Глава 21
Одиссей и Пенелопа
Опасаясь, что ее двоюродная сестра уже слишком стара для брака и останется чуть более, чем служанкой при своем требовательном отце, если Клитемнестра ее не подтолкнет в нужном направлении, жена Агамемнона согласилась на план Дамастора. Она тут же приготовила мазь для этой цели, передала ее Неэре и велела втереть в одежду и Одиссея, и Пенелопы, а вскоре после этого как-то организовать их встречу. Клитемнестра заверила рабыню: если они будут вместе, когда мазь начнет действовать, то не смогут устоять друг перед другом.
Когда Неэра спросила, как наносить мазь на одежду царевны, Клитемнестра вручила ей пузырек, заполненный приятно пахнущей жидкостью.
— Передай это рабыне Пенелопы, Актории, — давала указания Клитемнестра. — Это легкий яд. Добавь ей в питье, и она сляжет на несколько дней. Затем ты можешь предложить занять ее место, и у тебя появится масса возможностей втереть мазь в одежду Пенелопы, а затем помогать ей одеваться.
Так Неэра смогла подготовить одно из простых шерстяных платьев, которые предпочитала Пенелопа, и выложить его на кровати царевны, пока та принимала ванну в соседнем помещении. Довольная тем, что первая часть плана выполнена, служанка взяла мягкую щеточку и отправилась растирать хозяйку, которая лежала, вытянувшись в горячей воде. Ее наготу прикрывали лишь несколько клубов пара. Только грудь и живот оставались природного розоватого оттенка, остальное же тело оказалось загорелым, почти как у простой рабыни. От этого Неэра неодобрительно нахмурилась. Служанка мерила всех по стандартам Елены, а та не появлялась на солнце, чтобы сохранить белизну кожи. Но, казалось, что двоюродную сестру знатной красавицы это совершенно не волнует.
— Не нужно тереть так сильно, — сказала Пенелопа и вышла из ванны. Капли, стекающие с ее тела, падали на каменный пол. Неэра сразу же принялась вытирать ее тело. — Ты так же сильно трешь Елену? Она говорила мне, что у тебя очень нежные руки.
Дело в том, что Неэра нервничала. Вначале Клитемнестра, а потом Дамастор убеждали ее в необходимости отправить Пенелопу на пир одновременно с Одиссеем. Стражник сам собирался наносить колдовскую мазь на тунику господина и обеспечить его появление у двустворчатых дверей большого зала как раз перед подачей еды гостям. Служанке следовало то же самое проделать с Пенелопой, иначе Одиссей отреагирует на первую женщину, которую увидит. Но если не убедить Пенелопу немного поторопиться, то они ужасно опоздают.
— Дай мне его, неловкая девка, — сказала Пенелопа, отбирая у рабыни полотенце и вытираясь сама. — Принеси мне мое лучшее платье — пурпурное. Сегодня хочется появиться в другом наряде.
— Но, госпожа… — заикаясь, начала Неэра.
— Хватит хлопать ушами, Неэра! Оно лежит в корзине у стены. Давай побыстрее. Неси его мне.
Почему сегодня вечером Пенелопу вдруг начало волновать то, что она наденет?! Рабыня пробежала мимо приготовленного ею платья и начала рыться в большой плетеной корзине у стены, постоянно думая о том, что делать. Осталось недостаточно мази, и в любом случае не имелось времени, чтобы ее втирать. Затем, как раз когда Неэра нашла в корзине аккуратно сложенное платье, рабыня услышала, как хозяйка заходит в комнату, шлепая босыми ногами.
— Давай! Я вытерлась, — сказала Пенелопа, вытягивая руки, чтобы рабыня надела платье на ее голое тело.
Служанка встала, прижимая платье к груди, но в это мгновение почувствовала, как оно зацепилось за один из торчащих прутиков, и порвалось.
— О, госпожа! Простите меня! — воскликнула девушка, и у нее на глаза навернулись слезы. Служанка была поражена, поняв, что ее неловкость решила проблему.
Пенелопа вздохнула при виде порванного платья.
— Неважно, Неэра! Не плачь. Я его зашью после пира. Предполагаю, что мне придется надеть то старье, которое ты выложила для меня на кровати.
Внезапно служанка бросилась к кровати и вытянула перед собой большой продолговатый кусок ткани, словно опасаясь, что Пенелопа может изменить решение.
— Это хорошее платье, — сказала она, поворачивая простой наряд, словно он являлся чрезвычайно красивым предметом. — Вы будете выглядеть в нем великолепно, госпожа!
— Конечно, нет, и ты это прекрасно знаешь. А я всего один раз захотела выглядеть привлекательно.
Неэра почувствовала что-то в тоне Пенелопы и спросила, не хочет ли та привлечь внимание кого-то конкретного.
— Не исключено, — ответила Пенелопа. — Но это не имеет значения. Как и большинство мужчин здесь, он слишком увлечен Еленой, чтобы смотреть на какую-то другую женщину. А теперь надевай на меня это платье, пока я не простудилась, а затем можешь заняться моей прической. Предполагаю, что это-то ты в состоянии сделать без проблем?
Неэра смутилась, но ей удалось ответить на добрую улыбку царевны. Она сложила ткань пополам, потом быстро обернула ею тело Пенелопы. Рабыня всю жизнь одевала женщин, поэтому действовала очень ловко. Она закрепила верхние уголки ткани над левым плечом госпожи при помощи золотой броши. Вторая брошь скрепила ткань на другом плече. Так получилось, что левый бок Пенелопы остался открытым, но рабыня быстро соединила две половинки при помощи пояса на талии. Затем она вспомнила про мазь и завязала потуже, чтобы ткань терлась о кожу Пенелопы, обеспечивая соприкосновение с зельем, приготовленным Клитемнестрой. В результате осталось меньше открытого тела, но потом Неэра расправила ткань так, чтобы открывалась длинная гладкая нога, причем почти до ягодиц.
Рабыне понравился достигнутый эффект, и она принялась за прическу Пенелопы, причем старалась работать как можно быстрее. Служанка понимала, что в большом зале под ними уже должен начинаться пир. Несмотря на это, Неэра рискнула потратить ценное время, чтобы царевна выглядела как можно более привлекательной.
Для служанки, привычной к требовательности Елены, задача оказалась несложной. В конце Неэра слегка смазала сажей брови Пенелопы, чтобы сделать их почернее. Превращение свершилось, дочь Икария больше не была заурядной и ничем не выделяющейся девушкой, на которую благодаря ее природной красоте обращали внимание лишь очень немногие мужчины. Теперь каждая черта ее женственности подчеркивалась, чтобы это замечали все.
Пенелопа спросила у Неэры, как она выглядит, и получила ответ, что царевна обязательно привлечет внимание всех мужчин в зале.
— М-м-м, — промурлыкала Пенелопа. — И чувствую я себя тоже хорошо. Несмотря на твою поспешность, Неэра, мне кажется, что ты сотворила чудеса своими неловкими пальцами. Впервые я на самом деле ощущаю себя привлекательной. Как будто я выпила слишком много вина, но вместо того, чтобы ударить мне в голову, оно проникло мне под кожу. Ее всю покалывает. — Пенелопа осмотрела себя, провела руками по животу и бедрам. — Правда, ты завязала платье слишком туго, — добавила царевна и принялась развязывать пояс на талии, чтобы взору представились ребра и часть левой груди. — Так лучше. А теперь пошли на пир.
Как и обычно, большой зал заполнился претендентами на руку Елены, воинами и рабами. Некоторые гости сидели вокруг аэда, который пел, наигрывая на лире. Он вспоминал подвиги древних героев. Другие ели или распивали вино с друзьями, которые появились у них за долгие недели, проведенные во дворце. Но когда вошла Пенелопа, все головы стали поворачиваться в ее сторону. Вначале мужчины оглядывались по одному, по двое, а под конец на дочь Икария смотрели все воины в зале. Она тоже поглядела на них, наслаждаясь этими полными желания взглядами и радуясь ощущению обдувающего ее голую плоть воздуха. Девушка опьянела от собственной чувственности, а на коже появились совсем необычные ощущения.
Однако Пенелопа осматривала толпы празднующих и веселящихся мужчин в поисках одного-единственного.
Неэра чувствовала себя неловко рядом с временной хозяйкой. Они лишь немного опоздали, но Дамастора и Одиссея нигде не было видно. Служанка из-за этого нервничала, она не знала, что делать, если к Пенелопе приблизится один из воинов. Клитемнестра предупреждала: после воздействия мази ее двоюродная сестра легко может обратить внимание на любого мужчину, а нежелательное внимание ее самой или к ней окажется фатальным для планов любовника Неэры. Затем ее страх превратился в реальность — один из мужчин встал со своего места и приблизился к ним.
— Сегодня вечером, Пенелопа, ты выглядишь еще более великолепно, чем обычно, — сказал локриец Аякс, а его маленькие глубоко посаженные глазки стали гулять по телу царевны вверх и вниз. Он облизал тонкие губы, а змея у него на плечах сделала примерно то же самое. — Может, присоединишься ко мне и выпьешь немного вина?
Неэра с неудовольствием посмотрела на мужчину. У нее вызывал отвращение его сломанный нос и оспины на лице. Змея на плечах казалась более очаровательной, чем ее хозяин, поэтому рабыня с ужасом наблюдала, как Пенелопа глядит на мужчину с неким подобием желания в глазах.
— Если этот человек вас беспокоит, госпожа, то я могу позвать вашего отца. Он сидит неподалеку отсюда.
Коротышка рассмеялся.
— Можно подумать, что простая служанка осмелится приблизиться к царскому возвышению! Кроме того, мне кажется, что твоя хозяйка не жалуется, — добавил он и опустил руку на голое бедро Пенелопы.
— Да, Неэра, — согласилась Пенелопа. — Не будет вреда, если я проведу какое-то время с сильным и симпатичным мужчиной, не правда ли? Отправляйся назад в мою комнату и попробуй зашить то платье. — Она снова развернулась к Аяксу и провела рукой по шее его змеи. — Иди.
Все рушилось! Неэра не могла поверить своим ушам. Предполагалось, что события произойдут совсем не так. Но что она могла поделать? Девушка была только рабыней, притом — не очень умной. Она почувствовала, как внутри нарастает паника, и снова обвела взглядом зал. Наконец-то появился Дамастор…
* * *
— Надень вот эту тунику. Это подарок госпожи Елены.
Дамастор протянул тунику Одиссею, когда тот после ванны собирался набросить свою обычную одежду.
— Мне передала ее служанка Елены. Царевна считает, что твоя старая одежда несколько поизносилась.
Это было правдой, ведь итакийцы уже давно покинули дом. Одиссей взял предложенный подарок и бросил обычную одежду, потерявшую изначальный цвет и несколько раз зашитую, в угол комнаты. В последние несколько дней он был так занят планами Агамемнона, что почти забыл о том, что Елена хочет видеть его своим мужем. Однако царевич подумал, что она, вероятно, уверена в его согласии, раз посылает подарки до того, как он подтвердил свое решение Тиндарею.
Одиссей надел тунику через голову и почувствовал, как ткань прижалась к коже. До него уже доносились звуки пира на первом этаже дворца, и царевич принялся мысленно готовиться к вопросам, которые ему задаст Агамемнон. Военный совет оказался ужасающим провалом, как и ожидал Одиссей. Некоторые открыто обвинили Агамемнона в том, что он хочет ослабить их на родине, сделав уязвимыми для микенских армий. Поскольку часть членов военного совета охватили подобные подозрения, он быстро превратился в хаотичный фарс. Собравшиеся орали друг на друга, иногда уходили.
Теперь царь Микен отчаянно пытался восстановить положение. На него произвело впечатление предложение дать клятву, которое пришло на ум Одиссею, и Агамемнон попросил его придумать что-то подобное ради объединения греков против Трои.
Несмотря на оказанную честь, душа Одиссея не лежала к этому. Он восхищался характером Агамемнона, разделял его стремления, но его мысли сосредоточились на возвращении домой и спасении своего народа от правления Эвпейта. Сыну Лаэрта не хватало ежеутреннего вида моря, запаха соленой воды в воздухе и крика чаек на ветру. Он очень хотел увидеть отца и мать, их верных слуг. Более всего хотелось покинуть этот мир политических интриг, игр и борьбы за власть, вернувшись к простой жизни, которую царевич всегда вел.
Если бы он смел, то вернулся бы уже много месяцев назад, воспользовался бы глиняной совой, которую вручила ему Афина. Он сломал бы ее, вызвал богиню, а с ней рядом мало бы кто смог устоять против его ярости. Но Одиссея остановили сомнения. А если он сломает глиняную фигурку, а Афина не придет? Вдруг это очередная шутка богов? Отсутствие веры заставляло искать более надежные способы возвращения царства отца.
В результате Одиссей теперь стоял перед вопросом: следовало выбрать между Еленой и Пенелопой. Между домом и любовью. Неважно, с каким отрядом он покинет Спарту — с могучей армией Тиндарея или с неохотой предоставленной на время Икарием личной стражей, неважно, какую стратегию он придумает для завоевания Итаки… В глубине души царевич задумывался, сможет ли вообще добиться чего-нибудь без помощи богини-покровительницы.
— Господин? — позвал Дамастор, стоявший у двери. — Пойдем? Наши уже спустились вниз. Пир начался!
Одиссей зашнуровал сандалии и последовал за Дамастором в пустой коридор. При мысли о вечернем пире у него возникло какое-то странное новое ощущение, настроение улучшилось. Он подумал о Пенелопе. Сын Лаэрта представлял ее высокое и стройное тело, он едва ли мог поверить физическому влечению, которое почувствовал. Воображение было наполнено ею, царевич вспоминал каждую деталь ее тела — от вытянутых ступней и длинных ног до формы груди и покатых смуглых плеч.
Придет ли она сегодня? Одиссей надеялся на это. Хотя он все еще опасался, что Пенелопа его отвергнет, что вынудит его принять предложение Тиндарея и Елену, царевич словно бы черпал силы и смелость от мысли, что окажется в ее присутствии. Сражения выигрывает храбрость, а не робость. Сегодня он или приблизится к Пенелопе, или откажется от всех надежд. Только при одной мысли о дочери Икария у Одиссея от предвкушения пробегала приятная дрожь по коже, ее начинало покалывать. Он внезапно обрадовался новой тунике, которую ему вручил Дамастор. Лаэртид был ему благодарен.
— Может, Пенелопа будет там, — сказал Дамастор, словно читая мысли Одиссея. — Если не обидишься на мои слова, мне кажется, что ты положил на нее глаз.
Одиссей кивнул.
— Она — настоящая красавица, Дамастор, а еще — очень умна и сообразительна. Я собираюсь сделать ее своей…
Дамастор удовлетворенно улыбнулся и едва ли заметил молодую рабыню, которая прошла мимо них по лестнице. Однако Одиссей уставился ей вслед с улыбкой на лице.
— …Или — любую другую девушку.
Дамастор опустил руку на плечо царевича и быстро повел его от других искушений вниз — к большому залу. Практически сразу же, несмотря на толпы воинов и прислуживавших рабов, он увидел Неэру. Заговорщики встретились глазами. В глазах девушки стояла беспомощная мольба.
И только после этого он заметил Малого Аякса, беседовавшего с Пенелопой. Дамастор в отчаянии понял, что царевна ведет себя с ним совсем не холодно. Внезапно планы начали рушиться самым неожиданным образом.
— Господин, — он схватил Одиссея под локоть и сразу же указал на пару. — Если хочешь поговорить с Пенелопой, то ты должен что-то быстро предпринять. С ней беседует этот нарушитель спокойствия из Локриды.
Одиссей посмотрел на женщину, которую любил. Он много вечеров наблюдал за ней на пирах — за далекой девушкой, которая презрительно отмахнулась от него и не пожелала разговаривать, хотя легко и свободно общалась с другими. Но она никогда не выглядела такой привлекательной, как сегодня. Волосы больше не были перехвачены в хвост, их скрепили довольно высоко. Теперь длинные пряди свободно падали локонами, обрамляя голову, но открывая красивые уши и шею для голодных мужских глаз вокруг нее.
Одиссей почувствовал, что его бросило в жар только от одного ее вида. Он ощутил себя в пустоте, который могли заполнить только другие чувства — звук ее голоса, запах ее чистого женского тела, прикосновение гладкой кожи и часто представляемый им вкус ее губ. Покалывание кожи, которое беспокоило итакийца практически с той минуты, как он надел тупику, превратилось в страстное желание. Оно еще больше усилилось из-за того, что Малый Аякс вмешался не в свое дело. Одиссей инстинктивно сжал пояс, где обычно висел меч. Вспомнив, что оружия нет, он сжал массивные кулаки и отправился к царевичу из Локриды.
Казалось, что Малый Аякс почувствовал его приближение. Коротышка повернулся. Улыбка льстеца тут же исчезла у него с лица, быстро сменившись обычной ухмылкой ненавидящего всех человека. Она сильно исказила его внешность, когда локридец смотрел на Одиссея.
— Что ты хочешь? Разве не видишь, что мы беседуем?
Одиссей холодно улыбнулся:
— Это может делать и любой другой. Пенелопа — ценный приз, и некоторые люди здесь интересуются тем, кто с ней разговаривает.
Царевна посмотрела на него. Ее обычная враждебность исчезла, что было странно, от этого Одиссея еще сильнее бросило в жар.
— Скажи им, чтобы нашли другую женщину, — ответил Малый Аякс. Его ручная змея зашипела и угрожающе высунула язык в сторону Одиссея. — Вокруг полно рабынь, поэтому не заставляй меня терять время.
— Икария не волнуют рабыни, но ему хочется знать о твоем интересе к его дочери. Он отправил меня сказать тебе это. Если ты достаточно умен, то прямо сейчас пойдешь к нему. Иначе, как я догадываюсь, ты будешь наблюдать за Пенелопой с другой стороны дворцовых стен.
Локридец выругался и сплюнул на каменный пол. Даже он не мог отказать призывающему его царю или откладывать дело надолго, ведь терпение Икария могло лопнуть. Коротышка с неохотой развернулся, натянуто кивнул Пенелопе и пообещал вернуться, как только сможет. Малый Аякс подозрительно взглянул на Одиссея и прошел мимо него в толпу, задев плечом.
Одиссей схватил Пенелопу за руку и подтолкнул в угол большого зала, где их не могли видеть Неэра, Дамастор и другие мужчины, которые похотливыми глазами смотрели на царевну.
— Как думаешь, что ты делаешь? — спросила она. — Разве мне запрещено разговаривать с мужчинами благородного происхождения? И кроме того, моему отцу все равно, кто проявит ко мне интерес…
Пенелопа сбросила руку Одиссея, но ее слабый гнев не мог скрыть более глубокого и непреодолимого чувства, которое девушка пыталась не демонстрировать. Оно проявлялось в расширенных зрачках и румянце на щеках. Дыхание у нее участилось, и царевне даже пришлось немного приоткрыть рот, чтобы привести в норму его ритм. Соски под платьем набухли и выделялись.
— Тогда почему ты меня избегаешь? — спросил Одиссей напряженным голосом.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду. У тебя нет исключительного права доступа в мое общество, Одиссей с Итаки. И какое имеет значение, говорю я с тобой или нет?
Итакиец смотрел на нее и понимал: несмотря на весь его ум и хитрость, ей он врать не сможет — и никогда не захочет.
— Это имеет значение, потому что я люблю тебя.
Пенелопа посмотрела на него округлившимися глазами, пораженная таким признанием. Она разглядывала его так, словно впервые видела черты лица, волосы, неуклюжее на вид мускулистое тело. Странные ощущения, которые появились у нее после одевания, теперь немного преобразились. Девушке показалось, что теперь по ее телу разливается какая-то приятная жидкость, которая позволяет забыть обо всем, расслабляет каждый нерв и делает ее ужасающе, пугающе слабой перед Одиссеем. Казалось, звуки в зале стихли, или же их заглушило тяжелое дыхание Одиссея. Свет многочисленных факелов потускнел на фоне зеленых глаз этого человека, смотревших прямо в ее собственные.
Пенелопа хотела его и раньше, но теперь она будто лишилась контроля над своими истинными желаниями. Эмоции стали управлять телом девушки, и самым главным, доминирующим, всепоглощающим оказалось желание быть с Одиссеем и отдать ему все, что так долго оставалось только ее собственным.
— Разве не поэтому ты меня отвергала? — настаивал Одиссей.
Он слегка обнял ее, и девушка не стала сопротивляться. Ладонь и пальцы правой руки раскрыли прорез платья, оказались на изгибе между бедром и талией. При этом прикосновении Пенелопа чуть не обезумела от желания.
— Потому что ты боишься собственной любви ко мне, не так ли? Скажи мне, Пенелопа, скажи это.
— Я не знаю. Да. Да, я хочу тебя…
Когда слова вылетели у нее изо рта, она услышала, как ее кто-то зовет. Голос был резким и полным ярости. Малый Аякс выяснил, что Одиссей его обманул, и в эти минуты проталкивался по большому залу. Его крики привели Пенелопу в отчаяние.
— Я должна идти. Приходи ко мне в комнату сегодня вечером — скоро! Напротив моего окна растет оливковое дерево, по нему можно залезть. Так тебя не увидит стража. Я буду тебя ждать.
Внезапно их нашел Дамастор.
— Малый Аякс знает, что его одурачили. Он жаждет драки.
— Сегодня вечером у меня нет времени на удовлетворение его желания, — ответил Одиссей, наблюдая за тем, как Пенелопа исчезает в толпе. — Она хочет меня. Скажи быстро, Дамастор — ты знаешь оливковое дерево напротив женской половины?..
Серебристая луна как будто спала под тонким покрывалом облаков. Ее наполовину прикрытый глаз освещал кружащиеся в вихре клубы испарений, разносимых по ночному небу. В тусклом свете Одиссей пробирался к искривленному стволу старого дерева и опасно поскользнулся, так как торопился оказаться с женщиной, которую любил. У него кружилась голова от возбуждения и осознания того, что Пенелопа ответила на его любовь. Очень скоро она будет принадлежать ему. Елена, тот маяк, который привел его в Спарту, приз, который вернет ему родину, оказался позабыт.
Одиссей прополз до конца длинной ветки, которая прямо и уверенно указывала на одно из окон на дворцовой стене. Царевич перегнулся к окну, схватился за подоконник, подтянулся, преодолевая проем, а потом рухнул на пол спальни. Он лежал на спине и осматривал простую, но просторную комнату. Над ним маячил высокий потолок, голова оказалась около той части большой кровати, где обычно располагаются ноги. Когда он поднял глаза вверх, то через край свесилось лицо Пенелопы, которая смотрела на него с постели.
— С тобой все в порядке?
— Думаю, да. А разве нет более легкого способа до тебя добраться?
— Боюсь, что нет, — ответила Пенелопа, наблюдая за тем, как Одиссей поднимается на ноги и встанет перед ней. Она села, и платье распахнулось, обнажая ее бедро. — Если, конечно, не хочешь с боем прорываться сквозь стражу.
— Ты того стоишь!
Она откинула голову назад и развязала волосы, они рассыпались у нее по спине. Девушка сделала глубокий вдох, отклонила тело назад и закрыла глаза, снова чувствуя желание, которое охватило ее в большом зале. Спазм чистой похоти прошел от паха до груди, а потом назад, к животу. Желание распространялось до кончиков пальцев рук и ног. Пенелопа нервно опустила руку к поясу на талии, повозилась с узлом и развязала его. Прилипавшее к телу платье распахнулось, обнажились выгнутая спина и ягодицы, а прохладный воздух в освещенной лунным светом комнате свободно прошелся по ее коже.
Пенелопа чувствовала: Одиссей наблюдает за каждым ее движением и, наслаждаясь его вниманием, подняла руку к фибуле на плече. Глаза девушки оставались закрытыми, пока она отстегивала броши на обоих плечах, потом позволила платью соскользнуть по гладкой коже. Открылось ее обнаженное тело. Впервые в жизни она показывала свое тело мужчине, но нервозность и неопытность не могли погасить похоть, бушевавшую внутри.
Пенелопа открыла глаза, легла на кровати и протянула к мужчине руку.
— Иди сюда, Одиссей.
В коридоре внизу под ними Дамастор приблизился к начальнику стражи, который тут же преградил ему путь копьем.
— Мужчинам не дозволено пересекать эту черту. Только женщинам.
— Но в женские покои вторгся мужчина. Мне об этом сообщила одна из рабынь.
Воин удивленно посмотрел на него:
— Это невозможно, иначе я сам бы его увидел.
— Но он там. В комнате Пенелопы. Хочешь рискнуть гневом ее отца?
Казалось, что стражника эта угроза не испугала, но он знал свои обязанности.
— Хорошо, мы проверим. А тебе лучше вернуться на пир.
Дамастор направился назад в большой зал, улыбаясь себе под нос. Как только он понял, что Одиссей собирается забраться в комнату Пенелопы, то вспомнил: наказанием за появление в женских покоях является смертная казнь. Предатель сразу же воспользовался возможностью. Похоже, боги наконец-то оказались на его стороне.
У него за спиной стражник развернулся и крикнул кого-то. В конце коридора тут же появились двое людей с копьями и побежали к нему. Начальник стражи отправил одного за царем Икарием, а второй вместе с ним пошел вверх по ступеням на следующий этаж. Они пробежали по освещенному факелами коридору, который соединял многочисленные комнаты женской половины, выкрикивая имя царевны. Завернув за угол, воины внезапно оказались у двери ее комнаты, где на мгновение остановились, прислушиваясь, не донесется ли каких-то подозрительных звуков из-за толстой деревянной двери. Затем они услышали голоса, приглушенные и напряженные.
Стражник распахнул дверь одним ударом ноги и ворвался в погруженную во тьму комнату.
Пенелопа рухнула на кровать, прижимая к себе одеяло. У окна, где слабый свет лупы пронзал тени, вторгшиеся увидели обнаженного мужчину. Он один раз взглянул на них, затем подхватил с пола одежду и перемахнул через подоконник.
Мгновение спустя стражники рванули к нему, но к их огромному удивлению, этот человек выскочил из окна в ночной воздух, не обращая внимания на то, что до земли было довольно далеко.
— Помогите мне! — закричала Пенелопа у них за спинами. Воины повернулись и увидели, что она на коленях стоит на кровати, а одеяло кучей лежит около ее ног. Временно стражники совершенно забыли о том, кто вторгся в покои девушки.
— Он атаковал меня, — умоляющим голосом произнесла Пенелопа. Поскольку ей удалось отвлечь их внимание от ее сбежавшего любовника, царевна снова натянула на себя одеяло. — Он ждал здесь, когда я вернулась с пира.
— А он… коснулся тебя? — спросил начальник стражи.
— Ты знаешь его? — спросил второй стражник, когда она не ответила на первый вопрос.
— Нет. Было темно… Он прикрыл мне лицо этим одеялом, чтобы я его не видела.
Стражники знали, что в связи с этим делом у них будут неприятности. Но в такие минуты требовалось обеспечить безопасность Пенелопы. Начальник стражи прошел к окну и посмотрел вниз. Ничего… Затем он обратил внимание на дерево, и все понял.
Внезапно в коридоре снаружи послышались новые голоса, и мгновение спустя в комнату ворвался Икарий, а за ним по пятам следовали три стражника. Отцу потребовалось всего один раз взглянуть на дочь, и у него все похолодело внутри. Он понял, что ему сказали правду.
И карий выхватил факел из рук одного из воинов и поднял над девушкой. Она пыталась прикрыть наготу тонким одеялом.
— Кто? — спросил он.
Когда она не ответила, начальник стражи повторил то, что девушка ему сказала.
— Послать людей за рабыней, господин?
— Нет! Пусть корчится от стыда. Ты видела его?
— Мы его видели, но было темно, мы ничего не успели сделать. Он выпрыгнул из окна и сбежал.
— Что ты несешь, безумец? Как кто-то мог выпрыгнуть из этого окна и сбежать?! Он бы ноги переломал, а то и шею.
— Вероятно, он забрался сюда по дереву, папа, — вставила Пенелопа, все еще стоявшая на коленях. Страсть и желание полностью исчезли, теперь она все сильнее пыталась скрыть наготу под одеялом.
Икарий проигнорировал дочь и направился к окну. Высунув голову и оценив возможности попадания внутрь и побега, он снова повернулся к группе стражников в центре комнаты. Они отчаянно пытались не смотреть на обнаженную царевну и ее разозленного отца.
— А вы смотрели, не оставил ли он чего-нибудь? Сандалию, какую-то одежду? Что угодно…
Они покачали головами, а Икарий внезапно вытянул руку и показал на пол.
— Вот! — воскликнул он, наклонился и подхватил что-то маленькое и хрупкое с голых плиту ног воинов. Он поднял находку над головой, как приз, и стал вертеть ею у них перед глазами. Это был засушенный цветок розовой орхидеи, знак, которые носили все воины с Итаки.
* * *
Пир немедленно прекратили и всем мужчинам — и знатного происхождения, и простолюдинам — приказали вернуться в свои покои. Эперит и Пейсандр еще раньше покинули застолье, предпочитая вместо пира погулять по садам и обменяться историями о битвах, в которых им довелось поучаствовать. Юноша пересказывал сражение со змеей, но в этот момент к ним приблизились вооруженные стражники и проводили их в отведенные им комнаты.
Эперит увидел, что Одиссей уже там, царевич пытался привести дыхание в норму. Он был растрепан, а руки и ноги покрывали царапины. Поскольку сын Лаэрта не стал объяснять, чем вызвано такое состояние, или свое отсутствие на пиру, юноша решил ни о чем его не спрашивать.
Они оставались под надежной охраной до рассвета. Тогда прибыл посыльный, который пригласил каждого претендента на руку Елены и сопровождавших его людей собраться во дворе. На лестнице началась давка, потому что одновременно спускалось много людей. Итакийцы обменивались сплетнями с друзьями, которые у них появились среди воинов из других греческих государств. Все строили предположения. Некоторые считали, что объявят мужа Елены, другие считали, что начнется воина с Троей. Но никто не подозревал, что истинные причины сбора окажутся гораздо более невероятными.
Тем времени Одиссей вел себя странно тихо и не разделял возбуждения, охватившего воинов его отряда. Его отсутствие на пиру прошлой ночью было замечено. Но когда итакийцы спросили о том Дамастора, зная, что он оставался с царевичем, пока они не пошли на пир, тот только нетерпеливо от них отмахнулся. Вместо ответов друзьям Дамастор предпочитал с отсутствующим видом оглядывать двор.
Люди ждали, наблюдая за тем, как рабы рубят старое оливковое дерево, растущее у самой стены дворца, и долго не понимали причины сбора. Затем появились Агамемнон, Тиндарей и Икарий, они проследовали к ним. Трех царей сопровождали две дюжины вооруженных стражников, что вызвало новые вопросы у ожидающих людей, заставив их беспокойно переступать с ноги на ногу. Ведь собственное оружие оставалось запертым на дворцовом оружейном складе…
Агамемнон сделал шаг вперед и гневно посмотрел на собравшихся. Они никогда раньше не видели его в такой ярости.
— Пока большинство из нас вчера вечером пировали в большом зале, кто-то вошел на женскую половину и атаковал царевну Пенелопу, — заговорил он. — Я не сомневаюсь, что этот мужчина сейчас находится здесь. Он может быть царем, царевичем или простым воином, но он предал доверие хозяев дома. Подобное действие является подлым и очень серьезным нарушением наших обычаев. Икарий имеет все права на ярость. И Тиндарей, и я поддерживаем его требование о свершении правосудия по спартанским законам. — Агамемнон сделал паузу, во время которой отец Пенелопы стоял с прямой спиной и обводил взглядом молчаливый строй мужчин. Его глаза многозначительно задержались на Одиссее. — Вы все знаете, каким является спартанское наказания для мужчины, который спал с незамужней знатной женщиной?
Наказанием была смерть, и все это знали. Теперь они стояли более напряженно и смотрели прямо перед собой, отказываясь глядеть в лицо товарищам. Новость оставила горький привкус во рту Эперита и не только из-за того, что случилось с Пенелопой, а и потому, что период счастья закончился столь бесчестным образом. Он почувствовал, что трое мужчин уже знают, кто совершил преступление. Иначе зачем бы они стали собирать всех во дворе? Это могло делаться только для публичной демонстрации виновного. От такой перспективы начало неприятно покалывать в животе. Юноша осмелился уголком глаза посмотреть на Одиссея, и обратил внимание, что голова друга опущена, а глаза закрыты.
Теперь вперед шагнул Тиндарей, его свирепое лицо помрачнею от охвативших царя эмоций.
— Опозорен не только этот дом, но и каждый человек, присутствующий здесь. Я намерен проследить, чтобы нарушителя нашли и наказали, причем не только смертной казнью, как требует закон, но и позором. Его имя будет опозорено навсегда, как и должно быть. Его будут презирать, ненавидеть, а потом забудут. Такое наказание как раз подходит для настоящего труса, бесчестного и бесславного человека. И я думаю, что мы знаем, кто это сделал, потому что мужчина, вторгшийся в женские покои прошлой ночью, оставил нам подсказку. Одиссей!
Отец Елены показал прямо на итакийцев, и от этого сердце Эперита судорожно забилось в груди. Одиссей поднял голову и посмотрел на Тиндарея, но ничего не сказал.
— Одиссей, — повторил спартанский царь, голос которого дрожал от ярости. В своем огромном кулаке он держал маленький нежный цветок, и его могли увидеть все. — Однажды ты сказал мне, что твои люди носят эти цветки, как память о родине. Его нашли на полу в комнату Пенелопы!
Внезапно в рядах собравшихся воинов начался шум. Все, кто стоял по обеим сторонам от итакийцев, шагнули назад, словно члены отряда Одиссея оказались чем-то заражены. Люди смотрели на них с яростью в глазах, некоторые выкрикивали оскорбления за то, что обесчестили всех собравшихся. Само преступление даже не могло сравниться с тенью позора, который коснулся их всех.
Тем временем люди Одиссея судорожно проверяли одежду в поисках сухих цветков, которые каждый носил, как значок. Найдя их, к своему облегчению, воины начинали оглядываться на своих товарищей, пытаясь узнать, у кого отсутствует цветок. Эперит почувствовал уверенность, найдя собственную розовую орхидею все еще заткнутой за пояс. Но затем дурное предчувствие заставило его взглянуть на сына Лаэрта, который все еще смотрел на Тиндарея. Царевич пока не пошевелился, хотя юноша видел, что могучий вождь отряда как-то странно колеблется, будто собирается шагнуть вперед, но его сдерживает некая мощная сила.
И страхи молодого воина подтвердились: цветок, который царевич обычно носил с гордостью, отсутствовал.
Первой реакцией Эперита были растерянность и болезненный ужас. Он не мог поверить, что Одиссей атаковал Пенелопу, хотя глаза и сердце подсказывали ему, что это так. Но даже и теперь юноша верил в друга, в то, что тот не опустился бы до насилия. Он знал, что Одиссей не мог принести зла царевне. Но это не спасет итакийского вождя от публичной казни за преступление. Но хуже смерти окажется бесчестие, которое уничтожит его имя. Для воина подобное наказание выглядело немыслимым.
Эперит пришел в ужас.
Затем он вспомнил о своем долге чести перед Одиссеем. Царевич являлся великим воином, а юноша считал его самым лучшим человеком, которого когда-либо встречал. Он смог привязаться к нему и знал, что не сможет перенести ни его позор, ни его убийство.
Поэтому, когда Одиссей сделал шаг вперед к Тиндарею, Эперит схватил его большую руку и вложил в нее свой собственный цветок розовой орхидеи, а затем вышел вперед, чтобы принять наказание за друга.
