14
Луи был свободным человеком свободного герцогства. Не будучи потомственным дворянином, он был лишен повышенной чувствительности к понятиям серважа и вассального долга. Поэтому Луи в любую неуютную ночь последних дней апреля мог взнуздать коня и уехать прочь. Например, во Францию, к христианнейшему королю Людовику, обожающему перебежчиков, ибо они, как не знал, но чувствовал король, своей суетливой подвижностью гарантированно задвигают тепловую смерть Вселенной за границы рационально мыслимого будущего.
Но, увы, политическая конъюнктура во Франции чересчур неустойчива и легкомысленна. Сегодня ты перебежчик и тем спасаешь Pax Gallica <букв. Галльский (т.е. Французский) Мир (лат.). Построено по аналогии с римским термином Pax Romana.>, завтра уже мажордом или коннетабль, но вот послезавтра ты останавливаешься, обрастаешь семьей, становишься индифферентен мирозданию и тебя жрет с потрохами новая порция интриганов, бегущих ко французскому двору изо всех иных палестин.
Луи мог уехать в Италию к надменным дожам и патрициям. В Италии, впрочем, не любят перебежчиков, потому что не проникли ещё столь глубоко в космогонию, как Людовик. Но зато там любят тираноборцев. «Зато…» – Луи цокнул языком. А ему-то что с этого? Он, Луи, не тираноборец. Значит, Италия не подходит.
Так, дальше у нас Священная Римская империя германской нации. Немцев Луи уважал за латентную и тем более пикантную развратность, но не любил за то, что, зачастую не находя себе исчерпывающей сатисфакции, последняя охотно переодевается в белые плащи меченосного пуризма. И потом всякие Мартины вместо того, чтобы умело подпоить глянувшегося мужика и отсосать у него, разомлевшего и благосклонного, становятся сплошь оловянными.
Луи хитро скосил глаза на городской ров и попытался вообразить себе сцену совращения Карла. Нет, герцог, пожалуй, столько не пьет. Тоже немчура наполовину. Или, скорее, удвоенная немчура. Потому что Карл и развратен, и крестоносен по-своему.
Так, ещё Англия и Испания. Испанцы – те же немцы, только наоборот. А англичане…
Англичане устраивали Луи со всех сторон. Бедные, флегматичные, благородные, нейтральные и безбожные.
Но англичан Луи тоже выбраковал. Просто так.
Вульгарное пространство бегства было исчерпано, и не стоило оригинальничать, припоминая всех суверенов наподобие герцога Анжуйского или там Гранадское королевство, швейцарские кантоны и датско-польскую химеру под водительством шляхетной династии Фортинбрасов. Турок, венгров, Орду, гипербореев и песиголовцев Луи тоже обошел своим вниманием, ибо не хотел быть съеденным на таможне оголодавшими троглодитами.
Есть ещё монастыри. А что? Стать добропорядочным кармелитом, петь хвалу Создателю, ходить с кружкой для подаяний, выписывать индульгенции.
Луи остановил коня – так ему понравилась в первую секунду эта идея. Но спустя минуту он вновь наподдал гнедому по бокам – мираж рассеялся. Нет, монастырь – это тоже трусливое, позорное бегство. Тем более позорное, что на сто один процент спасет его от мести Карла. Если на венгерской границе его, Луи, ещё могут настигнуть ассассины или медноязыкая змея, сплетенная Жануарием из волос Изабеллы, то в монастыре – нет. Герцог не пошлет никого и ничего, ибо будет знать – Луи погребен заживо.
Конная прогулка Луи – первая в его жизни конная прогулка, которую он совершал как таковую, то есть без каких бы то ни было зримых целей – подошла к концу. Луи полностью объехал Дижон и остановился перед воротами, через которые не так давно герцог вернулся с победой. Перед воротами, которые он, Луи, покинул беспрепятственно два часа назад. Да, вовсе не обязательно бежать из Дижона неуютной ночью. Можно и при свете дня, прямо сейчас.
Туда? – Луи бросил взгляд на приветливо распахнутую пасть Дижона. Или туда? – взгляд Луи сэкономил, ибо и так отчетливо представлял себе тракт, приводящий со временем в Кале.
Нет. Лучше всего туда – пожирать с хвоста уже описанную единожды кривую окружность вокруг города. В конце концов, он многое не досмотрел. Там ведь есть ещё достопримечательности. Вот, например, можно съездить на берег Сюзоны. Или на холм Святого Бенигния.
Лучше на холм. Ниспослал ведь некто Мартину на Общественных Полях грифель как руководство к действию?