Книга: Карл, герцог
Назад: 10
Дальше: 12

11

Третье подряд солнечное утро наступило в полном соответствии со вчерашними знамениями и наконец-то принесло герцогу облегчение. Ловкий Жануарий освободил от щетины не монаршие, но помазанные скулы, щеки и то, что не имеет имени, однако же предохраняется в бою верхней пластиной нагрудника, то, что покрывает заднее полукружие скрипки, то, что всё-таки обрастает щетиной.
Карл, чуть запрокинув голову назад, растянул пальцами красивый шрам и с легким беспокойством удостоверился, что его уже почти не видно, что он сам, не хранись в его памяти сотен слепков с этого восхитительного шрама, который помнился ему ещё совсем свеженьким, юным, сочащимся кровью и сукровицей, потом постарше, взятым коричневым струпом, зрелым, розовым, медленно утопающим в коже, слепнущим, бледнеющим и безвозвратно уходящим в прошлое, он сам едва ли разыскал бы его без посторонней помощи – чьей?
Карл был почти здоров, и всё-таки улыбнулся печально, поддавшись на мгновение какой-то неуместной, дикой и вообще невозможной для него мысли о бренности бытия. Печальная улыбка тоже была лицевым жестом невероятным, столь же невероятным, как, например, имя того, что обрастает щетиной, но не щека, не скула, не шея. Уличив зеркало в лживости – улыбалось оно, зеркало, не я – Карл оттолкнул руку Жануария, служащую обманщице (зеркало est feminium и только feminium <женский род (как грамматическая категория) (лат.).>) отнюдь не изящной подставкой, и на волнах слабости проплыл в трапезную, где шум голосов пел ему о беспутной пышности бургундского двора. Двести четырнадцать персон, допущенных к столу, мой Бог, больше, чем у Шарлемана и Александра Великого, взятых вместе! Хорошо, очень хорошо, что все здесь не уместились. И погано, препогано – близкий мир, чёртов мир, плакали все благовидные предлоги уложить десяток-другой баронов под любым парижем, будь то Париж или не Париж.
– Доброе утро, сеньоры! – пророкотал он Ричардом Львиносердым, впитывая звон отзывчивых хрусталей, млея в льющемся отовсюду восхищении, растворяясь в преданности и улыбках. И часом позже, сытый, доодетый, подобревший, подсаживаемый в седло мощнодланными оруженосцами, проворковал себе на ушко, как хорошо было бы удвоить количество придворных и тем самым учетверить, удесятерить число зеркал, в которых сияешь.
Назад: 10
Дальше: 12