Глава 3
Вымыв руки в стоявшей на сундуке оловянной миске, Ален открыл окно и выплеснул воду наружу. Внизу кто-то чертыхнулся. Ален, высунувшись в окошко, вежливо попросил прощения.
– Вам следовало предупредить его, – смеясь, посоветовал ему Иеремия. – Вечно вы витаете в облаках.
Ален натянул длинную полотняную ночную рубашку и проскользнул в кровать, которую в эту ночь вынужден был разделить со своим другом.
– Я думал о бедняжке, – сказал он, задувая свечу и закрывая полог балдахина. Огонь в камине угасал, и стало заметно холоднее. – Какие ужасы ей выпало пережить. Своими глазами видеть, как убивают мать! Ужас!
– Мне кажется, она догадывается, кто преступник, – задумчиво проговорил Иеремия. – Хочется надеяться, что она найдет в себе силы признаться нам в этом. Нельзя ведь исключать, что ей по-прежнему грозит опасность.
– Тогда, вероятно, нам следовало бы опросить и ее родственников, – предложил Ален.
– Нам?
– Почему бы и нет? Но завтра я ее одну домой не отпущу. А когда приведу, вытрясу из них все, что требуется.
– Как знаете, – согласился Иеремия, позевывая. – Так что завтра, если вы не против, мы вместе отправимся к Лэкстонам.
Ален с удовольствием свернулся калачиком под теплым одеялом и закрыл глаза. Кровать с балдахином по длине как раз подходила для Иеремии, который был на пару дюймов ниже своего друга, и все же стоило Алену вытянуть ноги, как ступни оказывались над краями матраса. Так что пришлось спать, подогнув ноги. Неудобно, но что поделаешь – лучше уж так, чем морозить их.
Рано утром их разбудил громкий крик.
– Что произошло… что? – пролепетал Ален, протирая глаза.
– Крик доносился из вашей комнаты, – сказал Иеремия. – Малышку, наверное, мучат кошмары.
Ален откинул одеяло и стал натягивать бриджи.
– Я должен пойти посмотреть, в чем дело.
Еще не надев толком штаны, он скользнул в шлепанцы и по лестнице спустился на второй этаж. Едва Ален открыл дверь в спальню, сердце его замерло. Энн в одной ночной рубашке стояла у распахнутого окна и уже заносила ногу на подоконник.
– Нет-нет, остановитесь! – завопил Ален и подбежал к ней. Схватив девушку за талию, он попытался оттащить ее от окна. Это оказалось не так-то легко, поскольку Энн отчаянно рвалась к окну. Тогда, схватив девушку за плечи, грубо оттащил ее в другой конец спальни. Энн яростно отбивалась от него.
– Оставьте меня! Оставьте меня! – как безумная визжала она.
Размахнувшись, Энн ударила его, а потом принялась царапаться. Ален почувствовал, как щеку обожгла боль – ногти девушки впились в кожу. Только когда ему удалось прижать ее руки к телу, Энн обессилела и прекратила сопротивление.
Между тем в дверях спальни возникли Иеремия, Ник и Молли. Они ошарашенно наблюдали эту странную сцену. Иеремия первым пришел в себя.
– Молли, займись девушкой, – строгим голосом произнес он.
Когда Ален выпустил Энн, та разрыдалась и рухнула на кровать. Служанка ласково погладила ее по спине, пытаясь утешить. Вскоре Энн успокоилась.
Иеремия захлопнул окно.
– Очевидно, мужские руки ее пугают, – сказал он Алену. – Так что давайте уж не будем ее трогать. Пусть Молли останется с ней до утра. Ник, пойди к Мэлори, и если он не спит, скажи ему, что все в порядке. Пусть дальше видит сны.
Иеремия посоветовал Алену сходить вниз и обработать царапины на щеке.
– Оказывается, наша «бедняжка» царапается не хуже дикой кошки, – комментировал иезуит, смазывая царапины мазью. – Молите Бога, чтобы шрамов не осталось.
– Она хотела покончить с собой. Выброситься из окна! – бормотал Ален.
– В предрассветные часы человек наиболее беззащитен перед происками дьявола. Однажды, поверьте, она снова придет в себя.
– Понимаю, ей пришлось пережить такое… Но неужели это основание для того, чтобы наложить на себя руки? Насколько мне помнится, у нее есть еще и брат, и отец.
– Возможно, что-то грызет ее, чего мы пока не знаем, – предположил Иеремия.
– Я готов ей помочь.
– В таком случае желаю удачи. Но она, сдается мне, не из тех, кто раскрывает душу первому встречному. А теперь давайте-ка ляжем и попытаемся еще хоть немного поспать.
Иеремия поднялся затемно и в ночной рубашке застыл на коленях перед висевшим на стене распятием. Он любил молитву и эти утренние часы, пока дом еще спал. Ногам было холодно, но он не обращал внимания. Лишь поднявшись с колен, ощутил боль в затекших мышцах, протестующих против резких движений.
Не разбудив Алена, Иеремия набросил теплый шлафрок и сунул застывшие ноги в овчинные шлепанцы. Так как экономки они не держали, а Молли оставалась с Энн Лэкстон, иезуит взял на себя утренние хлопоты. Перед тем как пойти на кухню, он тихо приоткрыл дверь спальни Алена и заглянул внутрь. Девушка еще спала. Служанка прилегла к ней, чтобы та не замерзла. Услышав скрип двери, она повернула голову.
– Не трудись, Молли, – успокоил он служанку, видя, что та собирается встать. – Я сам растоплю плиту.
Закрыв дверь, Иеремия спустился на первый этаж. Растопив очаг, он наполнил оловянную кружку водой, которую подкачал насосом из подземной емкости, и поставил на решетку над угольями. Вскипятив воду, вернулся наверх, умылся над оловянным умывальником, солью почистил зубы, после чего, прислонив зеркальце к стоявшему на столе подсвечнику, приступил к бритью. Приведя себя в порядок и одевшись, он сходил в спальню и убедился, что Ален до сих пор спит сном праведника. Иеремия довольно бесцеремонно растолкал его, но лекарь, пробормотав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок.
– Ален, давайте-ка просыпайтесь! – нетерпеливо велел пастор. – Я принес вам горячей воды. Поднимайтесь, пока она не остыла.
– А что, разве уже пора? – сонно промычал Ален. – Мы ведь только легли.
– Каждое утро одно и то же! – добродушно корил его Иеремия. – Давайте, давайте. Надо еще девушку отвести домой.
Ален вцепился пальцами в подушку, словно желая срастись с ней. Ему всегда приходилось заставлять себя вставать по утрам. Временами это выливалось в настоящую борьбу с самим собой. Но на сей раз на выручку ему пришел Иеремия. Зачерпнув пригоршню воды для умывания, он плеснул ею Алену в физиономию. Вскрикнув, тот тут же вскочил и уселся в постели.
– Да вы самый настоящий рабовладелец! – бранился он, стаскивая с себя ночную рубашку.
– Вы поторопились бы, – улыбнулся в ответ Иеремия. – Пойду приготовлю завтрак.
Завтрак состоял из буженины, хлеба, масла и кувшина подогретого пива. Вскоре появились Ален, ученик Иеремии Николас и еще один ученик, помладше, по имени Кристофер. Все уселись за дубовым столом в кухне.
– Молли с девушкой еще не готовы? – поинтересовался Ален.
– Нет, я отнес им горячей воды для мытья, но сейчас они вот-вот закончат, – ответил Иеремия, нарезая хлеб и раскладывая ломтики на решетке над огнем. – Так что вам придется сходить за ними.
Ален быстро поднялся к спальне и осторожно постучал в дверь. Обе женщины уже оделись, Молли помогала Энн убрать волосы под чепец.
Заметив багровые царапины на щеке Алена, девушка зарделась от смущения и виновато потупила взор.
– Мне очень жаль, мистер Риджуэй, – тихонько шепнула Энн, когда они спускались по лестнице. – Прямо и не знаю, что это на меня нашло ночью.
– Не казните себя. Вам столько всего выпало пережить, – великодушно ответил Ален. – Хотя, должен признаться, бритье сегодня утром оказалось занятием не из приятных.
Иеремия подал всем поджаренный хлеб, и сидевшие за столом воздали должное буженине и маслу. Перед тем как сесть завтракать, иезуит сбегал проведать Мэлори, но тот еще спал. Молли было велено накормить больного, когда он проснется.
– Если позволите, мы вас проводим домой, – после завтрака обратился Иеремия к девушке. – Наверняка констебль уже распорядился доставить тело вашей матушки в дом вашего отца. Да и вам следовало бы вернуться, а не то домашние будут беспокоиться.
В какое-то мгновение в глазах Энн промелькнуло странное выражение, очень походившее на иронию. Но девушка тут же опустила голову, и Иеремия готов был подумать, что ему просто показалось.
Когда они вышли на улицу, под яркую синеву лондонского неба, светило солнце, хотя было очень холодно. Свежевыпавший снег лежал толстым слоем и затруднял ходьбу. Иеремия, Ален и Энн шли по Патерностер-роу. Несмотря на довольно ранний час, на улице было полно извозчиков, а в дверях мастерских стояли ученики, нахваливавшие товары и завлекавшие люд. Трудно было поверить, что еще несколько месяцев назад город лежал вымершим. Про чуму не забыли, но желание жить, стремление к счастью и довольству пересиливало прошлые страхи.
Когда сворачивали на Сент-Мартин-ле-Гран, ведущую к воротам Олдерстгейт, Иеремия нарушил молчание:
– Мисс Лэкстон, я хочу помочь вам отыскать убийцу вашей матери. Для этого я должен задать вам кое-какие вопросы. Прошу вас, скажите, почему вы вышли из дома вчера вечером?
Энн неуверенно посмотрела на него.
– К нам подошел мальчишка-факельщик и сказал, что кому-то срочно понадобилась повитуха. Поэтому мы сразу же и пошли.
– Вы можете описать факельщика?
– Мальчишка как мальчишка, светловолосый, лет двенадцати.
– Он говорил, чтобы и вы тоже шли с матерью?
– Точно не помню. С ним отец разговаривал. Но я ведь всегда ходила с мамой.
– Я расспрошу об этом вашего отца.
– Только… я хотела бы вас просить вот о чем. Вы уж ему ничего не говорите о том, что произошло ночью! – с мольбой в голосе проговорила Энн.
– Хорошо, не буду, но при одном условии, – строго ответил Иеремия. – Вы тоже должны мне кое-что пообещать!
– Обещаю вам, что не буду больше делать глупостей, – твердо заявила Энн.
Еще издали они заметили у дверей дома мастера Лэкстона на Дак-лейн небольшую толпу. Все соседские собрались поглазеть на тело всем известной убитой повитухи, которое по распоряжению констебля доставили сюда на лошадях. Ален и Иеремия вынуждены были проталкиваться через толпу. Тело Маргарет лежало на операционном столе хирурга и костоправа Лэкстона. Рядом стоял констебль и с ним еще двое мужчин, один постарше, другой моложе, и оживленно что-то обсуждали. Заметив пришедших, они разом умолкли. На лице старшего появилось выражение облегчения, которое, впрочем, тут же сменилось гневом.
– Энн, где тебя всю ночь черти носили?! – рявкнул он.
Ален, выступив вперед, успокаивающе произнес:
– Мастер Лэкстон, вашу дочь ко мне привел судья Трелони, случайно оказавшийся свидетелем убийства вашей жены. Из-за пурги я решил предложить ей переночевать у меня.
Пожилой костоправ смотрел то на дочь, то на коллегу по цеху.
– Так ты ночевала в доме этого бессовестного бабника… этого ветрогона несчастного! – прошипел Лэкстон. – Отправляйся наверх! Сию же минуту! – Девушка повиновалась. – А что до вас, сэр, как вы могли позволить себе такое? Оставить мою дочь на ночь у себя в доме? При вашей-то репутации! Да вы небось обесчестили девчонку!
– Клянусь вам, ничего подобного у меня и в мыслях не было, – оправдывался Ален. Он никак не рассчитывал на такую благодарность за все хлопоты. – Ваша дочь спала в одном комнате с моей служанкой. И никто не покушался на ее непорочность.
– Как я могу вам верить? – не унимался разъяренный отец Энн. – Вам, который ни одной юбки не пропустит?
«Знал бы ты, – сокрушенно подумал Ален, – что я, наверное, с год не прикасался к женщине».
Иеремия, которого утомила эта глупая перебранка, решил вмешаться:
– Попрошу вас, джентльмены! Мне кажется, сейчас есть вещи и поважнее для обсуждения. Ваша жена убита. И лишь вмешательство судьи Трелони спасло от гибели вашу дочь. Скажите мне, мастер Лэкстон, вы знали мальчишку-факельщика, который приходил вчера за вашей женой?
Иеремия перехватил недовольный взгляд констебля. Страж порядка чувствовал себя оттесненным. Но поскольку Иеремия действовал явно с ведома и по поручению судьи Трелони, промолчал.
– Нет, я этого парня никогда раньше не встречал, – ответил костоправ. – Он не из нашего прихода.
– И еще одно, сэр. Можете в точности вспомнить, что сказал мальчишка?
– Что-то я не пойму вас.
– Ну, он пришел только за повитухой или же настаивал на том, чтобы и ваша дочь пошла с ней?
– Не возьму никак в толк, куда это вы гнете, сэр. Насколько мне помнится, он сказал, что его послали за моей женой и ее ученицей. Мол, обе должны прийти. А чего вы вздумали меня об этом расспрашивать?
– Это очень важно, мастер Лэкстон. Видимо, кто-то намеревался убить не только вашу жену, но и дочь. Прошу вас понять, что Энн до сих пор в опасности.
Лэкстон растерянно посмотрел сначала на констебля, потом на своего сына Мартина, стоявшего тут же.
– Кто вообще этот тип? И чего он здесь важничает?
– Доктор Фоконе – лекарь и мой давний друг, – поспешил заверить его Ален.
Констебль нехотя кивнул.
– Его сиятельство попросил расследовать этот случай. Наверняка там, в верхах, его считают заговором.
Иеремия пропустил мимо ушей язвительный намек. Несмотря на поддержку сэра Орландо, ему этот узколобый страж порядка был не по зубам.
– Вы очень помогли мне, – обратился он к отцу Энн, после чего потащил Алена за рукав прочь из дома Лэкстонов. Они уже успели миновать толпу, как сзади раздался крик:
– Риджуэй! Эй, обождите!
Это был Мартин, сын костоправа Лэкстона и брат Энн. Ален и Иеремия остановились в надежде, что тот хочет им что-то сообщить. Но, подойдя к ним, Мартин вдруг схватил Алена за воротник:
– Если я только узнаю, что вы приставали к ней, все косточки вам переломаю, по одной, клянусь!
Прежде чем Иеремия опомнился, Мартин, оттолкнув сбитого с толку Алена, плюнул ему под ноги и исчез в толпе.
– Понемногу начинаю понимать, отчего бедная девушка в таком отчаянии, – озадаченно заключил Иеремия. – Семейка, нечего сказать.
Ален так и продолжал стоять, не в силах опомниться, и Иеремия ободряюще похлопал его по плечу.
– Ладно, ладно, пойдемте. Забудьте об этом грубияне. Пора домой.
Вдали зазвучали колокола собора Святого Варфоломея, звонившие за упокой души несчастной Маргарет Лэкстон.
