1
– Вы, как я слышал, некогда писали Мемеадузе д’Эсте? – бросил Карл промеж двух глотков, чтобы ободрить живописца.
Да, живописца, ибо Рогир ван дер Вейден был более живописец, чем сам король. Вчера он так картинно, так смело показался вдали на фоне расточительно-багряного светила, после, уже будучи в замке, трижды, будто бы случайно, как все должны были думать, совершенно невзначай, отирал чистейшие, выскобленные и выбеленные руки об опрятный передничек на гульфе – жест профессионала, решительно – а сегодня, избрав себе обрамлением арку с грифонами, ту, что предваряла раньше вход в левое крыло, стоял, оцепеневший, как ящерица, в проеме, и игра полутонов серого за его спиной была божественна. Так и простоял, чуть ли не полчаса. Растопыренные руки уперты в левый-правый брусья дверной рамы, голова – Астерий в прострации – набычена вперед, веки подрагивают. Он обшаривал глазами мир до тех пор, пока ему не надоело. После пошел завтракать, причем опоздал, а ведь за столом его ждали не только окорока, булки, спаржа, но и герцог.
– Да, Ваша честь, – ответил Рогир.
Наличные четыреста двадцать восемь персон, допущенных к столу – а им было скучно и они молчали, как прилежные студиозусы, из боязни пропустить что-нибудь клевое, – пустились в долгие переглядывания. «Ваша честь!» Ну и ну.
Но герцог не рассердился, и не расхохотался, герцог остался совершенно равнодушен к этому судейскому поименованию, а потому его сотрапезники почли за единственно возможное бесстрастно поглощать пищу. Ему виднее, герцогу.
– И, следовательно, бывали в Ферраре, то есть в Италии, а, будучи в Италии, Вы, бесспорно, погостили и во Флоренции.
Интонацию Карла все поспешили счесть энигматичной (проще: ранее за ним не замеченной).
– О да!
– Прошу Вас, не стесняйтесь, – дружески пригласил к простоте Карл-покровитель.
Подкрепляя сказанное, он потянулся как можно дальше в глубь стола, загреб раскоряченными пальцами три яблока, уронил на обратном пути одно из них в брюссельский салат и, спрыснув неловкость мелким смешком, удовлетворенный, возвернул ягодицы мякоти стула: фффух герцога, пфуй Изабеллы. На самом-то деле дивертисмент с яблоками означал «Вот кто здесь хозяин», а вовсе не «Поступай как я», но и герцог, и Рогир едва ли об этом догадывались.
– Расскажите о Флоренции, – хрустнул герцог.
– Фьоренция, – с правильным присвистом начал Рогир, – которую также называют Городом Лилий…
– Нет, прошу Вас, нет. Про её несметные каналы, Дворец Дожей, гондолы, республиканские вольности и патрицианские духи я уже имел скуку слыхать от господина Раввисанта. Вон он, видите, пожирает нас глазами, будто не наелся. Расскажите мне, что Вам привиделось сразу же, как только Вы воскликнули «о да!» Вы ведь не чахоточник, чтобы вспоминать о базиликах и целебных воздухах.
Карл говорил, наверное, не вполне так. Более отрывисто, более сумбурно – он всё-таки был рыцарем, а не цезарем. Но мог бы быть и цезарем, почему нет? Столь владетельно и безапелляционно сплавить воедино Флоренцию и Венецию по силам лишь воле демиурга, царя беспредельного пространства.
