеремия изложил Аморе всю историю без утайки, не позабыв упомянуть и о собственной роли при заключении этого супружеского союза.
– Поведение судьи представляется мне по меньшей мере странным, – подытожила Аморе, выслушав рассказ пастора, и отхлебнула чаю, поданного Арман. Знакомством с этим в ту пору еще экзотическим в Англии напитком она была обязана именно Иеремии. Теперь же к нему пристрастилась и королева.
– Может быть масса причин для несоблюдения супружеских обязательств – к примеру, судья Трелони не желает детей.
– Я с полной уверенностью могу заверить вас, что сэр Орландо мечтает о ребенке, – возразил Иеремия.
Аморе задумалась.
– Ну, в конце концов причиной может стать и… так сказать… некий физический дефект, что ли… Словом, вы понимаете, о чем я. – Произойди этот разговор с кем-либо из придворных, она не стала бы утруждать себя подыскиванием деликатных выражений, а просто назвала бы вещи своими именами. Но в беседе со своим духовником… – Это как раз объясняет его раздражительность, когда вы затронули эту тему.
Иеремия слегка склонил голову набок.
– Миледи, поверьте, я обдумывал и такую возможность. Крайне маловероятно, что проблема ограничивается чисто физической природой. Сэр Орландо в течение пятнадцати лет состоял в браке, и за все эти годы вполне мог стать отцом, причем не раз и не два. Однако всем его детям суждено было умереть. А овдовел он всего полтора года назад. Срок, как вы понимаете, невелик. И если бы он за это время получил травму, обрекавшую его на бесплодие, поверьте, я был бы первым, кто узнал об этом.
– Вы на самом деле уверены, что жена нравится ему? – решила уточнить Аморе.
– Я убежден, что он любит ее всем сердцем… Во всяком случае, до сего времени у меня не было ни малейших сомнений на этот счет.
– По-видимому, причина, вынуждающая его всячески избегать общения с любимой женой как днем, так и ночью, должна быть весьма серьезной. Его наверняка что-то мучит. – Аморе задумчиво закусила губу. – Вы говорите, сэр Орландо уже был женат?
– Да.
– И он любил свою первую жену?
– Да. Думаю, что да. Как мне помнится, после ее смерти он долго места себе не находил.
– Отчего она умерла?
– Она умерла от родов…
Иеремия умолк на полуслове. Взгляды его и Аморе встретились. Обоих осенила одна и та же мысль.
– Ну конечно же… – вырвалось у Иеремии. – И как я раньше не догадался! – Поднявшись с кресла, он взял руку Аморе и прикоснулся к ней губами. – Что бы я делал, не будь вас, миледи!
От причала Уайтхолла Иеремия на лодке добрался до причала Блэкфрайер. Он решил не откладывать в долгий ящик разговор с сэром Орландо и не дожидаться, пока тот явится домой. Эту неделю судебные заседания проходили в зале Олд-Бейли. Только что закончился обеденный перерыв, и Иеремии удалось занять местечко на скамейке для публики еще до возвращения судей. Ретивый лорд – главный судья сэр Джон Килинг и на этот раз не упустил возможности побыть председательствующим. Кроме него, в составе председательствующих были лорд-мэр сэр Орландо Трелони и судья Верховного суда по гражданским делам.
Заседание грозило затянуться до вечера, и Иеремия запасся терпением. Чтобы как-то скрасить томительно текущие минуты ожидания, он сосредоточил внимание на разбираемых одним за другим делах. С ворами, бандитами разговор был короток – их без промедления отправляли в тюрьму. Затем перед судом предстала троица в кандалах на руках и ногах. Подсудимые были в простой темной одежде и держались с поразительным достоинством. Иеремия узнал среди одного из них того самого квакера, невольным свидетелем ареста которого стал. Именно его допрашивали первым. Сэр Джон Килинг спросил его:
– Мистер Джордж Грей, вам было дано время обдумать предупреждения, высказанные вам вчера на суде в надежде, что, вняв рассудку, вы все же проявите готовность принять присягу.
Повернувшись к судебному писарю, лорд – главный судья велел ему зачитать текст присяги.
Иеремия знал ее наизусть. Присягавший клятвенно признавал Карла II единственным вседержавным властителем королевства, лишал папу права назначать дворян. Кроме того, присягавший обязывался считать себя свободным от всех папских доктрин и энциклик, объявлявшихся еретическими.
– Так вы присягнете или нет? – допытывался у квакера сэр Джон Килинг.
– Ты не имеешь права требовать от меня присягать кому бы то ни было, друг мой, – спокойно, едва ли не дружелюбно ответил Джордж Грей.
Лорд – главный судья содрогнулся от подобной фамильярности: сама манера квакеров обращаться ко всем без исключения на ты или «друг мой», претила ему.
– Вот что, я запрещаю тебе называть меня на ты! – возмущенно бросил Джон Килинг. – Ты обязан с надлежащим уважением относиться к суду!
Квакер будто не слышал фразы председательствующего.
– Прости, если я задел тебя. Но в глазах Господа мы все люди, и посему все мы равны. И в духе Господа величать всех и каждого на ты, а не на вы.
– Ты наглец! Невоспитанный дикарь! – брызжа слюной, завопил Килинг. – Присягай, а не то тебя живо отправят в тюрьму.
– Сия клятва была составлена после «Порохового заговора» и направлена против папистов, но не против нас. Тем не менее приверженцы папы спокойно отправляют обряды, нам же не разрешают и всячески нас угнетают! Совесть не позволяет мне принимать эту присягу, ни эту, ни любую другую. Еще Христос призывал: «Не клянитесь!» И апостол Иаков говорил: «Прежде всего, братья мои, не клянитесь ни небом, ни землей, и никакой другой клятвою».
– Палач! Заткни этому бунтовщику рот! – распорядился лорд – главный судья.
Палач Джек Кетч послушно поднялся со своего места и грязной тряпкой завязал рот возмущенному квакеру. После этого Килинг вновь обратился к присяжным:
– Господа присяжные заседатели, этот человек по имени Джордж Грей обвиняется в отказе от принятия присяги. Вы сами слышали, что он сказал. Сомнений в его виновности нет. Так что мы ожидаем вашего приговора.
Присяжных не потребовалось долго убеждать. Джордж Грей и все его единоверцы были объявлены виновными. Конвойные вновь отвезли их в Ньюгейтскую тюрьму, где они должны были дожидаться решения судьи – то ли пожизненного заключения, то ли ссылки в североамериканские колонии.
Между тем наступил вечер. Сэр Джон Килинг перенес рассмотрение остальных дел на следующее утро. Иеремия, пробираясь сквозь толпу спешивших покинуть здание суда, устремился к сэру Орландо. Тот, заметив иезуита, направился к нему.
– Что привело вас сюда, доктор? Уж не интерес ли к этим не знающим ни совести, ни чести квакерам?
– Вообще-то нет, – ответил Иеремия. – Не так давно я по чистой случайности своими глазами видел, как арестовывали этого самого Джорджа Грея. Неужели есть необходимость подвергать их столь жесткому наказанию? Они ведь не заговорщики.
Трелони презрительно махнул рукой.
– Вы слишком наивны, веря в то, что квакеры проповедуют отказ от всякого насилия, как утверждает их предводитель Джордж Фокс. И среди них достаточно опасных типов, которые не остановятся ни перед чем, вплоть до бунта против трона. Вот тогда вы, католики, у них попляшете! Так что, святой отец, не советую вам обременять себя избыточным сочувствием и великодушием к ним. Но вы ведь явно пришли сюда не для обсуждения темы квакеров, как я понимаю.
– Нет, милорд, мне было хотелось поговорить с вами с глазу на глаз.
Сэр Орландо медлил с ответом, понимая, какую именно тему затронет иезуит. Однако он не мог отказать Иеремии и предложил пройти на первый этаж здания в небольшую комнатку.
– Итак, в чем дело, доктор? – с покорной улыбкой спросил Трелони.
– Я помню, как вы посоветовали мне не вмешиваться в вопросы, связанные с вашим браком, – начал Иеремия. – Но душа моя протестует, когда я вижу вас и вашу супругу несчастными.
Судья помрачнел.
– Вы действительно считаете мою жену несчастной? Бог ты мой, да она имеет все, что только можно пожелать; она совершенно свободный человек.
– Она желает лишь одного: видеть вас рядом, сэр! И она считает, что вы ее не любите!
Сэр Орландо помрачнел еще больше.
– Но вы ведь знаете, что это не так!
– Да, милорд, я знаю, что вы любите свою супругу – любите так, что готовы ради ее счастья и благополучия отказаться от вашего заветного желания.
Судья бессильно упал на стул.
– От вас на самом деле ничего не скроешь. Вы правы. Я боюсь, ужасно боюсь потерять Джейн. Если с ней случится то, что случилось с Бэт, я… я не знаю, что со мной будет. Я никогда себе этого не прощу!
– Послушайте, вовсе не всегда беременность непременно сводит женщину в могилу. Большинство благополучно преодолевают это испытание, давая жизнь здоровым и крепким детям, – попытался возразить Иеремия.
– Но признайтесь, святой отец, ведь есть исключения! Джейн еще так молода. Она и не жила-то по-настоящему. И я не могу подвергать ее жизнь опасности по своей прихоти иметь детей.
– Почему вы сразу не объяснили это своей супруге, а заставили ее думать бог ведает о чем?
– Ей этого не понять. Вы ведь ее знаете – она человек долга.
– Она имеет право знать правду, милорд. Вы что же, и впредь намереваетесь заставлять ее страдать от того, что чураетесь ее? Разве она заслужила подобное?
Сэр Орландо, вскочив со стула, принялся возбужденно расхаживать по комнате.
– Я все понимаю! И страдаю от этого. Но не могу я, не могу, боюсь оказаться даже близко от нее. Стоит мне взглянуть на нее, как меня охватывает непреодолимое желание обнять ее, поцеловать… И я боюсь, на самом деле боюсь, что утрачу над собой контроль и…
Он не договорил.
– Милорд, в смерти вашей первой супруги нет вашей вины!
– Нет, есть! Она умерла, потому что я требовал от нее детей… потому что в своем эгоизме постоянно подвергал ее жизнь опасности. И я никогда не смогу поступить так с Джейн. Слишком я ее люблю! И не хочу потерять!
Иеремия вздохнул. Он очень хорошо понимал опасения своего друга.
– Сэр, я не утверждаю, что вы не правы. Но и ваша жена имеет право знать, почему с ней так обращаются. Предоставьте ей самой решить, подвергать себя опасности ради потомства или нет.
– Говорю вам, Джейн молода. Она и понятия не имеет, насколько это серьезно.
– Милорд, прошу вас внять рассудку. Она, может быть, и молода, но далеко не глупа. Вы должны поговорить с ней.
– Не стану я с ней говорить.
– В таком случае придется мне, – решительно заявил Иеремия.
Сэр Орландо недоверчиво посмотрел на иезуита.
– Вы этого не сделаете!
Иеремия повернулся.
– Ваша жена имеет право знать всю правду, – бросил он, уходя.
И, не дожидаясь возражений Трелони, вышел из комнаты. Раздосадованный судья погрузился в долгое молчание.
