Глава 12

С ужином расправились быстро, залив его парой кружек жидкого пива. Когда ночной сторож криком возвестил о начале десятого часа, мастер Риджуэй отправил подмастерье и ученика спать. Помыв посуду в деревянном чане, их примеру последовала и служанка. За столом остались лишь Ален и Иеремия.

Шел Великий пост. И поскольку в доме лекаря и хирурга экономки не было, Иеремия самолично направился на Биллингсгейтский рыбный рынок, купил там только что выловленного в Темзе лосося, а Ален приготовил из него вкуснейшее блюдо. Лекарь обладал несомненным кулинарным талантом, и оба прекрасно обходились и без поварихи.

Сидя за столом при свечах, Иеремия внезапно понял, что в последние дни им обоим редко выдавалась возможность просто, по-дружески побеседовать. Слишком уж много времени и сил отнимало расследование загадочного убийства повитухи. Иеремия невольно устыдился, что так мало времени уделял Алену, хотя ясно чувствовал: что-то его гнетет. И нынче вечером он твердо решил выяснить суть проблемы.

– Ален, давно мы так с вами не сидели и не беседовали, – заговорил иезуит, отпив изрядный глоток пива.

Лекарь, вздрогнув, оторвался от занимавших его мыслей.

– Да, вы правы, – ответил он, так и не понимая, к чему клонит его друг.

– Вы уж простите меня, что я позабыл в отношении вас о своем долге пастыря, но и вы вот уже добрых несколько недель не принимали святого причастия и не исповедовались.

Ален безмолвно смотрел на него, не зная, что и сказать.

– Поймите, все ваши грехи будут отпущены при условии, что вы в них искренне раскаялись, – решил подбодрить своего подопечного духовник.

– Я это понимаю, – пробормотал Ален. – Но мне сейчас не хотелось бы об этом говорить.

– Боитесь перепугать меня исповедью? – вкрадчиво спросил пастор. – Поверьте, я хорошо знаю вас, как знаю и грехи, на которые вы чаще всего способны.

Ответом было лишь молчание.

– У вас снова очередная возлюбленная? – продолжал допытываться Иеремия.

Его друг покачал головой.

– Нет у меня никакой возлюбленной… – Он украдкой бросил на иезуита взгляд серо-голубых глаз. – Однако ведь можно грешить и в одиночестве.

Тут на Иеремию словно просветление нашло.

– Понимаю, мой друг, понимаю, – с улыбкой ответил он.

Ален ожидал гневной проповеди на тему изначальной греховности идти на поводу у плотских страстей, тем более предаваться рукоблудию, но, к его вящему удивлению, ничего подобного не последовало.

– Что же вы молчите? – не выдержал он. – Мне казалось, вы сейчас приметесь расписывать мне печальную участь Онана, которого Господь столь сурово покарал именно за этот грех.

– Не спорю, это и есть грех, – признал Иеремия. – Но как врач, я никак не могу предать вас анафеме за него. Нельзя отрицать важность равновесия телесных соков. Это в равной мере относится и к крови, и к желчи, и к семени, и важно не допускать их переизбытка в организме. А ваше здоровье не может не беспокоить меня, Ален, и вы это знаете.

– В вас пастор борется с врачом, – с улыбкой ответил лекарь.

– Это верно. Так что, если надумаете исповедоваться, скажите мне.

– Скажу, – пообещал Ален.

Но он прекрасно понимал, что не сможет, по крайней мере сейчас, откровенно признаться Иеремии во всем, что так угнетало ею в эти дни. Ибо на исповеди он обязан не умалчивать ни об одном из своих прегрешений, даже самом непростительном, о том, что у него произошло с Энн Лэкстон. А откровенно признаться пастору в этом означало навеки потерять его приязнь и расположение.

Как водилось, обитатели дома на Дак-лейн пробудились с первыми петухами. Лекарь и хирург Джон Лэкстон всегда поднимался первым и тут же вытряхивал из постелей своего сына и ученика.

– А где это Энн? – буркнул Джон, бросив настороженный взгляд на кухню, где уже собралась вся челядь.

– Еще не спускалась, – ответил Мартин, брат Энн.

– Она встала и даже воды для умывания отнесла в комнату, – доложила свояченица. – Сходить за ней?

– Нет уж, я сам, – раздраженно рявкнул отец семейства. – Девчонка совсем разленилась. Надо ей вправить мозги.

И лекарь Лэкстон в самом мрачном расположении духа стал подниматься по узкой лестнице наверх, где располагалась клетушка его дочери. Без стука он распахнул дверь и от неожиданности замер на пороге – Энн рвало в стоявший тут же у постели деревянный ушат. Сначала Джон Лэкстон подумал, что его дочь занемогла, но тут его осенило: никакая это не болезнь. Он-то хорошо знал, что вызывает такую рвоту по утрам.

Жаркой волной в отце семейства поднималась ненависть. Одним шагом одолев каморку, он схватил дочь за плечи и основательно тряхнул.

– Ты понесла! – взревел он. – Забрюхатела!

Энн и не подумала отрицать это, лишь смотрела на отца полным отчаяния взглядом.

Джон Лэкстон, понимая, что молчание дочери лишь подтверждает его ужасную догадку, готов был лопнуть от охватившего его гнева.

– От кого этот ублюдок?! Отвечай, чей он?! Говори, с кем ты валялась в грязи, потаскуха?

Не дожидаясь ответа, он с размаху ударил дочь по лицу, и та упала на деревянные половицы.

– Я… я не хотела… Это все он… Он меня силой взял, – обезумев от страха, бормотала Энн. – Клянусь, я не по своей воле.

– Кто это был? – ревел Лэкстон.

– Мастер Риджуэй! – выкрикнула Энн и, разрыдавшись, закрыла лицо руками.

– Что тут стряслось? – запыхавшись, спросил прибежавший на рев родителя Мартин.

– Этот сукин сын изнасиловал твою сестру, – прошипел в ответ Джон Лэкстон.

– Кто?

– Риджуэй.

– Ах, проклятый ублюдок! Но ничего – он за это у меня поплатится! – выкрикнул Мартин и вне себя от ярости выбежал из комнаты Энн.

Ален, обработав ожог на руке ученика кузнеца, успокоил все еще бледного как смерть от боли парнишку, и тот даже улыбнулся ему на прощание. Врач по природе своей, Ален безмерно любил эти мгновения, когда ему удавалось облегчить страдания пациента. Именно они и помогали ему переживать тяжкие минуты в жизни, когда ему приходилось лишь разводить руками, сталкиваясь со случаями ужасных травм или неизлечимых болезней, и когда он давал себе зарок постоянно приумножать знания в медицине, чтобы в будущем одолеть и эти, ныне необоримые, недуги.

Взяв тигель с мазью от ожогов, которой только что смазал пострадавшую руку молодого человека, он прикрыл его крышечкой и поставил на место на полке.

Внезапно дверь лечебницы распахнулась, и внутрь ввалилась троица молодых людей. Ален вздрогнул от неожиданности и страха – ничего доброго подобный визит не сулил, – а узнав искаженную злобой физиономию Мартина Лэкстона, похолодел от ужаса.

– Ты надругался над моей сестрой, ублюдок! – завопил Лэкстон.

Ален инстинктивно отпрянул, но приятель Мартина, подскочив к нему, без слов наградил лекаря ударом настолько неожиданным и сильным, что Ален не устоял. Второй удар был нанесен ногой в живот, лишив Алена дыхания. Повинуясь рефлексу, он, поджав под себя ноги, стал кататься по полу, пытаясь руками защитить живот и лицо.

Стоявший у заднего ряда полок Николас попытался прийти на помощь учителю, но один из нападавших одним ударом вывел его из схватки. Кита, ученика Алена, парализовал страх, он оказался не в силах даже позвать на помощь.

– Ну-ка, ребята, давайте его на стол! – мрачно велел Мартин. – На стол его!

Спутники брата Энн, живо подхватив Алёна, с размаху бросили его на деревянный стол. Чуть опомнившись, Ален попытался отбиваться.

– Что вам от меня нужно! Оставьте меня! Слышите?

– Заткнись, недоносок! – проревел Мартин. – Ты силой взял мою сестру! И ответишь за это!

Ален всеми силами старался высвободиться, но три пары рук намертво прижали его к столешнице. Снова удар в лицо, от которого искры из глаз полетели. Ален крепко ударился затылком о толстые доски. В конце концов тело лекаря обмякло, и он отстраненно стал понимать, что его сейчас ожидает.

– Эй, что вы задумали? Отпустите меня, отпустите! Поймите, я ни в чем не виноват!

– Смотри-ка, он ни в чем не виноват, – издевательски повторил Мартин. – Весь трясется от страха – глядишь, и в штаны наделает. Храбрец только с бабами сражаться. А сестра моя тебя разве не умоляла не трогать ее, а?

– Я ее не насиловал! – в отчаянии выкрикнул Ален.

Еще удар в челюсть. Ален почувствовал во рту соленый привкус крови. Боковым зрением он заметил, как Мартин перебирает лежавшие на одном из шкафчиков хирургические инструменты. И вот молодой Лэкстон наконец нашел то, что искал, – скальпель. Со злорадной улыбкой брат Энн повертел блестящим лезвием у Алена перед носом.

– Все, крышка тебе! Нечем будет орудовать, засранец несчастный! Помнишь, что произошло с тем самым монахом по имени Абеляр?

Ален помнил, и очень хорошо. В приступе дикого отчаяния он попытался вырваться, но двое здоровяков крепко-накрепко припечатали его руки и ноги к столу.

– Нет! Нет! – во все горло завопил он. – Пустите меня! Я ничего не делал!

Мартин, плотоядно улыбаясь, нарочито медленно склонился над ним, поигрывая угрожающе блестевшим стальным скальпелем, а Ален тем временем из последних сил пытался вырваться. В следующую секунду лезвие с отвратительным треском вспороло грубую ткань штанов до самого паха. Он почувствовал, как член его грубо сжала чья-то лапища, и завопил от резкой боли.

– Прошу вас… – задыхаясь, умолял он. – Как вы можете?

Боль была настолько сильной, что Алей едва мог понять, пытаются раздавить его орган или же отхватить ножом. В полуобморочном состоянии от ужаса, Ален внезапно расслышал будто издалека чей-то властный голос:

– Уильям!

Вся компания замерла, хватка лапищи ослабла, а вместе с ней и боль.

– Если вы сию же минуту не уберетесь отсюда, перестреляю как бешеных собак! – выкрикнул резкий, незнакомый Мартину голос.

Последовавшие два пистолетных выстрела убедили визитеров, что шутить с ними не собираются. Мартин Лэкстон и двое его дружков торопливо покинули лечебницу.

Ален по-прежнему лежал на операционном столе, не в силах пошевелить и пальцем. Все тело превратилось в сплошной комок боли. Он не мог даже повернуть голову, чтобы взглянуть на своего избавителя. Кто-то нежно дотронулся до его руки, но Ален в испуге вздрогнул, ожидая нового подвоха.

– Мистер Риджуэй, успокойтесь. Негодяи сбежали, – произнес женский голос.

Ален с трудом повернул голову. Это была леди Сен-Клер. И сразу же страх улегся, отступил. С трудом приподнявшись, он соскользнул с края стола и еле-еле доплелся до деревянной скамейки, стоявшей у стены. Усевшись на нее, подогнул под себя колени, обхватил их руками и уткнулся лицом, все еще не решаясь оглядеть себя как следует и убедиться, что с ним все в порядке.

Аморе так и продолжала с озабоченным видом стоять у стола. Она вместе со своим слугой Уильямом явилась в самый подходящий момент. Ей очень хотелось выяснить причину внезапного нашествия столь агрессивно настроенных визитеров, но душивший ее гнев не позволял произнести ни слова.

Уильям вместе с Китом поставили на ноги слугу Риджуэя, все еще не оправившегося от удара. Слуга леди Сен-Клер занял позицию у входной двери с двумя заряженными пистолетами в руках на случай, если громилы вновь надумают нагрянуть.

Трясясь всем телом, Ален наконец сумел пересилить страх и взглянуть на исполосованные скальпелем штаны. Нет, его не оскопили, не успели – лезвие лишь оцарапало кожу на животе в нескольких местах. От облегчения он готов был разреветься.

Подойдя к нему, Аморе ласково провела ладонью по волосам. Ален закрыл глаза и прижался лбом к ее жесткому корсету, чувствуя, как спадает напряжение. Он всхлипнул от огромного, космического облегчения от близости этой женщины. Так, наверное, чувствует себя грешник, осененный благодатью Матери Божьей. Ему хотелось вжаться в нее, став маленьким-маленьким, затеряться в ней, лишь бы не проходило это благостное спокойствие.

Аморе продолжала прижимать его к себе, ласково, будто ребенка, успокаивая, до тех пор пока сковавшие тело Алена судороги не миновали. В тот момент, когда она отстранилась, двери лечебницы распахнулись. Ален испуганно вздрогнул, а Уильям взял оружие на изготовку. Но это оказался Иеремия, возвратившийся от своих подопечных. Остановившись на пороге, он обвел недоуменным взглядом вооруженного слугу леди Сен-Клер, стонавшего подмастерье и пару в глубине помещения лечебницы.

– Что здесь произошло? – встревоженно спросил иезуит.

Аморе повернулась к нему, и теперь Иеремия различил кровоподтеки на лице друга. Священник бросился к нему.

– Пресвятая Матерь Божья! Кто это вас так отделал, Ален? – Осторожно взяв лекаря за подбородок, он повернул его голову. – Глаз внушает опасения. Надо немедленно заняться им! Немедленно!

Иеремия опустил взор на превращенные в лохмотья штаны Алена, которые тот тщетно пытался кое-как удержать. У пастора достало такта воздержаться от вопросов и комментариев. Сейчас требовалось в первую очередь оказать медицинскую помощь. Отыскав в тигле нужную мазь, он осторожно стал наносить ее на веко пострадавшего глаза Алена. Тот покорно молчал, лишь изредка морщась от боли. Когда же иезуит повторно поинтересовался причиной произошедшего, за Риджуэя ответила леди Сен-Клер:

– Когда я пришла, три каких-то типа повалили мастера Риджуэя на операционный стол. У одного из них в руке я заметила нож. Но мой лакей прогнал их, пригрозив оружием.

– Кто были эти трое? – повернулся Иеремия к Алену.

Судорожно сглотнув, хирург нехотя ответил:

– Заводилой был Мартин Лэкстон.

– Лэкстон? С какой стати ему набрасываться на вас с ножом?

– Он обвинил меня в том, что я, мол, изнасиловал и обесчестил его сестру. Но ничего подобного не было! Клянусь вам, Иеремия, не было!

– Я бы в подобное никогда не поверил, друг мой, – заверил его пастор. – Но все-таки, что послужило поводом для обвинения?

– Этого я не знаю.

– Может быть лишь одно объяснение, – констатировал Иеремия. – Энн Лэкстон отчего-то понадобилось оклеветать вас. Одному Богу известно, отчего она так поступила. Но, боюсь, дело этим не исчерпается. Следует рассчитывать, что и ее отец предъявит вам счет. И я отнюдь не удивлюсь, если он с минуты на минуту явится сюда в сопровождении констебля и вас потащат в мэрию. Так что нам сейчас необходимо как можно скорее обзавестись солидным законником. И лучше всего обратиться к судье Трелони.

– Нет! – выкрикнул Ален. – Только не к его сиятельству.

– Поймите, никто не справится с данной ситуацией лучше сэра Орландо.

Лекарь понурил голову.

– Не знаю, как я посмотрю ему в глаза.

– Да поймите же, Ален, он, как и я, не заподозрит вас ни в чем подобном, – стараясь говорить как можно убедительнее, произнес Иеремия. – И прошу вас, отнеситесь ко всему как можно серьезнее – насильников ждет виселица.

Ужас исказил лицо Алена.

– Боже, я об этом и не подумал. Да-да, вы правы.

– Идемте, нам нельзя терять времени. Необходимо опередить мастера Лэкстона. Я отнюдь не жажду лицезреть вас за решеткой.

Пока Ален поднимался в свою комнату за новыми сапогами, Иеремия извинился перед леди Сен-Клер, присутствия которой он, занимаясь Аленом, просто-напросто не замечал. Но она не спешила и готова была дождаться возвращения обоих.

На пути к дому судьи на Чэнсери-лейн мысли вихрем неслись в голове Алена. Как это могло произойти? Что побудило Энн обвинить его в изнасиловании? Ведь она сама пришла к нему. Или он каким-то образом ошибается? Ален вообще с трудом мог восстановить в памяти события второй половины того дня. Но в том, что девушка сама предложила подняться к нему в комнату, он ни на йоту не сомневался, а вот все произошедшее после было скрыто пеленой стыда и неуверенности. Ему казалось, что уже непосредственно во время акта Энн повела себя как-то странно, словно Ален был ей отвратителен. И внутренний голос укорял Риджуэя в том, что ему следовало заметить это тогда и остановиться, пока не поздно. Но он не остановился. Страсть оказалась сильнее, она переборола все сдерживающие факторы. А теперь? Разве он так уж и невиновен? Стыд не дал сформироваться этой мысли. Нет, такого не могло быть! Уже сама мысль о том, чтобы насильственным путем добиваться чего бы то ни было, не важно чего, была неприемлема для Алена. Это было нечто совершенно чужеродное его натуре. И он пытался убедить себя, что и Энн Лэкстон ничуть не меньше его хотела этого, но подавить сомнение не мог.

На Чэнсери-лейн Иеремии и Алену сообщили, что судья Трелони отправился в Сарджентс-Инн, и им ничего не оставалось, как идти на Флит-стрит, Когда они объяснили сэру Орландо цель прихода, тот, незамедлительно отложив все дела, выслушал их в своем кабинете.

– Боже милостивый, кто это вас так изукрасил? – озабоченно воскликнул сэр Орландо, увидев покрытое кровоподтеками лицо Алена.

Иеремия в двух словах передал судье суть инцидента.

– Милорд, вы можете посоветовать мастеру Риджуэю, как дальше действовать? Ведь речь идет о заведомо ложном обвинении.

Сэр Орландо, внимательно выслушав их, некоторое время молчал, раздумывая.

– М-да… Все на самом деле весьма печально. Давайте рассмотрим юридическую сторону обстоятельств. Строго говоря, изнасилование – преступление, за которое полагается смертная казнь. – Услышав эту фразу из уст судьи, Ален невольно застонал. – И время от времени насильников действительно вешают, хотя, признаться, это происходит не столь часто. Необходимы свидетели, а преступник должен быть схвачен, как говорится, с поличным. В вашем случае ни о чем подобном речи быть не может. И даже если вы предстанете перед судом на основании одних лишь показаний девушки, вас не смогут обвинить в столь тяжком преступлении.

Ален вздохнул с облегчением.

– Но есть и другой способ привлечь вас к ответственности, – продолжал судья. – Судам довольно редко приходится рассматривать дела об изнасиловании – ну от силы, может быть, раз в год, – поскольку жертве бывает нелегко доказать состав преступления при отсутствии свидетелей. И большинство их довольствуется тем, что пытается обвинить злоумышленника в попытке изнасилования. А тут никаких доказательств не требуется – правда, и наказания за сие деяние не такое уж и строгое. К тому же суд, как правило, принимает сторону жертвы; он готов поверить скорее ей и признать подсудимого виновным. Нередко эти дела рассматриваются и мировыми судьями, а не более высокими инстанциями, по причине куда меньших расходов для истца. Так что вполне можно предположить, что семья девушки пойдет именно этим путем.

– А если меня и на самом деле признают виновным, о каком наказании может идти речь? – глухим голосом спросил Ален.

– Все будет зависеть от судьи. От нескольких месяцев тюрьмы до выставления к позорному столбу.

– К позорному столбу? – в ужасе воскликнул Иеремия. – Да ведь это равносильно смертной казни!

– Вероятно, вы правы, святой отец, – вынужден был признать Трелони. – Толпа черни удержу не знает – случается, преступника забрасывают гнилыми овощами, но иногда в ход идут и камни, которыми его забивают до полусмерти. Однако и здесь есть выход – судья волен назначить пригвожденному к позорному столбу защиту. Так что особенно не тревожьтесь, мастер Риджуэй. Если события станут развиваться по самому худшему пути, я использую весь свой авторитет, чтобы помочь вам. Это я вам обещаю.

Встреча с судьей немного успокоила обоих. Когда вернулись на Патерностер-роу, выяснилось, что их дожидается не только леди Сен-Клер. Едва они оказались на пороге, как со стула вскочил весьма воинственно настроенный мастер Лэкстон. Аморе, пока хозяев не было, любезно предложила ему присесть, а кроме того, угостила лучшим вином, какое только отыскалось в доме, и все ради того, чтобы улестить крайне раздосадованного гостя.

Завидев физиономию Алена, Лэкстон с циничной ухмылкой произнес:

– Как я вижу, мой сынок неплохо потрудился, чтобы проучить вас как подобает. Надеюсь, он не переусердствовал.

Иеремия и Ален продолжали молча смотреть на незваного гостя.

– Клянусь Богом, я всерьез намерен был привлечь вас к суду за то, что вы натворили, – продолжал мастер Лэкстон. – Но когда нам с Энн в магистрате сказали, что вас за это вздернут, девчонка призналась, что это было, строго говоря, не изнасилование, что она просто не смогла устоять перед вашим обаянием. Что ничуть не умеряет позора вашего деяния, но хотя бы избавляет вас от виселицы.

Ален почувствовал облегчение, но ненадолго.

– Я еще не закончил, мастер Риджуэй, – резко произнес Лэкстон. – Поскольку вы имели наглость обесчестить мою дочь, обрюхатив ее, я считаю, что в данной ситуации вам надлежит собрать все остатки благородства и взять ее в жены.

– Разве она беременна? – ужаснулся Ален.

– У нее во чреве ваш ребенок, посему вы женитесь на ней, как это и подобает, – ядовито-вкрадчиво произнес Лэкстон.

Ален не верил своим ушам. Неужели судьба так ополчилась на него, что даже этот пустяк должен был обернуться столь серьезными последствиями? В мире полно женщин, годами пытающихся забеременеть, и все без толку. Но, будучи врачом, он не мог отрицать подобной возможности, посему пристыженно молчал.

Видя, что его друг и слова не молвит в свою защиту, Иеремия бросил на него полный отчаяния взгляд. Какое-то время иезуит не желал верить в произошедшее, однако обвинение мастера Лэкстона вдруг показалось ему вполне обоснованным.

– Даю вам три дня на размышление, – подвел итог сказанному Лэкстон. – Если по прошествии их вы не поступите как велит вам ваш долг джентльмена, я найду средство принудить вас к этому. И не надейтесь, что я отступлюсь!

С этими словами, олицетворявшими неприкрытую угрозу, он покинул дом на Патерностер-роу.

Ален беспомощно посмотрел на своего друга пастора.

– Почему вы ничего не сказали мне о том, что переспали с этой девушкой? – сухо спросил Иеремия. – Побоялись, что я устрою вам знатную головомойку? Как вы могли, Ален, как вы могли? Ей же всего шестнадцать, она почти ребенок!

– Прощу вас, выслушайте меня. Все было не так, как вы думаете, – попытался оправдаться лекарь.

– Так вы на самом деле овладели ею или нет? – грозно вопросил пастор, пропуская мимо ушей отговорки Алена.

– Да, но…

– Вот что, не утруждайте себя увиливаниями. Так вы только ухудшаете положение!

Иеремия почувствовал, что вот-вот захлебнется охватившим его гневом, и всеми силами старался сдержаться, не позволить себе высказать то, что накипело на душе. Чтобы успокоиться, он принялся расхаживать взад-вперед по лечебнице. Ален, испустив стон отчаяния, опустился на стоявший тут же табурет.

Перепалка с Иеремией заставила его даже позабыть о присутствии леди Сен-Клер. Женщина не вмешивалась в их разговор, предпочитая безмолвно слушать. Теперь она подошла к Алену и остановилась. Лекарь поднял голову и сдавленно произнес:

– Теперь уж наверняка и вы презираете меня, миледи.

Аморе едва заметно покачала головой.

– Он вас не презирает, а только возмущен тем, что вы ему лгали.

– А как я мог не лгать? Я всеми силами пытался забыть об этом.

– Вы не хотите рассказать мне, как все было на самом деле?

Ален здоровым правым глазом изумленно уставился на леди Сен-Клер.

– Вас это на самом деле интересует?

– Мастер Риджуэй, поверьте, я неплохо знаю вас, – желая утешить молодого человека, с улыбкой ответила Аморе. – И знаю, что вы не из тех, кто намеренно станет причинять зло ближнему. Нет, за всем этим кроется нечто другое. Расскажите мне обо всем по порядку.

Ален начал рассказывать – сначала неуверенно, спотыкаясь на каждом слове, потом, успокоившись, заговорил так, что его трудно было остановить.

– Как вы считаете, для чего девушке было приходить к вам? – спросила Аморе, когда он закончил. – Может, она влюблена в вас?

– Разве в этом случае она стала бы наговаривать на меня? – вопросом на вопрос ответил Ален. В голосе лекаря звучала ирония.

– Знаете, женщины, если влюблены, творят такие странные вещи. Энн Лэкстон наслышана о вас. И посему рассчитывала, что сумеет завлечь вас. Не сомневаюсь, что ею двигало определенное намерение, когда она пришла к вам. Возможно, для нее было очень важно забеременеть именно от вас.

– Почему, позвольте спросить?

– Чтобы женить вас на себе. Причина может быть какой угодно. Не верю, чтобы в ее планы входило обвинить вас в изнасиловании. Наверняка так вышло случайно, вследствие какого-то непредвиденного поворота событий.

– И что же мне теперь, дать надеть на себя оковы брака?

– А это так страшно для вас? – снисходительно улыбнулась Аморе.

– Вам этого не понять, мадам, – ответил лекарь. И про себя добавил: «Вы женщина».

Не мог он объяснить ей, отчего у него сама мысль о супружестве вызывала чуть ли не тошноту.

– Нет ничего на свете слаще свободы! – убежденно пояснил он. – Свободы днем и ночью посвящать себя работе, постигать новое, собирать опыт и не думать ни о женах, ни о детях. Не желаю никакого вмешательства в мою жизнь, каковое мне даже пытаются прописать в качестве лекарства, не желаю, чтобы кто-нибудь час за часом планировал все мое время…

– …или читал мне гневные проповеди о греховности плотских утех вне лона брака, – игриво закончила за него Аморе.

Ален опустил голову.

– Нет, вы не можете меня понять.

– Как раз я-то и могу, друг мой, – с улыбкой продолжила леди де Сен-Клер. – Хоть я и женщина.

Пораженный столь неожиданным признанием, Ален непонимающе уставился на свою собеседницу.

– И женщина способна оценить свободу, если уж на нее снизошло счастье познать ее, – негромко продолжала Аморе. – Вы что же, верите, что все женщины только и грезят о том, как бы поскорее попасть под строгий надзор супруга и, что ни год, подбрасывать ему очередного наследника? Нет уж, как раз я очень хорошо вас понимаю, поверьте, и не завидую положению, в котором вы оказались. Что вы намерены в этой связи предпринять? Ведь стоит вам отказаться взять в жены эту девицу, как на вас непременно надавят со всех сторон.

– Это я понимаю. Но пусть будет так, – решительно заявил он.

– Думаете, этот тип, который явился сюда избить вас, снова нагрянет? – озабоченно спросила Аморе. – Может, все же лучше будет оставить здесь у вас моего Уильяма?

Ален благодарно улыбнулся, тронутый заботой этой женщины.

– Нет-нет, думаю, в этом нет нужды. Мастер Лэкстон явно посвятил своего сынка в то, что Энн Лэкстон солгала насчет изнасилования, и Мартин сюда не явится. Что же мне теперь, бегать от него всю оставшуюся жизнь?

Лекарь силился вложить в эти слова всю свою решимость, но Аморе, будучи женщиной проницательной и тонко чувствующей, мгновенно уловила, что он просто пытается успокоить ее. Нет, теперь он будет просыпаться по ночам от малейшего шороха, а на улице постоянно озираться, не увязался ли за ним Мартин Лэкстон.