Книга: Алый лев
Назад: Глава 31
Дальше: Глава 33

Глава 32

Кавершам, Беркшир, весна 1214 года

 

— Что ты о ней думаешь, мама? — спросила Махельт, понизив голос, чтобы ее не было слышно за окном, перед которым они с матерью сидели, вышивая плат для алтаря Кавершамской часовни.
Изабель положила два аккуратных стежка и взглянула в окно на свою будущую невестку, кормившую коня Вилли маленькими кусочками хлеба с ладони. Алаис де Бетюн прибыла два дня назад на закате, в самый разгар бури. Девушка была очень напугана и измотана поездкой. Изабель предложила ей утешение, нежность и теплую постель. Алаис отказалась от первого, приняла последнее и проспала большую часть дня.
— Рано судить. Ты с ней ехала. У тебя было больше возможностей узнать ее получше, — Изабель взглянула на свою дочь. Махельт и Хью взяли на себя ответственность привезти Алаис из восточного Холдернесса в ее новый дом. Махельт хотела повидать своих родителей, пока они находились в менее отдаленном и более безопасном месте, чем границы Южного Уэльса, куда они должны были вскоре вернуться.
— Она очень мало рассказывает о себе, — ответила Махельт, тоже выглядывая из окна и рассматривая Алаис де Бетюн.
— Может, она стесняется?
— Я бы сказала, она сдержанная… и ей еще расти и расти.
Изабель улыбнулась. Махельт было двадцать лет. У нее было двое детей, четырехлетний Роджер и Хью, которому в Михайлов день должно было исполниться два. Конечно, сама Махельт очень повзрослела. Она больше не была той только что вышедшей замуж девочкой-невестой, которая махала им на прощание у ворот Фремлингема, когда они уезжали в Ирландию. Она была зрелой женщиной, женой и матерью, уверенной в себе и полноправной хозяйкой дома.
Махельт задумалась.
— Она мало говорила во время путешествия, но это, наверное, потому, что она нас не знает, и еще ее мать недавно умерла…
— И отец всего год назад. Ей в последнее время пришлось несладко.
Махельт разложила шитье у себя на коленях.
— Алаис сказала мне, что рада, что ее отец умер.
— Что ж, это не назовешь сдержанностью. И почему же она такое сказала о своем отце?
— Не знаю. Она упомянула об этом, когда я выразила ей свои соболезнования по поводу того, как тяжело, наверное, в такой короткий срок потерять обоих родителей. Но больше ничего из нее выудить не удалось.
— Должно быть, у нее есть для этого причины.
— Ее нелегко разговорить. О матери она вообще ничего не сказала. Не думаю, что они были очень близки.
Изабель продолжала смотреть на свою будущую невестку в печальном молчании. К девушке присоединился Вилли. На его одетой в перчатку руке сидел ястреб-тетеревятник. Когда Алаис обернулась и перевела взгляд с коня на него, Изабель показалось, что над ними засияло солнце.
Махельт хихикнула:
— Может, стоит поторопиться со свадьбой, мама. Ты же не хочешь, чтобы следующий наследник Пемброука был незаконнорожденным.
Изабель хлопнула дочь по колену.
— Стыдись, что за мысли! Я уверена, что Алаис останется девственницей до свадьбы.
— Но, может, будет немного менее невинной, чем сейчас…
— Что только к лучшему. И не говори мне, что вы с Хью легли в постель безо всякого флирта.
Махельт покраснела.
— Мы следовали твоему пожеланию подождать, пока я созрею, — ответила она. — Но это не помешало Хью ощупывать плод, чтобы понять, не созрел ли он и нельзя ли его уже надкусить, — она многозначительно взглянула на мать большими темными глазами. — Но в конце концов, я думаю, это плод его надкусил.
Изабель не удержалась от смеха: Махельт была неподражаема.
— Боюсь, ты слышала слишком много болтовни Элизабет Авенел, когда была ребенком, — сказала она.
Махельт яростно замотала головой:
— Вовсе нет. Я училась, глядя на вас с отцом. Я помню, как часто полог на постели был опущен, когда он бывал дома… — ее игривый взгляд посерьезнел. — Это было хорошо, потому что я понимала, что, если меня отдать правильному человеку, у меня может быть такая же хорошая жизнь.
— А Хью — правильный человек?
Махельт взглянула на своего младшего сына, спавшего на стеганом одеяльце; он раскидал ручки в стороны, его личико раскраснелось.
— Да, — ответила она с нежной улыбкой. — Мой отец не мог бы найти человека лучше, — ее взгляд потеплел, она развеселилась: — Вскоре после того, как мы поженились, Трипс сжевал новые парадные туфли Хью.
— О Боже мой, — улыбнулась Изабель. Ее зять был привлекательным молодым человеком, которому нравилось хорошо одеваться. Он не был пустым, надменным франтом, но знал цену красивой внешности и при каждом подходящем случае любил разыгрывать из себя павлина.
— Думаю, именно тогда я по-настоящему в него влюбилась, — сказала Махельт. — Я поняла, что мне досталось, — она снова рассмеялась. — Ох, как он ругался! Я никогда таких слов не слышала, даже от Вилли с Ричардом, когда они за спиной епископа Оссорийского решили устроить «поединок сквернословия». Но когда он закончил, он нашел в себе силы посмеяться над этим, и он не высек Трипса и не выгнал его из дома… Он знал, как много этот пес для меня значит, особенно тогда, когда все мои родственники уехали и кругом все такое незнакомое. Он сказал, что это не важно, а вторую пару выходных туфель убрал на полку, чтобы пес до них не добрался, — она снова выглядела как девочка. — Мама, ты много знаешь мужчин, которые пойдут на такое ради жены?
— Верно, — согласилась Изабель. Ей стало тепло, оттого что для ее дочери нашли такую подходящую партию. Никогда нельзя было сказать с уверенностью, что люди смогут ужиться вместе. Даже если все казалось удачным, всегда была вероятность, что все пойдет плохо.
На улице молодые люди садились на лошадей. Вилли передал своего ястреба слуге, а сам подсадил Алаис на стройного гнедого коня. Она заигрывала с ним, глядя на него сверху вниз и принимая поводья из его рук.
— Она хорошо держится в седле, — сказала Изабель, оценивающе взглянув на нее.
— И она красивая.
— Это, должно быть, у нее от матери. Болдвин, упокой, Господи, его душу, был отважным, но красотой не отличался, — Изабель снова принялась за шитье, почувствовав грусть. — Мы не можем поторопиться со свадьбой, — ответила она на брошенное ранее замечание Махельт. — До тех пор пока не решится вопрос с ее наследством.
Махельт выглядела ошеломленной:
— Я думала, что вы обо всем договорились много лет назад во время обручения.
— Так и было, и король его одобрил, но сейчас ее сводный брат оспаривает права на ее приданое. Он наследник их матери и претендует на часть земель, которые по договору принадлежат ей.
Махельт не верила своим ушам.
— Но если король в свое время одобрил это соглашение, у этого человека нет никаких прав. Это ведь Вильгельм де Фор, да? — она порылась в памяти. — Я тогда была очень маленькой, но я его помню по Лондону. Он пнул меня, а Ричард пнул его в ответ.
— Неважно, есть у него права или нет, — ответила Изабель. — Какое это имеет значение, если король позволяет ему претендовать на эти земли?
— Ты хочешь сказать, он разрешит оспаривать законность договора?.. Он этого не сделает, — она впилась взглядом в лицо матери. — Мой отец ему нужен больше, чем Вильгельм де Фор.
— Может и так, — сказала Изабель, — но не все так просто. Он называет себя де Фором, но его настоящее имя должно бы быть Фицрой…
Губы Махельт зашевелились, она беззвучно повторила это имя, а потом вскрикнула и тут же зажала рот рукой.
— Он незаконнорожденный сын Иоанна! Господи Боже мой, мама!
— Иоанн никогда его официально не признавал, но в конце концов его матери достались в наследство земли, она могла его содержать, а де Фор был удобной фигурой на роль отца кукушонка.
Глаза у Махельт были размером с блюда.
— А Болдвин знал, когда женился на ней?
— Разумеется, знал. Невозможно было служить при дворе и не знать о таком скандале, к тому же этот секрет никогда особенно не скрывался. Ты об этом не слышала, потому что была слишком мала, и не такое это дело, чтобы мы с твоим отцом стали обсуждать его при тебе. Но мы знали. Именно поэтому твой отец с Болдвином так скрепили брачный договор между твоим братом и Алаис, чтобы никто и ничто не могло его разорвать. Но де Фора это не останавливает, и Иоанна не остановит.
Махельт откинулась назад на своем сидении, все еще под впечатлением от услышанного.
— Жена Болдвина никогда не казалась мне одной из тех, кого Иоанн выбирает для постели, судя по тому, что я слышала, конечно.
Изабель с интересом взглянула на нее.
— А именно?
Она подумала о том, как близка была опасность к ней самой, когда дело касалось похоти Иоанна.
Махельт поежилась.
— Золотые волосы, груди размером с подушки и отсутствие мозгов.
Изабель сжала губы и сделала несколько стежков, хотя ей было трудно оставаться спокойной. У нее были как раз такие волосы, хотя со временем их блеск потускнел, она была отнюдь не плоской, и, возможно, Иоанн считал ее безмозглой.
— Значит, он предпочитает женщин, похожих на куриц, — произнесла она ничего не выражающим тоном.
— Королю доставляет удовольствие развращать жен и дочерей своих лордов, — сказала Махельт. — И тут ему все равно, как они выглядят. Да, он пытается доказать, что он главный петух в своем большом курятнике, хотя раньше этот петух кукарекал с вершины навозной кучи.
— Я думаю, именно так Иоанн поступил с Хавис Омальской. Она забеременела, а потом он подбросил ее де Фору, чтобы тот гадал, глядя на бастарда, чей это сын.
Махельт насупилась:
— Но он не сможет разбить помолвку Вилли и Алаис, правда?
— С Иоанном ни в чем нельзя быть уверенной, — мрачно отозвалась Изабель.

 

Вилли ехал рядом с Алаис по залитой солнцем лесной просеке. На деревьях набухли почки, а кое-где уже проклюнулись маленькие зеленые листочки. Вилли казалось, что древесный сок течет и в его жилах, подобный темному меду, вязкому и сладкому. Он не мог поверить, что молодая женщина, едущая рядом с ним и улыбающаяся ему, бросая на него взгляды из-под ресниц, когда-то была тощим жалким созданием, на чей палец он десять лет назад надел слишком большое для нее кольцо для помолвки. Теперь кольцо было ей впору. Оно красовалось на ее безымянном пальце — сапфир, утопленный в расплавленное золото. Ее кожа была бледной, цвета слоновой кости, почти прозрачной, косы — золотисто-каштановыми, а ее взгляд обезоруживал его. Ее похожие на агат глаза меняли свой цвет в зависимости от освещения: сейчас они были зелеными, потом янтарными, потом темно-карими, но, хотя эти перемены завораживали его, по-настоящему его подкупало выражение подлинного обожания в них и то, как робко она с ним заигрывала. Казалось, она смотрит ему в душу, все про него знает, и ей все нравится. Он не привык к тому, чтобы кто-то жадно ловил каждое его слово, и это новое ощущение кружило ему голову. Она была отличной наездницей и правила конем уверенно, даже не задумываясь о том, что ей нужно делать. Некоторые придворные дамы в седле выглядели как мешки с мукой, только что привезенные с мельницы, но не такова была Алаис.
— Вы держитесь в седле как королева, — сказал он ей.
Ее щеки залились краской, и, искоса взглянув на него, она поблагодарила Вилли.
— Кто вас научил, ваш отец?
— Да, — ответила она и опустила глаза. Он заметил, как сжались ее губы, и подумал, не затронул ли он больную тему. Он не хотел ее расстраивать.
— Вы, должно быть, глубоко скорбите о нем. Я знаю, что моему отцу его очень не хватает.
Она какое-то время ничего не говорила, двигаясь в такт с лошадью. Ее косы блестели, как роскошный шелк.
— Я ненавидела его! — пылко выдохнула она наконец. Вилли ожидал услышать совсем другое и теперь мог только ошеломленно смотреть на нее. Болдвин де Бетюн был лучшим другом его отца, товарищем по рыцарским турнирам и на поле брани. Он помнил, как Болдвин взъерошивал его волосы, дразнил его, в шутку боролся с ним и с Ричардом, как раздумывал над шахматной партией.
— Почему? — спросил он.
Алаис выпятила влажную нижнюю губу, и он был поражен тем, сколько желаний вызвало в нем это движение.
— Потому что он имел привычку колотить меня, запирать в пустой кладовке и держать там на хлебе и воде… И мою мать он тоже бил.
У Вилли отвисла челюсть, а глаза округлились до размеров блюда.
— Болдвин так поступал? — если бы она сказала, что у Болдвина было две головы и хвост, он удивился бы не больше.
— Вы мне не верите? — теперь в ее голосе зазвучала враждебность, отчего вся мягкость исчезла, а взгляд стал острым, как битое стекло.
Вилли крепче взялся за поводья и закрыл рот.
— Нет… да, конечно, верю, потому что люди редко бывают теми, кем кажутся… просто… я… — он, не найдя слов, покачал головой.
— Когда я возражала, он называл меня дерзкой. Он говорил, что ему не нужна дочь, которая унижает и позорит его своей невоспитанностью и тем, что заговаривает, когда ее не спрашивают… а похоже, именно это я и делала, стоило мне раскрыть рот. Мы с матерью должны были знать свое место и быть у него под каблуком… как… как хорошо выученные собаки. Если мы вели себя так, как он считал правильным, нас гладили. Если нет — нас били, — в ее глазах вдруг появился влажный блеск, и если до этого Вилли был просто очарован ею, то теперь он был окончательно пленен.
— Не плачьте, — хрипло произнес он. — Иначе я перестану быть мужчиной.
Ее улыбка засияла сквозь слезы.
— Этого не случится, милорд.
Вилли покраснел. Когда она назвала его «милордом», его словно охватило жидкое пламя, потому что так обычно обращались к его отцу.
— Когда я буду вашим мужем, никто не посмеет ударить вас или причинить вам боль! — пылко произнес он.
Вымученная улыбка стала искренней. При виде ее Вилли словно впал в дремоту и утратил всякую способность контролировать свой одурманенный любовью разум.
— А если моему брату удастся заполучить часть моего приданого? Договор все равно останется в силе?
— Конечно, да, — возможность любого другого исхода наводила на него ужас. — Наши отцы были лучшими друзьями, и этого достаточно, чтобы вы стали моей женой. Ваш брат ваши земли и пальцем не тронет, — добавил он. В его голосе зазвучала сталь. — Я вам это обещаю. Что бы ни сказал и ни сделал Иоанн, наш брачный договор все равно останется в силе. Вы моя, а ваши земли будут принадлежать нашим детям.
Она покраснела, а брошенный ею взгляд заставил его подумать о том, как невыносимо тяжело будет для него время ожидания, пока они не станут законными мужем и женой.

 

Иоанн разглядывал молодого человека, поднявшегося с колен. Симпатичный высокий парень, пожалуй, даже очень симпатичный. Темные волосы, узкие губы, короткая аккуратная борода. Иоанн в молодости. Вильгельм де Фор, лорд Холдернесский, прибыл ко двору, чтобы заплатить долги короне, оставшиеся после смерти его матери, и заявить о своих правах на наследство.
— Добро пожаловать, — сказал Иоанн. — Я хотел бы видеть тебя чаще, но твоя мать предпочла растить тебя не в Англии.
— И я был бы рад чаще посещать двор, сир, но у моего отчима были другие планы, — его голос, глубокий и богатый интонациями, ласкал слух, как и голос Иоанна. Пальцы юноши украшали золотые кольца, а край его рубашки был обшит тонкой полоской шелка — что важно! — королевского пурпурного цвета.
— Возможно, у твоего отчима были на то свои причины, — мягко произнес Иоанн и велел слуге налить им вина. — Ты читаешь?
Он указал на несколько книг, сложенных стопкой у дорожного сундука. Некоторые из них были в обложках из простой кожи, другие — в позолоченных и украшенных драгоценными камнями.
У де Фора загорелись глаза.
— Да, сир. Я, как и вы, собираю книги.
Иоанн подошел к стопке, выудил из нее одну из книг в простой кожаной обложке и протянул своему гостю:
— Принадлежала Хьюберту Вальтеру. О делах казначейских. Ты можешь найти в ней кое-что полезное.
— Благодарю вас, сир, думаю, так и будет, учитывая, что мне нужно где-то найти деньги для уплаты долгов после смерти матери, а семейный доход сокращается из-за того, что моя сестра выходит замуж за наследника Маршалов, — он потер кожаный переплет пальцем и жадно взглянул на книги в драгоценных обложках. Иоанн проследил за его взгляд. Если молодой человек ожидал получить одну из них, его ждало разочарование.
Иоанн почесал подбородок.
— Приданое твой сводной сестры — это еще не все земли, оставленные тебе матерью. Однако в память о ней и поскольку мне сейчас нужны люди, готовые служить своему королю верой и правдой, я готов возместить тебе большую часть тех средств, что уходят из семьи. Если ты хочешь послужить мне, то и я, в свою очередь, готов помочь тебе всем, чем могу.
Де Фор взглянул на книгу, которую держал в руках. Он перелистнул несколько страниц, прочел немного, а затем поднял на Иоанна глаза, полные вызова:
— Отец моей сводной сестры, выделяя ей долю в семейном имуществе для приданого, воспользовался привилегиями.
Иоанн пожал плечами:
— Это не в моей власти. У него было на то право, а договор составлен безупречно и подписан при слишком большом количестве свидетелей. Его нельзя ни разорвать, ни опротестовать.
— Значит, вы ничего не можете сделать, чтобы помешать этому браку или сохранить за мной эти земли?
Иоанн взглянул на свои чистые, ровно подстриженные ногти.
— Если никто из них не умрет, нет, — ответил он безразличным тоном.
— Да, я так и думал, — согласился де Фор столь же равнодушно. — Какая жалость.
Назад: Глава 31
Дальше: Глава 33