3
Через неделю король Франции приказал шотландским гвардейцам, стоявшим на карауле у его рабочего кабинета, не подпускать к дверям никого – будь то Мадам или любой из его маршалов.
Вслед за этим король заперся в кабинете, разложил на столе чудо-карту Обри и для верности придавил её углы тяжелыми томами «Хроник» Фруассара. Также Людовик извлек на свет белую краску, кисти и, перекрестившись, нервно вздохнул.
Король взял на кончик кисти малый гран краски и примерился. «Ну, кто первый?»
Первой оказалась страна Кокань, помещённая картографом между империей Великих Монгалов и безбрежным государством серов. Людовик осторожно провел кистью и гроздь винограда исчезла. Ещё секунду назад она валилась на головы коканитов из рога изобилия, символизирующего неисчерпаемые богатства чудесной страны, а теперь нет её. Только белый мазок, пиктограмма Моби Дика, выгнутая капелька.
Краска была совершенна, сквозь неё не просвечивало ничего. Краска пожирала все цвета, нивелировала горы, затопляла моря, единила турок и славян, гвельфов и гибеллинов, купола небес и чаши адов. Кисть Людовика покорила Азию, Африку, Балканы, Скандинавию и Московию. Оставались соседи. Через пять минут Испания, Англия, Италия и вся пестрая Немеччина перешли во владения непорочного цвета французской короны.
Франция и Бургундия остались один на один. Раздраженно дернув плечом – дескать, что толку доказывать Провидению очевидное, ну да ладно, – Людовик перекрыл новой белизной и без того белые королевский домен и графства верных вассалов.
Солнечно-желтая прихотью безвестного кудесника Бургундия осталась в печальном одиночестве посреди снежного океана. Первым делом Людовик мазнул по Фландрии. Брюссель, Гент… королю показалось, что воздух вокруг его руки с кистью чуть гуще обычного… Брюгге… кисть заметно потяжелела… Льеж.
Людовик отложил кисть в сторону и поднес руку к глазам. Пальцы мелко дрожали. Король на минуту задумался, потом упрямо мотнул головой и, выбрав другую кисть, поменьше, с размаху всадил её в ведерко так, что в краске оказалась вся ладонь.
Шароле, Невер и Франш-Конте поддались удивительно легко. Осталась собственно Бургундия. Тень от руки Людовика легла на Дижон. Кисти оставалось преодолеть полтора дюйма. Но воздух над дижонскими башнями был тверд, как алмаз. Несколько капель пота проступили на лбу короля, несколько капель краски сорвались с его пальцев и оросили окрестности Дижона. Людовик почти уже лежал на карте, вглядываясь в небольшое, но такое неуступчивое желтое пятно. И вдруг одна, вторая, третья алые кляксы расплылись там, где Дижон. У короля пошла носом кровь.
Он мгновенно отпрянул назад, зажимая ноздри указательным и большим пальцами левой руки. Чёрт, с ним это бывает, чёрт, но отчего именно сейчас?
Кто раскрасит карту одним цветом, тот будет владеть миром. А кто двумя?
Людовик выплеснул на замаранную кровью Бургундию полведерка краски и долго затирал окрестности Дижона. Вроде сошло.