Глава 10
Падение Итаки
Прибыл первый из женихов.
Елена возлежала на кушетке, застеленной прекрасной пурпурной тканью. Рабыня подстригала и полировала ей ногти на ногах, собираясь их красить. Рядом ждал небольшой кувшинчик с соком растений и ягод, который служанка смешала рано поутру, чтобы получилась густая красная краска.
Девушка ополоснула одну ступню хозяйки и принялась осторожно наносить краску.
— Что вы думаете о Менелае, госпожа?
Елена улыбнулась, зная, что ее ответ быстро дойдет до всех слуг, если не всего дворца.
— Скажи мне, что ты сама думаешь, Неэра.
Рабыня покраснела:
— Ну, это красивый и сильный мужчина с роскошными золотисто-каштановыми волосами…
— …Которые редеют на макушке, — добавила Елена.
— Я ниже вас ростом, госпожа, поэтому не знаю. Однако он красив, очень богат, и ко всем относится так, словно это люди царской крови. Даже к рабам.
Елена убрала ногу и встала, раздраженно вздохнув.
— Да, все это так. Хотя я встречалась с ним только один раз, Менелай также кажется добрым и внимательным человеком с хорошими манерами. Вроде бы, он любит простую жизнь. Если верить Агамемнону, то невозможно найти второго такого же справедливого, скромного, умного и смелого человека.
— О, госпожа, значит, вы действительно выйдите за него замуж? — возбужденно воскликнула рабыня.
Елена покачала головой.
— Нет, не выйду. Менелай совершенно не возбуждает во мне желание.
Рабыня открыла от удивления рот.
— Но тогда за кого вы выйдите замуж? Приезжает Диомед. И, как говорят, Аякс.
— Этот болван!
— И я также слышала, что приедет Ахилл, — продолжала Неэра. — Определенно, вы не станете отвергать такого красивого мужчину, как Ахилл?
— Откуда ты знаешь, что Ахилл красив? — фыркнула Елена. — Кроме того, разве ты не в курсе, что Ахилл — практически мальчик? Как мне может понравиться мальчик, и неважно, какая у него родословная?!
— Но тогда кто, госпожа? — умоляюще спросила Неэра.
Во дворце делали ставки, и раб, которому удастся выведать секрет, кого на самом деле желает Елена, выиграл бы достаточно денег, чтобы купить собственную свободу.
— Ты на самом деле думаешь, что мне позволят выбирать? — с горечью спросила Елена. — Тиндарея интересует только благосклонность Агамемнона, а Агамемнона интересует брак для усиления могущества. Он знает, что тот, кто получит меня, унаследует трон моего отца. Именно поэтому они выберут Менелая. В таком случае брат Агамемнона станет царем Спарты, а Атриды — самой могущественной династией в Греции.
Рабыня мгновение смотрела на царевну. Политика власти не имела для нее никакого значения, но она увидела грусть под маской ярости хозяйки.
— В таком случае, кто вам больше всех правится?
— Ни один из них, Неэра, — ответила Елена и снова легла на кушетку. — Это поможет тебе выиграть спор с твоими друзьями? Среди этих знатных господ нет ни одного, который разжигал бы хоть какую-то страсть у меня в сердце. Зачем мне разодетый, противный и высокомерный лицедей, каким бы красивым он ни был и какой бы от него хороший запах ни исходил? Мне нет дела до того, скольких человек они убили, сколько городов разграбили. Я хочу мужчину, который заставит мое сердце учащенно биться, когда он входит в помещение. Мне все равно, урод он или нет. Он может быть даже беден — конечно, в разумных пределах. Если бы только он увез меня от всего этого… — она провела белой рукой по воздуху, словно пытаясь охватить весь дворец. — Найди мне настоящего мужчину, чтобы ему было плевать на власть или славу греков. Он смог бы увезти меня из этого дворца… Вот тогда я скажу тебе, кому на самом деле отдаю предпочтение.
Неэра стыдливо уставилась в пол. Несмотря на своенравность и вздорный характер Елены, служанка любила хозяйку всем сердцем и очень сожалела, что расстроила ее. Привилегией рабыни было выслушивание того, что больше всего беспокоило Елену, поэтому Неэра знала, как госпоже не нравился сама мысль о том, чтобы стать наградой какому-то богатому царевичу. Несмотря на все красоту и богатство, эта девушка не имела свободы. И ее желания рабыня прекрасно понимала.
— Ты никогда не одеваешься в своих покоях, сестра?
В дверном проеме стояла молодая женщина и рассматривала нагую Елену. Ей было забавно, она этого не скрывала. Женщина была высокой и стройной. Ее кожа была бледной, длинные волосы — рыжими, заведенными за слегка оттопыренные уши. Рыжая грива ниспадала до середины спины. На привлекательном лице обращали на себя внимание тонкие губы и большие глаза. Вошедшая была одета во все черное, словно носила траур.
Елена многозначительно улыбнулась.
— Если мое тело вызывает у тебя отвращение, Клитемнестра, то не следует приходить без объявления.
В любом случае, женщина уже вошла, жестом велела Неэре удалиться и села рядом с сестрой. Они не виделись больше года, но Клитемнестра решила приехать в Спарту с Агамемноном и Менелаем, чтобы повидаться с семьей.
— Я слушала за дверью, Елена. Тебе следует быть поосторожнее. Мало ли кто подслушивает, когда ты пренебрежительно говоришь о моем муже.
— Мне все равно, кто меня слышит, — ответила Елена, села и взяла руку сестры. — Ведь я говорю правду! Ты знаешь, что Агамемнон думает только о власти и о том, как править всей Грецией.
— Он будет править Грецией, — заявил Клитемнестра, с любовью погладила руки сестры и вздохнула. — Он всегда получает то, что хочет, как я выяснила. Но он желает мира, ему надоели постоянные войны. Я думаю, что они всем надоели. А единственный способ с ними покончить — это объединить Грецию.
Елена встала, подняла с полу одежду и обернула свое безупречное тело куском ткани. Белая материя оказалась такой тонкой, что практически не скрывала ее наготу.
— Но как удачно, что Греция будет объединяться под Агамемноном! — заметила она.
— Я уверена, что он с радостью служил бы кому-то, кого бы посчитал более пригодным к правлению, чем он сам, — спокойно добавили Клитемнестра, привыкшая к вспышкам гнева сестры. — Но как все люди, подобные ему, Агамемнон считает, что нет более достойного.
— Ты говоришь так, будто с ним соглашаешься! — злобно воскликнула Елена.
Девушка прошла широкими шагами к окну, выходившему во двор, где стояла группа стражников. Мужчины подняли головы и уставились на нее. Одно мгновение все как один смотрели на госпожу неотрывно и с тайным желанием. Но потом они (опять же — все) опустили глаза в землю, не в силах даже встречаться взглядами друг с другом. В глазах каждого горели тщетные стремления.
Елена повернулась, посмотрела на Клитемнестру и с горечью покачала головой.
— Как ты можешь даже симпатизировать тому, что он думает и хочет? Он хотел тебя, и это заставило его убить твоего мужа и ребенка, которого ты прижимала к груди! Они были единственными живыми существами, которых ты когда-либо по-настоящему любила! Как ты можешь терпеть это чудовище?
Клитемнестра гневно посмотрела на младшую сестру.
— А какой у меня выбор? Агамемнон — самый могущественный мужчина в Греции, а я — просто женщина. А что такое женщина без мужчины, Елена? Мы не можем взять в руки оружие и объявить себя царицами. Мы обе видели, что случается с женами, которые теряют мужей и не имеют сыновей или замужних дочерей. Если они достаточно молоды, то могут продавать свое тело. В противном случае их все бросают и выгоняют из общества. Они вынуждены как-то жить в горах, самостоятельно находя себе пропитание. Или же они умирают. Рабыне даже лучше, чем свободной женщине. По крайней мере, у служанки есть еда и крыша над головой.
— Для меня это не имеет значения, — настаивала Елена. — Я никогда не прощу. Никогда! И ты удивляешь меня, Клитемнестра. Ты всегда была самой сильной из нас, даже сильнее мальчиков. Тебе нужно было родиться мужчиной.
Клитемнестра рассмеялась и позволила себе расслабиться. Она поманила сестру к себе, крепко ее обняла и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— Может, я и терплю его, Елена, но никогда не прощу. Агамемнон думает, что я ношу черные одежды, все еще оплакивая первого мужа. Но тот уже стерся из моей памяти, как и все хорошее. Я ношу траур, потому что это злит Агамемнона и напоминает, что мое сердце не принадлежит ему. Каждый вдох, который я делаю, подпитывает мою ненависть. Единственная моя радость — это знать, что, как жена, я могу лишить его любви, которую он в ином случае получал бы от другой. Он забрал мою любовь, поэтому я лишу его права быть любимым. Так происходит, когда он приходит ко мне ночью. Я не отдаюсь ему, Елена. Лишь мое тело выполняет определенные действия. Ты понимаешь?
— Не совсем, — ответила Елена, поцелуями стирая слезы со щек сестры. — Я понимаю ненависть, но не представляю, как можно отдаваться телом, но не отдаваться самой.
Клитемнестра держала Елену за плечи на расстоянии вытянутых рук и смотрела ей прямо в глаза.
— Когда тебя забрал Тесей, ты отдавалась ему добровольно. Или твоя душа не участвовала в физическом акте? Ты должна понять, что я имею в виду.
— В таком случае, я не могу понять, — ответила Елена, покраснев и отводя взгляд. — Я еще не женщина в таком смысле.
Клитемнестра недоверчиво уставилась на нее.
— А я все это время думала, что у нас с тобой одни и те же шрамы. О, дорогая сестра, я молюсь, чтобы у тебя оказался муж, которого ты заслуживаешь. На тебя не должно пасть проклятие, которое уничтожило меня.
Она снова заплакала. Елена крепко прижала ее к себе и поклялась в душе, что никогда не позволит ни одному мужчине принести ей такую боль.
* * *
Эперит с беспокойством наблюдал за Ментором, пока тот ел теплую кашу и пил свежую воду, пытаясь хоть немного восстановить силы перед тем, как рассказать то, что ему пришлось пережить. Другие участники отряда отчаянно хотели услышать новости. Они беспокоились за свои семьи и дома, но Одиссей настоял: вначале нужно обработать раны и накормить Ментора, а только потом требовать рассказа о событиях на Итаке. Несмотря на успокаивающий голос и натянутые улыбки, сын Лаэрта не мог скрыть беспокойства. Он напряженно поджимал губы.
Наконец Ментор отставил в сторону деревянную миску и оглядел своих товарищей, которые сидели полукругом и молча ждали, когда он начнет говорить.
— Итака потеряна, — объявил он, и у него на глаза навернулись слезы. — Лаэрт взят в плен, а Эвпейт объявил себя царем.
Ментор поднял голову и встретился с суровым взглядом Одиссея.
— Продолжай, — попросил царевич. — Расскажи нам все, что знаешь, не упускай никаких деталей. Мы должны услышать самое худшее.
* * *
После отплытия Одиссея с отрядом на Итаке шел дождь. Во второй половине дня пришли тучи, они нависли так низко над островом, что, казалось, угрожали отправить его обратно в море, из которого он появился. Из туч, закрывших луну и звезды, полились бесконечные потоки воды. Город остался в удушающей тьме.
Ментор приказал вместо одного часового выставить троих. Один из дозорных выглядывал сквозь смотровое отверстие в толстых деревянных воротах, но видел только непроходимую пелену дождя, которая скрывала все на расстоянии броска камня от стен.
Пока он смотрел, в поле зрения появилась какая-то фигура, с трудом передвигавшаяся под струями дождя и порывами завывающего ветра.
— Впусти меня! — закричал человек. — У меня есть новости. Это срочно!
Стражник узнал Корона, поспешно отпер ворота и раскрыл их. Купец забежал внутрь и тут же закрыл за собой створки.
— Проверь, чтобы все было заперты. За мной следили по пути сюда, — сообщил он, снял накидку и отряхнул с нее воду. — На Итаку прибыл отряд тафиан и присоединился к Эвпейту. Пока мы говорим, они идут ко дворцу.
Корон умел заставить людей подчиняться, и стражники быстро выполнили его приказы. Одного он отправил будить царя, а второго — за Ментором. Третий воин остался вглядываться во тьму и дождь.
— Господин, я кого-то вижу! Нет! Их там несколько.
— Да, я знаю, — ответил Корон, отводя в сторону почерневший от дождя плащ и ощупывая пояс. — Высокие мужчины с длинными волосами и копьями, высотой с эти ворота. Это тафиане, их примерно человек восемьдесят.
Кинжал в руке Корона казался голубым в темноте. Он блестел, пока купец шел к согнувшемуся стражнику. Тот повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как лезвие блеснуло перед ним. Мгновение спустя часовой рухнул мертвым под ноги купцу. Кровь хлестала из перерезанного горла.
Корон оттащил тело от ворот и отодвинул засовы. Политерс тут же толкнул створки внутрь, уверенно зашел и быстро огляделся.
— Хорошо сработано, Корон! Мы не забудем твоей преданности.
Поток тяжело вооруженных людей, заходивших в ворота за ним, казался бесконечным. Корон, продавший царя в обмен на обещание денег и власти, отступил в сторону, чтобы дать пройти наемникам.
В это мгновение вернулся один из стражников вместе с Ментором. Они остановились как раз за порогом большого зала, с трудом веря в то, что ворота пали, а их враги уже заполняют двор. Затем они услышали крик и увидели, как Политерс ведет группу тафиан к ним. Наемники перешли на бег, а несколько человек уже готовили лук и стрелы.
Пораженный Ментор мгновенно начал действовать. Они на пару со стражником нырнули назад во дворец, захлопнули и заперли за собой двери. Как раз когда они забаррикадировались, укрываясь от захватчиков, в деревянные панели ударили стрелы.
Какое-то время двое воинов пытались привести дыхание в норму. Они стояли в холле перед большим залом. Но нельзя было терять времени. После проникновения за окружающие дворец стены враги могли попасть в него не только через главный вход. Если не действовать немедленно, здание вскоре захватят.
— Отправляйся туда, где разместили дружину! Буди всех, — приказал Ментор. — Быстро!
Стражник побежал через зал и вскоре исчез из виду, покинув его через боковой вход. Мгновение спустя Ментор понесся к дальней стене большого зала, где висел охотничий рог. Он находился там столько, сколько воин себя помнил. Прижав его к губам, Ментор дунул со всей силы, и в тишине зала громко прозвучал четкий и пронзительный звук. Он ушел за стены, отдался эхом от потолка и прокатился по всему дворцу.
Ментор снова подул в рог, затем сорвал с пояса меч и выбежал через боковой вход в коридор, огибавший большой зал. Он услышал голоса, приближающиеся из-за угла. У него за спиной что-то с силой билось в дворцовые двери. В большой зал полетели щепки. После еще двух ударов двери треснули и раскрылись, а в очаге от порыва свежего ночного воздуха взметнулось пламя. В зал вошло несколько человек и собралось в тени. Их было трое или четверо, иноземная речь звучала угрожающе. Тафиане!
Ментор развернулся и побежал. Вокруг него от стен отскакивали стрелы. Он завернул за угол и столкнулся с лесом копий. Воин резко остановился и уставился в смущенные лица полудюжины итакийских стражников. Те поспешно надели доспехи, но были вооружены и готовы к борьбе.
— Тафиане! — предупредил Ментор, показывая назад. — Они уже во дворце.
Пока он говорил, из-за угла коридора появились три наемника — и напоролись на стену из копий. Стражники отреагировали быстро и пронзили захватчиков острыми копьями. Все трое упали со стонами, из их животов на руки текла темная кровь, а они отчаянно пытались зажать этот поток. Победители не теряли времени на то, чтобы отправить души врагов в подземное царство.
— К этому времени они должны уже лезть во все двери и окна, — заявил Ментор стражникам, пустившим врагам кровь. — Наш единственный шанс — отправиться на верхний этаж и защищать Лаэрта. Лестницы узкие, мы сможем их удержать, пока на помощь не придут горожане.
— Царя там нет, — сообщил один из воинов. — Он взял с собой других воинов и отправился будить дружину. Правитель приказал нам оставаться тут и защищать путь на верхние этажи.
Внезапно во всем дворце начался шум. Громкий крик из большого зала объявил о появлении новой группы тафиан. Из окружающих коридоров до стражников донеслись новые голоса и звон оружия. На верхних этажах вопли слышались из женских покоев. Теперь первая группа наемников с приготовленными к бою мечами вышла из большого зала, завернула за угол и оказалась напротив стражников.
Ментор быстро нанес удар, разрубив шею командира. Капли крови разлетелись по стоявшим за ним. Тафиане отступили, когда в их сплоченных рядах пробили клин. Мгновение спустя итакийские стражники бросились в проем. Острия копий врезались еще в двух высоких наемников.
Оставшиеся развернулись и попытались протолкнуть тех, кто стоял за ними, назад, в большой зал. Ментор подхватил копье и засадил в спину одного врага. Затем он наступил на тело, упавшее на покрытый пылью пол коридора, убив еще одного. Его товарищам удалось лишить жизни трех противников до того, как наемники сбежали в более свободное помещение.
Победа наполнила итакийцев уверенностью и яростной жаждой крови, но Ментор знал: тафиане быстро вернутся, притом — с большими силами. Поняв, что лучше всего защищать верхние этажи, он приказал стражникам отступить. Добравшись до лестницы, они остановились перед мертвой рабыней, которая лежала поперек ступеней, словно свалившаяся статуя, закинув руки за голову и закрыв глаза, будто во сне. Только темное пятно, которое продолжало увеличиваться на ее чистом белом платье, говорило о насилии. Стражники отпрыгнули назад при виде тела, но Ментор жестом показан, что следует подниматься по лестнице.
— Защищайте царицу, — сказал он, понимая, что хотя бы один человек Эвпейта пробрался в женские покои. — Я попытаюсь найти Лаэрта. Пусть вас хранят боги!
Воины понеслись вверх по лестнице, а Ментор отправился вниз, потом прошел по коридору мимо склада и помещения для рабов к двери, которая открывалась во двор. Сквозь толстые панели слышался глухой лязг оружия.
Он нервно и поспешно открыл дверь и вышел во двор. Ментор торопился, опасаясь погони. Тучи к этому времени рассеялись, открыв куски черного ночного неба и загнутый рог месяца. Во дворе темными кучами лежали трупы, иногда по одному, но порой по нескольку вместе. Это было то, что осталось после сражения, которое в эти минуты перекинулось на левую сторону широкого двора.
На ногах держалось примерно тридцать человек, но большинство оказались тафианами под командованием Политерса. Позади них на тонких ножках бегал Эвпейт, пытаясь подбадривать своих. Это был седой полный мужчина средних лет с самодовольным видом. На бледной коже выделялось много родинок, она казалась прозрачной в тусклом лунном свете. Роскошные одежды и доспехи свидетельствовали о любви к дорогим вещам, чем он и прославился. Одежда и доспехи оставались незапятнанными, несмотря на продолжающееся сражение. Хотя дом Эвпейта украшало много изображений героев и батальных сцен, его собственная смелость существовала лишь в воображении. Ему не хватало храбрости для участия в грязном деле, напряжения сил и риска, которых требует битва.
Пока Ментор наблюдал из затененного места у дворцовых стен, две стороны разделились. Он увидел Лаэрта рядом с пятью оставшимися итакийскими стражниками. Старый царь поднял копье и предложил Эвпейту решить судьбу острова схваткой один на один. Несколько воинственных тафиан одобрительно закричали и посмотрели на своего командира.
Купец с улыбкой ответил на вызов.
— Лаэрт, друг мой, не злись! Я не забыл то время, когда ты спас меня от толпы, или то, что ты когда-то был царем на этих островах. Поэтому я не хочу, чтобы тебе кто-то без необходимости наносил увечья. Зачем нам с тобой бороться за трон? Эти тафиане смело сражались за то, чтобы завоевать свободу своим итакийским союзникам — и спасти их от твоей ошибки, Лаэрт. Поэтому не может быть никаких споров насчет того, кто сейчас здесь правит.
Лаэрт презрительно посмотрел на купца.
— Ты никогда не станешь правителем, Эвпейт. Предательство ведет за собой предательство, а твои действия принесут тебе только обман. Встань на колени перед своим законным царем и молись богам, чтобы я тебя помиловал.
Эвпейт сделал шаг вперед и пренебрежительно взмахнул рукой.
— Царь — это только носитель титула, занимающий определенное место. Но это еще и человек, который когда-то умрет. Однако люди, народ — это нечто другое. Народ переживет отдельного человека. Он переживет нас всех, поэтому его следует почитать выше любого человека. Я выступаю от нашего народа. Именно поэтому я должен тебя сменить, Лаэрт. Ты не оправдал доверия людей, ты ленился и заботился только о себе и своих интересах.
— Ты смотришь на все глазами купца, Эвпейт, — ответил Лаэрт. — Ты не понимаешь, что в мире есть и другие вещи, а не только то, скольким владеет или не владеет человек. Ты родился в богатой семье, которая научила тебя думать о приобретении богатств. Ты знаешь, что покупать и где продавать, и провел всю жизнь, торгуя различными товарами. Поэтому тебе можно верить в том, что касается денег и получения прибыли. Я же, с другой стороны, родился в правящей семье. Меня заставляли думать о благополучии моего народа, о том, как обеспечивать людей всем необходимым и защитить их. Меня с детства учили сражаться и командовать войском. Мне объясняли, как брать у людей в мирные богатые годы и как давать им в трудные времена. Мне показывали, как следить за каждой частью моего царства, начиная от урожая и работы ремесленников до торговли купцов и тайных планов знатных господ, чтобы сохранялись равновесие и гармония. Именно так я и провел свою жизнь, и не могу сказать, хорошо это или плохо. Но если даже в твоих обвинениях есть доля правды, могу уверенно заявить: при мне народ был един, никто не враждовал друг с другом! Только из-за тебя итакийцы пролили кровь друг друга на нашу родную землю. Только ты, Эвпейт, разделил эти острова и уничтожил то, что столько лет помогало нам держаться вместе и жить в мире. Твоим первым шагом стало приглашение старинных врагов на наши берега. При их помощи ты убил своих соплеменников, поставив под вопрос будущее. Самая большая моя ошибка — в том, что я позволил тебе распространять ложь среди нашего народа.
Две группы людей слушали царя, и его голос становился все более властным, несмотря на усталость и ранения. В это время Ментор услышал, как по коридору у него за спиной идут другие люди. Он оглянулся, схватил длинное тафианское копье и щит одного из многочисленных убитых наемников, лежавших во дворе, потом отступил в тень и прижался спиной к стене. Как раз когда он встал на выбранное место, во двор вышел Корон, за которым следовал Политерс и остатки тафиан, ворвавшихся в большой зал.
Лаэрт увидел приближающееся подкрепление и понял, что сражение проиграно. Ему стало ясно, в каком отчаянном положении они находятся. И нельзя допустить гибели еще большего числа людей. Поэтому правитель бросил оружие, сдаваясь, и приказал своим людям сделать то же самое.
Эвпейт одержал поразительно быструю и полную победу. Хитростью, обманом, безжалостностью и напористостью он сбросил царя и захватил власть.
Ментор выскользнул незамеченным из дворцовых ворот. Он знал, что теперь Итаку может спасти только возвращение Одиссея.